Перелом

      — Ну, вот и все, — врач отошла и села заполнять документацию. Джон неловко поерзал на стуле, а после встал вслед за Шерлоком.       Сейчас Холмс, видимо, мечтал лишь о том, чтобы запахнуть пальто и вздернуть воротник. Но он не мог. И только недовольно обхватил себя загипсованными руками.       — Приходите через три недели, — улыбнулась им девушка.       Уотсон придержал двери, чтобы, вздернув нос, в них вылетел пострадавший. Да, это будут те ещё три недели.       Дело в этот раз оказалось на удивление опасным. Грабитель, пойманный с поличным, бросил тяжёлую статую прямо на наклонившегося над следом Шерлока, тот лишь голову успел поднять. Пострадали обе руки в предплечьях. Преступника, конечно, прямо на выходе задержала полиция, и с помощью Лейстреда они подняли статую. Инспектор же и отвёз их в больницу, где матерящемуся на чем свет стоит (Джон никогда от него этого не слышал, тем более такого разнообразия фраз) детективу сделали рентген и наложили гипс. Шерлок совсем поник, плевался ядом и похож был на побитого щенка цербера. Вроде и жалко, но та ещё тварь.       С первой проблемой они встретились ещё в больнице — двери. После — такси, двери на 221В. Потом было снятие пальто, которое и так было наброшено на плечи, а не надето.       Пока обиженный на весь мир, бухтящий на угол ковра Шерлок сидел на диване, Джон делал им чай. Возможно, Шерлок ещё не знает, что им предстоит, ведь… Он стал беспомощным совершенно. Вероятно, чаем его тоже придется поить. Весело хмыкнув, Джон достал соломинку. Все, с напитками стало легче. А вот еда… Вряд ли в топ невероятных умений гения входит умение держать вилку пальцами ног.       Чуть подумав, он соорудил ещё одну вещь: старая табуретка и поднос составили собой прекрасный новый поднос с ножками. Как раз до уровня лица. Четыре гвоздя — и готово! Счастливый от своей находчивости, Уотсон поставил чашки и тарелку с печеньем на изделие и понес в гостиную.       Оглядев то, что получилось, Шерлок издал что-то определенно вредное, но совершенно нечленораздельное, хмуро взглянул на него, видимо, смиряясь в уме и буркнул:       — Спасибо.       Видимо, до гениального мозга дошло, что если бы не стечение этих идей, он бы или остался без чая, или пил с ложечки.       Устроив это все перед ним, Джон повернул к нему соломинку и взял чашку.       — Надеюсь, ты уже понял, что в ближайшую неделю никаких дел.       — Для этого не всегда нужны руки. Главное — разум.       — Так что все вопросы будешь решать или с Грегом вживую тут, или по телефону.       Шерлок поймал губами соломинку и втянул в себя почти полчашки сразу. Довольно выдохнув, он ответил:       — А если со мной поедет Грег?       — Шерлок… — Уотсон выдохнул. Были вещи, которые произносить вслух не хотелось, и Холмсу нужно было догадаться самостоятельно.       На то он и был гением.       — Ладно, по твоим глазам вижу… Я буду ему больше проблемой.       — Не то чтобы я это имел в виду…       — Боже, замолчи, я все прекрасно понял. * * *       Время шло. Джон не спешил, занимался своими делами. Приготовил ужин, сделал запись в блоге, пока Шерлок то ли зависал в Чертогах, то ли дрых на диване. Они не обсуждали сложившуюся ситуацию. Для себя Уотсон отметил аспекты из жизни детектива, с которыми ему придется помогать, но вслух, конечно, не озвучил. Так или иначе, но скоро Шерлок проснется и все поймет сам.       Доктор как раз залипал на какое-то новомодное видео в сети, когда вдруг решил повернуть голову. Вскрик, лэптоп чуть не вылетает из рук, от движения наушники вырываются из ушей, в левом застревает подушечка. А все потому, что Шерлок нависал прямо над ним, сонный и взлохмаченный, и, судя по глазам, выбирал, как обратить на себя внимание: пнуть ногой или укусить. Джон, к счастью, заметил его раньше.       — Ты проснулся? — он оглядел его с головы до ног. — Хорошо… — блоггер повернул голову чуть набок, протягивая слово, силясь достать подушечку.       — У нас есть чем поужинать? Если нет, ты не мог бы заказать? — он переступил с ноги на ногу и зевнул. При попытке прикрыть рот поломанной рукой, зевок искривился и превратился в болезненный стон. Шерлок поморщился.       — Не беспокойся, я приготовил кое-что. Как раз для тебя подойдёт. Тебе нужен кальций и белок.       — Да, я слышал… — развернувшись, Шерлок потопал в сторону кухни. — Я сейчас.       — Ты в… уборную? Вероятнее всего, тебе может потребоваться моя помощь, полагаю… — Джон старался сказать это как можно более мягко, не вызвав резкого отрицания.       — Думаю, как-нибудь, но я уж наловчусь ходить в туалет без чужой помощи, — как всегда, наершился он.       — Ну-ну, — Джон прошел на кухню.       