Один
Впервые они целуются в канун Нового года. Одна рука Малдера – в повязке, неподвижна. Но и второй, здоровой рукой он не дотрагивается до напарницы, потому что этого будет явно недостаточно. А что до ее рук, то с ними всё в полном порядке, просто она боится слишком увлечься, если обнимет его во время поцелуя, и помешать тем самым скорейшему выздоровлению напарника. Уходя из больницы, он кладет руку Скалли на плечо – и этого привычного жеста достаточно, чтобы вернуть их в реальность. Ту, в которой конец света так и не наступил. Ни обсуждения, ни продолжения этого поцелуя в ближайшее время не следует.Два
На День святого Валентина она покупает ему розу. Знает, что это нелепо, а может, и глупо, но от решения своего не отступает. После того, как Донни Фастер камня на камне не оставил от ее личного пространства, она уже не так опасается спонтанных поступков и опрометчивых решений. Быть может, потому, что спонтанность и опрометчивость – не всегда синонимы ошибки? Продавец в цветочном в ответ на ее просьбу протягивает розу красного цвета, но Скалли тут же понимает, что ошиблась с выбором, и в итоге покупает другой цветок. Малдер – дальтоник, так что красный цвет не для него. А вот розовый – вполне. К тому же розовый – он такой милый. Выглядит… по-дружески. В нем нет опасно пылающей страсти, как в красном. Глупо, конечно, так рассуждать, учитывая, что преподнесенная в подарок роза может означать сама по себе, независимо от цвета. И все же Скалли готова пойти на риск. Когда она приходит в их кабинет, Малдера там еще нет. Так что Дана просто оставляет тщательно упакованный – продавец постарался – подарок на кресле напарника. Без записки. Позднее, после возвращения из лаборатории, она обнаруживает, что Малдер уже восседает на своем месте, а роза красуется в вазе на столе. Скалли не представляет, откуда взялась ваза, однако, тут же возражает она себе, что угодно может прятаться в ящиках стола Малдера и на забитых до отказа стеллажах. Она уже давно дала себе слово даже не пытаться разбирать эти завалы, дабы не наткнуться, скажем, на мумифицированную голову «настоящего-клянусь-тебе-Скалли-лепрекона» и не выслушивать очередную невероятную историю об украденных горшках с золотом вместо того, чтобы заполнять отчеты, количество которых неумолимо растет. Ее напарник никак не комментирует появление цветка в их подвале, и Скалли тоже помалкивает. Лишь после обеда, когда Малдера вызывают наверх - дать экспертное заключение по профилю серийного убийцы, проходящего по отделу насильственных преступлений, все тайное становится явным. Она читает отчет, стоя у стола, чтобы немного передохнуть от сидячей работы. И, когда Малдер встает со своего кресла, он мимоходом срывает с цветка один лепесток, с тем, чтобы вложить его в раскрытую ладонь напарницы. А потом их губы соприкасаются. - Спасибо, - просто говорит он. Скалли не отвечает, а после его ухода еще какое-то время раздумывает, что встревожило ее больше: решительность Малдера или тот факт, что дверь в их кабинет все это время была широко открыта. Малдер же не испытывает никаких сомнений и тревог. Его расстраивает только одно – что он ничего не купил ей в подарок.Три
После трех выходных по случаю Дня президентов, во время которых они не виделись, напарники возвращаются в ФБР – и Малдер никак не может наговориться. Прокомментировав закрытие пиццерии на углу его дома, непрекращающийся поток смехотворных голливудских фильмов, в которых утверждаются, что призраки могут быть дружелюбными – типа Каспера, и научные подтверждения того, что вирусы легче передаются зимой (здесь Скалли приходится вмешаться), Малдер переходит к теме жутких утренних пробок на дорогах, замечая, что сломанным светофорам с их мигающим желтым никак не место в 21 веке. Он, в общем-то, прав, но она не может удержаться от подколки: - Позвони президенту. Может, выбьешь под это дело поправку в Конституцию? - И