***
Когда искристое облако осыпалось, закрывая за гостем переход, Пепел позволил себе выразить всё одолевавшее его отчаяние в длинном вздохе. И из вот этого вот ему предлагают за год, ну максимум полтора, слепить что-то, способное выжить на его милой родине и при том не свихнуться, не попасть под чужое влияние, завести союзников и в придачу успешно выучиться? Не было печали — черти накачали… Собачьи…Часть 1
14 сентября 2019 г. в 16:48
Два демона играли в гляделки. Наблюдать было забавно.
Тощая до торчащих рёбер красно-рыжая дворняга сидела у самого края широкой темной лужи, по-лисьи обернув длинные лапы гладким — почти что крысиным, хорошо хоть не лысым — хвостом. Сидела она в явно неудобной для нормальных собак позе, далеко над лужей вытянув и склонив к воде хищную остроносую морду. Морда демонстративно-весело скалила в лужу жёлтые клыки и щурила наглые золотые глаза. Выдавали дворнягу лишь нервно подёргивающиеся крупные острые уши и кончик хвоста, беспокойно отбивающий дробь по пластикону тротуара.
— Вот же страшилище. Редкостно беспородная тварь… — Говорил Пепел тихо, практически бурчал себе под нос, но дворняга всё равно услышала и презрительно скосила глаз. Один. Второй продолжал смотреть в лужу. Дворняга явно считала, что если она — «редкостно беспородная тварь», то Пепел и до «редкостной твари» не дотягивает. Разве что до просто «твари». С натяжкой.
Тут в луже что-то блеснуло, и дворняга прекратила отвлекаться на — с её точки зрения — ерунду. Хвост замер на излёте. Дворняга напряглась, подняла переднюю лапу, выпустила из не по-собачьи длинных пальцев совершенно точно не собачьи когти… Раздосадованно клацнула клыками и опустила лапу на место. Не выпрямляясь, изогнулся шею и задрала морду к небу. Хрипло зарычала. Хотя Пепел склонен был считать, что скорее всё же захрипела с подвыванием. Пепел передёрнул плечами: «Страховыдло… Редкостно. Беспородная. Тварь.»
Упомянутая беспородная тварь наконец выпрямилась из своей выломанной позы. Пепел перевел дух. Дворняга повернула башку и посмотрела в упор на Пепла. Пепел свистнул. Дворняга с ощутимым недовольством отмахнулась ухом. Пепел фыркнул. Дворняга приоткрыла пасть и вывалила наружу длинный красный язык. Язык был не собачий, а скорее ящериный — спасибо хоть не раздвоенный — и напоминал что-то мерзкое и непристойное одновременно.
Пепел поймал себя на совершенно человеческой ассоциации и подумал, что он скоро окончательно сживется с ролью мелкого местечкового фрилансера. Хотя нет, с такими гостями — ему не грозит.
Дворняга продолжала смотреть.
Пепел с возмущением понял, что теперь эта тварь беспородная играет в гляделки с ним. Прищурился, растянул в улыбке губы, показывая клыки. Зашипел.
Дворняга нарочито медленно отвернулась, снова склонила морду к луже. Пепел коротко хохотнул — весь эффект от этой её демонстративной медлительности начисто сбивался испуганно прижатыми ушами. Тварь раздражённо рявкнула в воду, пустив рябь по поверхности. Осторожно развернула хвост, попятилась задними лапами, явно не желая наступать в лужу.
Правильно не желала — лужа заволновалась, пара капель плеснула «на берег», чудом не попав твари на лапы или морду. В месте падения капель прочнейший пластикон — точно такой же, каким покрывают космодромы — начал стремительно таять. Как снег под кипятком.
В глотке заклокотало уже не полунасмешливое шипение, а настоящий злобный рык. Свежеобразованные дырки в тротуаре, словно при обратной съёмке, начали стремительно зарастать.
Пепел встал с лавочки, прокусил палец, не глядя отряхнул над лужей. На периферии слуха — эхом практически — послышался болезненный вой. В груди что-то прихватило, воздух перед глазами задрожал и отказался поступать в лёгкие.
Под ладонь ткнулась гладкая башка, на которую Пепел с удовольствием и опёрся. Зажмурился и переждал откат. Снова включился нюх, и Пепел почуял запахи: раскалённый металл и дым лесного пожарища, горелое мясо и прах погребального костра… Пепел открыл глаза, почесал рыжее ухо под ладонью и прокомментировал:
— Хорошая собачка…
Дворняга моргнула и залилась тявкающим смехом. Или насмешливым лаем? С оттяжкой, вкруговую хлестнула хвостом. Попала себе же по свежепочёсанному уху и недовольно щелкнула пастью.
