Скованный

Мидория, кажется, всегда знал о Бакуго все. По крайней мере, последний в этом уверен. Он думает, что чёртов Деку видит его насквозь, что в детстве, что сейчас, когда они стали уже слишком взрослыми. Бакуго до сих пор не знает, любит ли он или ненавидит Мидорию. Наверное, всё и сразу. Тот, словно каждый раз испытывая Кацуки на стойкость, слишком долго играет с его телом. Бакуго не любит быть связанным, но если его руки не скованы, удовольствие почему-то не бывает столь ярким. Губы Мидории мягкие и сухие, чуть искусанные, а уголок губы до сих пор не зажил после последней потасовки. На теле Бакуго тоже достаточно ран и синяков, но вот их происхождение чаще всего заслуга Деку. Чертов Мидория, чертовы их больные отношения. Бакуго прогибается в спине и стонет, когда Мидория прикусывает его ухо. Самое чувствительное место, которое только можно вообразить. Он закусывает губы и жмурится. Пальцы Мидории медленно гладят его грудь, ласкают соски, а горячий язык вновь касается мочки. - Чертов Деку! Ты можешь быстрее! - Бакуго рычит сквозь зубы, едва сдерживая причуду. Он никогда не думал, что подобное умение понадобится в жизни. Ремень крепко сжимает кисти, не давая ни малейшей свободы. На самом деле он совсем не хочет, чтобы было быстро. Мидория в курсе. Ему доставляет практически садистское удовольствие доводить Бакуго лишь ласками. Уши, шея, грудь, внутренняя сторона бедра. Они за все время даже толком не целуются, Кацуки не любит этого. Словно это могло подтвердить, что они действительно встречаются. Между ними просто секс, не более. Бакуго не знал, сколько ему еще понадобится времени, чтобы убедить себя в этом. Пальцы Мидории грубые и шероховатые. В мозолях и многочисленных шрамах. Отнюдь не ловкие. Но именно от прикосновения этих пальцев внутри у Кацуки все сжимается, грудь сдавливает от удовольствия и постоянно не хватает дыхания. Он всегда часто дышит, надрывно, словно загнанный зверь. Мидория легко толкает его на спину, усаживаясь между широко разведенных ног. Член Бакуго стоит чуть ли не с самого начала этой пытки, смазка пачкает живот, но тот почти никогда его не касается. Бакуго даже немного стыдно, что каждый раз он кончает без чьей-либо помощи. Пальцы и губы Мидории скользят по внутренней стороне бедра, заставляя Кацуки сильнее кусать и без того сильно израненные губы. Перед глазами скапливаются звездочки, даже когда они закрыты. Все тело напряжено до предела. Бакуго сильнее сжимает вспотевшие ладони, связанные кулаки почти до боли упираются в поясницу. Но, когда пальцы Мидории скользкие от смазки давят на анус, он резко расслабляется, словно его легкие покидает весь воздух. Широко смотрит в потолок и пытается вспомнить, как дышать. Пальцы Мидории легко проникают внутрь, сразу два. Бакуго пытается не вспоминать, как часто они это делали. Больше злит, что сам Изуку в такие моменты всегда молчит. Слишком приятно. Кацуки двигает бедрами, пытаясь сильнее насадиться на пальцы, игнорируя мысли в своей голове, что в такие моменты он почти наверняка выглядит жалко. Только остановиться уже невозможно. Да и не хочется. Все путается перед глазами, и он стонет так громко, словно пытается заполнить эту тишину за двоих. Когда Мидория вставляет третий палец, надавливая на простату и чуть разводя их в стороны, Бакуго начинает трясти. Он перестает себя контролировать, помня лишь о том, что должен сдерживать причуду. Кулаки сжимаются до боли, плечи и бедра сводит он напряжения. - Да войди ты в меня уже! - Бакуго на секунду сам глохнет от своего крика и тут же громко стонет, упираясь затылком и пятками в матрас. Без пальцев Мидории еще хуже. Так пусто, что хочется рыдать. Кацуки сжимает зубы, мысленно матеря Деку за медлительность. Сколько можно возиться. Он даже забывает, что делает это каждый раз, когда они вместе. Мидория специально все делает медленно, знает, что это злит Бакуго, но ничего не хочет менять. Тот становится таким податливым в его руках, когда удовольствие туманит разум. Такой гибкий, такой... Изуку прикусывает губу, оказавшись внутри почти полностью. Бакуго почти наверняка больно лежать на собственных руках, но, ощутив себя вновь заполненным, он лишь стонет, двигая бедрами. Сам. Это дурманит. Мидория каждый раз словно сходит с ума, видя, как Кацуки покорен в его руках. Это где-то при людях он может кричать и плеваться в сторону "ненавистного Деку", но сейчас его тело всецело принадлежит ему. Полностью. Безвозвратно. Стоит ли сдерживаться ради такого? Мидория не думает, что стоит. Резко двигает бедрами, нависая над лицом Бакуго. Взгляд того такой блаженный, словно он без очереди попал в рай. Изуку даже немного сердится, хочется, чтобы Кацуки кричал от удовольствия, а не глухо стонал, прогибаясь в пояснице. Мидория в такие моменты становится слишком жесток. Потом он каждый раз этому удивляется, а сейчас впивается зубами в шею, жадно целует, оставляя синяки на груди. Сжимает до боли бедра так, что следы не сходят неделю. И вбивается с силой, грубо, словно пытаясь показать, что именно в таком положении место Бакуго. Покорного и связанного. Стонущего от удовольствия и боли. Жмурящегося до слез в уголках глаз. И отчаянно выкрикивающего имя Мидории, когда оргазм накрывает волной и не остается ни одной разумной мысли. Не остается ничего, что имело бы смысл.