кстати о президентах, Скалли! – тут же оживляется ее напарник. – Зачем было смешивать в один праздничный день две уникальные личности – Джорджа и Эйба – и их неоценимый вклад в развитие страны? Во время его пламенных речей она просто сидит за столом, наблюдая, как Малдер вышагивает по кабинету, и слушает вполуха ту очаровательную ерунду, что он несет, но последняя фраза напоминает ей кое о чем. И, пока напарник углубляется в детали биографий Вашингтона и Линкольна, Дана открывает ящик стола, тот ящик, что считается ее собственностью, и достает оттуда как раз такую уникальную вещицу, в которой смешались – буквально – личности двух президентов. Поймав взгляд Малдера, она протягивает ему руку ладонью книзу, удерживая свою находку кончиками пальцев и готовясь бросить ее в раскрытую ладонь напарника. Однако он, вместо того, чтобы принять подарочек, слегка сжимает ее руку в своей и подносит ее к лицу, сам чуть наклоняясь вперед. Не поднимая глаз, проводит теплыми и мягкими губами по линии от ее пальчиков до запястья, еще и еще. Благодаря его легким поглаживаниям ее сжатые пальцы слегка расслабляются, и та вещица, что валялась в ящике стола около года, наконец, оказывается в руке Малдера. Скалли понятия не имеет, откуда у нее эта странная двойная монета – вплавленные друг в друга десятипенсовик и пенни с чеканными профилями президентов. Малдер отходит к двери, а она прижимает на мгновение к груди ту руку, на которой еще горят следы от его поцелуя, и ощущает сильное биение сердца. Он ведь даже не понял, что она хотела ему что-то дать. Просто увидел, как она протягивает руку в «королевском жесте» – и отреагировал так, как ему подсказало сердце.Четыре
Когда Малдер заходит в их офис, она замечает кое-что крайне необычное: в руке у него – фирменный пакет из какого-то магазина. Внутри оказывается роскошная коробка кремового цвета, украшенная ярко-красной лентой. Напарник достает ее, сняв предварительно пальто и повесив его на вешалку. Сегодня – день рождения Даны Скалли. Оказывается, ему не нужны никакие напоминания об этой дате. В любом случае, она не подает вида, что удивлена, даже когда в упаковке обнаруживается элегантный и явно дорогой шарф из плотной ткани. А Малдер, в свою очередь, притворяется, что не заметил напускное спокойствие напарницы. - Малдер, это чудесно. - Пришлось выбирать, знаешь ли, между этим и еще одним шарфом – тот был черный, с узорами из фигурок зеленых пришельцев. - Я так понимаю, выбор пал на этот, потому что пришельцы на самом деле должны быть не зелеными, а серыми? - Скалли! – Он демонстративно хватается за сердце, будто вот-вот упадет в обморок. - Ты подтверждаешь, что веришь в пришельцев, какими бы они ни были? Просто подарок, а ведь день рождения сегодня не у меня! - Ничего я не подтверждаю, Малдер! В наступившей после смеха тишине они молча смотрят друг на друга. Любопытство, но больше – нежелание развивать тему с пришельцами - побуждает ее спросить: - Так почему именно шарф? Секунду он раздумывает: отшутиться или сказать ей как есть. Сегодня – ее день рождения, так что нужно сказать как есть. И пусть в их пикировках и остротах проходит лучшая часть его жизни, он все же должен сказать как есть. В конце концов, она уже сотни раз видела его смущенным. - Ты подстриглась так коротко, как никогда раньше не стриглась, так что зимой шея будет мерзнуть. И цвет этого шарфа… он подходит к твоим голубым глазам. Теперь ей нет смысла скрывать эмоции от услышанного. Дана поднимает голову и мгновение глядит на напарника. А затем обвивает его шею подаренным шарфом, как лассо, притягивая к себе за концы материи. Сейчас ему сложнее проводить аналогии между расцветкой шарфа и цветом глаз Скалли, поскольку глаза ее закрыты, а губы их соприкасаются. Ее руки по-прежнему заняты шарфом. Его руки – у нее на бедрах, слегка поглаживают их в том же неспешном ритме, в котором кружат в поцелуе их рты. И поцелуй этот совсем не похож на новогодний. Непонятно, кто прерывается первым. Просто в какой-то момент Малдер и Скалли стоят, соприкасаясь лбами, в ожидании, когда придет в норму тяжелое дыхание. - Конец света так и не наступил, - шепчет она. - Точно, - соглашается он. И, пока Дана бережно сворачивает шарф, укладывая его обратно в коробку, Малдер оборачивает ярко-красную упаковочную ленту вокруг ножки настольной лампы, где она победоносно рдеет в течение долгих недель.Пять
