Про дракона, сокровища и чуть-чуть про принцессу

— А там, глубоко-глубоко, спит… дракон! — восклицает Летти, и столпившиеся вокруг нее девушки в один голос взвизгивают. — Самый настоящий — из плоти и крови! Своими глазами видела! Откуда в Лучиках взяться дракону, Летти не задумывается. Летти вообще ни о чем, кроме нарядов и причесок не думает, ну, еще о танцах и чулках. Но красива-то как! Третий год с нее Фарамант глаз не сводит, а она знай посмеивается над ним. Вот и сейчас заметила его взгляд (спиной, что ли, видит?). — Не веришь мне, Мантик? А спорим, сам ты в пещеры ни за что не сунешься? — Почему это? — Испуга-а-аешься, — она тянет слово так противно, так сверкает глазами, поджимает пухлые губки, которые остро хочется поцеловать, что Фарамант не выдерживает, поддаваясь на провокацию. — А вот возьму и пойду! Сегодня ночью! Поищу твоего дракона… наверняка это всего лишь откормленная ящерица. — Или великий Гудвин, — усмехается подошедший Дин, но Фарамант только отмахивается от его слов: ну откуда в Лучиках взяться Гудвину? Он-то небось про них не слыхал. Несомненно Дин над ним смеется. Как и Летти, которая предпочла бы принимать ухаживания Гиора, а не его, Фараманта, тощего и невысокого, у которого даже усы никак не желают появляться на свет. — В самом деле, что ли, пойдешь? — Дин смотрит недоверчиво, и это задевает сильнее, чем глупое хихиканье Летти. — Сказал же, что пойду, значит, пойду. Он выходит из дома, когда на деревню медленно опускается ночь. С неба зловеще смотрит полная ярко-желтая луна, на опушке леса тяжело ухают филины, и Фарамант морщится, когда замечает, с каким ленивым интересом глядят на него птицы. Позади горят в домах свечи, топятся печки и, вероятно, стоит на столах ароматная теплая каша. И так хочется вернуться… Но в окошке дома Летти видно ее круглое красивое личико, и Фарамант не решается послать ей воздушный поцелуй. Тот же Дин бы послал. И в пещеры спустился бы, не колеблясь. И чего же не Дин, а он сам ввязался в глупый спор о драконе? Пещеры начинаются через поле от Лучиков. Говорят, все деревня стоит на этой сети подземных ходов, появившихся здесь по желанию злобного колдуна. Которого? Фарамант не знает. Великий Гудвин прилетел с Солнца, когда Лучики стояли на своем месте второй век, а кто до него был… так те не были столь могущественны. В заплечном мешке, кроме консервов, хлеба и солонины, лежит огниво, так что вскоре, приладив под факел толстую ветку и пропитав смолой тряпку, Фарамант делает решительный шаг в темноту. Страшно. Наедине с самим собой можно не лукавить: здесь нет насмешливых глаз. Каждому мальчишке хочется быть героем, храбрецом и спасителем в глазах благосклонных красавиц. Вот только не у всех получается… И не во всем. Не видит Фарамант подвига в бродне по пещерам, где заблудиться и погибнуть с голода — проще простого. И почему храбрость должна быть безрассудной? Он не знает, сколько времени прошло с тех пор, как он спустился под землю. Вероятно, уже более часа. По крайней мере, те коридоры, которыми идет он сейчас, ему определенно незнакомы, а ведь в детстве он в этих пещерах играл. Или коридоры со временем путаются? Стены испещрены трещинами, и иногда кажется, что они сплетаются в какой-то рисунок. Как будто… карта лабиринта? Действительно, Фарамант вглядывается в них пристальнее и видит что-то похожее на изображенный на карте крестик и линии-черточки вокруг. — Готов поспорить, что в такую даль Летти не забиралась, — бурчит он. — Дракон… А что же на самом деле здесь было? Рудник? Похоже, должно быть… Но добывать-то тут нечего. Спустя еще немного времени Фарамант осознает: в пещере он не один. До поры до времени удавалось списывать звуки на что-то невинное — капанье воды, стук камешков под ногами, эхо, но теперь приходится признать: он четко слышит шаги. Не шелест, не капли, не что-либо еще. Кто-то идет за ним. Или навстречу?.. И этот