Приворот

Тишина — мягкая, густая, вязкая, обманчиво уютна, почти как сидящий в кресле маршал, являющий собой образец безразличного спокойствия: — Пейте, — говорит он, щурясь в сторону присевшего на краешек кресла Окделла, — не бойтесь, юноша. Губы маршала растягиваются в подобии улыбки, ни к чему не обязывающей. И кидающий на него настороженный взгляд Ричард ни за что не увидит сжигающий маршала бешеный огонь. Ну же, малыш… Рокэ отводит глаза, чтобы не выдать себя голодным хищным взглядом. — Я ничего не боюсь, — вякает негромко Окделл, несмело поднося свой кубок к губам. Врет. Рокэ это знает наверняка, и это знание лишь раззадоривает, подкармливает бушующее внутри маршала желание. То, что это желание возникло, несомненно, странно, да в том ли дело? Истина в том, что мальчик, напряженно сидящий в кресле, сейчас для Рокэ самое желанное существо в Талиге. Рокэ едва подавляет в себе стремление подняться, подойти и заявить о своих притязаниях. Ты — мой! Несмолкаемо звенит в ушах. Неужели не ясно, Дик, смирись и прими сей факт. Вот только выпей сначала… — Вот и славно, — кивает Рокэ, не глядя, — мы с вами знакомы довольно, чтобы вы усвоили, что яд не мое оружие. — У меня даже мысли такой не было! — голос Дика звучит так убежденно, что Рокэ не может не улыбнуться, оборачивается, залипает на блестящих от вина губах юноши, ощущает пробегающий по позвоночнику огонь, едва сдерживает рождающийся где-то низко, почти под ребрами, стон. — Отрадно слышать… Дик пожимает плечами и залпом допивает свое вино и, не сводя глаз с монсеньора, облизывает губы… Рокэ поспешно прикрывает глаза. Самое время задуматься, что за странность с ним происходит, но бушующий в груди огонь испепеляет всякую мысль, если она касается не Окделла, мальчишка стал наваждением, его хочется всего, до остатка… — Эр Рокэ, — зовет Дикон, — с вами… все хорошо? — Замечательно, вы даже не можете представить себе, насколько, — выдыхает Рокэ, поднимаясь рывком… Довольно уже, пора получить свое, даже если мальчишке это не понравится… *** — Не кажется ли вам, что это чересчур? — Катарина поджала губы, поглядывая на кансильера неодобрительно, — какими бы благими не были наши цели, гуманно ли подвергать мальчика такому испытанию? Рокэ Алва чудовище, он сломает хрупкую психику молодого Окделла, без жалости осквернит и истязает юное непорочное тело. Шанцлер мысленно усмехнулся, складывая руки в смиренном жесте. Он прекрасно понимал, что волновало в данный момент Ее Величество отнюдь не душевное состояние изнасилованного маршалом Окделла, а тот факт, что у ее любовника, находящегося под действием сильнейшего приворота, совершенно снесло крышу от собственного оруженосца. Ничего, пусть побесится, дорогуша. Но вслух своих соображений, он, разумеется, не высказал. Вместо этого он тяжело вздохнул и удрученно произнес: — Мы все должны внести свою лепту в правое дело. Так уж вышло, что Ричарду выпал жребий сделать свой взнос именно таким образом. Поверьте мне… — Штанцлер помолчал, прислушиваясь к пустоте внутри себя, звенящей раздражением на зарвавшегося щенка, который вздумал питать к убийце и негодяю теплые чувства, так пусть получит от своего ненаглядного эра сполна, несомненно, по заслугам, чтобы все вернулось на круги своя и вспыхнула прежняя смертельная ненависть, как тому и положено, — очень жаль… — И все же… — Катарина стиснула в пальчиках кружевной платок, — это погубит мальчика. — Это единственный способ избавиться от маршала, — сказал Штанцлер, печально, качая головой, — если у Ричарда не хватило духа убить Алву по зову чести, во имя мести, нужно подтолкнуть его иным способом. *** Ричард не в силах поднять глаза на нависшего над ним эра. Шальной