Сказка о флейте

Вот солнце – шарик смешной и круглый, что отмечает теченье лет. Вчера девчушкой играла в куклы, сегодня время пришло взрослеть, и детство уж потерялось где-то: лишь обернулась – и след простыл. «Послушай, девочка, эта флейта – вы с нею обе не так просты». Судьба на поле страниц истёртых не то напишет, что ты ждала: вот флейта, что поднимает мёртвых. Вот ноты. Вот музыкальный класс. День изо дня просыпаться рано, себя, работая, не жалеть; принцессой в башне жить под охраной отряда лучших учителей. «Ты можешь лучше! Стремись! Старайся!» – их лица строгие говорят. Не поддаётся неловким пальцам упрямых клапанов стройный ряд. Что ищешь ты в этом жалком звуке? Что б ни искала, оно не здесь. Она играет умершей мухе на подоконнике в жаркий день – ей говорили, весь мир стареет, и только мёртвым уж не стареть, – увядшим розам в оранжерее, засохшей яблоне во дворе… Волшебный тон, ускользая, ма́нит, почти знакомый, чужой словам; вот если только бы ей дыханья хватило, духа и мастерства – чтоб звук, как хочет, разлился шире, нашёл предел и шагнул за грань!.. «Начни с начала. Опять фальшивишь». Ну что ж, как скажете – в сотый раз… Бледнеют в памяти близких лица, давно привычным стал новый дом. Ей мама пишет, что ей гордится, и между строчек: «скучаю, дочь». Она встаёт и играет ночью, когда луна не даёт уснуть. «Так вы уверены? Это точно?» - «Да. Флейта хочет её одну». Лучи заката сияют бронзой, усталой болью стучат виски. … Головки вдруг поднимают розы, и расправляются лепестки. Цветы и бабочки, птицы, звери. Вновь оживает муть мёртвых глаз. К ней сам король приезжал проверить, как с обученьем идут дела. Он слушал эхо под сводом зала и там, под сенью старинных стен, смотрел, как мёртвая кошка встала и принялась намывать гостей – должно быть, смерть так от жизни близко, что всё равно ей почти сродни. Погладил кошку, кивнул флейтистке; уехал, слова не проронив. *** Поэтам мирная скука в тягость – что ж вы не рады шагам беды? Сгорает в пепел невинный август, и жжёт глаза его горький дым; война ползёт ядовитым змеем, и самый воздух пропах войной. «А люди? Как это – не умеешь? Ну что ж, поехали всё равно». Солдату спрашивать – дело третье, ему б идти, не ломая строй. В горах гуляет, стеная, ветер по перепутьям забытых троп; зовёт кого-то на перевалах, свистит, как тысяча горных флейт. Она играет им на привалах – не жалко, если им так теплей. Усталых воинов глаза светлеют – невеста вспомнилась? Дочь? Сестра? Над ней смеются, её жалеют и греют вечером у костра; им с виду проще, большим и твёрдым, но каждый в сердце несёт своё. Она послушно играет мёртвым, но ни один из них не встаёт. Коль выйдет солнце – то лишь украдкой; на лужах тонкая корка льда. Немеют пальцы в чужих перчатках, что подарил ей один солдат. Седая осень дождями плачет, сквозь зубы шепчет: «Нет больше сил». Ей снится рыженький барабанщик, лежащий книзу лицом в грязи; дни бесконечно свивают кольца, и нет конца, никогда, нигде. Коня поднимет – что ж, тоже польза, не повоюешь без лошадей. *** Уж близко сумерки ночи длинной; минуты падают на бегу. Гуляет ветер в глухой долине, где стих недавно сраженья гул, ерошит клочья туманной гривы и шепчет – не разберёшь слова́. Как мёртво тихо на поле битвы, когда уж некому воевать! Послушай, слышишь ли ты дыханье? Уверен ли, что оно – твоё? Как жалко выживших трепыханье – возня измученных муравьёв. Горюя, небо склонилось низко; чернея, тонет в крови трава. С трудом, шатаясь, встаёт флейтистка. Жива. Пока что ещё жива. Качаясь, взглядом обводит поле, от слёз и боли почти слепа. Война ведь тоже зверьё слепое – ему неважно, кого топтать. Луна за нас не утонет в луже, на землю неба не рухнет высь. Что изменилось? Что стало лучше из-за того, что вы все мертвы? Под этим солнцем так много горя – один горячечный страх и бред. О чём, скажи мне? О чём мы спорим, за что бы стоило умереть? Ползет пятно по груди, алея, пропитан кровью рубашки бок. Она к губам поднимает флейту, хоть платит болью за каждый вдох. Тумана занавес чуть приподнят, и небо где-то над головой. Играй! Играй же для них сегодня, как не играла ни для кого! Играй, о боли забыв и ране! Вперые сделай последний шаг! Пусть станет вашим моё дыханье – мне всё равно уже не дышать… *** Судьба, бывает, дороги скрестит, завяжет нити – куда странней. Они сидят у костров все вместе – враги до смерти, но не за ней; на небе бледные звёзды стынут – их там, вверху, что в реке песка. Король в слезах обнимает сына, что был убит, когда вёл войска. Во тьме простуженной ночи горной уж прорастают цветы утра́. Готов идти на переговоры воскресший вражеский генерал. Сегодня ночью все видят лучше; пришла пора пересчёта цен. Иначе смотришь на мир, вернувшись оттуда, где всем нам быть в конце – куда, как долго бы жизнь ни длилась, нам ничего не забрать с собой. Пусть будет боль и несправедливость, и будет тысяча новых войн, и сколько будет погибших в сумме – её, пожалуй, спроси, войну! … но в э т о й битве никто не умер. Почти. Кто будет считать одну? Ей снится дом в середине лета, и ноты, и музыкальный класс. С хозяйкой рядом умолкла флейта. Она сыграла всё, что могла.