кто-то, наверное, человек, потому что известные Фараманту звери так не топают. А неизвестным в Лучиках взяться неоткуда. Фарамант останавливается, вглядываясь в темноту. Даже с поднятым над головой факелом света недостаточно. По-хорошему, его и вовсе стоило бы погасить, тогда, глядишь, глаза привыкли бы к темноте и смогли различить вдали фигуру. И, может быть, неизвестный не обнаружил бы Фараманта? Но перспектива оказаться в кромешной тьме пугает не меньше. Вполне возможно, что в пещерах бродит кто-то неопасный типа соседского чудака. Или заблудившегося рудокопа. Или… Да мало ли кто может здесь быть! Обратную дорогу без света все равно не найти. Так что он прислоняется к стене, достает из-за пояса кухонный нож и замирает, ожидая встречи. Вскоре выясняется, что неизвестный крадется не в темноте. Пятно света от факела плывет навстречу решительно, и Фарамант уже может различить силуэт высокого человека. Только лицо его скрыто капюшоном. Цвет куртки определить не удается. Если вылинявшая на солнце зелень, значит, впереди не чужак. А если нет? «Кто ты? — напряженно думает он. — Зачем ты идешь за мной?» Фарамант перехватывает поудобнее нож, надеясь, что ему все же не придется пускать его в ход. От дрожащего в руках факела слезятся глаза, и он смаргивает непрошеные слезинки, боясь, что из-за них пропустит движение неизвестного. Выпрямляется. Подумав мгновение, решает, что лучше не будет первым ни о чем спрашивать. И снова пытливо смотрит вперед. — Аыыыууу, — выдает неизвестный, протягивая к Фараманту свободную трясущуюся руку. И Фарамант не выдерживает, вскрикивает, отскакивая в сторону, взмахивает ножом, но тот мгновенно оказывается выбитым, а рука его — заломленной за спину. Факел падает на землю, а неизвестный, тоже избавившийся от своего факела, второй рукой зажимает Фараманту рот. — Сдурел? — говорит он голосом Дина. — А если обвал начнется? — Сам сдурел! Чего пугаешь так? — А чего ты пугаешься? Штанишки сухие, герой? — Да пошел ты, — Фараманту удается оттолкнуть Дина, а потом и нащупать на полу чудом не погасший до конца факел. Предстоит еще отыскать нож, но Фарамант не знает, в какую сторону отбросил его Дин. Подумать только, а ведь он мог бы ранить друга. Или убить. Как бы он жил после этого? А этот придурок знай себе шутит. — Ну, Мантик, ты и идиот, — бурчит Дин, подбирая свой факел и протягивая Фараманту нож. — По одному слову Летти в пещеры лезешь, а дальше что — дракону в пасть? — А ты, можно подумать, здесь не из-за нее? Дин сверкает глазами и не отвечает. А ведь они были друзьями, сколько помнил себя Фарамант. Вместе воровали яблоки, вместе искали норы кротов, и коров пасли вместе, и даже вместе едва не утонули, когда Дин сорвался в реку, пытаясь достать повисшего на ивовой ветке змея, а Фарамант кинулся его спасать. А все же неправы оказались их матери, считавшие, что сынков ничто не сумеет разлучить: поссорились же они из-за Летти. «Обидно», — думает Фарамант, и это единственное, что сейчас выражает его мысли, и за дружбу обидно, и за насмешки, и за Летти, конечно. Почему их угораздило влюбиться в одну девушку, пусть даже самую красивую? — Все равно она за тебя не пойдет. — А за тебя пойдет? — Не знаю. — Дин тянет руку к его плечу, но Фарамант отодвигается в сторону. — Да брось ты, за Летти еще ее родители стоят, а дядя Лоон, сам знаешь, дочку абы за кого не отдаст. — Я абы кто? — Нет. — Дин все же ловит руку Фараманта и заставляет посмотреть в глаза. — Ты не абы кто, Мантик. Вот только Лоону нужен такой зять, которого можно на службу во дворец Гудвина устроить. Не слышал, что ли, как он хвастался, что местечко для мужа Летти держит? — А меня во дворец нельзя — рожей не вышел? — Фараманту плевать и на дядьку Лоона, и на место во дворце Гудвина. В эти мгновения ему вроде как даже до Летти нет дела. Просто обидны слова этого… друга. — Это что же за место такое, которое для специально