***
Кихен нудный такой бывает, что хочется приложить головой об стенку. Желательно, в кровь. Но этот самый полет в прострации заканчивается ровно там, где таксист останавливает у здания, больше похожего на дворец, чем галерею, и Мин не спеша выходит из машины, задевая джинсами грязный обод, долго матерясь и дожидаясь Ки. — Думаю, в этот раз из картин Пикассо выставили что-нибудь годное, а не как в том году, - цитирует он мысли вслух и неожиданно резко обвивает талию мальчишки рукой, только, чтобы приблизится к кромке уха, для пущей громкости голоса и, наверное, блядских мурашек по телу. Провокатор такой. — В таких местах много местных ублюдков, поэтому, если не хочешь, чтобы какая-нибудь гнида зажала тебя в углу между стенкой и телом, советую держаться поближе. И даже зная упертый характер, который ни за что не позволит Кихену поступить как просят, Мин все равно предупреждает, подмигивая и тут же проходя дальше от невольного желания не убирать руки. Лестница скользкая, тут же заставляет парня почти проехаться носом по асфальту, но Минхек делает вид, будто ничего не случилось и с невозмутимым фейсом открывает дверь в зал, полный с иголочки одетых людей и с огромной люстрой на потолке. — Добро пожаловать в обитель искусства. Приподнимает Мин край губ в усмешке и расстегивает только верхнюю кровавую пуговицу, что жмет на кадык неудобно и дико. —Ты аккуратнее совсем не можешь? - ворчит Кихен, аккуратно проходя по лестнице. Но всё это возмущение уходит, а на место приходит восхищение. — Красиво... - одними губами произносит Ки, переводя взгляд на других людей. Смотрит сначала на них, а потом на себя. Плюет на свой внешний вид и подходит к Мину ближе. — Здесь всегда так людей много? — Ты вообще видишь эти линии? - встревает Мин. Минхек — заинтересованным психом разглядывает белесые полосы яркой масляной краски на холсте с краю, где остальные даже не смотрят, и присвистывает в необъяснимом восторге, даже не услышав чужого вопроса. С секунду уходит на ярко-красные лилии, совсем как его волосы, такого глубоко кровавого оттенка, словно рисовали живой кровью. И Мин уже хочет прикоснуться, подвинуться ближе, пока невольно не переводит дикий блеск глаз на мальчишку. Настоящее искусство. Ли даже думает иногда, что тот нереальный, сногсшибающий дорогой центнер или самая ахуенная в этом зале картина. Господи, как хочется рассмотреть ее ближе. И Минхек рассматривает. Каждый невинный уголок рта, глаза цвета кофе и бледные скулы. Такая молочная кожа, господи. Минхек видит его нетронутым белым полотном среди разрисованных людишек, и в этот самый момент понимает, что хочет себе. Хочет быть единственным ебаным художником на теле Кихена, чтобы разрисовать так, как повелевают губы. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты кристально-прозрачный? Руки в карманах, голова повернута чуть в бок, чтобы было лучше видно шею, и Минхек даже не пытается оторвать глаза, чтобы при вопросе посмотреть на собеседника. — Красивый, имею в виду. Кихен по-настоящему краснеет, как еще никогда. Минхек медленно берет Ки за руку, сжимая пальцы. — Ты тоже чувствуешь это? - Кихен легонько улыбается, часто вздымая грудью. — Я чувствую нечто большее. Для Минхека больше не существует картин. Галерея в его глазах наполнена искусством поинтереснее. Он смотрит только на Ки, а Кихен на него. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠЭто называется: «Искра, буря, безумие?»