После того, как стук толстых каблуков директрисы Эрики Рённ удалился далеко за пределы зала и длинных коридоров далее, шум в столовой возобновился с новой силой. Студенты, прожевывая завтрак, мягкие оладьи, обговаривали детали, бегая любопытными глазками по своим собеседникам; стало очень радостно от вести о бале и предстоящем веселье, а идея приодеть нарядные платья вскружила голову бедным девушкам, и у тех словно выросли крылья – так они были взбудоражены.
Эва нервно дергала ногой; она прожевывала маленький кусок лакомства (после ухода директрисы она взяла себе два оладушка и облила их малиновым сиропом) и никак не могла дождаться окончания завтрака, все время любопытно оглядываясь по сторонам. Нура задела своей рукой ее дрожащую от интереса, холодную руку и пытливо заглянула прямо в глаза.
— Ты в порядке? — спросила она, крепче сжимая ладонь русой в своей. На лице Нуры чернело беспокойство; светлые, уложенные гелем брови скрепились с переносицей.
— Да. Да, я в норме, — дернулась Эва, вырывая свою руку из оков подруги и крепко обхватывая свой мобильный телефон.
На великое счастье девушки, через мимолетную секунду молчания занудная, но такая долгожданная для Эвы Мун трель мелодичного звонка оповестила об окончании трапезы и о том, что теперь она может отправиться на место встречи.
Эва схватила рюкзак, зажала между пальцами телефон и сорвалась с места; конечно, она чувствовала за спиной любознательные и вовсе ничего непонимающие взгляды Нуры и Вильде, ее старых и добрых подруг, но ей было нечего им рассказывать. То, что произошло вчера, должно остаться в воспоминаниях ее и Криса и больше никуда не всплывать, ни за какие пределы памяти и рассудка. То, что произошло вчера, было громадной ошибкой.
Выбежав на улицу, она отмахивалась от назойливых мыслей, как от роя желто-черных пчел, и, шоркая затертыми кедами, гналась к фонтану, как к единственному источнику прохладной воды после двухдневной жажды. Любопытство взволновало, одурманило молодую особу, и она все думала, и думала, кто отправил ей это сообщение.
Может, это сам Кристофер Шистад хочет обсудить с ней то, что с ними произошло; может, Ибен узнала о их поцелуе, и теперь за углом ее ждет целый скандал, а то и драка. От этого девушке стало страшно; боязливо сглотнув, она нерешительно-резко сбавила шаг, представляя не лучшие картины у себя в голове. Кажется, Эва только сейчас до конца осознала тот ужасный, мучительный факт, что она разрушила чьи-то отношения. «Правда всегда всплывает наружу», — однажды поучительно-строгим голосом говорила ей ее мать, и теперь она вспомнила эти слова и горько ужаснулась.
Правда всегда всплывает наружу.
Девушка, уже потерявшая весь интерес в разговоре, вальсировала за угол, будто бы держа в обеих руках надежду и сомнение, и обе эти эмоции боролись за сердце неуверенной Эвы. Как казалось, деваться было некуда. Облака расступились перед хозяином-солнцем, и теперь, как только девушка вышла к фонтану, оно безжалостно засветило ей в глаза; она зажмурилась и продолжила путь, пока не дошла впритык до места встречи и не уткнулась носом в чью-то грудь.
Сердце пропустило удар. Серо-зеленые глаза распахнулись и перед ними предстал сам Вильям Магнуссон, со своей привычно-лохматой челкой и хмурым взглядом. Эва на секунду осеклась, озираясь по сторонам, как загнанная в угол, испуганная мышь, но кроме них двоих в округе серого каменного фонтана не было ни души.
— Ты, наверное, ждешь здесь кого-то тоже? — первая спросила Эва, все еще обескураженная столкновением с ее предметом воздыхания, как привыкла она называть Вильяма. — Просто у меня тут встреча с одним человеком.
Магнуссон усмехнулся и сел на ободок фонтана; струйки теплой воды едва ли задевали его спину, облаченную в синюю с коротким рукавом рубаху. Днем на солнце были все плюс сорок градусов жары; его шея и грудная клетка были распахнуты, а обычно матовая кожа сейчас казалась чуть ли не глянцевой, сладко блистая.
— Да? И с кем у тебя здесь встреча? — пытаясь быть непринужденным и слегка равнодушным, Вильям устремил свой взгляд на растерянную Эву, пока та использовала свою руку, как бюджетный веер, и махала ею подле своего кукольного лица.
— Если быть честной, я и сама не знаю, — призналась девушка, тоже присаживаясь рядом с парнем, и пытаясь мысленно успокоить свое разбушевавшееся сердце. Конечно, каждая клеточка ее тела была взбудоражена, ведь она еще никогда не разговаривала так с этим юношей; так спокойно и без его вечных упреков. «Эва, ты странная», «Эва, ты такая неуклюжая» и «Эва, ты сплошное ходячее невезение» уже были ее новыми именами, признанные самим Магнуссоном, а теперь он был так вежлив, что хотелось порхать, словно бабочка.
Эва притворно-изучающее оглядывала свои черные кеды, в некоторых местах уже потертые и поношенные, будто бы боясь оторвать от них трусливый взгляд серых глаз, а затем ее спасло уведомление, пришедшее на ее телефон. Эва незамедлительно достала мобильный из кармана джинсовой юбки и погрузилась в экран с головой.