В начале рабочего дня Малдер меньше всего настроен на работу. - Знаешь, что хуже всего в этих змеиных укусах, Скалли? Пока они заживают, это так больно, что кажется, будто тебя кусают снова и снова. - Ммм. - Я уже, конечно, не в больнице. Но, как считаешь, укус змеи может служить достаточным основанием не писать прямо сейчас отчет о преподобном Маккее и его змеях? - Сомневаюсь, Малдер. Напарник продолжает что-то говорить, но она слушает его вполуха, отвлеченно рассматривая содержимое полок книжного шкафа. Внезапно внимание ее привлекает нечто, похожее на потемневший и сморщившийся шарик, ну или на гигантский изюм. Она снимает его с полки и театрально трясет вещицей прямо перед лицом Малдера, приговаривая: - Поцелуй меня, я ирландец! - Что? Тогда она еще раз машет находкой в воздухе, а заодно распахивает глаза, как бы намекая: «Ну же, ты что, не понимаешь?» Напарник явно не понимает. Приходится пояснить: - Голова лепрекона? Ирландия? День святого Патрика? Старая традиция? – Она раздосадована тем, что шутка затянулась, и потряхивает предполагаемой головой лепрекона уже с гораздо меньшим энтузиазмом, вот-вот готовая пойти на попятный. - А, точно, сегодня же праздник, - спокойно замечает Малдер. – А ты разве не ирландка, Скалли? - С чего ты взял? Вместо ответа он протягивает руку, чтобы дотронуться до пряди волос у ее лица. Всю жизнь ее принимают за ирландку просто потому, что у нее рыжие волосы. Малдер, конечно, оригинал, но иногда бывает столь же предсказуем, как и остальные. Дана уже собирается съязвить по этому поводу, как вдруг ее напарник удивляет ее, действуя с несвойственной ему раньше в личных делах решимостью. Касаясь ее волос, накручивая завиток рыжей пряди на палец, он наклоняется ближе и оставляет на ее щеке цепочку легких поцелуев. Один, второй, третий… - Чт.. что ты делаешь, Малдер? – бормочет она. - Видимо, что-то не то, раз ты спрашиваешь? – шепчет он, находясь так близко, что его дыхание щекочет ей ноздри. - Это всё потому, что я – ирландка? - Я не собираюсь целовать голову лепрекона, Скалли. - Это не настоящая голова. Он немного отодвигается, но его пальцы все еще играют с ее волосами. - Я думал, мы остались каждый при своем в этом вопросе. - Хмм… Но, может, сегодня… В его глазах – радость и возбуждение, а на губах играет улыбка. Она отвечает хитрой усмешкой и поднимает руку, словно намереваясь приласкать его, но вместо этого вдруг щиплет напарника за плечо. - Эй! Ай, Скалли! Ты считаешь, мало мне было укусов змей?! - Разве ты не в курсе, что лепреконы не различают зеленый цвет? И что они щиплют каждого, кого видят? Это научит тебя прятаться от маленького народца в зеленой одежде в День святого Патрика! - Так ты у нас лепрекон, Скалли? Что ж, по росту вполне подходишь, - усмехается он, демонстративно окидывая ее оценивающим взглядом. Чуть раньше она спросила, почему он целует ее, но, по сути, ответ был и так ясен. Праздник – как повод, как оправдание, как причина рискнуть в случае, если ты не уверен в ответе. И сегодня – как раз такой день, обязывающий поцеловать кого-то ирландских кровей. А может, просто того, кого вы хотите поцеловать настолько, что готовы записать его хоть в ирландцы, хоть в лепреконы. - Полагаю, да, лепрекон, раз уж ввязалась во всё это, - замечает Дана с лукавой улыбкой, которая – она надеется – будет воспринята ее напарником как приглашение. – Поцелуй меня, я ирландка! И он вступает в игру.Шесть
