Кружевной бунт

На площадь, опасливо озираясь, вышел глашатай. В руке он держал свиток с новым указом герцога Эрвина Динданольда. Последние полгода, а то и год, герцог был щедр на указы как никогда. Если ранее глава семейства Динданольд, владевшего более чем половиной окрестных плодородных земель, огромным конезаводом и весьма обширными охотничьими угодьями, а также бессменно управлявшего городом с момента его основания, издавал указы в лучшем случае раз в год и касались они в основном жизни горожан, то в последнее время его словно прорвало. Указы были крайне разнообразны и отличались очень творческим подходом. Глашатай прикинул в уме. Пожалуй, все началось год назад, когда уважаемый землевладелец и глава города — Эрвин Динданольд — объявил себя герцогом. Указ встретил среди горожан понимание и одобрение. Особое одобрение он встретил среди уважаемых торговцев и конезаводчиков семейства Атолл, чья дочь давно и прочно была замужем за единственным сыном новоявленного герцога, и среди семейства землевладельцев Лэкирков, готовящихся выдать прекрасную Аделару Лэкирк замуж за старшего внука герцога. Следом за указом о герцогстве последовал указ о жаловании титулов графов уважаемым и богатым горожанам и титулов баронов не менее уважаемым, но менее богатым. Заодно титул графа был пожертвован старому волшебнику Садару, а его воспитанница Селина неожиданно для себя стала графиней. Понятно, что горожане и тут против не были. Если кто и затаил обиду, став не графом, а бароном — то виду не подал, а старый волшебник только посмеялся. Но вот дальше указы посыпались как из рога изобилия. Сначала герцог повелел создать в городе театр, долженствующий давать пьесы высокой нравственности. Театр вышел невероятно унылым, но, поскольку все семейство Динданольдов посещало его каждый десятый день месяца, он превратился в постоянное светское мероприятие. Остальное время театр пустовал, а его актеры давали куда более веселые и популярные представления. Далее указом герцога была учреждена благотворительная ярмарка. После Динданольд повелел всем куртизанкам выкрасить двери домов в малиновый цвет. Горожане только пожали плечами, а девицы, хихикая, перекрасили двери. Но на этом герцог не успокоился. Высочайшими указами он повелел разбить сад чистой любви, установить памятник невинной деве, основал школу благородных девиц и учредил бал невест, повелев проводить его четыре раза в год. Два последних начинания не слишком порадовали многих свободолюбивых сембийских девушек, предпочитающих обучаться владению мечом и луком, а не премудростям вышивания и ведения хозяйства, и уж точно не желающих быть выставленными в качестве породистых кобыл. Впрочем, обе проблемы быстро решили — в школу выписали учителей фехтования, стрельбы и прочих интересных занятий, а первый же бал невест стал роскошным и веселым праздником. Закончив со знатными и просто уважаемыми девицами, герцог издал указ, обязующий всех куртизанок носить на видном месте символ Шаресс. Но и это не вызвало особого волнения: дамы веселого нрава весьма почитали Сладострастную Любовницу. Казалось, на этом герцог и успокоится. Несколько месяцев никаких новых указов не издавалось, город жил своей обычной роскошной и веселой жизнью. Торговцы получали барыши, новоявленная знать устраивала балы и посещала театры, куртизанки заманивали мужчин в свои сладостные сети, молодежь устраивала гулянки в трактирах. Но несколько месяцев назад о странностях Динданольда опять заговорили. Причиной тому стало учреждение особого отряда Блюстительниц морали. Отряд состоял из пяти старых дев, известных манерой совать свой нос в чужие дела. Скандал разразился немедля. В первую же неделю службы Блюстительницы застукали у куртизанок Дориана Вирмара, с недавних пор — графа Вирмара. Не то что бы похождения Дориана были тайной, но одно дело знать, а другое — заявить об этом во всеуслышание, да еще и вытащить уважаемого торговца и почтенного отца семейства на улицу в одних золотых панталонах! Впрочем, куда большее возмущение, чем поступок старых дев, вызвало одобрение этого поступка герцогом Динданольдом. Дамы по салонам шептались, что старый Эрвин совсем выжил из ума, и если спустить ему это с рук — старые девы вскоре будут управлять городом. Поговаривали, что герцог умудрился приревновать супругу столь же почтенного, как и у него, возраста к садовнику пятнадцати лет. Смеясь, матери семейств рассказывали, что после этого Эрта Динданольд — дама суровая и властная — не только неделю не пускала супруга в спальню, но и отказывалась садиться с ним за один стол. Юные девушки, собравшись во дворе своей школы, звонко хохотали, слушая рассказ внучки герцога — Кассии — об очередной попытке приставить к ней наставницу из тех самых