В следующие десять минут он наблюдал, как детектив старается открыть дверь ногами, плечами, явно подумывая о том, чтобы схватить ручку зубами. Что ж, пусть помучается. Он потом сходит к миссис Хадсон, возьмёт у нее пару лент или веревок и привяжет к ручкам. Тогда он сможет оттягивать их ногами. В конце концов Шерлок решил использовать кончики пальцев, чтобы сжать пару миллиметров ручки. Раздался дикий вой. Во-первых, из-за напрягшихся мышц, во-вторых, неправильного положения сломанной конечности, и в-третьих он проспал время действия обезболивающего.       Уотсон поймал его негодующий взгляд, что-то вроде «я слишком горд, чтобы попросить вслух, но как ты не можешь понять, что мне нужна помощь?» Улыбаясь, доктор лёгким движением нажимает на ручку и раскрывает дверь.       — Спасибо, дальше сам.       — То есть расстегнуть ширинку и пуговицу намного проще, чем потянуть ручку на себя?       Злым взглядом Шерлока можно было сжигать города. Но он, к счастью, ничего не сказал. Так что Джон мог продолжить:       — Я понимаю, как ты себя чувствуешь. Беспомощно. Стыдно. Не думай о том, как я к этому отношусь. Я же врач, и это не только работа, это мое призвание, жизнь и я в целом. Это восприятие жизни. Я не воспринимаю тебя как просто пациента и это не портит мое мнение о тебе — так или иначе, но я всегда знал, что ты — человек, — он осторожно опустился на одно колено. Пуговица поддалась легко и быстро. — И скажу больше: ни один человек не узнает об этом. Я понимаю, что тебе бы этого не хотелось.       Молния не поддавалась так легко, даже, кажется, в нее попала ткань. Он видел, как взволнованно втянулся живот друга: ни один мужчина не мог быть расслабленным, если есть риск пострадать его богатству. Так что он осторожно проник за край, отстраняя ткань трусов от молнии, потянув собачку вниз. Тыльной стороной ладони он чувствовал теплый мягкий орган, который отделяла лишь тонкая ткань белья. Холмс нервно сглотнул. Оба шумно дышали. Ситуация в любом случае была очень интимной.       — Тебе стоит на время носить брюки без замков. Ты же дома будешь, верно?       — Хорошо. Это, действительно, неплохая идея, — детектив тихо шептал.       Не спеша Джон поднялся с колен.       В общем-то, на одежде помощь Шерлоку в уборной и закончилась. Действительно, наловчился. Что же, впрочем, и так хорошо.       Ужин прошел также весьма сносно. Конечно, Шерлок попытался сжать вилку кончиками пальцев, но эффект был тот же, что и с дверной ручкой, так что очень быстро пришлось наловчиться и Джону. После пары неловких моментов, оба мужчины, не сговариваясь, но обменявшись взглядами, перешли к пользованию одним прибором. Кусочек картофеля Джон из своей тарелки клал себе в рот, дальше кусочек картофеля Шерлоку, все это не останавливая движения рук. От мыслей их обоих отвлекала болтовня Джона. Ни о чем, на самом деле. Так, о работе, болезнях, заживлении переломов, о переломах на войне, переходя на другие темы. Шерлок вошёл во вкус, кажется, даже перестав замечать, что с каждым его открытием рта, Джон сует в него еду, так что очень скоро они закончили.       Остаток вечера был проведен у телевизора под бубнеж Шерлока об идиотских шоу и пультах, которые не приспособлены под людей с поломанными руками. Холмс настолько зло поглядывал на Уотсона, плавно подвигаясь и облизывая губы, будто и вправду готовился, если тот не переключит, покусать его. Почему-то без рук Шерлок порывался все сделать ртом.       Вечер насыщенного дня подходил к концу. Задумчиво доктор перебирал слова, как бы сказать Шерлоку, что после его валяния в пыли магазина… Тут он припомнил, что и вчера они были на деле, с погоней, после чего он ушел домой, а Шерлок… Так домой и не приходил. Определенно его нужно засунуть в душ.       — Шерлок… — осторожно начал он.       — Нет.       — Что нет? — по спине доктора прошел холодок. Или Холмс читает мысли, или Уотсон говорит вслух, или гений достиг уровня чтения по лицу…       — Я не хочу смотреть то шоу. Даже не думай вернуть.       — А, — Джон облегчённо выдохнул, — нет, я не об этом. Я хотел сказать, что… Тебе не помешало бы принять душ.       — Я не уверен, что в моем положении это реально, — детектив будто втянул голову в плечи.       — Но за эти три недели так или иначе, это придется сделать. Не волнуйся, я помогу.       — Ты. Мне. Поможешь? — чеканя слова, спросил Шерлок. — Я бы не хотел, чтобы ты был… моей сиделкой. Несмотря на то, что ты говорил… Не надо, пожалуйста. Ты не обязан. У меня есть деньги на…       — Боже, Шерлок, ну что ты начинаешь!.. Для меня в этом нет ничего такого. И скажу тебе больше, совершать подобные процедуры с тобой — это в сто раз приятнее, чем с кем-то другим.       Холмс молчит. По его щекам ползет румянец. Только сейчас до доктора дошло, что он сказал. Румянец плавно расплывался по комнате. * * *       — Так… Хорошо… Давай я помогу раздеться, — Джон шустро борется с неловкостью и берется за его рубашку, расстегивая по пуговке.       — Она и так рваная, — отмечает Шерлок разрезы для накладывая гипса. — Лучше срежь. Я ее выброшу.       Подумав немного, блоггер соглашается, осторожно разрезая ее ножницами, за которыми он ходил на кухню. Пришлось немного повозиться из-за сразу двух держателей рук на шее детектива. С усилиями, но они обнажили его до половины. За брюками дело пошло быстрее, в этом опыт у Джона уже появился. Когда несмело Джон потянулся к белью напротив своих глаз, Холмс немного отшатнулся.       — Как раз здесь и нужно помыться. Если большая часть тела грязь переносит без особых проблем, то нежная кожа гениталий, под мышками, на шее и бедрах может воспаляться, натираться, может быть сыпь или ещё что-то.       Шерлок замер, прикрыл глаза и напрягся. Белье шустро было стянуто. Лица обоих покраснели, но Джон делал все, лишь бы не смотреть ТУДА. Только в момент снятия, он слегка обратил внимание на мягкий орган с закрытой кожицей головкой в обрамлении черной щетины — за собой детектив смотрит.       Придерживая друга под талию, он помог Шерлоку залезть в ванну. Понеслась…       Глаза в глаза. Дыхание быстрое, нервное. Румянец будто отзеркаливает. Джон облизывает губы, а Шерлок поджимает. Один потирает руки, будто не может придумать чем их занять, а другой переминается с ноги на ногу, будто мечтает сбежать.       Холмсу стыдно, страшно, неловко, он искренне мечтает если не сбежать, то хотя бы покинуть тело. Ему хочется прикрыться, отвернуться, сжаться, потому что ситуация слишком стыдливая и развратная. Да, наверное, именно так и начинаются порно. Правда, вряд ли у кого-то из актеров сломаны руки.       Уотсону тоже некомфортно. Он не может сообразить, с чего начать. Шерлок слишком высокий, и он не будет доставать, вода потечёт по локтям, значит, нужно раздеться… И он стоит прямо перед ним, и так хочется осмотреть его всего, потому что в Шерлоке его взгляд притягивают многие и многие участки тела, не только глаза. И в его голове вертится это все, как он не только увидит эти участки, но и коснется, нужно раздеться, и как же это пошло, нужно намылить мочалку, осторожно с водой — гипс… какой же он, черт его за ягодицу, высокий.       — Джон?.. — тихо произносит Шерлок. Они стоят, просто глядя глаза в глаза. Ничего более. И совсем не понятно, что видит в его глазах тот, кто напротив.       Джон видит взгляд человека, который, кажется, пронизывает насквозь и заставляет мысли кружиться в голове стайкой птиц, ни одну из которых он поймать не может, а Шерлок… Вероятно, кроме собственных бегающих панических мыслей, перед ним никаких задач не стоит, так что он успевает подумать о том, что, видимо, у Джона сейчас завис мозг. Вероятно, его нужно потрясти, чтобы включить, но руки-то… так-то бы он хлопнул перед его носом в ладоши, может быть, выдал что-то саркастичное, если бы не понимал, что доктор просто сам слегка напуган и не знает что делать, и вообще, ещё немного, и лопнет от напряжения зеркало.       — Я? — он вздрогнул и отвел взгляд, засуетился, откручивая кран с ледяной водой, от чего Шерлок шикнул. Спешно закрутил, чертыхаясь под нос, без объяснений начиная раздеваться и искать мочалку.       — Джон-Джон-Джон! Постой! — такие шустрые и хаотичные действия, которые несколько неприятно влияли на него (а вам нравится ледяная вода?), напугали. — Зачем ты раздеваешься? Мы же не будем вдвоем… — он испугано вжал голову в плечи и, если бы мог, попятился.       — Я… Вода за рукава, неприятно это… Ты высокий, придется руки задирать… Где твоя мочалка? — быстро и хаотично выдавал он свои мысли.       — Э… Стоп! — внезапно прекратил это все Шерлок, взяв все в свои руки. — Действительно, разденься, а то намокнешь… Я могу присесть, наверное… Мочалку сначала намочить нужно, не забудь.       Уотсон остановился, глубоко выдохнув.       — Хорошо… — он сбросил свитер, а следом и рубашку, которые отбросил на полку. Поежившись от ощущений, он принялся за воду, настраивая постепенно теплую. — Вот так, хорошо… — он повернулся к другу, видимо, наконец, вернув себе хотя бы крохи самообладания. — Я придержу тебя за пояс, а ты осторожно опустись на колени… Так… — оба вздрогнули от соприкосновения голой груди блоггера и плеча Шерлока, к которому он прижался, чтобы его подстраховать. — Вот, хорошо… — он отпустил его, взяв душ. — Сначала я полью тебя водой, а потом намылю мочалку, — видимо, разговор с самим собой помогал ему концентрироваться. И лишь теперь он позволил себе скользнуть взглядом по телу детектива, оценивая острые ключицы, едва видный рельеф груди, выступающую косточку над солнечным сплетением, впадину крепкого живота, от низа которого шла дорожка черных волос, уплотняясь, и уходила… Он не смог себя остановить и взглянул. В его сознании