Мой личный ручной демон

Тихо. Остальные на корабле, наверное, спят уже давно. Один я, как дебил — сна ни в одном глазу. Уже и посидел-почитал, и ботинки от скуки почистил, а все не то. Сижу вот теперь, сверлю взглядом стоящую на столе бутылку сидра, на которой так красиво еще языки пламени от лампы играют. Ну и прикладываюсь к ней периодически, к бутылке. Мда, много я что-то пить стал в последнее время… Хотя, в конце концов, я пират — мне можно! Да и как тут не пить, когда такая каша в голове, и мысли эти беспокойные, и метроном этот чертов незамолкающий — то громче, то тише где-то в голове дает о себе знать. Тик-так это гребанное, чтоб его… А так, вроде, напьешься — он и смолкает почти, все же полегче… Черт, как же скучно. На дежурстве сегодня Джо-Джо вроде. Может, с ним пойти посидеть? Хотя, похоже… Дверь моей каюты распахивается резко, что я даже вздрагиваю слегка. Ты всегда ходишь тихо, как кошка — до сих пор удивляюсь. Вот и сейчас я не услышал, как ты подошел к двери — нутром почувствовал, скорее. Окидываю с ног до головы беглым взглядом — видимо, ты ко сну уже готовился. А может, даже успел поспать немного — на голове бардак, и на тебе лишь штаны надеты, даже без ремня. Но пришел все равно… Улыбаюсь приветливо и демонстративно разворачиваюсь вместе с креслом от стола. Ты торопливо, ничего не говоря, обходишь стол и залазишь ко мне на колени, тут же утыкаясь в шею носом. — Кэп… — выдыхаешь не то просяще, не то успокаивающе, а я даже не хочу спрашивать, почему ты вдруг пришел, лишь глаза облегченно прикрываю — и так понятно. Всегда ведь знаешь, что мне нужно и как, даже лучше меня самого. Все обо мне знаешь, демон проклятый… Целуешься ты каждый раз так, словно в последний — требовательно, голодно, порывисто, страстно. Выгибаешься под моими руками соблазнительно, ужом извиваешься на коленях, в волосы мне пальцами зарываешься — тянешь, прижимаешь. И аж сожрать тебя целиком хочется, настолько ты вкусный. Весь вкусный, везде, как самое изысканное лакомство. И задница у тебя — словно Боги специально ее под мои ладони сделали, так мне кажется иногда. Маленькая, крепкая — хоть со всей силы сжимай, ты только рад будешь. — Кэп… — выстанываешь мне в губы томно и прижимаешься все теснее. Ширинку мне поцарапываешь нетерпеливо, и я боюсь, что взорвусь, рассыплюсь на миллион осколков, стоит тебе меня коснуться наголо, а не через ткань шорт. Хочу, хочу тебя неимоверно. Не сдержавшись, рычу тебе в рот и с силой, с аппетитом кусаю за губу — почти до крови. Тут же на стон срываешься, а я животом даже через штаны чувствую, как у тебя член пульсирует, и от этого едва бесформенной лужей не растекаюсь. Голова идет кругом, тело пробивает дрожь, дышать становится невыносимо тяжело. Эта твоя отдача, это желание… Такой горячий, такой голодный до ласки и щедрый на ответную. Что с тобой ни делай — тебе все нравится, на что угодно готов, любое извращение поддержишь. Сумасшедший. Хотя, как и я сам, чего уж там… Резво поднимаешься с моих колен и за руки тащишь к кровати, а я и не сопротивляюсь, едва ли не в одном прыжке вместе с тобой заваливаясь на простыни. Сразу начинаешь возиться, стягивая штаны, но не отрываешься от меня ни на секунду. Успеваю лишь мешающееся одеяло отпинать ногами в сторону, а ты уже и с меня шорты стягиваешь, мышцы груди и пресса языком очерчивая, и все ниже, ниже спускаешься, не в силах терпеть больше. Минет в твоем исполнении изумительный настолько, что я сдохнуть готов. Вот прям так — с членом в твоем рту. И мне иногда думается, что ты рано или поздно этого добьешься, потому что