Огни дворовых фонарей

***

      Однажды весенним днём надо мной склонилось разгневанное лицо отца:       — Сын, — его лысина ярко блеснула мне в глаза, — ты меня задолбал тем, что сидишь в моём злобном пристанище и ничего не делаешь. Я тебя изгоняю.       Его бледная рожа, злобно искажённая, пугала меня до мурашек.       — Ну па-ап, — я пронзительно уставил на отца один свой обведенный глаз, который выглядывал из-под косой челки, — я ещё не оправился от потери матушки! — полились из моих уст тщетные и немощные протесты.       — Прошло пять лет, сын! — ещё громче развёрзся рык отца, — Уже можно было оправиться от чего угодно! — по небесам пробежались раскаты грома. — А теперь пшол вон!       — Не-е-ет!!!       — Дабы вернуться, ты должен снискать моё благословение!       Мой крик уже никому не слышен. Я не чувствовал гравитации, я потерял ориентир в пространстве, меня уже не было там, где я находился все пять лет до этого сокрушительного момента!.. Что же мне делать?! Внезапно мои руки превратились в мышиные крылья, я разинул свою маленькую мышиную пасть, чтобы изречь ультразвуковой крик, дабы осознать своё местонахождение в пространстве. (п/б: своё место в жизни, ахаха) Я осознал, что ледяной ветер подгоняет меня в мои крылья, и как на парусах, меня несло в вихре холодных потоков. Не знал, что на земле так холодно. Мне придётся несладко вне стен пристанища отца. Нужно отыскать квартиру маменьки, чтобы не превратиться в бомжа. Не хочу туда возвращаться: мне всё будет напоминать о ней, а ведь я до сих пор так по ней скучаю. Отцу не понять этих простых человеческих чувств, его жизнь растянулась на слишком долгий срок, чтобы придавать таким чувствам хоть какой-то вес.       Снова крик. Я в каком-то безлюдном дворе спального района. Если я сейчас же не приму человеческий облик, моё маленькое пушистое тельце тут же замёрзнет. Я не умру. Но будет неприятно.       С полуметра я плюхнулся на холодную лавочку. Не рассчитал немного высоты, отбил копчик. А ещё я изгнан из отцовского дома. Без денег, без еды. Лучше ситуации не придумаешь.       — Пиздец, — взвыл я, закрывая ладонями лицо, — ну что за жизнь?       В бритый бок мне назойливо дул холодный вечер, так же закрадываясь под одежду. Я слышал какие-то далёкие голоса вдалеке. В доме напротив мерцали огнями окна. Ясное небо вот-вот затянет тучами. Но холодок не может меня просто так спугнуть с места. Мою голову вдруг наводнило такое странное чувство ностальгии о тех днях, что я провёл в этом самом дворе.       Всю свою жизнь я прожил на этой тленной земле вместе с матушкой. Сколько себя помню, жизнь моя никак не отличалась от жизни детей простых смертных. Разве что мне было известно о своём бренном наследии вселенского зла. От этой мысли мне никогда не было ни горячо, ни холодно, жил себе и жил. Батя посещал нас с мамой только раз в году на день всех святых, когда его бледное и мертвенное лицо могло сойти за грим. Так же он мог удовлетворить свою тягость к театральным спецэффектам.       Появившись из занавеси собственного плаща и разогнав клубы дыма, отец возопил:       — Вот он я, сын, пади же ниц! — свет от его клыков блеснул мне в глаза.       — Ага, привет, пап, — вскинув руку, приветствовал я его по обыкновению в ответ.       Отец не был человеком. Никогда. Все те бесконечные века, что он был знаком с этим миром — он был вампиром. Существом, наводняющим ужас и смерть, жаждущим крови и истошных криков его жертв. Но так как я был его сыном от смертной женщины, я не видел в нём страха, и во мне отсутствовало какое-либо желание впасть в исступление в его присутствии.       