старых дев. Живая и неугомонная Кассия избавлялась от новоявленных воспитательниц посредством мышей, лягушек и незапланированных купаний в фонтане. Мужчины, отправляясь повеселиться, теперь были настороже, а куртизанки начали запирать свои малиновые двери изнутри. И вот — новый указ. Глашатай глубоко вздохнул и принялся взбираться на помост. Ему казалось, что он идет на плаху. Площадь была полна народу, и бедняга буквально видел, как в него летят яйца и помидоры, а то и чего потяжелее. Впрочем, выбора у него не было. Развернув пергамент, глашатай принялся читать. — «Указ высочайшего герцога Динданольда! Для поддержания порядка и сохранения морали, а также, дабы не плодился в этом светлом и благословенном богами городе порок и разврат, и для…» Слова глашатая потонули в гомоне и смехе толпы. — «Я, герцог Динданольд повелеваю запретить к ношению благородным дамам и девицам, куртизанкам, а так же прочим девушкам и женщинам всех возрастов, сословий и занятий, кружевные панталоны… » И снова слова глашатая потонули в гомоне толпы, теперь уже возмущенном. Скороговоркой дочитав текст указа, глашатай свернул пергамент и, сочтя свою, внезапно ставшую опасной, работу, выполненной, скрылся со всей возможной скоростью. На площади поднялся гомон. Дамы, собираясь группками, обсуждали новый указ герцога, а новоприбывшим немедленно сообщали свежую новость. К вечеру о новом указе знал весь город. Его обсуждали в будуарах и салонах, в трактирах и тавернах, на кухнях и в лавках, за малиновыми дверями и в тени парков. Даже мужчины не обошли вниманием новость, в основном подтрунивая над своими дочерьми, сестрами, супругами и просто подругами. Вскоре страсти почти улеглись, а дамы решили, что и эта причуда герцога довольно безобидна. Ну не будет же он, право слово, заглядывать дамам под юбки? Как оказалось, успокоились дамы зря. Отряд Блюстительниц морали рыскал по городу, делая именно то, в чем тяжело было заподозрить старого герцога. Не взирая на опасность получить по голове веером, а то и чем похуже, бравые старые девы в прямом смысле слова лезли под юбки, дабы уличить их обладательниц в ношении запрещенного белья. Уличенных арестовывали и штрафовали, попутно изымая панталоны. В городе собиралась буря. — Это возмутительно! Это невозможно терпеть! — Герцога надо отстранить от управления городом, он не в себе! — Я только на прошлой неделе купила волшебное жемчужное кружево из Амна! — Если хоть одна из этих идиоток полезет ко мне под юбку — я проткну ее кинжалом! — Яд, лучше яд… Возмущались в салонах и будуарах. — Отец велел выбросить все мои панталоны, сказал, что слово герцога — закон. — Моя мать хочет отправить меня в столицу: говорит, там спокойнее. — Я эту старую мымру огрела клинком по заду! Жаль — плашмя. Делились новостями в школе благородных девиц. — В этом городе становится невозможно работать! — Нам что, встречать клиентов в панталонах из серой домоткани?! Да у любого мужчины от такого зрелища пропадет все желание! — Будем встречать их вообще без панталон — пусть эти Блюстители морали удавятся от злобы. Бушевали куртизанки. — Это были мои единственные шелковые панталоны! Я на них год копила! — Она ворвалась прямо ко мне в комнату и перерыла весь сундук! — Меня теперь никто не возьмет замуж! Горевали на кухнях и в лавках. В доме герцога тоже было неспокойно. Женская половина семьи Динданольд, вместе с домоправительницей, горничными и служанками, отнюдь не разделяла стремления герцога к высокой нравственности. — Эрвин, это глупо, просто глупо, — увещевала герцога супруга. — Спрячьте эти тряпочки до лучших времен! — советовала умудренная опытом повариха. — Твой отец совсем выжил из ума! — ругалась Герра Динданольд, в девичестве Атолл. — Прояви хоть немного уважения! — вяло отбивался ее супруг. — Если это будет продолжаться, я уеду к тетке в Даэрлун! — грозила Аделара Динданольд. Кассия Динданольд в семейном скандале участия не принимала. Надежно заперев очередную наставницу в гардеробной, в окружении шелков и кружев, столь немилых ее сердцу, младшая Динданольд выскользнула из дома и направилась к башне мага. Мысль, пришедшая ей в голову, требовала срочной реализации, пока не стало хуже. Через два дня утром на городской площади собралась толпа женщин. Богатые и бедные, старые и молодые, знатные дамы и простые девушки, кружевницы, прачки, воительницы, портнихи, служанки, торговки, актрисы, трактирные девки, куртизанки, матери семейств, свободные наемницы и прочие — в толпе даже мелькали представительницы других рас. Казалось, на площади собрались все женщины города, но уж точно тут была большая их часть. Забредшие в этот ранний час на площадь мужчины таращились на пеструю толпу, и их можно было понять. Женщины оказались