«february, 8
10:02am
to: неизвестный
Посмотри мне в глаза»
Эва обхватила телефон пальцами в несколько раз крепче и, прикусив нижнюю губу, немного задумалась. Осознание всей комичной ситуации, которая сейчас выглядела абсолютно серьезной и запутанной, приходило надоедливо-медленно, как ходит обыкновенная черепаха; беглые глазки Эвы закопошились, пока боковым зрением не приметили телефон Вильяма у него в руках, и тогда все встало на свои места.
— Подожди… — неторопливо заговорила Мун, все еще производя в голове какие-то вычислительные процессы, а потом взглянула на свой предмет воздыхания, яро удивленная и взволнованная. — Это же ты меня позвал на разговор, верно?
Вильям радостно ухнул и уставил на нее свои карие блюдца, будто бы два солнца в глазницах вперило в нее свои лучи.
— Или, это не… — уже было начала сомневаться русая, не принимая такое счастливое выражение лица Вильяма Магнуссона (вечно недовольного и злого, словно попавший в реальную жизнь Сквидвард вселился в тело этого третьекурсника) за действительное.
— Это я, — опередил неуверенный голос Эвы он своим точным и правильным тембром. Их глаза встретились и закрепились в крепком зрительном контакте, будто выпивая друг из друга всю человеческую душу, обмениваясь сердцами.
— Но зачем? — опешила Эва, встряхнув конским хвостом на голове. Вся эта обстановка больше походила на театр одного актера, в лице которого был, несравненно, Вильям Магнуссон, потому что поверить тому, что он захотел лично поговорить о чем-то с Эвой, было для нее чем-то недосягаемым, как параллельная вселенная.
— Это так странно? — удивился юноша, взболтнув руками.
— Да! Как минимум.
— И почему же?
— Потому что я всегда была для тебя чем-то, что не стоит твоего внимания. Как салфетка, которой ты вытираешь рот после еды, а потом выбрасываешь; а сейчас ты решаешься поговорить со мной, так еще и срочно. Вот я и спрашиваю, Вильям, а зачем? — на одном дыхании тихо пролепетала Эва, вперив взгляд в землю; ветерок обдувал голые ноги и кружил возле фонтана, поднимая пыль.
— Прости, — выдохнул парень. Его рука прошлась по длинным морозно-каштановым волосам (обычно он делает так, когда сильно волнуется), а те самые волосы снова упали на голову неряшливой волной. — Я никогда не хотел, чтобы ты так считала. Эва, взгляни на меня, — он обхватил пальцами тонкий девичий подбородок и заставил ее взглянуть на его глаза снова, как они это делали минутой назад. Она посмотрела на него по-детски невинно, а ее взгляд был чист, как ледяной ручей. — Извини меня за все, хорошо? Я вел себя, как мерзавец.
Эва легонько закивала, и тогда он отпустил ее подбородок, но ее глаза все еще были наравне с его; казалось, этот контакт создавал необъяснимую атмосферу, нагонял на легкие и сердце приторную эйфорию, что само молчание, возникшее между ними, было отнюдь не неловким, а даже правильным, нужным, как кислород. Они сидели в тишине, изучая друг друга; розовая верхняя губа Эвы то и дело на мгновение поднималась и вновь слетала вниз, притрагиваясь, где нужно было, к мягкой нижней губе, а горячий ветер трепал темные, пушистые ресницы Вильяма. Скоро, с минуты на минуту, должен был заиграть дотошный звонок, и тогда это будет обозначать начало первого урока – французского языка, а пока Эва не хотела об этом думать, убаюканная нежным дыханием Вильяма Магнуссона и его вниманием.
— Ты позвал меня, чтобы просто извиниться? — шепотом произнесла Эва, а отголоски надежды крутились на ее языке, выплясывая танец, ведь так хотелось услышать то, о чем она лелеет многие годы.
— Нет, знаешь, это не все… — парировал молодой юноша, не зная, куда деть свои руки; те сейчас походили на какие-то отростки, вечно болтающиеся и не имеющие костей, словно ножки осьминога. Только он хотел закончить начатое предложение, как из-за угла выбежал третьекурсник и стал что-то неразборчиво кричать и мотать руками; он обращался к Вильяму. Тот поднял голову и всмотрелся в фигуру, а затем кинул краткое: — Мне нужно идти.
Юноша моментально дернулся с места и зашагал навстречу к третьекурснику, поджидающему его у кирпичной стены, а Эва грустно хмыкнула, оставшись сидеть на месте. Горячий бетон обжигал кожу женских ног, грудь тяжело вздымалась, а Эва была расстроенная, как пианино. Уже не ожидая ничего хорошего от сегодняшнего дня, она с грузом встала и пошла обратно в помещение; вереди с распростертыми объятиями ее ожидал урок французского, по которому у нее всегда была стабильная три, и вся легкость от разговора с Вильямом куда-то упорхнула.
Телефон вновь оповестил девушку о новом сообщении. Эва на ходу провела по волосам пальцами, разблокировала сотовый и снова засияла.
«february, 8
10:09am
to: неизвестный
Ты пойдешь со мной на бал?»
Улыбнувшись, Эва прикусила губу, заблестев зубами и глазами.
«february,
8
10:09am
from: неизвестный
Да, Вильям, пойду :)»
И за спиной у Эвы вновь выросли крылья.