Годы шли, моё тело обретало тот же облик, что и подобало остальным моим ровесникам, вопреки маминым страхам, что я тут же обращусь в страшного старика, наподобие отца. Но всё было нормально. Нормально для смертного человека. Также моё тело имеет свойство насыщаться обычной пищей, потому крови я никогда не пил. Как бы того папане не хотелось. Круг моих интересов тоже несильно отличался от тех, что был у остальных. На самом деле, у меня было много интересов, например, я любил музыку, литературу, театр (благодаря отцу), поэзию, древние тексты, кладбища, склепы, некрологи, чёрную магию, патологическую анатомию, котят, демонологию, спиритизм, проклятья, порчи, мифологию, оккультизм… Что-то я увлёкся. Не настолько мои интересы схожи с окружающими. Даже не знаю, в кого у меня такие закосы. Меня тянуло и притягивало к смерти, которая всегда была чужда мне и так недосягаема. И бывало так, к сожалению, что найти товарищей по интересам мне так и не удавалось. Но тем не менее друзья у меня были, и я отлично проводил с ними время, разве что… После пяти лет моего отсутствия в этом мире… Многое могло поменяться.       В те дни, когда я не занимался изучением древнего ведьминского трактата или выскабливанием из соснового бруска рожи Бафомета, я занимался теми же делами, что и остальные мои ровесники. Учёба, которой я не особо был заинтересован (что может быть важнее коллекции заспиртованных неродившихся младенцев в моей комнате?); подработки, которые еле покрывали расходы на мои хобби; или будь то случайная любовь. С парнями. Понятия не имею, зачем отец из раза в раз в последние насколько лет пытается навязать мне компанию на оставшуюся вечность в лице какой-нибудь принцесски соседнего тёмного царства. К женскому полу моя тёмная душа почему-то не лежала, а объяснить такое отцу — разбить ему сердце. Не мог я так поступить.       И ведь жил я да жил, закопавшись в серых буднях, как вдруг случилось что-то поистине для меня страшное и непереносимое. Матушка моя внезапно умерла. Ей было совсем немного лет, у неё была болезнь, которую мы обнаружили не вовремя. Это событие сломило меня напрочь. Отец пожалел меня и приютил в своём громадном замке вселенского могущественного зла. Я провел там несколько лет, страшно переживая кончину матери.       — Послушай, сын, смерть — это мгновение, оно приходит ко всем, это основа вселенского бытия, что создано, то умрёт… Кроме нас с тобой, смерть для нас смешна! Посмейся ей в лицо, сын, посмейся! ХА-ХА-ХА-ХА!!!       Теперь я снова здесь. На тленной и холодной земле людских грёз. Один. Без денег, без еды, без работы, без друзей, без матери. Как же грустно.       — Э, слыш, поц! — послышалось мне вдруг.       Или нет, не послышалось. Передо мной стоял невзрачный паренёк. Типичной наружности для окружающей нас с ним местности. В одной руке у него был пакет из местного продуктового. Я уставился на него в недоумении.       — Ты мне?       — А типа тут ещё кто-то есть?       — Ох, дьявол… — вылетело внезапно из моих уст.       Вот от чего-чего, а от гопников я точно успел отвыкнуть. Некоторые из них доставляли мне некоторые проблемы, из-за чего я еле сдерживался, дабы не явить перед ними свою ужасную, но истинную сущность. Неужели первым смертным, с кем я заговорю за последние пять лет, станет невзрачный чувак с района, одетый в спортивную одежду с безвкусной кепкой прямиком из времён девяностых.       — Ну и чё ты тут такой делаешь? — в нетерпении грозным голосом спросил он, подойдя ближе.       — Ну, сижу, и чего?       — Один такой душный и понурый, — но вдруг его голос вмиг поменялся и прозвучал даже дружелюбно, — а у тя сиги не будет?       Вблизи я разглядел его лицо. Обычный такой паренёк. Но вроде бы он не спешил надрать мне задницу. Видимо, нужда в никотине превышала желание услышать пояснение за узкие джинсы и бритый висок.       — Нет… — проговорил я расстроенно, так же, как и мой новый знакомый, желая закурить. — У меня вообще нихуя нет. Такой ответ сильно удивил паренька.       — Поясни.       — У меня был очень хуёвый день, ты бы знал.       Отчаяние во мне зашкалило настолько, что я уже не гнушался высказаться абсолютно рандомному человеку с улицы о том, что меня гнетёт.       — А чё с тобой случилось? — внезапно заинтересовался он.       — Ну, батя меня выгнал из дома, денег у меня нет даже на сигареты, и чтобы их где-то раздобыть, мне срочно надо найти работу.       Паренёк уставился на меня с сочувствием, затем пошарил в пакете, выудил оттуда банку Жигулёвского и протянул мне.       — На, — кротко произнёс он, видимо, желая мне хоть как-то помочь.       — Ого! Не жалко?       — Забирай, у меня ещё есть, — ответил паренёк, усаживаясь вдруг рядом со мной. — Слушай, бати – они такие, жёсткие бывают, ну, ты это… Не серчай особо.       — Да я не серчаю. Спасибо за пивас, — улыбнулся я, цокаясь своей банкой с его, которую он тоже успел вынуть из пакета.       — Да не за что, — ответил он, — давай, бухти мне, — произнёс мой знакомый, делая глоток.       — Да о чём бухтеть-то? — пожал плечами я, спрашивая, скорее, самого себя.       Я откинулся на спинку лавочки и уставился вперёд себя, во двор. Гром снова прокатился грохотом по небесному простору.       — Вот скажи мне… — после глотка снова оживился я. — Вот тебя как тебя зовут?       — Славик, — коротко отозвался он.       — Славик, скажи мне, вот важнее уважение отца завоевать или просто жить как нормальный человек?       — Надо как нормальный пацан, — простодушно ответил Слава, — батя-то подождёт, куда он денется?       Я даже призадумался после таких слов.       — Слушай, а ты прав.       — Славик хуйни не спизданёт, поверь! — улыбнулся он в ответ, являя мне щель в зубах.       — Ха-ха, — эта манера общения меня и впрямь забавляла, — а что ещё Славик спизданёт?       — Ну, если б сигареты были, я бы тебе таких историй подогнал… О! — вдруг подскочил на месте Славка, — я ж вспомнил, что положил себе одну в карман! — Славик с довольным выражением лица выудил сигарету из внутреннего кармана, — они ж всегда не вовремя кончаются! — затем вновь на его физиономии появилось знакомое выражение сочувствия, — сорян, поц, только одна!       — Пару затяжек!       — Ну, ладно.       Жизнь вдруг резко начала налаживаться. Пиво и небольшая доза никотина вдруг расслабили моё исстрадавшееся тело от стресса, отчего я становился только более разговорчивым.       — А ты сам-то чо? — уставил я свои зенки на Славика.       — Чо?       Общение давалось настолько легко, что время ускользало незаметно. Тёмные тучи всё сгущались над нами, чего мы просто не замечали.       — Ты сам по себе гулял-гулял, а потом решил со мной заговорить?       — Да просто вышел проветриться, заебало дома сидеть. С пацанами хотел погулять, а тут ты, значит, сидишь, грустишь.       И что ему до моей грустной физиономии?       Я снова отнял у него почти потухшую сигарету и произнёс:       — Придётся тебе со мной гулять.       — Да я чо, против? Гляди, как пошло-поехало хорошо.       Я на это как-то странно улыбнулся. Он флиртует, или я просто пьяный?       — Слушай, вот ты же нормальный пацан? Не глиномес какой-нить? — вдруг спросил Славка.       