вооружены, некоторые луками и мечами, булавами или топорами, но большинство держало в руках вилы, скалки и даже сковородки, а еще факелы. Но причиной удивления мужчин было вовсе не оружие. На всех без исключения женщинах красовались кружевные панталоны. Сияюще-белое, нежно-персиковое, вызывающе-алое, соблазнительно-черное, невинно-голубое кружево белья не прикрывал ни сантиметр ткани. Над толпой, как символ женского гнева, развевались ярко розовые, щедро украшенные малиновым кружевом панталоны. Предводительствовала разношерстным сборищем Кассия. Васильковое кружево ее шелковых панталон гордо топорщилось. По правую руку от нее шла волшебница Селина, панталоны с кружевом цвета морской волны идеально гармонировали с ее глазами. По левую руку шествовали близняшки Марилла и Марцелла. Обе отродясь не носили кружевных панталон, но женская солидарность не позволила им остаться в стороне. Нужный предмет туалета пришлось одолжить у Кассии, и близняшки чувствовали себя весьма неловко. Сержант стражи Марилла, облаченная в бежевое кружево, норовила прикрыться щитом, а следопыт Марцелла мысленно утешала себя тем, что зеленые панталоны не сильно выделяются на фоне плаща. Чуть поодаль, под руководством жрицы Шаресс и красивейшей женщины города Ларетты, собрались куртизанки. Эти чувствовали себя превосходно, даже сейчас соблазнительно улыбаясь обалдевшим мужчинам. Все женщины были настроены весьма решительно. Потоптавшись немного на площади, толпа двинулась к имению Динданольдов. Старый герцог как раз просматривал свои отчетные книги когда гомон на улице привлек его внимание. Выглянув в окно и увидев у ворот толпу странного вида, Динданольд поначалу ничего не понял, а когда посланный посмотреть, что там стряслось, слуга пояснил, в чем дело — пришел в ярость. Сбежав по лестнице как был — в халате и тапочках — герцог вылетел в холл, где столкнулся со всем семейством, бурно обсуждающим происходящее. — Это возмутительно! — А чего ты ожидал дорогой? — пожала плечами Эрта. — Женщинам не нравится, когда им запрещают быть красивыми. Тем временем, женщины, оттеснив удивленную охрану, вошли во двор имения, не без помощи Кассии, запасшейся всеми необходимыми ключами, и расположились прямо напротив парадного входа. — Герцог Динданольд! От имени всех нормальных женщин города, мы требуем отменить указ о запрете кружевных панталон! — огласила единственное требование Кассия. — Отменить! Отменить! — подхватили женщины. — Если к нам не прислушаются, мы подожжем дом! — крикнула Селина. — Мне еще в нем жить, если ты забыла! — зашипела на нее Кассия. — И тебе тоже, если ты не передумала выходить замуж за моего братца! — Не передумала, — прошептала в ответ волшебница. — И вообще — я блефую! В крайнем случае — сожжем вон тот уродливый сарай. — Вообще-то, это домик для гостей, — хихикнула Кассия. — Но я согласна. Мне он никогда не нравился, к тому же, сейчас там живет моя новая наставница. Услышав требование, герцог покраснел, побледнел и схватился за сердце. — Вели страже разогнать их! — завопил он на единственного сына. — Извини, отец, но я не стану этого делать, — отозвался наследник. — Ты… Ты… Да как ты смеешь мне перечить?! — Герцог даже задохнулся от возмущения. — Будь там разбойники или армия конкурентов, я бы не колебался ни секунды. Но это толпа разъяренных женщин, — пожал плечами наследник. — Даже я не рискну с ними связываться. А еще, там верховодит моя дочь и твоя внучка. — Предательница! — Динданольд упал в кресло. — Кружевные панталоны для этой вертихвостки важнее семьи! Это все твоя жена! В ответ на это заявление Герра выразительно фыркнула, а Эрта, искренне любящая внучку, только покачала головой. — Хорошо горит, — задумчиво заметил старший внук герцога, глядя в окно. — Кассия никогда не любила этот домик, — хмыкнул его брат. — Селине, видимо, он тоже не понравился. — Интересно, та старая карга сейчас там? — Предатели! Разбойники! — Вопль герцога, подбежавшего к окну, прервал рассуждения внука. — Думаю, тебе стоит отменить указ, — спокойно заметила Эрта. — Все! Все против меня! — герцог рухнул обратно в кресло. — Я удалюсь от дел — так и знайте! — Давно пора, — Эрта налила воды и подала стакан супругу. — Уедем в домик на озере, в тишину и покой, а управляют пусть молодые. На следующий день город получил сразу несколько новостей. Во-первых, герцог Динданольд заявил, что удаляется от дел и, вместе с супругой, отбывает в деревню. Во-вторых, его сын и новый правитель города отменил указ о запрете панталон, расформировал особый отряд Блюстителей морали и разрешил театру нравственности играть пьесы на свое усмотрение. И, в-третьих, объявили о дате свадьбы волшебницы Селины и сына нового правителя города. Горожане, и особенно горожанки, ликовали.