После всех поцелуев, случившихся в прошлом месяце, оба они находятся в волнительном состоянии предвкушения. При этом каждый пребывает в уверенности, что события развиваются теперь слишком быстро, и, возможно, не стоит попирать все те семь лет безукоризненных партнерских отношений, что предшествовали Новому году. Вслух, впрочем, они об этом не говорят, втайне благодарные друг другу за умение понимать напарника без слов, умение, отточенное как раз за те самые семь лет. А затем умирает его мать, потом Малдер находит душу Саманты в свете звезд, и им, агентам ФБР, приходится сместить фокус внимания на вещи иного порядка – от семейных проблем до глобальных теорий заговора. У них нет времени поразмыслить о личных отношениях, поскольку в Калифорнии их ждут сразу три дела, так что о скором возвращении в Вашингтон приходится забыть. Здесь, на Западном побережье, они - сплоченная команда и не расстаются даже на обеденный перерыв. Расследуют, спорят, противостоят жрецам культа вуду, оборотням и сумасшедшим программистам. И этот цейтнот, в центре которого оказались напарники, как нельзя лучше позволяет им оставить личные проблемы за жесткими рамками строго профессиональных отношений. Они даже не прикасаются друг к другу, разве что случайно или по необходимости. Только во время полета домой каждый из них возвращается мыслями к тому, о чем на время пришлось забыть. Вспоминают об этом одновременно, за секунду до того, как Малдер неосмотрительно берет напарницу за руку и сжимает ее в своей во время воздушной болтанки, хотя колкие взгляды и отрывистые реплики Скалли давным-давно дали ему понять, что она преодолела свой иррациональный страх перед жесткой посадкой. По прилету, в аэропорту, они замедляют ход, паркуя свои чемоданы на колесиках аккурат на том самом месте, где обычно расходятся в разные стороны и отправляются по домам. Как правило, задержка в этом пункте означает, что нужно передать друг другу бумаги или договориться о следующих шагах в текущем деле. Но сегодня напарники останавливаются просто потому, что не в силах расстаться друг с другом. Как будто за время полета те жесткие профессиональные рамки, что были выстроены в Калифорнии, начали плавиться, размывая очертания. - И когда мы теперь увидимся? - интересуется Малдер. - Раз сегодня суббота - в понедельник. - Это что, первоапрельская шутка? - вырывается у него, хотя он прекрасно знает, что Скалли не шутит, особенно когда говорит с этой ее "Малдер-ты-идиот" интонацией. Просто после перелета, когда он наконец-то смог касаться ее дольше, чем пару секунд, оставшееся до понедельника время кажется ему вечностью. Скалли привычно закатывает глаза в ответ на его реплику, хотя и для нее понедельник представляется дальше, чем хотелось бы. - Не забудь перевести часы на летнее время сегодня ночью, - напоминает она ему. - В понедельник тебе нужно быть на работе вовремя, нам весь день придется провести за отчетами по всем тем делам, что мы только что закрыли. - Точно. - Точно? - Ненавижу, когда нам с тобой приходится терять время впустую. При этом намеке на пришельцев и их играх со временем Скалли снова возводит глаза к потолку, но тут же одергивает себя, видя, как расширяются зрачки напарника. - Нам нужно наверстать упущенное, - заключает Малдер, делая небольшой шаг ей навстречу. - Да, наверстать, - машинально поддакивает она, тоже ступая ближе к напарнику. - Правда? Еще шаг. - Да. Ближе. Теперь они могут коснуться друг друга, и они касаются - губами. Это самый сумасшедший, самый невероятный поцелуй из всех, что им доводилось видеть в аэропортах. А ведь они, агенты ФБР, много путешествуют и при этом весьма наблюдательны. Впрочем, в данный момент им все равно, насколько хорошо этот поцелуй вписывается в общепринятые аэропортовские нормы, поскольку он хорош сам по себе. Его рука скользит под ее пиджак и задирает край рубашки. Пиджак