когда так мастерски отсасывают чуть ли не часы напролет, а кончить не дают — это смерти подобно. Сладкой такой смерти, и безумно желанной. А уж какое у тебя лицо в этот момент — довольное настолько, что аж глаза от удовольствия закатываешь. И даже зная, кто ты такой и на что способен, все равно знаю, что это твое удовольствие искреннее. То, с какой самоотдачей ты мне сосешь каждый раз, а сам подрагиваешь от кайфа и стонешь глухо, и при этом в твоем горле так вибрирует и сдавливает, что звезды мерцают перед глазами. Меня крутит всего, выгибает дугой, как от пытки раскаленными иглами, а ты только глазами сверкаешь игриво и бедра мне короткими ногтями царапаешь. Тебе нравится наблюдать за моими муками, я знаю. Нравится чувствовать свой контроль надо мной, слышать мои несдержанные постыдные стоны, видеть мое терзаемое внутренней похотью тело — и знать, что я полностью бессилен перед твоим существом и умениями, также, как и все. Тебе это приносит едва ли не больше удовольствия, чем все остальное. Изверг чертов… Наконец не пережимаешь мне в очередной раз член у основания, и я, чуть ли не рыдая от счастья, взрываюсь так, что ты едва не захлебываешься. И в голове сразу так легко становится, и пусто-пусто, даже метроном смолкает совсем, отчего я лежу и улыбаюсь, как дурак последний. А ты, словно понимая, смотришь шало, ухмыляешься самодовольно. И облизываешься, гаденыш. И ох, как же это выглядит пошло, вульгарно, грязно, дико, а оттого еще более притягательно. Ты весь такой — как воплощение всех человеческих грехов. По крайней мере, похоти — точно. И лжи еще, да. А может, так и есть на самом деле, я до сих пор не уверен. Как и не уверен порой, что все это делаешь ты, и именно для меня, а не потому что просто натура берет верх. Сколько у тебя было таких, как я? Мужчина или женщина, сверху или снизу, один человек или целая толпа — для тебя не имеет значения. Помешанный на сексе извращенец. В такие моменты кажется, что ты только ради этого и живешь на свете, что и личности-то у тебя нет, как и предпочтений каких-либо — лишь голые инстинкты и потребности истинной сущности, ведь как может откровенно нравиться вообще прикасаться к такому, как я… И снова накрывает, мысли скачут, сами себе противоречат… В голове звенит, сознание слоится, бесконтрольная злость затуманивает разум… Звуки нарастают, становятся громче, кровь пульсирует в висках все сильнее… С каждым ударом сдерживаться все тяжелее, и я снова падаю, падаю куда-то в глубины безумия… Тик-так, тик-так… Дьявол!.. А потом замечаю, как ты пристально всматриваешься мне в обезображенное лицо своими глазами этими удивительными, которые мне каждый раз все нутро выворачивают — будто в саму преисподнюю смотришь, столь же непроглядно черную. Прищуриваешься в своей обычной манере — хитро так, как огромный хищный кот, и в этот раз с укоризной немного. Ловлю этот взгляд и вздыхаю раздраженно — знаешь. Словно не только тело, но и душа голая. — Кэп… — качаешь головой как-то обреченно, будто я ребенок, которому ты устал объяснять, почему небо голубое. И вверх ползешь, алые засосы оставляя, выцеловывая уродливые шрамы по телу. Рваные и сплошные, кривые и ровные, гладкие и бугристые… Их много. Очень много. Но ты каждый раз стараешься уделить внимание каждому, даже самому маленькому: от ступней и до груди, где потом добираешься до самого большого. И я по-прежнему непроизвольно зажимаюсь, когда ты начинаешь как в первый раз изучать его языком, аккуратно обводя кончиком края чудовищного ожога-паука. От бедра — и до шеи. Медленно, скрупулезно. Носом трешься о розоватую