прочно отпечатался кадр, будто Джон провел несколько часов, рассматривая его: чуть твердый член (он механически отметил — на девять часов), тонкий, но определенно длинный, с чуть приоткрытой головкой, из которой выглядывала узкая дырочка. Все это улеглось на аккуратную подтянутую розоватую мошонку. Тогда в туалете ему не удалось рассмотреть, так как только он сдвинул одежду, Шерлок заявил, что справится сам и он отвернулся. А теперь…       Джон, включив душ, принялся бережно поливать соседа водой, придерживая его руки, обходя со спины и осторожно касаясь шеи водой. Сзади Шерлок был не хуже: уверенная ровная спина и две округлые аппетитные ягодицы. Ну прекрасно, теперь его донимают ягодицы соседа. С другой стороны… Это ставило под большой вопрос его ориентацию. В юности он, скажем так, «пробовал», но в армии такое дело быстро выбивали — нет, не физически, морально, шутками и грубостью. Так что в компании не очень привлекательных мужчин он принял для себя, что это все были «глупости». А теперь не уверен…       Что ж, может быть, для гения это и секрет, но для окружающих отнюдь: Шерлока хотят все. Почти каждый, даже те, кто бросают ему вслед — «фрик». Доктор почти уверен, что та же Салли ночами фантазирует о нем. Ну, и пускай фантазирует, а у него, Джона, он почти что в руках.       Вот так дело дошло и до мочалки, которая под воздействием мыла быстро вспенилась. Включив воду на кран, блоггер присел на край ванны, придвигаясь, будто приручал дикого кота, понемногу протягивая руки. Он начал с плеч и шеи, как всегда делал с собой. Осторожно сжимая рукой сустав плеча, другой он двигался рукой по ключицам, получая эстетический оргазм. Слишком красиво, почти идеально. Тяжело было лишь сохранять лицо, пока детектив наблюдал за ним. Но чем дальше, тем чаще он наблюдал, что брюнет прикрывает глаза, облегчая жизнь обоим.       Уотсон передвинулся за спину, очерчивая рукой острые лопатки, выступающую линию позвоночника и, затаив дыхание, скользнул по ягодицам, будто это была всего лишь часть спины. Но к ногам не перешёл, будто принял решение после попросить друга встать для их общего удобства. Он вернулся к груди, по которой двигался мягче, чем по спине, если было куда мягче. Скользнул по белой линии, очертил правое ребро, приподнимая его руку, ныряя в подмышку — Шерлок открыл глаза, дернулся и издал смешок.       — Ты боишься щекотки? — почему-то этот факт вызвал у доктора безумное умиление. Холмс лишь кивнул и вновь спрятался за пеленой век.       Рука опять была у ключиц и он, вновь затаив дыхание, мягко скользнул вниз, задевая сосок. Грудь под его руками дрогнула, делая рваные вдохи, чем напугала напряжённого доктора. Испуганно он поднял глаза на лицо Холмса, чьи глаза были всё ещё закрыты.       Шерлок закусил губу.       Джон сглотнул и проделал тот же путь, что и до этого, но с левой стороны: ребро, вверх, придерживая руку, наблюдая, как мило ежится его друг, будто пытаясь увильнуть, чуть кривясь в улыбке и выпуская изо рта губу. И снова он скользит вниз, задевая сосок.       Вздох.       Едва слышный в шуме воды, но самый настоящий, не послышалось. В штанах внезапно начинается пожар, когда он прокручивает у себя в голове мысли: он вздохнул, почти простонал, ему это нравится, его это… заводит. Уотсон делает усилие, чтобы не взглянуть вниз, но этого усилия все равно не хватает и взгляд падает на ещё более твердый орган мужчины, который уже явно переместился на час позже.       Мысли в голове скачут, вьются, это уже не стая птиц, это с десяток кузнечиков в банке. Сердце колотится неистово и хочется расстегнуть брюки, но он сдерживается, ему даже удается произнести:       — Встань, пожалуйста, мне тяжело достать ниже.       Шерлок распахивает глаза, и вновь взгляды соединяются. Теперь бывший военный замечает и обширный румянец на его щеках, и блестящие глаза, и угол искусанного рта, который раскрывается для слов:       — Я… Джон… Это просто…       — Нормальная реакция тела на волнение и стыд, у тебя учащается сердцебиение, кровь приливает к голове и… — блоггер выдает это быстро, почти тараторит, на задворках сознания завывая что-то о том, какую же чушь он несёт и это явно не от стыда, а может и так, но черт возьми, почему же интуиция кричит о другом?       Холмс лишь кивает и вновь закусывает губу. Уотсон помогает ему встать. Ему самому хочется закусить губу, или просто прожевать все губы, а может и кричать, когда он касается живота и тот вытягивается, чуть подрагивает, а член поднимается полностью и он задевает головку запястьем. Теперь вздрагивают оба.       — Прости… — выдыхает доктор.       Шерлок только втягивает живот и молчит, веки его сильно жмурятся.       Решив оставить все самое сложное или желанное на потом, как сладкое до пяти вечера, до чая, он переходит на бедра, покрытые тонким редким волосом, и трет их мочалкой.       