блеск синих глаз маршала обещает ему так много, вот только неясно, с чего бы это. Насколько Дик успел заметить, Рокэ не пьян… Более того, даже будучи совершенно пьяным, эр никогда не переступал той черты, которую провел между собой и оруженосцем едва ли не в первый день Ричардовой службы. Дикон, день за днем меняя отношение к Алве, постепенно влюбляясь в этого невыносимого безумца, даже надеяться не смел, что возможно что-то изменить. И вдруг вот такое… «Что происходит, эр Рокэ?» — хочется спросить, но язык не слушается… выпитый кубок «Дурной крови», слишком крепкой даже для бывалого оруженосца сильно пьющего Ворона, дает о себе знать, и терпкое, как только что выпитый алкоголь, предчувствие, сладкое, как мед, медленно растекается по всему телу Окделла. Он хлопает ресницами и молчит, почитая происходящее неожиданным подарком судьбы. Так стоит ли изображать положенный в подобном случае гнев и ужас? Отнюдь… — Ты даже представить себе не можешь, насколько, — снова жарко шепчет Рокэ, опрокидывая Дикона на всю глубину кресла и ловко усаживаясь сверху. — Отчего же? — чуть слышно отвечает Дик, расслабляясь под жадными прикосновениями и прикрыв глаза, уплывает в чувствительную негу, о которой не смел и мечтать. *** Рокэ просыпается резко, словно на него вылили ведро ледяной воды, и ошарашенно оглядывается… Утро, серое и пока еще раннее, несмело заглядывает в щель между тяжелым бархатом гардин. Кабинет… он лежит на шкуре черного льва, подле давно погасшего камина, изрядно продрогший… Рядом, прижимаясь к нему, Ричард… спит. Твою же мать, Алва! Что происходило накануне, вспоминается с трудом, словно и не с ним все это было. Безумное, сводящее с ума желание, доводящая до исступления страсть, непохожий на себя бесподобный юноша, не то что не противившийся, напротив страстно отвечающий на охватившее Рокэ безумие. Без Леворукого здесь, как видно, не обошлось. Рокэ вздрогнул, на миг представив себе, что сделается с мальчишкой, когда тот очнется и осознает все случившееся. Очередным вызовом на дуэль дело не обойдется, Окделл же… Взгляд Рокэ зацепился за голое плечо Окделла, на котором явственно темнел след, оставленный маршалом в водовороте ночной страсти. Внутри горячо охнуло пережитым и, казалось бы, отпустившим уже возбуждением. Но вспоминать того, ночного Дикона было томительно и больно. Да и некогда, требовалось что-то делать, не медля… Однако глаза, не слушаясь мозга, самовольно скользили по стройному мальчишескому бедру, приглашая руку прочувствовать изгиб и тепло кожи. — Твою же… — прошипел маршал теперь вслух, приподнимаясь на локте. Как исправить сложившееся положение, не разбудив Дика, он не имел представления. Да и времени на это уже, похоже, не осталось. Сквозь сон почувствовав чужое движение, юноша открыл глаза, подобно самому Рокэ, осматриваясь. Ну вот и все… Маршал замер, ожидая момента, когда Окделл все осознает и лицо его исказит ужас, смешанный с давно пережитой и растворенной в добром отношении ненавистью. Как же жаль! — Эр Рокэ? — Дик остановил смущенный взгляд на скованном тяжким предчувствием маршале. — Что это такое вчера было? — Эм… — только и смог выговорить Рокэ, растеряв в этой странной ситуации все свое легендарное красноречие, все еще ожидая взрыва, последствия которого могут сравниться разве что с подрывом горного озера. Но юноша, неосознанно пробежав языком по пересохшим, искусанным сошедшим с ума эром губам, совершенно неожиданно улыбнулся. — Если вам захочется повторить, — произнес он хриплым со сна и таким волнующим голосом, отметая все опасения и возникшие сомнения на счет настоящих и будущих желаний, — было бы здорово, если бы в следующий раз это случилось в спальне.