Малдера, только что солидно располагавшийся на сгибе его локтя, уже валяется под ногами. Руки Скалли тоже заняты: одна по-собственнически разместилась на спине напарника, вторая изучающе прослеживает линии его лица. Она прижимается к нему все сильней, но ее напор ослабевает, когда он слегка проводит коленом по ее ноге, вверх и вниз. Спустя какое-то время, после недолгого перерыва, Скалли опять притягивает Малдера к себе за рубашку, позволяя их губам снова встретиться после краткой разлуки. В процессе она обнаруживает, что такой захват позволяет ей запрокинуть голову назад без страха упасть и в полной мере насладиться поцелуем. У сплетения их языков - привкус чистого блаженства, и все же Малдер не может не заметить, что шея Скалли - без шарфа, обнаженная и открытая ему, словно умоляет прикоснуться к ней губами. И он поддается этому искушению и целует ее, бормоча что-то одобрительное. И, точно так же - без слов, Скалли вздохами и легкими стонами отзывается на его касания, с готовностью открывая ему доступ к своей шее и скользя руками по плечам напарника. Ее невольные всхлипы отдаются в его приглушенных стонах... А потом она берется за его руки, обнаженные до локтей, до закатанных рукавов рубашки, и Малдер отступает. Ему кажется, что таким образом Скалли вежливо, но решительно дает понять: она хочет остановиться. А ей-то, напротив, хотелось просто дотронуться до его обнаженной кожи... Влажные следы его поцелуев на ее шее щекочет холодный воздух. Его руки все еще помнят ее прикосновения. Скалли слегка приоткрывает рот, не в силах поверить в то, что только что случилось с ними. Губы Малдера, напротив, плотно сжаты, но и он думает о том же, о чем думает она . Расходятся они в молчании, сами не вполне понимая, почему возвращаются в свои квартиры поодиночке. Но, несмотря на это, все равно счастливые настолько, что просто светятся от эмоций.Семь
Они сидят друг против друга в своем подвальном офисе и думают об одном и том же: какое время можно считать достаточно поздним, чтобы уйти домой и не выглядеть при этом подозрительно? Просматривая записи, Скалли машинально поднимает с пола карандаши, которые ее напарник рассеянно и не всегда успешно мечет в потолок. Она пытается занять себя работой вот уже который день, надеясь, что Малдер присоединится вместо того, чтобы наказывать ее своим демонстративным равнодушием. Он же отчаянно желает, чтобы она прекратила прятаться за бумагами, выискивая в них очередные надуманные причины, чтобы отправиться наверх, в лабораторию, и перестала раздраженно приподнимать брови вместо ответа на большинство его вопросов. Сомнение, неуверенность, напряжение, разочарование... Пространство между ними практически осязаемо заполнено этими эмоциями. Когда Курильщик увез ее под предлогом поиска лекарства... эта поездка далась ей нелегко. А сейчас нелегко им обоим. Рамки прежних, сугубо профессиональных отношений, снова разделяют их, пусть и не такие жёсткие, как раньше. Молча Малдер поднимается, чтобы выйти из кабинета и отправиться куда глаза глядят. Но, когда проходит мимо напарницы, она внезапно хватает его за локоть, и ее поступок изумляет их обоих. Скалли пытается что-то сказать, но в итоге просто трясет головой, не находя нужных слов. И Малдер их не находит. Даже в этом полнейшем рассогласовании они действуют согласованно. Как терпящие кораблекрушение в открытом море, хватаются друг за друга, объединенные общим желанием - спастись. Все прежние эмоции сливаются в одну - всепоглощающую отчаянную страсть. Он не в силах поверить, что она бросила его, врала ему осознанно и упорно, особенно после того, как целовала его так в аэропорту. Он с силой сжимает ее плечо. Она прикусывает его губу. Он издает звук, напоминающий рык. Она не в силах поверить, что он не доверяет ей, особенно после того, как она так целовала его в аэропорту. Она придвигается ближе и случайно толкает его, и Малдер