— Ну вот и будем считать, что познакомились. Ты меня сожрать не сможешь — кишка тонка, я тебя не хочу — несварение заработаю, можно идти дальше. И в следующий раз будь добр явиться в человеческом облике, а не в этом полуразумном безобразии.
Дворняга небрежно махнула хвостом и покосилась на Пепла, как на идиота, явно желая продемонстрировать: делать ей больше нечего, кроме как учитывать пожелания всяких там к её виду и умственным способностям. Демонстрация, по мнению Пепла, вышла вяленькая и неубедительная. Дворняга явно смущённо отводила глаза и прижимала уши.
Где-то в копчике зачесалось любопытство. Пепел мысленно плюнул, решил, что при знакомстве-то можно — а то он так окончательно забудет, как пользоваться Силой иначе, чем для усмирения обнаглевшего зазеркального двойника — и осторожно, буквально краешком глаза выглянул из-за привычной уже вуали. Возмущённо нахмурился.
— Слушай, да ты же совсем сопляк! Тебе не между мирами бегать, а дома в купцов-и-разбойников играть! Какой бездны лысой Юлий тебя сюда отправил?
Дворняга наконец-то вывернулась из-под руки и предостерегающе ощерилась. Угрожающий оскал, опять-таки, вышел неубедительно: сквозь него отчетливо проступала обиженная моська раненого в самую гордость подростка, наконец-то получившего взрослое, ответственное задание — и мало того, что справляющегося с этим заданием откровенно фигово, так ещё и уличенного в вопиющем несоответствии заявленных параметров реальности.
Пепел продолжал смотреть скептически. Дворняжка сдулась, спрятала клыки и прижала уши. Повернулась к Пеплу задом и уселась где стояла.
Пепел скептически приподнял бровь, обошёл импровизированный «памятник обиженным» и присел на корточки. Дёрнул тварюшку за ухо. Длинная морда тут же была поднята, два золотых глаза снова уставились на Пепла. Негодование морда на этот раз выражала совершенно искреннее.
Пепел пару мгновений посмотрел в наглые буркала и решил, что «в каждой избушке свои погремушки» — и Юлий знает, что делает. Хотя бы теоретически. А пока придётся работать с тем, что есть. И для начала выяснить подробности:
— Что, застрял?
Воинственной хамовитости на морде убавилось и вновь проступило что-то, похожее на стыд. Пепел констатировал:
— Застрял. Ладно, с этим дома разберёшься. Нынешнюю встречу будем считать пробной, всё равно — толку с тебя такого…
Псина подняла заднюю левую лапу и почесала ею за ухом. Правым. Пепел почувствовал, что его перекосило. Сочувствие и желание пожалеть щеночка-переростка испарились, как лёд под соплом ракетного двигателя. Пепел с нажимом повторил:
— Вали давай… Гонец. Пока я тебя лично не погнал. И в следующий раз желаю видеть тебя на двух ногах, одетым и способным к человеческому разговору, а не только к перелаиванию. Услышал меня, Валентин, сын Юлия?
Псина абсолютно по-человечески скрипнула зубами и кивнула. Опять повернулась к Пеплу хвостом, чуть не задев его кончиком по носу. Неспешно потрусила к бордюру — здесь, в парке, настоящему каменному, из чего-то похожего на гранит. Остановилась, задумчиво попялилась на означенный камень, чиркнула когтями, оставляя на бордюре глубокие царапины — Пепла ещё раз покоробило — и высекая сноп искр. Искры стремительно разрослись в целое гудящее облако. Из облака начали доноситься звуки уже менее невинные, чем гул — нечто вроде отчаянных криков, болезненных воплей и нечленораздельных проклятий, пахнуло горелым мясом и вулканическим дымом. На этот раз перекосило дворнягу — она явно не горела желанием лезть в означенный ад второй раз за день. Пепел поймал себя на том, что неодобрительно качает головой — от сына Юлия он ожидал большего, чем примитивное суеверное самовнушение. Если окажется, что мелкая тварь, в придачу, бежит по тропе своими лапами, что бы оказаться в пункте назначения, а не задаёт конечную точку мыслями — Пепел не удивится.