для придурковатых насмешников создано? Собираешься стать шутом, Дин Гиор? Дин сплевывает, цедит сквозь зубы ругательства и все же бьет Фараманта в плечо. Не сильно — ровно настолько, чтобы факел вновь вылетел из его руки и все же погас, откатившись в сторону. Фарамант поджимает под себя руку, в которой все еще зажат нож. Нет, кидаться на Дина он не будет. Не хватало еще, чтобы разодрались тут не на жизнь, а на смерть. — Эй, — зовет Дин, переворачивая Фараманта на спину. — Да отпусти ты нож, придурок. Ну или бей! Да, бей, не стесняйся! — Пошел ты. Фарамант с тоской глядит на затухающий факел Дина, пытаясь сообразить, как далеко от входа они ушли. Скоро должна быть заря. — Как возвращаться будем? — спрашивает он, смирившись, что в обратный путь придется идти бок о бок с Дином. — Ножками. А ты прямо сейчас собираешься назад топать? — А ты предлагаешь поискать дракона Летти? — Фарамант думает, что не отказался бы пройти еще чуть-чуть, узнать все же, что за карты и схемы выбиты на стенах, но не в темноте же. Да и усталость дает о себе знать. Почему бы не вернуться в деревню поутру, объявив, что не нашел и следа дракона? Или это будет недостаточно героически? Судя по сомнению в глазах Дина, тот думает о том же. — Эх, герой, — бормочет Дин, когда Фарамант пытается пойти вперед, шаря по стене рукой. — Книжный червяк ты, Мантик. Ну кто в пещеру с пустыми руками суется? Небось еды набрал, ножик вот прихватил, а о веревке не позаботился? И о факеле на смену… Ты хоть плед взял? Фарамант качает головой, позабыв, что Дин уже не может этого увидеть. Ночевать в пещере он не собирался. Он вообще не думал, что станет тут делать; по крайней мере, цель «покорить сердце красавицы Летти» никак не предусматривала таких деталей. Дин догоняет его уже с зажженным факелом в руках. — Дед говорил, будто клад здесь зарыт. — Под Лучиками? — Под Лучиками. — И кто же его зарыл? Фарамант вспоминает летописи, вернее, списки с них, которые нашел в библиотеке в Изумрудном городе два года назад. Про клад там ни слова. Там и сама-то деревня едва упомянута. Но ведь это же список… Кто знает, как могли за прошедшие годы переписать оригинал, посчитать неважным, ошибочным. Фараманту и самому порой хотелось переписать что-нибудь из книги, переделать это по-своему и спасти героя от неминуемой смерти. — Так выдумка это, Мантик, — отвечает Дин спустя долгую паузу. — Ты уже небось историю себе надумал, возомнил себя счастливым кладоискателем с сундуком древнего золота и ветхих свитков? По глазам вижу, что что-то такое придумал. Фарамант не успевает возмутиться, когда Дин, решительно утягивая его в один из боковых коридоров, указывает на потолок. — Видишь, копоть. Тут ходили наши предки. Ну, мои, во всяком случае. Клад этот… Дед говорил, будто волшебницы, едва прилетев в Волшебную страну, поспешили поделить территории, пообещать, что никогда не сунутся во владения друг друга, но вот Зеленую страну, никому из них не принадлежащую, они могли посещать сколько вздумается. И однажды все четверо решили — тайком друг от друга, разумеется, — спрятать в Зеленой стране кое-что из своих артефактов. Самых опасных и самых могущественных. И вскоре это выполнили. — Зачем? Хотя логично: если что, враги станут искать этот артефакт в их стране, так? Но чтобы все четверо одновременно так решили… И все под Лучиками? Дин рассмеялся, и на мгновение Фарамант смутился. Смех друга показался приятным. Впрочем, он столько лет не слышал этот смех таким — теплым, а не злым и насмешливым. — Ну одновременно или нет, не знаю, у них столетия были, чтобы додуматься. И не все под Лучиками, конечно. У нас только одна, но дед так и не решил, которая именно. Вроде бы он сначала думал, что артефакт Виллины ищет. Потом решил, что это должно быть с Гингемой связано. Мол, эта колдунья единственная из всех в пещере живет, она и догадается свой клад именно в пещере прятать. — С