чуть не падает назад. Он успевает схватиться за край стола для равновесия, уронив при этом фотографию в рамке. Скалли держит его за галстук. Оба они - в плену своих убеждений, и каждому проще поверить в то, что он заслуживает наказания за предательство, а не поцелуя. Голос разума по-прежнему звучит громче голоса сердца. Сердца выстукивают: "тук-тук"; одно дело - просто знать, что у этого органа есть своя пульсирующая жизнь, и совсем другое - ощущать ее, чувствовать, слышать. С Нового года эта пульсация жизни откликалась в них остро и ярко, несмотря на все, что происходило вокруг: смерть Фастера и матери Малдера. Но они так и не могут принять тот факт, что все эти изменения происходят потому, что в стуке ее сердца слышится "Мал-дер", а его сердце бьется в такт "Скал-ли". Они меняют положение, снова и снова, но поцелуй не прерывают ни на секунду. Ее зубы трутся об его. Языки сплелись так, что ей трудно дышать. Ногтями она остро проводит по его коже. А он царапает ей плечо краем наручных часов. Говорить сейчас не о чем. Слова оставлены за ненужностью, хотя они основа их отношений: долгие споры, вдумчивые рассуждения, словесные перепалки. Ни у Малдера, ни у Скалли пока не хватает смелости признать, что та нить взаимопонимания, что была протянута меж их блестящими умами, ведет и от сердца к сердцу и не порвется под весом любви. По-прежнему не говоря ни слова, они целуются так яростно, как никогда еще не целовались. Она вжимает кулаки в его грудь, он довольно ощутимо оттягивает ей волосы сзади, собрав их ладонью в горсть. И тут звонит телефон, вынуждая их отпрянуть друг от друга. Он медленно отходит спиной к столу, и они нехотя расцепляют руки, как Бог и Адам на фреске Микеланджело. А потом Малдер берет в руку карандаш, чтобы делать пометки по ходу разговора, и снимает трубку. Все еще ощущая его губы на своих, Скалли не отрываясь смотрит на напарника, тогда как его взгляд прикован к блокноту на столе. Внезапно он кладет трубку и тоже поднимает глаза на нее. - Мне все еще нужно идти, - сообщает Малдер. - Звонили из отдела насильственных преступлений, просили зайти к ним. На этот раз, когда он проходит мимо нее к двери, Скалли поднимает руку и двумя пальцами нежно проводит по его щеке вниз, к уголку покрасневшего рта. А он касается ее ноющего плеча, и один палец, будто случайно, соскальзывает под воротник рубашки, к полоске обнаженной нежной кожи. - Хорошо, иди, - говорит она. - Да. И он уходит. Они не столь наивны, чтобы полагать, что этот взрыв чувств разрешит все их сомнения и вопросы или не даст повода для новых. Но надо же с чего-то начинать. По крайней мере, дверь на сей раз была плотно закрыта.Восемь
Посреди ночи Малдер неспешно вырисовывает невидимые круги на спине напарницы, расположившейся рядом с ним. Воспроизводит узоры в виде сердечной чакры: их безуспешными поисками он занимался на полях Англии, пока Скалли была занята открытием непознанного здесь, дома. И сейчас он не может поверить, что обычная неудачная поездка завершилась на этот раз чем-то совершенно необыкновенным. Всего несколько часов назад она проснулась на его диване, разбуженная звуками, доносившимися с кухни, где Малдер пытался как можно тише сполоснуть кружки после вечернего чаепития. Едва успев открыть глаза, она садится и несколько минут вслушивается, прежде чем наконец позвать его: - Малдер? Я уже не сплю. - Извини, Скалли. Разбудил тебя и сам не могу уснуть. Час прошел с их знакового разговора за чаем на этом диване. Наконец, он выходит с кухни, на ходу вытирая мокрые руки о пижамные штаны. - Прости, - бормочет Скалли, когда Малдер останавливается перед ней. - Мне не следовало засыпать во время беседы. Он делает шаг к дивану, но не садится. - Слушай, Ска... - Нет, Малдер. Позволь мне. Он задумчиво смотрит на напарницу. Ее щеки покраснели. - Ты был прав. - Скалли встает с дивана, оказавшись совсем близко к Малдеру. - Все