Напряжение не спадает, но расти перестает.       Джон скользит вверх, касаясь пальцами складочки под коленями. Шерлок вздрагивает. Может, щекотно? А потом руки вновь скользят вверх и теперь уже касаются ягодиц. Холмс ощутимо вздрагивает.       — Я быстро и аккуратно, не бойся, — шепчет Джон и оглаживает мыльными руками половинки: не столько моет, сколько наслаждается ощущением напрягшейся упругой плоти. Подумав, он решил начать спереди, откладывая мочалку и дополнительно намыливая руки.       — Джон, может… Не… — Шерлок едва не отступает.       — Я же говорил, что это не проблема. А помыть тебя нужно везде. Так ведь даже проще… — отвечает Уотсон, поднимая глаза на лицо друга, схватывая его взгляд, который Холмс тут же спрятал за веками: внимательный, возбуждённый, взволнованный.       Бывший военный осторожно касается рукой головки, так, чтобы мыло не попало в дырочку уретры, и детектив вздрагивает всем телом так сильно, что едва не сбрасывает руку, но глаз не размыкает. Испугавшись такого движения, доктор сжимает руку чуть сильнее и гений стонет, сжимая зубы, силясь скрыть звук. Джон выдыхает. Действие на пару секунд, но эмоции меняются как кадры в фильме. Молниеносно. Взяв себя в руки, Уотсон продолжает, двигая рукой к основанию, намыливая. Шерлок отворачивает голову и утыкается ртом в плечо, будто ему может это помочь, когда Джон двигает рукой обратно, достигнув основания, и Холмс издает задушенный вскрик, внезапно изливаясь упругой, белесой струёй.       Джон замирает. Пятна покрывают его обнаженную грудь. Он чуть наклоняется, не выпуская из руки чужой ствол, который жаром пульсирует в руке, осматривая. Шерлок открывает глаза и всхлипывает.       Он совершенно беспомощный. Не может сделать ни одного движения и полностью в чужой власти. На самом деле ему даже нравится. Впервые нравится отдаться в чьи-то руки. А руки его доктора приятные, ласковые. Они трогают нежно и чувственно, оставляя после себя горящие огнем следы. Он видит, как Джон получает от этого удовольствие, как смотрит на него, как горят его глаза и жадно тянутся за все новыми частями его тела руки. А потом он увидел небольшую выпуклость. Пусть детектив и был девственником, но такие вещи не были для него чем-то непонятным. Он видел и себя, и Джона как открытую книгу. И между ними была лишь одна стена — стыд. Которую военный успешно ломал. Он не смог справиться с собственным возбуждением, которое было ну почти под носом у блондина, выражая все эмоции. И добрый, хороший Джон сразу его оправдал. Стена рушилась. И когда в очередной раз, вынимая из нее кирпич, Уотсон сжал его член в непривычном даже для родной руки действии, Холмса прорвало. Он не смог сдержаться. Он даже не успел подумать о том, чтобы сдержаться, когда растаял в этих руках, выламывая остатки стены.       Мужчины замерли, глядя друг на друга. Шерлок тяжело дышал, приоткрыв веки, оглядывая соседа мутным после оргазма взглядом, а во взгляде Джона билось что-то между шоком и голодом.       — Прости… Просто это было слишком… Для меня…       — Это… Нормальная… Реакция… — неловко, будто не верил в свои слова, заговорил Уотсон.       Холмс прервал его движением головы.       — У меня никогда никого не было, — оглушил его во второй раз детектив.       — Ты девс…твенник? — Джон нашел в себе силы расцепить руку, выпуская не собирающийся опускаться член. Шерлок лишь кивнул.       — И, конечно, ты считаешь, что плотские утехи не для тебя? — в Джона вернулся Джон. Он зашевелился, встал, включая воду и принимаясь смывать рукой белые капли, которые уже начали течь от груди вниз. — Тогда это все не удивительно… Хотя отсутствием секса ты мог заработать себе импотенцию, — будто для сглаживания ситуации, он принялся болтать.       Вскоре все было смыто, а капли воды вытерты полотенцем. Шерлок продолжил наблюдать за ним мутным взглядом, переступая с ноги на ногу, не отрывая глаз от прилипших серых волосков на груди друга.       — Я всё ещё не закончил.       — Джон, я боюсь, это… Лишнее… Слишком…       — Это не проблема. И это быстро, — доктор вновь принялся мылить руки, после присаживаясь на край и перекрывая соседу пути побега. — И осторожно…       Холмс зажмурился вновь. Орган после оргазма падать и не думал, будто даже стал твёрже. Закусив губу, Уотсон протянул обе руки, опускаясь ниже, намыливая тестикулы, покрытые темной щетиной, как и весь пах. Руки огладили бережно, нежно, хоть и как-то по-врачебному ощупав каждый уголочек. Шерлок несдержанно всхлипнул. Мошонка была явно тяжёлая, наполненная, чуть подтянутая вверх от напряжения. В отвлекающем (а может, просто наслаждаясь?) маневре он продолжил перекатывать яички в руке, другой рукой проникнув ниже, меж ягодиц, пальцами, намыливая. Шерлок вскрикнул, распахивая глаза, неосознанно толкаясь навстречу.       — Я больше не могу, Джон… Сделай со мной что-то. Я же вижу, что тебе это нравится…       Джон замер. Напряжённому от интимной ситуации мозгу нужно было пару секунд для самоорганизации в мыслях. А после он кивнул, будто сам себе. Глупо было сопротивляться скованному брюками возбуждению или мыслям, которые порождало желанное, не менее возбужденное тело напротив.       — Но ты вроде как…       — А ты «негей», — тяжело улыбнулся Шерлок. — И ты…       — Мы друзья… — доктор закусывает губу, последние крохи сомнений сдают свои посты.       — Я скажу твоими словами: «Это не изменит моего отношения к тебе. Ни уважения, ни каких-либо других чувств».       И Уотсон кивает. Дрожащими руками (когда только начали? Он был почти идеально спокоен все время, до этого. До того, как он, совместно с другим мужчиной, принял решение о переходе на более интимный уровень) берет за ручку душ, включая. Делает шаг, но не садится на край, а стоит, поливает спину, после грудь, придерживая руки, наблюдая потоки мыльной воды на чуть покрасневшей от трения и горячей воды коже. У Шерлока темная родинка на лопатке. А ещё посредине позвоночника топырится косточка. И это все делает его более… Земным, настоящим. Не таким далёким и недоступным, и ещё более желанным.       Руки скользят по коже, по рельефам тела. Глаза встречаются. Джон смотрит уверенно, кажется, так, как может смотреть только этот отставной военный. Невольно Холмс заглядывается на форму его глаз. Красивые, в меру круглые, с едва заметными морщинками. Кажется, ему идут эти небольшие морщинки, как дополнение уверенного и умудренного опытом человека. Руки доктора двигаются уже не так. Они не моют, они ласкают. Весь он изменился для того, чтобы теперь дарить удовольствие. Мыла больше не видно, а вскоре и выключенный душ отправляется в крепление. Второй руки он не убирает, чуть касаясь друга на талии, не грубо, но и достаточно, чтобы рука ощущалась вполне.       — Давай… — Джон кладет вторую руку ему на пояс, придерживая, давая толчок к тому, чтобы выбраться из ванны. Шерлок поддается.       Детектив опускается в мягкий ворс ковра влажными босыми пятками, с него тут же начинает капать вода, но главное не это. Вместе со всем он тут же оказывается в объятиях того, чьи руки теперь скользят вверх по спине и обнимают за ягодицу. Шерлок чувствует коленями ткань брюк, а пахом сквозь эту же ткань чужое возбуждение, которое прижимается к собственному неопавшему члену и твердую металлическую, холодноватую пуговку, которая врезается под самую головку. Он бы всхлипнул, если бы выше его грудь не прижималась к горячей груди Джона, а его глаза были на расстоянии большем, чем губы. И оно, впрочем, сокращалось. Соприкосновение наступило тогда, когда ресницы Шерлока коснулись щек.       Это не был его первый поцелуй. Нет-нет, хотя бы в этом он имел опыт. Но ни один из его поцелуев не был таким. Осторожным, пробующим и открывающим, будто и не поцелуй это был вовсе, а программа на ближайшее время. Сначала робко, едва ощутимо, а потом, не углубляясь, зубы оттягивают нижнюю губу, заставляя приоткрыть рот, в который тут же, ураганом, заставляющим таки вскрикнуть, врывается язык, ласкает. Рука Джона со спины поднимается до затылка, прижимает. Именно в эту секунду Шерлоку действительно не хватает рук. Чтобы обнять.       Холмс обрывает поцелуй. В голове все смешалось. Кажется, он не только слова забыл, но и способы связи между людьми. В ответ на вопросительный взгляд он смотрит вниз, его глаза двигаются, касаются брюк. Помеха. Раздражает. К счастью, Джон понимает все быстрее и Шерлоку не приходится вспоминать эти слова:       — Подожди, я сниму брюки, — доктор отстраняется, но Шерлок уже успевает подумать.       — Нам лучше пойти в мою спальню, — его голос хрипит, как никогда.       И Джон кивает, поддается. Жмёт на ручку полупрозрачной двери, проходит первым, придерживает, ждёт. А после, действительно, со скоростью солдата, сбрасывает оставшееся. Холмс лишь успевает неловко присесть на расстеленную постель, не применяя рук, как решительный нажим на грудь роняет его окончательно, а губы, не давая опомниться, вновь принимаются за игру. Карамель «Топленое молоко», — на задворках сознания отмечает детектив, не успевая подумать о том, что, в общем-то, Джон не ест карамель и вообще, это вкус его губ… Он сейчас просто наслаждается.       Уотсон опирается о кровать локтем, нависнув чуть слева, коленом правой ноги упираясь меж разведенных ног Шерлока, которые касаются пятками пола. Правая рука, оглаживая грудь, ласкает соски, вызывая вздохи в поцелуй, но не останавливается и спускается ниже.       