Бастиндой. Фиолетовая страна к нам ближе. Или же нет, колдуньи должны быть жадными, такие свое сокровище не оставят. Все же, наверное, Стелла, — решает он, отчего-то совершенно уверенный в своей правоте. — Она могла его на границу с Фиолетовой страной разместить… Заодно и против Бастинды оружие. Дин только хмыкает. Но Фарамант-то помнит, с каким азартом искали они норы кротов, потому уверен, что Дину самому хочется найти этот клад. Еще как хочется! — Клад, конечно, должен быть чем-то защищен? Заклинаниями? Хотя… Великий Гудвин, разумеется, отыскал бы тут следы чужой магии. Тогда это что-то естественное… Ямы? Обвал? Тут есть подземное озеро? — Есть. В том коридоре, в который мы не пошли. Фарамант кивает, разворачиваясь, но Дин хватает его за плечо. А после, помедлив чуток, толкает к стене и наваливается всем весом. — Даже не вздумай, — шипит он, и Фараманту чудятся змеиные нотки в его голосе. Как у дракона, стоящего на страже. Правда, через несколько минут это объясняется. — В том озере мой дед утонул. А еще этот коридор тупиком кончается — это отец выяснил, когда деда искали. Фарамант сочувственно молчит. А ведь в детстве помнил о гибели деда Дина. Правда, думал, что тот на рыбалке утоп. И теперь понятно, почему их ругали за игры в пещерах. И сказки эти про сокровища он тоже, должно быть, слышал. Просто… забыл. О многом забыл, повзрослев. — Эй, да брось ты! — Дин все еще прижимает его к стене, держит рукой за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты чего, еще заревешь, что сокровища не нашел? Ну да, подари ты Летти сундук золота, она бы, конечно, на тебя по-другому глядела. — Да пошел ты, — Фарамант отбивается и отталкивает Дина, хоть и не с первой попытки. — Сам тащи Летти сокровища, а я так не хочу. Если она меня не выберет, если вообще не она выбирает… Не надо мне так. Он хочет сказать, что вообще не уверен, что влюблен в Летти. Сейчас — не уверен. Это потом, снова столкнувшись с ней лицом к лицу (лицом к груди — что же так не повезло Фараманту с ростом?), услышав звонкий голос и засмотревшись в лукавые глазки, вообразит, что влюблен в нее. — Ляжем спать? — предлагает Дин. — Давай, Мантик, кончай грустить. Летти будет завтра, а сокровища в сказках, а дракона вообще ждать не стоит… Все, Мантик, хватит дуться. Фарамант кривится. Не нравится, как этот «Мантик» звучит. Из уст Летти не нравится. А Дин… ну, на этот раз в его голосе все же чувствуется теплота, так что можно потерпеть это глупое сокращение. — Ложись спать, — повторяет Дин, вытаскивая из своего рюкзака туго свернутое одеяло. Фарамант даже узнает его — правда, в детстве оно казалось большим. Не в него ли заворачивали их после того «купания» в холодной реке? И не в этом ли одеяле они клялись друг другу в вечной дружбе? Однако сейчас необходимость лечь рядом с Дином вызывает смущение. Может, просто выросли из совместных ночевок? Взрослые же, наверное, не спят вот так. Разве что муж с женой. Фарамант краснеет, когда на мгновение представляет, что это не Дин растянулся у его ног, а Летти. Решился бы он лечь рядом с ней? А при мысли о том, что могло бы последовать дальше, щеки начинают гореть так сильно, что даже Дин не может этого не заметить. Да и не только щеки… — Да хватит топтаться, — бурчит воображаемая Летти голосом Дина и резко дергает Фараманта на себя. — Спи. Фарамант надеется, что Дин не почувствовал бедром его стояка, но все же тотчас поворачивается к нему спиной. Нет, о Летти думать совершенно точно не стоило. Они закутываются в одеяло, пытаясь поджать ноги и руки. — В следующий раз, Мантик, тащи с собой что-то теплое, — шепчет Дин, и Фарамант чувствует, как от этого шепота его бросает в дрожь. Задремать удается не скоро. Вот только снится ему что-то безумное. Солнечный день и купание в Лучистой, безлюдный пляж на другом ее берегу, теплый песок под лопатками. Бархатная кожа под губами, карие теплые глаза. Не