дороги вели меня сюда. Кончиками пальцев она касается его груди, там, где сердце, а потом кладет ему руки на плечи. Словно в зеркальном отражении, он проводит руками по ее плечам, чтобы затем опустить ладонь на ее грудь, поверх сердца. - На этих дорогах было много приключений, - продолжает она. - Точно. Много. - И после стольких приключений всё, что нужно путнику, - это остановиться и отдохнуть, как следует отдохнуть. - Да... - А для отдыха нужна кровать. Впрочем, в той кровати, куда они поспешно направляются после этих слов, как раз отдыха в ближайшее время и не предвидится. А сейчас, лежа здесь, рядом с ней, Малдер наклоняется и благоговейно оставляет поцелуй в самом центре нарисованной им чакры. Ее кожа влажная, и его губы слегка прилипают к ней, прежде чем с неохотой оторваться. Может быть, дело в том, что в комнате очень жарко после того, как они занимались там любовью. А может, в его невысказанном желании всегда быть рядом. Как знать? Да это и неважно. Скалли вдруг понимает, что неосознанно мурлыкала от удовольствия все это время, пока Малдер не поставил точку поцелуем в своем эффектном рисовании. Смущенная и в то же время довольная, она ждет, не вернется ли он к этому приятному занятию. Но он не возвращается, и ей так хочется притянуть к себе его руку. Она отворачивается, позволяя своим пальцам действовать вслепую. Малдер оказывается ближе, чем она думала, так что случайно получает удар в живот. - Уфф! - Ой, прости! Судя по смеху, которым сопровождаются эти слова, у Малдера есть все основания сомневаться в их искренности. Впрочем, он подхватывает игру: - В следующий раз я буду стараться сильнее, обещаю, Скалли. А вот она не сомневается: он говорит от всей души, хотя и смеётся. - Не думаю, что требуются какие-то улучшения, Малдер. - Я превзошел сам себя? В смысле, и следующего раза не будет? Конец света наконец-то наступил? - Этого я не говорила, - подчеркивает она, поворачиваясь и успокаивающее проводя рукой по его потревоженному животу. - Ты же знаешь, как мне нравится повторный процесс научных исследований. - Это… я… знаю... - Ему сложно говорить связно, пока она ведет рукой по его груди, да еще перемежает свои действия поцелуями. Скалли смотрит серьезно, не отводя взгляд. Несмотря на столь непривычную близость, оба они не смущаются, оба готовы к откровенности. Малдер тянется к ней, и она охотно скользит навстречу ему. - Сейчас я вижу тебя, - говорит она, легко проводя пальцами по его щеке. - И?.. - Ты - видение. - Такой сегодня был день - день видений. Она кивает. Едва касаясь губами ее лба, Малдер шепчет: - Посмотрим, какие сюрпризы еще готовит нам ночь? - Да, - соглашается она, и его рот накрывает губы напарницы, впитывая её согласие.Девять
Они выходят, держась за руки, из голливудского кинотеатра, с кредиткой ФБР, которую могут использовать по своему усмотрению этим вечером, и тут с громким грохотом позади них гаснут огни сцены. Приходится остановиться. - Твоих рук дело, Скалли? - Ну конечно, нет. - Потому что, если вдруг захочешь остаться со мной наедине в темноте, достаточно просто попросить. Она не говорит: "Заткнись, Малдер", хотя это ясно слышится в ее выразительном вздохе. Но, раз уж они по воле случая оказались здесь, в темноте и наедине, Скалли просто наклоняется к напарнику и дает ему понять, чтобы он замолчал, с помощью поцелуя. Малдер охотно подчиняется, и на какое-то время их обоих не слышно - ни один из них не может с точностью сказать, сколько длится тишина. Внезапно, с грохотом и шипением, освещение возвращается, и напарники отстраняются. Смотрят друг на друга, и, наконец, Скалли замечает: - Я все еще на тебе. - Ты слишком далеко стоишь и на тебе слишком много одежды, чтобы утверждать такое, - протестует он. Вместо ответа она смеется и изображает движение, каким стирают помаду с губ. В темноте ее напарник успел измазаться по полной программе. Малдер смеется в ответ и трет губы по-настоящему. - Ты оставила след, Скалли. - Да, прости. - Здесь, да. - Он проводит по воздуху испачканной в помаде рукой. - Но я хотел сказать, ты действительно оставила след. - След? - Ну, ты знаешь, внутри. - Он надеется, что эти слова не звучат слишком глупо. - Внутри? - Да. Ну, ты понимаешь. - Да, - говорит она. - Кажется, понимаю. - Кажется? - Понимаю. - И я. - Только не думаю, что это новость, Малдер. - Нет. Это давнишнее ощущение. - Просто новизна не проходит, правда? Он кивает. - С премьерой, Скалли. - С премьерой, Малдер.Десять