сморщенную кожу, протезы невесомо подушечками пальцев оглаживаешь: от кисти правой бионической руки и до нагромождения металла на лице. Моргаю и морщусь, когда до механического глаза дотрагиваешься, а ты хмыкаешь как-то умилительно и в волосы мне лицом зарываешься — запах вдыхаешь. Красиво, наверное, со стороны смотрится — твои черные и мои, не по возрасту седые. Как уголь и пепел. А внутри огонь, что нас сжигает. Сжигает, и при этом согревает обоих. Безумные языки адского пламени и жидкий жар магмы… Поглаживаю тебя руками рассеянно: по бедрам, бокам, спине, плечам. Какой же ты красивый… Крепкий, ладный, поджарый, гладкий. Совершенный буквально. Хотя, такие как ты, и должны быть совершенными. Не то, что я — изуродованный калека. Верно Эл говорил, что только детей пугать. А тебе нравится, почему-то. Хоть и не понимаю этого, хоть и не верю, но знаю, что нравится. Что я для тебя не остальные — другой. Что нужен тебе именно таким — больше, чем вода или воздух. Как и ты мне нужен — полностью, без остатка, со всеми твоими пугающими особенностями. — Кэп… — скулишь мне в макушку обиженно, и вновь вытаскиваешь меня из омута на поверхность, напоминая, что именно тебе нужно прямо сейчас. Трешься об меня пахом, пачкая прозрачной смазкой, коленями сжимаешь, дышишь рвано, напрягаешься, как тугая пружина — до видимой несдержанной дрожи. И я чувствую, как внутри у меня разливается та самая магма, вновь до красноты накаляя член и опаляя жаром внутренности. Сейчас ты хочешь быть снизу, я это чувствую, и ты лишь подтверждаешь мою правоту, укладываясь рядом на живот и призывно выпятив задницу. Мычишь в простыни, выгибаешься в пояснице, стройные ноги расставляешь неправдоподобно широко. И смотришь. Смотришь так, что я едва тут же не кончаю: так маняще, умоляюще, обожающе и невообразимо развратно. Словно ты умрешь, если я тебя сейчас не трахну. Хотя, тебе ведь это и правда жизненно необходимо. Зависимый… И даже не верится, что теперь от меня. Глядя на тебя такого, это настоящий восторг — понимать, что опаснейший убийца, чье имя заставляет Патруль нервно сглатывать, а отъявленных головорезов мочиться под себя от ужаса; безжалостный подонок, играючи манипулирующий людьми; одержимое чудовище, при желании способное уничтожить полмира, — дрожит сейчас передо мной, в моей безоговорочной власти, полностью покорный любому моему слову. Готовый выполнить любое мое желание, любой приказ. Добровольно положивший к моим ногам свое тело и душу — всего себя, без остатка. Целиком и полностью. За смазкой тянуться недалеко — специально теперь в прикроватной тумбочке храню. Да и если что, у тебя в левом кармане всегда с собой — я помню. Хотя растягивать тебя привычно уже, недолго — как и меня, собственно. Но я специально медленно мокрыми пальцами ласкаю, скорее чтобы подразнить. Ну и полюбоваться, как мягкий свет от пламени лампы твою фигуру огибает, как ты стонешь просяще, голову запрокидываешь, подрагиваешь мелкой дрожью от предвкушения. Сексуальный безумно. Раскрепощенный, ненасытный, горящий. В изнеможении уже впиваюсь пальцами в твои бедра и вхожу сразу резко, до конца — как ты любишь. И мне кажется, что я оглохну от твоего стона. Сладкого, глубокого, прекрасней самой дивной музыки. И вновь ненавистный метроном в сознании замолкает, а я выдыхаю облегченно и провожу языком тебе между сведенными крыльями лопаток, в загривок целую благодарно, взмокшим лбом утыкаюсь в плечо. И двигаюсь. Размеренно, быстро, четко. Выходя почти полностью и входя до упора. Твои взмокшие бока оглаживаю, запах вдыхаю — такой возбуждающий, что