Серебро души

      Звон железных ржавых цепей заглушали крики грешников. Не сосчитать человеческих лиц, глаза которых пылали голодом и злобой за совершенную несправедливость. Всех неверных, захваченных посадили по стальным решёткам. Дурман и антисанитария дарили «прекрасный аромат», который приводил в чувства даже потерявших сознание от боли.       Двое наёмников вели за толстые верёвки очередного нечестивца, еретика, отрепья в людском обличье. Большое число синяков, ссадин, порезов, и ушибов покрывали юное шестнадцатилетнее тело, подготовленного бойца, попавшего в плен. Война сделала из него очередною игрушку в руках государства, которую с детства учили терпеть боль, унижение, и страдание. Отбирали самых сильных и лишь немногие доходили до конца, становясь воинами несущими смерть и поддерживающими лад в семье, и стране. Предательство в войне уничтожило последние шансы на спасение. Теперь людей как живой скот клеймили и подготавливали к заключению в рабство, не только самого человека, но и последующих детей появившихся на свет от пленника. Нити судеб рассыпались в прах; мечты, желания, и стремления были втоптаны в грязь. Следом войны останутся вечными шрамами на людских воспоминаниях.       В последний раз молодой воин глядит назад во тьму, в которой рассмотрел сияющий блеск слез матери, сестры, и любимой. Невольно кулаки сжимаются от жестокости судьбы, ногти впились в черствые, грязные, загрубевшие ладони и пролили молодую кровь на пол. Ледяной океан ненависти образовался на сердце. Взгляд превращался в звериный, но было уже поздно сопротивляться — печать легла, в центре груди. Пламенем душ вычерчивалось клеймо ужасной формы, выжигая плоть и ручейки крови продолжали засыхать.       Свет в конце каменных коридоров слепил глаза, возгласы отдавались шумом в голове: «Следующего!», — кричала толпа, жаждущая увидеть новую порцию свежего представления пыток и убийств.       По деревянным ступенькам поднимался юноша к своей участи. Ровной платформе, крест посередине, справа котёл с кипящим маслом, слева бронзовая корова накалённая докрасна.       Рабы дворян двинули колесо лотереи. Выпавшая доля была не из лучших: дубовая стрелка указала крест и ручное железное сверло. Тело грешника распяли на всеобщее обозрение. Верёвки перетянули столь сильно, что руки и ноги немели и наливались синевой. Отток крови морозил жилы, кожа перетиралась в кровавое месиво. Без того в изнеможённое тело голодом и жаждой добавились красные линии. Надежда с каждым мигом угасала, а краски мира темнели. Прежний вид в очах вернул палач, положивший начало. Хлад металла коснулся кожи героя, и начал движение. По часовой стрелке сверло неопрятной формы и покрытое грязью, начало давить. Рвущиеся сухожилия и дробящиеся кости становились болью для обладателя. Юноша твердо молчал, скрипя зубами, терпя нарастающую боль. Миг растягивался, и, казалось, что этому не будет конца.       Так одна за другой конечности были продырявлены, а в образовавшихся местах свернулась кровь. Искусная работа палача не задела важные кровеносные пути. Внешний вид плачевен: побледневшее лицо, источавшаяся сухая кожа и пустые глаза.       «Когда все закончится, он заплатит сполна, они все заплатят сполна!» — чуть ли не криком взорвались мысли в голове юноши, пытаясь не забыть где и среди кого он находится.       Образовалось впечатление, что скоро жизнь оборвется.       Жестокие мысли пробегали в голове. С каждой минутой страданий разум желал свернуть палача в трубочку и растоптать под навалом тысяч лошадей.       Пытки на этом не закончились: крест расположили горизонтально, пустым взглядом в небо. Поворотный механизм позволял вращать крест к голубым облакам. Несколько рабов несли клетки с мышами, раскалённые угли и стальной молот.       Но подошёл один из наёмников и прошептал на ухо палачу слова, которые уберегли жизнь, застывшую на обрыве пред миром мёртвых. Мучения прекратились, а раны залатали магической мазью, которая восстанавливала повреждённые: кость и плоть. Было обычаем: когда продают человека в рабство, то его подлечат до того состояния, в котором он пришёл.       Дворяне, следившие за представлением, слабо понимали, кого могло заинтересовать подобное отребья в человеческой шкуре: ни таланта, ни магии, ни силы души, ни проклятых замков и печатей. Как это безродное и бездарное существо имело право на существование?       Сила души и открытие врат — это тесная связь воина, не только с физической силой, но и духовной, ведь сильный боец мог пересекать обычные пороги человеческих возможностей. Проклятые замки и печати представляли собой запретный талант, находящийся в каждом живом существе; лишь выбор владельца позволит вырваться и явить миру, что скрыто внутри.       