Он сидит на ее диване, глядя на кассету в своих руках, и замечает - громко, чтобы Скалли услышала из кухни: - Не могу поверить, что ты в самом деле взяла в прокате "Стальные магнолии". - Должна напомнить, что ты сам предложил этот фильм после того, как мы посмотрели "Гольф-клуб". - Жестко! - Во всяком случае, ты знал, что тебе, вероятно, придется смотреть "Магнолии". - Надеялся, что этого не произойдет. - Знаешь, мог бы и не приходить тогда. Сегодня, когда они вышли из Бюро после работы, все было как обычно, и вдруг ее как ожгло осознание того, что уже несколько дней она не чувствовала колючие прикосновения его щетины к своей коже. Тогда отвернулась от Малдера, понимая, что краснеет и что это не ускользнет от его внимания. На протяжении всего рабочего дня он прикасался к ней. Поначалу неосознанно, но затем уже и без всякой необходимости: мягко клал руку то на ее плечо в попытке привлечь ее внимание, то на локоть – вместо того, чтобы просто позвать по имени. Малдер вдруг до боли остро прочувствовал, что уже несколько дней не дотрагивался до ее обнаженной кожи. Отвернувшись немного, так, чтобы он не видел ее лица, Скалли говорит: - Приходи ко мне сегодня. Звучит это больше как утверждение, нежели вопрос, но Малдеру все равно. - Хорошо, - тут же отзывается он. - Я принесу ужин. Где-то через час. Малдер приходит с едой на вынос, и нет никакой необходимости перекладывать ее в приличную посуду, но Скалли все равно перекладывает, потому что по-другому не может. А потом садится на диван рядом с напарником и подает ему тарелку. Они едят без особого аппетита и в полном молчании. Наконец, он отставляет тарелку на край журнального столика и берет в руки видеокассету, протягивая ее Скалли. - Думаю, не так уж я и голоден. - Думаю, не так уж я хочу смотреть этот фильм, Малдер. Она тянется к журнальному столику, чтобы поставить туда свою тарелку и заодно положить кассету. А когда откидывается на спинку дивана, Малдер опускает руку ей на поясницу. Его пальцы соскальзывают чуть ниже, обхватывая ее за талию. Скалли, в свою очередь, кладет руку ему на бедро и склоняет голову на плечо напарника. - Привет. - Привет. Он осыпает поцелуями ее макушку, щеку, краешек губ, шепча: - Мое сердце ускорило ход, Скалли... Она кладет руку ему на грудь: - Да. Я чувствую... Знаешь, мое сердце тоже бьется сильнее, Малдер. - Ух ты... Их зрачки расширены, а веки полуопущены. Они целуются медленно, осторожно, будто губы их соприкоснулись впервые только сейчас. В объятиях друг друга покачиваются в такт своему сердечному ритму. Конец света не наступит, пока они слышат: «Мал-дер», «Скал-ли». Конец. Примечания от автора: Я думаю, что это Малдер подарил Скалли тот шарф, в котором она была на станции (поезда) в серии “Trust No One”. Две монеты, сплавленные в одну, конечно, Скалли получила в серии “Dreamland”. Голову лепрекона я придумала, и, похоже, Малдер не прогадал, заплатив кому-то за столь сомнительную вещицу. В сериях седьмого сезона, начиная с "Millennium", идут довольно странные скачки времени, кроме разве что серии "Chimera", где действие происходит на Пасху. Так что я распорядилась таймлайном по своему усмотрению, пусть это и принесло им в фике немало огорчений. Впрочем, в сериале после "Реквиема" все стало гораздо хуже: получается, мое развитие событий агентам только на пользу.