перед глазами все плывет от желания. А ты стонешь уже низко, протяжно, срываясь на рев, и подмахиваешь со всей доступной силы. И лицо у тебя такое, что я плавлюсь, дурею, окончательно схожу с ума. Внутри горячо настолько, что каждый раз думаю, что ожоги останутся. И узко. Сколько тебя не долблю, а ты все равно узкий, как девственник. Будто нарочно подстраиваешься под мой размер, обволакиваешь, как родного… В каюте становится невыносимо душно; запах лампидального масла от лампы сливается с запахами пота, спермы, смазки, твоего пышущего жаром тела, и смешивается в умопомрачительный коктейль, который действует на меня лучше любого афродизиака, подстегивает, распаляет, пробуждает животные инстинкты. И заставляет кусать, сжимать, царапать; наслаждаться звуками стонов, глухих шлепков о твои ягодицы и пошлого хлюпанья смазки. Заставляет реветь утробно от наслаждения во все горло, не по-человечески — по-звериному. И упиваться этим состоянием, этой страстью, которая сужает весь мир до крошечного пространства вокруг; до этой обители греха, в которой хочется остаться навеки… Будь моя воля — всю жизнь бы провел, лишь с тобой трахаясь. И умер бы также, с членом в жопе. Без разницы, с моим в твоей, или наоборот. А будь ты бабой, то женился бы, наверное. И ведь кто бы мог подумать, что я тоже, как и ты, окажусь бисексуалом… Хотя, мне ведь не нужны другие парни, даже под дулом ружья на мужика не встанет. Только на тебя. Да так, как ни на каждую девку порой встает. И я знаю, что ты к этому не причастен, что это не твое внушение — ты никогда не позволял себе воздействовать на мои чувства. Возможно, именно эта редкая искренность и притягивает нас друг к другу? Умение ценить то, что мы скрываем от остальных? Лелеяние одним тараканов и внутренних химер другого, которых обычно страшатся и избегают?.. Интересно, это и есть любовь? Или семья?.. Я не представляю, что скрывается за этими словами. Но и дружбой это уже не назовешь, наверное. Необходимость? Привязанность? Нет… Не думаю, что для того, что я испытываю к тебе — и ты ко мне, я уверен, тоже — есть название. Мы ведь просто друг другу нужны, так? Без нежности, без глупостей там всяких. Просто как две части одного организма. Или как соединенная вместе одна душа на два тела, и единое тело с разными душами… — Кэп!.. — скорее выкрикиваешь уже, чем стонешь, выгибаясь так, что мне кажется, я слышу, как хрустит хребет. Обхватываешь себя рукой и дрочишь остервенело, а у меня уже все пеленой заволокло перед глазами, настолько мне хорошо. И лишь вбиваюсь в тебя все сильнее, быстрее, глубже — до боли в яйцах и судорогах в ногах. Рычу, как зверь бешеный, бедра твои сжимаю до синяков, впиваюсь зубами в это соблазнительное место на изгибе шеи. И кончаю — с тобой вместе — бурно, ярко, и так обалденно, что голова начинает кружиться. Ты дрожишь подо мной, бьешься, и я знаю, что тебе так же потрясающе, как и мне. И что это именно то, что нам обоим нужно — безмолвное понимание, на уровне инстинктов. Одна душа на двоих. Одни желания, одни чувства, одни эмоции. У тебя, наверное, в мозгах даже свой какой-нибудь аналог моего метронома есть, и выстукивает он не сто семь распроклятых ударов в минуту, а другой ритм — тот, что уничтожает тебя… Но я знаю, что он, так же, как и мой, замолкает в такие моменты, как этот — когда ты лежишь рядом, дышишь глубоко, со мной в унисон, пальцем по шрамам водишь, любовно как-то. И улыбаешься, умиротворенно так, блаженно и свободно, как и я сам. Просто ты меня понимаешь, как и ад мой внутренний. Мой личный ручной демон. Демон, дарующий мне рай.