Летти, нет. Дина. И медные кудряшки в паху. Снится, как гладит руками его плечи, посыпает поцелуями живот так, как ласкают (Фарамант не уверен — нет опыта) девчонок. В руке оказывается его член, большой, красивый, с открытой головкой… такой, каким Фарамант его никогда, разумеется, не видел. Снится, что склоняется над ним, тихонько дует, заставляя Дина застонать, и решительно обхватывает губами. И сон настолько реалистичен, настолько горяч, что Фарамант едва не захлебывается. Разумеется, только слюной. Потому что, открыв глаза, он видит перед собой размеренно двигающуюся грудь друга. Дин спит на спине, выпрямив руки вдоль тела, и именно к его руке прижимается Фарамант стоящим членом. На мгновение ему кажется, что Дин вот-вот откроет глаза, и он краснеет, понимая, что не сумеет скрыть происходящее, однако стоит зашевелиться, чтобы отвернуться на другой бок, как Дин поворачивается к нему лицом, обнимает и закидывает сверху ногу. И Фарамант явственно чувствует, как тычется ему в бедро член Дина. — Моя принцесса, — шепчет Дин, и этот шепот отзывается в паху. — Принцесса… Фарамант краснеет, жмурится до слез, вот только стояк не спадает. И запах Дина — запах пота и травы — возбуждает еще сильнее, и пикантность их положения. Вот только от понимания, что он хочет Дина, а тому, несомненно, снится Летти, на душе пакостно. — Лапушка, — вновь шепчет Дин, прижимая к себе крепче Фараманта, еще и трется об него. — Принцесса. Фарамант вновь пытается отстраниться, кусает губы, чтобы не застонать, а через пару мгновений его крик тонет в чужих губах — Дин подтягивает его вверх, впивается в губы, пытаясь разомкнуть их языком. И… не открывает глаза. Это как же надо так спать? — Да пусти ты! — Фарамант рывком пытается откатиться в сторону, уверяя себя, что действительно вкладывает в этот рывок все силы, но оказывается прижатым Дином к земле. Его снова пытаются поцеловать, и Фарамант разрешает, шокированный неожиданным своим открытием — карие глаза напротив вовсе не кажутся ему сонными. — Ты… — бормочет он, когда поцелуй все же прерывается, — чего ты? — Мне… — Дин смущен. Отводит глаза. — Мне Летти снилась, — говорит он поспешно, потому что, в самом-то деле, разве полез бы красавчик Дин целоваться к парню в любом ином случае? — А ты? — Кажется, что в его глазах мелькает… надежда? — Мне тоже, — шепчет Фарамант, краснея и отворачиваясь. Ага, Летти, которой хватило сил прижимать его к земле и тереться щетиной об щеку. — А… Они все еще прижимаются друг к другу, и Дин всхлипывает сквозь зубы, когда Фарамант нечаянно касается его члена. И сам же случайно проводит рукой вдоль тела, касаясь Фараманта. — Ну, это нормально, Мантик, — говорит он. — Да, конечно, — подхватывает Фарамант. — Надо скорее жениться. — А то так и будем попадать во всякие… неловкости. Фарамант думает, что в такую ситуацию никогда прежде не попадал, но уверенно кивает головой. — Надо бы это, ну… — он недвусмысленно проводит рукой вдоль паха — своего, естественно. — Спустить пар, — подсказывает Дин, облизывая пальцы и запуская их под пояс своих штанов. И достает, чтобы вновь облизать. Фараманту кажется, что перед глазами его все темнеет. Он жмурится, не видя Дина, только выпаливает быстро, боясь, что у него не хватит смелости произнести фразу до конца: — А можешь мне с этим помочь? А я помогу тебе! И решается открыть глаза только тогда, когда чувствует губами прикосновение чужих губ. — Мне так легче, — извиняясь, шепчет Дин, и Фарамант легко соглашается и сам тянется целовать. В конечном итоге они же всего лишь помогают друг другу, не так ли? Правда, у Фараманта так и не хватает смелости лизнуть член Дина. Он только пальцы облизывает чересчур часто, желая распробовать вкус. И смущается, когда после этого тянется за очередным поцелуем. Вдруг Дин побрезгует? Дин кусает его за шею, лижет мочку уха, слюняво и неумело, но Фарамант повторяет его действия и