Холмс всхлипывает, когда чувствует, как упёрлась чужая головка в выступающую тазовую кость, а когда Джон чуть двинулся вперёд, осталась на месте прилипшая крайняя плоть, а член двинулся вверх, оголившись. Тогда простонал и добрый доктор. Почти дошедшая до цели рука ускоряет движение и обхватывает ствол Шерлока. Он не успевает стонать, как за рукой чувствует, что Джон движется всем телом вверх, и вот он уже держит в ладони оба члена, толкается. Нежная кожа в этом месте всегда кажется более липкой из-за ее влажности, но природной смазки, которую вполне щедро выделяли оба ствола, все равно не слишком хватало, заставляя обоих чувствовать лёгкий дискомфорт, когда военный двинулся вперёд, входя в кулак.       — Мне стоит сходить к себе и взять… Ты понимаешь, — тихо выдохнул блоггер.       — Нет… — Шерлок даже, кажется, веки раскрыть не может. Ресницы трепещут как два крыла бабочки, отбрасывая серые тени. — Не нужно, — поясняет он. — Там, в тумбочке. Сверху.       Джон улыбается. Мастурбацией и Шерлок не брезгует, благодаря чему он и находит в указанном месте полупустой тюбик, которым без сожаления смазывает два члена, вновь сжимая их ладонью.       Теперь дело идёт лучше, детектив тяжело дышит, всхлипывает, поворачивает голову, вскидывает бедра вверх и почти не отвечает в поцелуе, лишь иногда кусает губы любовника. Мастерски Уотсон улавливает близость его оргазма, меняя ритм, замедляясь.       — Мы можем сделать все так, а можем…       — Возьми меня, — хрипит Холмс, приоткрывая мутные глаза. — Прошу. Я хочу этого. Я хочу знать, как это. Я хочу с тобой, — шепчет сбивчиво он.       Наиболее удобная в их случае поза — на спине, лицом к лицу. Так что приходится Шерлока поднять повыше, подальше на кровать, чтобы устроиться на коленях между его согнутых ног и подрагивающих бедер. Ему явно очень хочется и как можно скорее.       Шерлок мокрый, в некоторых местах его все ещё украшают бисеринки воды. Одна капля, на бедре, притягивает взгляд Джона, когда он смазывает пальцы, чтобы осторожно ввести их в узкую дырочку. Он слышит всхлипы, стоны, но не может оторвать глаз от капли, которая так идёт светлой коже, но поднимает их вверх, когда в приступе удовольствия детектив вздрагивает, толкается вверх, бисерина соскальзывает и скатывается куда-то вниз, вне зоны видимости.       Тогда Уотсон тянется вверх, опирается рукой около плеча Холмса, нависая лицом к лицу, ускоряя трахающие движения пальцев, не выдерживая, касаясь губами шеи друга, выцеловывая дорожку от ключиц до местечка за ухом.       Шерлок чувствует себя будто связанным. Он не может помешать, он не может сделать ничего, руки безвольно лежат на кровати, тяжёлые, заставляющие подчиниться тому, кто над ним. И более того, Шерлоку это нравится. До одури. До судорожного вскрика, когда пальцы задевают простату и принимаются за бережный массаж. Он завывает сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как прокатывается по каналу секрет, капает с головки и уже создаёт небольшое озеро, заполняя собой впадину живота и пупок.       Третий палец входит с некоторым трудом, неудобством, но благодаря активному растяжению двумя, без боли. И, тем не менее, хочется чего-то большего. Или дело все же не в размере? Дело в том, что внутри. Хочется не пальцев, хочется член. Да не просто, а именно Джона.       Шерлок приоткрывает рот, чтобы выдать не стон, а мольбу. О том, чтобы его взяли, натянули, отымели, удовлетворили, но всхлипывает, когда чувствует, как Джон спускается от его, уже покрытой засосами, укусами и поцелуями шеи вниз, где совершенно неприлично, даже как-то грязно, но с явным наслаждением, доктор слизывает влагу с его живота, задевая головку.       Но мольбы ему и не надо. Джон и так все понимает. Он сам вынимает пальцы, смазывает себя и опускается, касаясь скользкой головкой ягодицы. Опирается на локоть, смотрит вниз, направляет себя рукой, упирается в колечко. Той же рукой приподнимает ногу Шерлока, закидывает себе на бедро, раскрывая, меняя угол, и входит одним грубым толчком до середины, вызывая выдох лёгкой боли. Раскачивается, проникая по миллиметру, так же выходя, растягивая. А потом ещё одним толчком входит до основания, замирает. И вновь раскачивается. Шерлок молчит, чуть хмурится. Это уже не так приятно. Уотсон отпускает себя и берет в ладонь подупавший член любовника, разминая, отвлекая приятными ощущениями от боли, чтобы, когда услышит вновь стон, двинуться, но больше не услышать болезненных вздохов, лишь звуки удовольствия.       