lavender bouquet

      Арнору хочется написать ему миллионы этюдов и в каждом передать хоть чуточку своей любви, но он не услышит.       «Зачем ему такой наивный дурачок, как я? Зачем ему тот, кто может составить созвездие из его родинок на щеке, тот, кто может написать на его белоснежной спине прекрасную мелодию, а потом сыграть её? Тот, кто может описать его очаровывающие глаза тремя аккордами?» — думает Арни и вновь сильно ударяет по клавишам.       Всё произошло так быстро. Знакомство, первый поцелуй, переезд в общее семейное гнёздышко, первый секс, первая ссора, и вот сейчас Арнор сидит в практически разрушенной до основания комнате. Вокруг разбросаны ноты, стихи и обрывки старых записок, которые они когда-то писали друг другу, если уходили раньше, чем другой проснётся. Сейчас ничего не осталось, только холодный воздух, пробирающийся под домашнюю футболку, и заполненная пепельница. Когда Арнор начал курить? Да он сам и не помнит уже. Помнит только ощущение едкого дыма в лёгких, несильное головокружение и отсутствие столь важного органа, как сердце. Арнор берёт еще одну сигарету, последнюю, ту самую, которую переворачивают, и загадывают желание, когда закуривают, и снова желает только одного человека — Хёрдура. Всё еще надеется, что он вернется, и вновь будет освещать эту серую, никому уже неинтересную квартиру. За окном падает снег, он пытается заразить своей безмятежностью, но Арнора это абсолютно не торкает. Сигаретный дым растворяется в комнате, а Сигурдссон снова берет минорный аккорд, потом другой, дальше ноющая малая терция, доминантовый аккорд и секунда. Время замирает, а звучный интервал забирается под кожу молодому музыканту, который сравнивает себя с этим звучанием. Такой же неприятный, запутавшийся в себе и несчастный. Арнор быстро записывает себе эту последовательность и оглядывается на комнату. Теперь он исчисляет время в написанных страницах, так что с уверенностью произносит вслух:       — Тринадцать дней. Его не было здесь уже тринадцать дней, — и начинает нервно смеяться, докуривая сигарету.       Арнор берет яркий мажорный аккорд и понимает, что вот он. Это Хёрдур. Такой же светлый, яркий, энергичный и такой прекрасный. Музыкант представляет себе светлые волосы возлюбленного и его широкую внеземную улыбку, и начинает наигрывать какую-то мелодию. Из глаз Сигурдссона начинают течь слёзы, и они падают прямо на клавиши старого фортепиано. Тихие всхлипы смешиваются с печальными звуками инструмента, и это создает особый шарм, который Арнор обязательно отметит, но не сейчас. Сейчас ему надо отыграть весь свой концерт, забыться в этой импровизированной драме, где главный герой был заслуженно брошен любовью всей своей жизни. Арнор действительно уже не представлял себе своё дальнейшее существование без Хёрдура, просто не видел его. А как можно видеть то, чего нет, и никогда не будет?       — Дурак, какой же я дурак! — громко выдает музыкант, не останавливаясь.       Краски импровизации всё сильнее сгущаются, а мелодия из грустной превращается в угнетающую, пугающую, злую. Музыка становится всё громче и громче, фортепиано немного поскрипывает от той силы, с которой Арнор вжимает клавиши, выдавливая из них последние звуки. Пальцы плавно пробегаются по всей клавиатуре, потом замирают в одном месте, и вот финальный аккорд — тихий, печальный, растерянный, будто весь переломанный, как и сам исполнитель. А на сердце всё тот же груз, он никуда не делся.       Руки у Арнора опускаются, он выжат как лимон. Голова его гудит от недостатка сна, а мозг требует еще никотина, а разве Арнор может отказать? Он медленно встаёт, берет в руки пепельницу и опустошает её, собирая все мусорные мешки. Берет карту, телефон, да лёгкую осеннюю куртку и, не забывая про мусор, выбегает из чертовой квартиры, предварительно заперев дверь на один замок. В магазине Сигурдссон берет целый блок сигарет, макароны и две пачки сосисок, чтобы не подохнуть с голода. И вот снова закуривает, выходя на улицу, и видит чью-то белоснежную шевелюру. Смешанные чувства прошибают с головы до пят, но потом человек разворачивается. Опять не он. Опять ошибся.       Придя домой, Арнор быстро скидывает все вещи и идет на кухню, чтобы заварить себе какао. То самое, которое так сильно любит Хёрдур, а Арнору это хоть как-то придаёт ощущение былого тепла и уюта. Иногда музыканту кажется, что он сходит с ума. Он представляет, что Магнуссон вернулся. Вот он. Стоит прямо напротив Арнора с лавандовым букетом, который он вечно приносил домой, с глупой улыбкой на лице, а потом Сигурдссон открывает глаза и… Пусто. Тут нет никого, и не было уже почти две недели, а старый букет уже больше похож на веник, чем на гербарий.       Арнору сносит голову, нервы на пределе, а самому просто хочется укрыться одеялом и так и лежать. Лежать от безысходности и непонимания всей ситуации, ведь Хёрдур просто ушел после маленькой бытовой ссоры, до сих пор так и не отвечая на звонки. А ведь Арнор волнуется. Написал бы хоть простое «отвали», уже стало спокойнее бы, а он молчит, игнорирует. Сигурдссон берёт в руки телефон и снова набирает заученный номер. Гудки, он снова не отвечает.       — Чертов засранец! — выдает Арнор, кидает телефон на кровать и шумно выдыхает, собирая ноты с пола и садясь обратно за измученный инструмент. Он ставит листы на пюпитр и, впиваясь взглядом в первую строку, начинает играть.       Раздается плавная, немного покачивающаяся мелодия, похожая на вальс, а по комнате пробегает ветерок, тихо шурша нотами и пытаясь их сбросить с фортепиано, но Арнор продолжает играть, как ни в чем не бывало. Он не замечает тень, пробегающую по стене, бегущую воду и тихие шаги в квартире. Не замечает тёплое дыхание за спиной. Точнее говоря, он замечает, но думает, что ему опять кажется это. Спустя пару мгновений порыв ветра всё-таки срывает листы бумаги с инструмента, и музыканту приходиться обернуться. На рабочем столе стоит свежий букет лаванды, а на стуле, прямо за Арнором, сидит он. Секунды тишины превратились в минуты, а Арнор всё так же рассматривал лицо, принадлежавшее человеку напротив. И всё бы ничего, да боль-то никуда не делась, просто так-то её не уберешь, не искоренишь. А Магнуссон понимает это, тихо шепчет «только твой» и, нежно обхватив щеки Сигурдссона, целует.       — Тебя не было почти четырнадцать дней. Я волновался и…       — И написал это для меня? — прерывает Хёрдур возлюбленного, а тот лишь смущенно кивает. — Сыграешь для меня?       Арнор немного подумал, но всё же положил руки на клавиши, а Хёрдур привычно сел на кровать, немного откинувшись. Теперь-то всё было на своих местах — и Магнуссон, и лавандовый букет, и листы с написанными на них нотами, и сердце Арнора. Оно тоже теперь на месте.