И я нырнул за ними, застряв в текстурах

Запотевшее зеркало делает реальность проще. Коляс пялится на свои размытые очертания под шум воды, под монотонный гул разбегающихся мыслей. Царапины на распаренной коже жгут. На груди слева расцветает смачный засос, поверх которого отпечатался след зубов. Коляс ведёт по ним рукой, словно цепляется пальцами за каждую отметину прошедшей ночи, и растерянно вглядывается в собственное довольное отражение. Хотя с хера ли оно такое довольное? Он проводит рукой по зеркалу, стирая с него влагу и свою смущенную улыбку, но все равно ловит краем глаза, как уголки губ ползут вверх. Ебаная девочка-пиздец. Выебанная. Всё же треки Мирона отпечатываются на подкорке, кто бы что не говорил про них. Особенно если живешь с тем, чья работа – помнить все императорские тексты. В особенности если любишь его. Коляс оборачивает полотенце вокруг бёдер, берётся за ручку двери и, прежде чем открыть её, вспоминает. Что ж. Всё это началось с того звонка в понедельник. *** Телефон жужжит где-то в складках одеяла, но по ощущениям – у самого уха. Едва очнувшийся Коляс еле шевелит пальцами на ноге и горестно мычит в подушку. Голова трещит так, что сразу становится ясно – он всё ещё на этом свете. Потому что даже черти в аду не способны на такие пытки. Затылок ломит, каждая косточка в теле ноет, да и вообще оно ватное, словно Коляс отлежал сразу всего себя. Пересохший язык прилип к небу, и Коляс уверен, что теперь он – первый в мире немой менеджер. Он набирается сил и громко стонет. Мудак, решивший доебаться до него с самого утра, будто бы слышит его и сочувственно перестаёт названивать, чтобы через минуту начать заново и дорасти до уёбка. Коляс, стратегически не делая резких движений, шарит по постельному белью, находит телефон и поднимает трубку. – Коль? – параллельно с уличным шумом растерянно спрашивает его невидимый собеседник голосом Бронсона. – Ты где застрял? Где-где, в пизде, думает Коляс, аккуратно сползая с кровати. В отличие от протестующего желудка, голове встряска идёт на пользу. События вчерашнего дня выстраиваются в единую цепочку, пусть у неё и не хватает звеньев. Но то, что он проебался, Коляс вспоминает сразу. Спасибо вбитым Жэк основам продуктивного менеджмента. – Блять... – хрипит Коляс, пытаясь одновременно обозначить своё отношение к происходящему и не помереть от своего же дыхания. – Сколько времени? – Время встретить меня на вокзале, собака, – недовольно бурчит Бронсон, но потом вздыхает и идёт на попятный: – Ладно, скинь мне адрес, сам доеду. Хороший ты человек, Серёжа, радуется Коляс, пять минут набирая одно короткое сообщение в тележке. Буквы пляшут перед глазами, только отступившая тошнота опять подкатывает к горлу, но Коляс делает над собой усилие и выходит в коридор, держась за стену. Ему нужна вода. Вода, отлить и сдохнуть. Ваня дрыхнет посреди кухни. Он спит, свернувшись в клубок и положив под голову кроссовок. Коляс залипает на пятку в белом с розовыми разводами носке, но, резко мотнув головой, отозвавшейся очередной вспышкой боли, приходит в себя. Сердце замирает на секунду и начинает биться чаще. Коляс надеется, что это выпитая накануне водка с энергетиками даёт о себе знать, а не внезапно накрывшая его нежность. Он, стараясь не греметь посудой и дверцами шкафа, выпивает стакан растворимого аспирина и ставит второй около Ванька. Пол манит близкой доступностью горизонтальной поверхности, а организм требует доспать те полчаса, которые понадобятся Бронсону, чтобы до них добраться. Коляс