С каждой минутой комнату наполняют влажные шлепки, разнообразные, очень пошлые звуки от глубоких поцелуев, сдавленных стонов и от размашистых грубых толчков. Двум возбуждённым до крайности мужчинам хватало всего этого, чтобы вскоре, почти синхронно, зашевелиться, застонать рвано, зарычать сквозь зубы, двинуться друг другу навстречу и излиться. Сначала Джону, вовнутрь, заталкивая себя все глубже, так что пару раз даже было больно от ударов тазовых костей друг о друга, а следом и Шерлоку, доведенному горячим ощущением внутри, рычащим на ухо блоггером и крепкой рукой, которая в быстром ритме двигалась на члене, немного больно оттягивая вниз кожу и до искр перед глазами сжимала головку сквозь крайнюю плоть, когда поднималась вверх. Сам он мастурбировал более осторожно, нежно, но такая грубость, напротив, ещё больше возбуждала. Пачкая собственный живот, Шерлок шептал имя любовника. Вот теперь все было идеально, хорошо и правильно. * * *       Джон застонал. Зло, недовольно. Голосом человека, которого достал весь мир. Сейчас он ненавидел Шерлока. От всей широкой души и большого сердца. На задворках сознания появилась злая мысль сломать ему руки опять. Ибо нечего играть в пять утра, когда твой доктор пришел с ночной смены, на скрипке! Да ещё как, это же не игра… Кто-то пенопласт стеклом пилит, ей-богу!       — Шерлок! — провыл он на весь дом, накрывая голову подушкой. — Я тебя ненавижу! Почему бы не лечь спать!       Звук утихает. Шлепанье босых ног по полу, через кухню и дверь приоткрывается, в проеме появляется Холмс со скрипкой.        — Ты спал, я хотел лечь к тебе, но ты занял всю кровать, а я не хотел тебя будить…       — И поэтому ты решил помучить скрипку? Почему в твоей гениальной голове не зарождаются иногда простейшие мысли… Например, что я хочу спать… — Джон вывернулся, вытягивая голову из-под подушки, кутаясь в одеяло. — И что одному мне холодно спать, и кошмары могут сниться и… Почему бы нам не ложиться спать вместе?       — Мы же обсуждали… Что… Наши отношения ничего не меняют. Наш образ жизни… Разве что…       — Разве что я переехал спать к тебе, мы занимаемся сексом, и ты ПОЗВОЛЯЕШЬ себя целовать. Иногда. Не очень часто, — поджимая губы, Уотсон отворачивается от него спиной. Скопившиеся факторы сделали свое дело: усталость, ужасное пробуждение, наболевшие темы… Так что все выскользнуло разом.       Шерлок тяжело вздыхает. Джон слышит шаги, он вновь идёт через кухню. Сердце больно сжимается. Ушел. Молча. Ничего не сказал. Возможно, он переборщил? Почему он молчит?       В гостиной какие-то звуки, и вновь шаги. Возвращается. Сердце вновь делает кульбит. Почему он вернулся? Блоггер едва может удержаться от того, чтобы не повернуться и не посмотреть в лицо любовника.       Ещё немного и инфаркт накроет его. Потому что сердце опять скачет, когда Холмс садится на постель у него в ногах.       — Мне нравится, все, что происходит между нами. Если бы не нравилось, ты бы это понял. Наверное. Ты слишком многого не замечаешь, но того, что есть, все равно больше, чем у многих других. Мне не часто хочется спать по ночам, хотя утром очень приятно ложится к тебе, в тепло. Мне нравится секс утром. В тот период, когда я только собираюсь спать, а ты уже собираешься просыпаться, — рука мужчины ложится на голень лежащего поверх одеяла и ведёт к колену. — Мне нравится, что мы стали ближе. Но я не очень люблю поцелуи. И уж точно не вне дома. Это как-то… Слюняво. Мы и так очень часто обмениваемся разными жидкостями, — последняя фраза вызывает у мужчин синхронный смешок. — Когда… Ты сам знаешь, когда. Мне нравится, как ты целуешь меня после сна — не глубоко, чуть сминая губы. В этот момент мои, сухие и чуть влажные твои очень приятны для прикосновения. Нравится, как ты целуешь меня во время того, как мы занимаемся любовью, немного грубо, чуть кусаясь. Мне нравится делать так же. Нравятся твои губы на моей шее. Но не в такси, не в магазине, не в метро и не на деле. Это отвлекает. Я начинаю думать о том, какие твои губы, о том, что мы будем делать в постели, а не о ядах и смертях. Понимаешь, для работы Чертогов эмоции действительно вредны. Но для меня… Для тех моментов, когда это все можно отложить, это самое лучшее и я готов отдаться полностью.       — Ты… — после недолгого молчания говорит Уотсон, — никогда… Не говорил так много, не объяснял, не… Мы никогда ничего так не обсуждали. Все было как-то более резко и… Непонятно.       — Мне казалось, все и так понятно, — пожимает плечами Холмс, не отрываясь от задумчивого поглаживания голени, скрытой одеялом. — Но, видимо, пояснять нужно. А нужно ли пояснять, что я тебя люблю?       Он точно умрет не своей смертью. Остановка сердца — это же не естественно, да?       — О… Я… Рад, что ты это сказал… Первый… Потому, что я думал, как тебе сказать, но… В общем. Я не знал. А ещё это взаимно. Я тоже люблю тебя.       Шерлок чуть смеётся, снимает халат и залезает под одеяло, чтобы одарить возлюбленного поцелуем.       Говорите всегда, что бы ни случилось. Ведь то, что для кого-то прозрачно, как вода, для другого скрыто непроницаемой пеленой. А ещё не бойтесь любить, признаваться и быть любимыми. Это окупается сторицей.