Страх проник в сердца смертных, потому они искали практикующих столь запретное и уничтожали. В дни империи, было поистине редким событием повстречать обладателя дара тьмы и хаоса.       Дворяне продолжали вести негромкую беседу, рассуждая о личности того, кому мог понадобиться юноша? Но проявлять неуважение — нетактично. Новый губернатор не потерпит подобного отношения к столь священному для него дню. Помимо благородных, за происходящим следило обычное население, ведь надо же развеивать вечную рутину.       Богатые носили костюмы различных красок, а дамы украшены драгоценными камнями. Конечно не на открытом воздухе, но наблюдать из-за окна никто не запрещал, потому каждый, кому нравиться подобное смотрел и наслаждался. Получаемое было в разы больше, ведь врага совсем не жалко, а избавиться от лишних ртов всегда необходимо, даже выгодно. Вдобавок были традиции заставлять новые рабов работать на полях, но это сильно не помогало. Потому применялись столь жестокие меры. Любой из дворян мог востребовать, даже во время пытки, раба. Таким действием он возлагал на себя ответственность за кормление и другие бюрократические тонкости.       Юноша пытался открыть глаза и подвигаться. Первое ещё возможно, но второе стало трудностью ведь запас крови попросту ничтожно мал.       Эхо голоса отдавалось болью в голове: — Просыпайся, тебя ждёт мастер, — проговорил наемник, полным безразличия, смотря на парня совершено пустым взглядом.       Охранник отреагировал, когда мешок с костями прозвучал, от недавно прибывшего тела.       Прихрамывая парень, пытаясь отойти от произошедшего, ведь мазь была далека от эффективности драгоценных зельев исцеления, которые могли вытащить из лап смерти, он аккуратно двигаясь, дабы не вызывать подозрений, встал. — Идём, — безразлично бросил наёмник, когда раб встал и затравленно посмотрел на него исподлобья.       Опустив голову юноша пошёл — ему ничего не оставалось, ведь убежать из рук мастера ни коим образом не позволит печать. Щелчок пальцами, и его жизнь оборвется.       Медленным шагом оба человека направились в комнату мастера. Высокие и арочные потолки дополняли пыльные шкафы соответствующего размера. Ветер свистел за окном, обшитым кладкой. Но это не мешало холодным потокам проникать внутрь. Подойдя к нужному месту, юноша отчетливо смог разглядеть своего владельца и других в чёрных мантиях. Ни говоря слов, они указали ему встать в центр пентаграммы. — Можно узнать ваше имя? — спросил герой в надежде узнать купившего его существо, при этом не забывая о вежливости. — Будешь звать меня Валар-ди-Монар, — сказал властным, сильным голосом маг.       Что было удивительным, Монар выбрал этого юношу не за красивые глаза, а по двум причинам: за чувство неизвестности, утаенное внутри юноши.       Из уважения, герой поклонился и встал ровно по центру круга, как ему, собственно, и велели.       «Как только у меня появится возможность, найду того человека забравшего все и верну всю обиду и боль сполна!», — лицо юноши исказилось сложной гримасой чувств, но никто не заметил это.       Колдуны начали бубнить под нос различные заклинания. Пентаграмма приобрела багровый окрас, а воздух начал тяжелеть и привкус железа чувствовался на языке. Капли холодного пота начали стекать со спины и впитываться в новую одежду серого цвета. Страха не было, но нагнетающие чувство не пропадало, словно сила другого мира начала собираться вокруг него. Потусторонние крики резали слух, а глаза сушило. Сильные порывы энергии ломали старые деревянные шкафы. Грохот и треск были столь сильны, что у главного мага возникло желание прекратить призыв души, но жажда знания была сильнее. Время ускорилось, свет солнца погас, словно настало затмение, но было слишком поздно что-то изменять — душа вырывалась. Серый поток из иного мира входил в тело юноши, переполнял, и идя к центру груди. Зрелище не из приятных: через все доступные пути и поры новопришедшая душа вселилась в парня.       Возник следующий вопрос в голове Монар: «Кого я призвал в этот мир? Вестника смерти, прошлого владыку тьмы? Мортиса или Атиса?», — только эти существа за легендами могли нанести невыносимую боль душе, из-за чего и рос объем силы. Вскриков от юноши не было, ведь глотку заполнял поток души; чувство переносимого ужасно. Затухал собственный голос, он перестал слышать себя. Навязчивые, тяжёлые голоса словно удары молота били в голову юноши: «Прими нас и мы примем тебя», — подобные слова пугали и давили на разум. Если не ответить, этот ужас не прекратится.       Кто-то из магов пытался подойти и сломать пентаграмму, дабы закончить творящийся хаос, но Монар ударил молнией по лицу наглеца. — Мы будем смотреть до конца, — силой в голове проговорил Валар-ди-Монар.