сдаётся и вытягивается рядом с Ваней. Тот помятый, шумно дышит заложенным носом, и вообще не самая приятная компания при похмелье, но Коляс засматривается на его скулы, на тень от ресниц на них и проваливается в сон. Хуле ему. В болезни и здравии. Он вместе с Ванькой против всего мира. *** Вечер в баре не задаётся. Бронсон, уставший после поезда и беготни по городу, начинает клевать носом уже к одиннадцати. Ванька, почти восставший из мёртвых, лечится томатным соком и осуждающе смотрит на Коляса, накидывающегося пивом. Коляс же мрачно думает, что он в праве заливаться чем хочет. Его – и так любителя загнаться по-мелочам – терзают какие-то неясные эмоции. Коляс готов списать всё на дружескую ревность к Бронсону, влезшему в их с Ваньком размеренную жизнь питерских стримеров, только вот нихуя она не дружеская. Как лучший лгун из лучших, Коляс никогда не врёт себе. Это блядское желание взять Ваню за руку и увести домой преследует его с открытия шопа в Москве. Ровно с того момента, как Бодян, которого Ванёк отвёл в сторонку перетереть, хлопнул его по плечу, радостно заржав какой-то шутке на двоих. И глядя, как Ваня в приступе братской любви тормошит Сережу, Коляс знает – ему пиздец. Когда Приво целенаправленно двигает к диджейскому пульту, Коляс понимает – пора. Иконка такси, последние полчаса так и привлекающая его возможностью дать по съёбам, вспыхивает оповещением, и Коляс замечает, как Бронсон облегченно отодвигает от себя нетронутый кофе. Ванька, позёвывая, ерошит отросшие на затылке волосы и пихает в бок Сережу, в шутку лезущего поправить ему челку. Коляс точно знает, что к концу этого вечера он блеванёт. А уж от бухла на старые дрожжи или от эмоций – это дело десятое. *** В квартире как-то прохладно. Коляс списывает всё на остаточное похмелье и, махнув рукой Бронсону, потащившему брошенные у входа вещи в комнату Миши, на его отсутствие определённой как гостевая, пытается свалить спать. Но у Вани другие планы. – Ты в тильте, братишка? – бросает он Колясу, заворачивая на кухню. Оттуда, словно в ключевой момент фильма, начинает играть неспешная музыка. Коляс, вслушивающийся в биты, на секунду зависает и пропускает появление Бронсона. – Всё намного проще, Вань, – отвечает тот, прислоняясь к стене. Вернувшийся в коридор Ваня вопросительно приподнимает брови, и Серёжа, глядя на то, как они теряются под козырьком кепки, смеётся: – Стример всё же только красивый. – А? – тупит Ванёк в ответ. Коляс, как обычно, его полностью поддерживает. Бронсон молча пожимает плечами. Коляс в курсе, что Сережа только на стримах любитель попиздеть, так-то он предпочитает действия словам. Но он никак не ожидает, что Бронсон, отлипнув от стены, неспешно подойдёт к нему и поцелует. Вот серьезно, блять. Возьмёт и поцелует. Коляс, забыв про то, что он и втащить может, в шоке приоткрывает рот, и Бронсон, едва успев мазнуть языком по губам, отлетает от него куда-то в сторону. – Какого. Хуя. – Ванька, отшвырнувший Сережу в дверной проем, в бешенстве. Коляс замечает, как он с силой сжимает кулаки, и встает между ним и Бронсоном. Не то чтобы он не хотел дать Сереже по еблу, но он не тёлка в беде, спасибо. – Да вы заебали, – Бронсон снова прислоняется к полюбившейся ему стене. – Ходите вокруг друг друга и вздыхаете. Я и суток в Питере не пробыл, а меня уже укачало от наворачиваемых вами кругов. Коляс зажмуривается до желтых пятен перед глазами. Под веками расползается темнота, и она лучше, чем видеть разочарованное лицо Ванька. В ушах стучит