думает, что выглядит не более опытным. И позволяет себе вылизать другу шею. — Соленая, — шепчет он. Движения становятся все более быстрыми, Фарамант тихо стонет, уже не стесняясь, и ловит такие же хриплые стоны Дина. И все происходящее кажется настолько правильным, как не казалось бы, будь на месте Дина Летти. И Фарамант отчаянно надеется, что именно «Да-а-а!» срывается с его губ, когда он кончает Дину в ладонь. — Моя принцесса. — Дин впивается в его губы, сжимает его руку, заставляя остановиться, и тут же выплескивается. Фарамант поспешно вылизывает ладонь. — Ну, надо же ее как-то вытереть, — поясняет он, переводя дыхание. Дин согласно кивает. А после они, конечно, ложатся спать, поворачиваясь друг к другу спинами. И уже на грани сна Фарамант слышит, как Дин поворачивается, прижимается к нему грудью и шепчет устало: «Принцесса». А после пещера сменяется деревенским балом, стайкой разряженных рыженьких девочек — кузин Дина, спорящих, кому же из них достанется корона принцессы, сплетенная кем-то из взрослых из бересты. «Я тоже, я тоже хочу быть принцессой! Я тоже хочу корону», — хнычет маленький Фарамант, но всеобщий смех является ему ответом. Сколько раз мамка рассказывала этот эпизод, заставляя Фараманта краснеть и оправдываться? Он уже и не помнит. А после пропадает бал и снова появляется пещера. Фараманту снится, что он ныряет в прохладную воду, в которой отчего-то гуляет по затылку приятный ветерок, плывет на глубину, ориентируясь на золотое свечение. Только драконий хвост обхватывает его за талию, однако не тащит прочь от сокровища, а… защищает? Пальцы его находят ларец, изящно украшенный всевозможными завитушками, и стоит Фараманту задеть одну из них, как светящийся ларец открывается и… Он открывает глаза. Смотрит на Дина, успев во сне развернуться к нему лицом, и смущенно улыбается. О вчерашнем оба не говорят. — Пошли, нас уже потеряли, наверное. Фарамант кивает и упрямо смотрит в пол, пока Дин сворачивает одеяло. Он предлагает поесть, но Дин только отмахивается, мол, дома поедим, нам недолго. — Не один же выход из этих пещер, Мантик. Нам до одного из них не больше часа. Фарамант раздраженно хмурится, думая, что могли бы и накануне прошагать лишний час. И тогда бы… тогда бы… И ему было бы решительно все равно, как долго смеялась бы над ним Летти. Он идет впереди, следуя за пятнам копоти на потолке. Дин шагает сзади, тяжко вздыхает, бормочет что-то под нос. Кажется, про придурков и влюбленных идиотов. Но Фарамант не желает на это отвечать. И про Летти говорить не хочет. И вообще. За сон и собственную реакцию стыдно. Он не сразу различает посторонний звук, жестом заставляет заткнуться Дина и морщится, когда слышит в тишине лишь потрескивание факела. — Что, опять чего-то испугался, герой? — Дин кривит в усмешке губы, но и сам прислушивается и оглядывается. И через пару секунд Фарамант различает где-то впереди плач и всхлипывания. — Там же ямы! Там провал был! Плач становится тише, а всхлипывания реже, и ребята прибавляют шаг. Они зорко глядят по сторонам, каждый из них вооружен факелом, чей свет теперь скользит по стенам. Фараманту уже нет дела до трещин и схем, он только краем глаза замечает, что они снова напоминают ему карту. — Смотри! В глубокой узкой яме по левую руку от Дина виднеется что-то светлое. — Да это же… Тилли! Младшая сестренка Летти поднимает голову, и Фараманту не нравится ее взгляд. — Слушай, она же не в себе! Должно быть, ударилась головой при падении. Дин кивает, сосредоточенно разматывая веревку и завязывая на одном из ее концов петлю. — Тилли, — зовет Фарамант. — Сейчас мы спустим тебе веревку, хватайся за нее и ничего не бойся. — Она не выберется сама, — шепчет Дин. — Надо бежать за помощью. Фарамант качает головой. Тилли внизу выглядит совсем плохо и через мгновение опускается на землю, теряя сознание. — Я сам спущусь за ней. — Я тебя вытащу, — обещает Дин, и