И я, не меняясь в лице, ответил:       — Конечно, нормальный.       В следующие полчаса или даже час Славик всё-таки расщедрился на несколько историй, из-за которых я не мог сдерживать рвущийся наружу смех. Славик рассказал о том, как подрался с каким-то наркошей на каком-то матче по футболу, как кому-то выбил глаз кружкой пива в каком-то баре, или как они с корешами справляли кого-то в армию, опоздав на следующее утро на тот самый поезд до части… Кажется, я уже и позабыл о злобном наказании отца. И всё благодаря моему новому спутнику.       На землю вдруг закапали мелкие капли, что отнюдь не прервало оживлённого рассказа Славки. Как только капли стали сильнее тарабанить нам по макушкам, мы обеспокоенно повскакивали со своих мест и ринулись под козырёк ближайшего подъезда. Это дало нам только новый повод для веселья. Ливень полностью заволок собой весь тихий и спящий район, мы же со Славиком ошарашенно за этим наблюдали. Мы с ним оказались одного роста, я это заметил, то и дело переглядываясь с ним.       —…Да вот только не понимаю я вас, — продолжал как-то отвлечённо болтать Слава, косясь в мою сторону, — почему вы как-то странно одеваетесь.       — Так красиво, — коротко ответил я, смахивая мокрую чёлку с лица.       — Да нахуя красиво одеваться, ты ж пацан! — искренно возмутился Славик. — Вон как я, не голый, и уже нормально.       — Ну, если б я был одет как ты, — я решил рискнуть, и похер, насколько я пьяный, — то ты бы не обратил на меня внимание.       На это Славик вдруг уставился на меня после таких слов, выдержав небольшую паузу. Я угадал?       — А ты хотел, чтобы не обратил? — вдруг спросил он, глядя мне прямо в глаза.       — Да нет, напротив.       — Почему?       — А кто бы мне ещё подогнал пива?       — Только из-за пива?       На его лице я тоже заметил дрогнувшую улыбку.       — А как же твои истории? Этого мало?       — Иногда бывает мало, — произносит Славик, и ему почему-то захотелось коснуться моей головы с той стороны, где были сбриты волосы. — Как они смешно колятся, — хохотнул он, а затем встретил мой взгляд.       Даже если в следующую секунду я получу пизды, я всё же решил рискнуть. Я подался вперёд, чтобы легко поцеловать Славку в губы.       Я почувствовал вкус пива. Славик не отстранился, не оттолкнул, только сильнее притянул меня за шею к себе, целуя в ответ.       — А теперь достаточно? — отстранившись, произнёс я.       — Ммм… Нет! — улыбнулся Славик и ещё раз меня поцеловал.       Славик умел целоваться. Скучал я по миру смертных.       — Сам ты тот ещё глиномес, — вдруг произнёс я, на что Славик улыбнулся.       — Ещё какой.       Ну надо же, в первый день изгнания нашёл себе парня.       Внезапно для нас обоих у Славки зазвонил мобильный, из-за чего он был вынужден от меня отлипнуть. С ужасом в глазах он уставился на дисплей.       — Да, аллё?..       — Славик, ты где, блядь, шляешься? Я тебя за хлебом послала три часа назад! — разгневанный рёв из трубки был слышен даже мне.       — Бля, ма, я совсем забыл…       — А ну, быстро домой, придурок ты недоделанный!       — Ща, ма, я скоро, не ори.       — Быстро!..       Славик вдруг развернулся обратно в ту сторону, где стоял я, но меня не оказалось рядом с ним.       — Пацан?..       Славка оглянулся по сторонам — под козырьком площадью в несколько метров, стоял только он один. Может, ему это всё привиделось? Славка как-то внезапно погрустнел.       — Блядь! — Вдруг вспомнил он, — пакет-то я на лавке оставил! — Крикнул Славка и стремительно ринулся под ливень по направлению к нашей лавочке. ...