собственный пульс, сплетаясь со ставшей более ритмичной музыкой на заднем плане, и Коляс, решившись, смотрит прямо перед собой. Ваня, вдруг оказавшийся на расстоянии нескольких сантиметров, улыбается ему до морщинок у глаз и, подцепив за подбородок, невесомо касается его губ своими. Коляс в очередной раз в шоке приоткрывает рот. – У-у-у, дебилы, – фыркает Бронсон, направляясь на кухню, но Коляс хватает его за руку и испуганно замирает. Внутри ворочается десяток эмоций, и он, теряясь в них, двигаясь за самой идиотской, сиюминутной, впихивает Ванька и Сережу в свою комнату. *** Ваня вцепляется зубами в шею под его ухом, и Коляс дергается. Но руки Ванька крепко держат его за бёдра, фиксируют. Почему-то это заводит больше, чем раздражает. Колясу, оказывается, нравится чувствовать себя слабее. Он бы порофлил на эту тему, но ситуация не располагает, да и рот занят Бронсоном, который входит глубже, проводит по языку головкой члена. Коляс давится, и Ваня успокаивающе гладит его кончиками пальцев по лицу, замедляет свои толчки. Кровать всё равно прозаически скрипит. Коляс задним умом удивляется тому, что такого не было с его бывшей, но она и не два немаленьких парня. Затёкшую шею сводит судорогой, и Коляс дёргает головой, выпуская член изо рта. Он влажно мажет его по щеке, заставляя Бронсона рвано выдохнуть где-то сверху. Ваня, продолжая неспешно и ритмично двигаться, обхватывает член Серёжи, легко дрочит и проводит им по губам Коляса. Тот послушно лижет его, и Бронсон, неаккуратно оперевшись на его плечо, кончает. Самому Колясу нужно ещё одно удачное движение, всего одна секунда. И Ваня, потерявшийся в удовольствии, дарит её, как-то особенно резко толкается в последний раз, замирает, накрыв руку Сережи, лежащую на оставленном ими обоими засосе и укусе, своей, словно прижимает бешено бьющееся сердце Коляса. Музыка – шуточная подборка для ебли – обрывается, заканчиваясь. И вместе с ней заканчивается Коляс. *** Коляс резко выпадает из воспоминаний и сильнее сжимает дверную ручку. Побелевшие пальцы сводит судорогой, по коже бегут мурашки, и он не уверен – это тянет сквозняком от окна, или его так пробрало особо узловатыми моментами. Распахнуть дверь и выйти в реальность – страшно, но намного больше он боится не этого. Жизнь – та же катка. Лучше попробовать и проиграть, чем зассать. А Коляс не из тех, кого пугают трудности. Воздух в коридоре намного холоднее, чем в ванной. Тихий смех, доносящийся из глубины квартиры, подстегивает вдруг проснувшийся азарт, тянет за собой, и Коляс идёт на него, входит на кухню. Бронсон, сидящий за столом подогнув ногу, обрывает себя на середине предложения и начинает теребить ворот явно большой ему футболки. Он переводит растерянный взгляд на Ванька, стоящего у плиты в одних спортивках и нервно переворачивающего лопаткой панкейки. Привычная домашняя атмосфера давит на уши тишиной. И в ней Коляс снова слышит панический шёпот внутреннего голоса. Что ты наделал, верный пёсик? Ничего. Ничего. Коляс нырнул во влюбленность в Ванька, аккуратно подтолкнутый уверенной рукой Сережи. Он просто застрял в них, как персонаж игры из двухтысячных в текстурах. И это неожиданно не кажется чем-то неправильным. Да, отзывается смущением, тянет страхом за будущее, но перестаёт сжимать горло ужасом. Коляс почти чувствует, как в голове что-то щёлкает и встаёт на место. Правильное место. И под взглядами Вани и Сережи он облегченно выдыхает, расправляя плечи. Под их взглядами Коляс наконец-то улыбается. И сбрасывает полотенце.