Фарамант скользит в яму быстрее, чем догадывается ухватиться за веревку. На его счастье, под ногами и пальцами рук обнаруживаются камешки, за которые можно хвататься, как за ветки при спускании с дерева. Вот только, оказавшись в яме, он совсем не знает, что делать дальше. На голове Тилли обнаруживается огромная шишка, но, кажется, крови нет. Но в мерцающем зареве лицо девочки кажется настолько бледным, что Фарамант с ужасом хватает ее за руку, боясь, что не нащупает пульс. — Обвяжи ее, — подсказывает Дин. — Не волнуйся, я легко ее вытащу. На всякий случай Фарамант несильно бьет девочку по щекам, заставляя прийти в себя. — Мы поможем тебе, — обещает он. — Только и ты помоги нам, пожалуйста. Хватайся за эти уступы и не бойся, мы подстрахуем. Девочка кивает, серьезно глядя огромными доверчивыми глазами. И пытается карабкаться вверх даже раньше, чем успевает натянуться веревка. На середине пути ее руки срываются, и Фарамант слышит тяжелое сопение Дина. Сам он карабкается следом, радуясь, что друг догадался закрепить между камнями факел, и все уступы отчетливо видны. За упавшую наконец веревку он лишь придерживается, только на самом конце пути позволяя Дину помочь. — У нее что-то с ногой, — сообщает Фарамант после недолгого осмотра. — Да это я и без тебя вижу, умник. — Дин подхватывает Тилли на руки, оставляя Фараманту свой рюкзак и факел. — Иди впереди. Сейчас туннель повернет направо, потом все прямо, не сворачивая. И смотри под ноги. Но стоит им повернуть, как слышатся крики «Тилли! Тилли!», мерцает впереди свет, а навстречу бежит заплаканная Летти. — Тилли! Мальчики, простите меня, это я виновата! Пока Дин передает Тилли на руки подоспевшему Лоону, Летти плачет, поочередно обнимая Дина и Фараманта. — Это все из-за моей глупой шутки. Тилли испугалась, пошла вас искать… Мальчики, простите. Она целует их в щеки, и Фарамант краснеет, неловко обнимая ее. — Это все он, — Дин указывает на него, отбирая свой рюкзак. — Если бы не Мантик, я бы Тилли не смог достать. Ну, во всяком случае, не так быстро. Фарамант не сводит с Дина глаз, пока прижимает к себе Летти, кивает Лоону. — Я бы с радостью выдал за такого храбреца свою дочь, — слышит он. — Ты знаешь, Фарамант, что у меня есть связи в Изумрудном городе, и старший библиотекарь с радостью принял бы на работу моего зятя. Фарамант задыхается. Библиотекарем в Изумрудный дворец? Это же его мечта! И Летти будет рядом. И книги, книги!.. Родители порадуются за него. Вот и Дин не выглядит расстроенным, улыбается, показывая ему большой палец, мол, давай же, друг, дерзай. — Я… — Фарамант растерянно оглядывается. Жениться на Летти ради должности? Какой абсурд. А влюбленности он не испытывает. И после недавнего сна вообще не уверен, что испытывал. Быть может, он и влюблен был лишь потому, что мальчишкам положено влюбляться в девчонок? — Я благодарен вам, дядя Лоон, но уверен, что Летти еще найдет свое счастье. И библиотекарь найдется другой, более достойный. Фарамант поднимает глаза, ловя ничуть не расстроенный взгляд Летти, а после замечает, как расправляет плечи Дин. Фарамант решительно ступает за ним, и очень скоро они оба рука об руку выходят на свет. *** В привратницкой тихо играет музыка. Мерцают по стенам зеленые зайчики зеленого солнца. Фарамант сонно проводит рукой по щеке, снимая с себя волоски чужой зеленой бороды. Натертая очками переносица чешется. — А стал бы библиотекарем, еще и глаза бы болели, — сопит со своей подушки Дин. Фарамант пожимает плечами. Он не жалеет, что не получил той должности. В конечном итоге у привратника больше времени для чтения, чем у работника дворца. Да и от Великого и Ужасного подальше. Когда из уборной доносится вопль Дина «Моя борода стала на палец больше!», Фарамант только закатывает глаза: у него самого усов так и не выросло. — Она все еще колется, Дин. У меня от нее в штанах чешется — перед гостями города неудобно.