Bittersweet

Bittersweet o love Every love is bittersweet Bittersweet o love Every love is bittersweet We hurt We love·       Их любовь полусладкая. Сколько Грей её помнит. Она всегда была такой.       С самого начала.       С первого взгляда вскользь, с остановки дыхания, и, казалось бы, всей планеты. Судорожный вздох, ещё один, и ещё. Глаза в глаза. Это конец.       Зависимость.       Красной линией вдоль всей жизни.       Только с ним, для него. Песни только ему. Взгляды, поцелуи, дрожь сердца. Одному человеку. ЕМУ.       До покалывания на кончиках пальцев. Так хочется коснуться. Провести по идеально очерченным скулам к красиво изогнутым губам, застывшим в насмешливой снисходящей улыбке, и выше, к черным омутам потрясающих глаз. Красиво. Так красиво, что больно смотреть. Грей думает, что таких красивых людей он ещё не встречал, несмотря на вечное окружение моделей и людей с TV. Сейчас он видел совершенство, свою мокрую мечту, свой идеал.       Глаза напротив полностью отображали его эмоции. Кисок впервые так надолго задержал на ком-то свой взгляд. Он не мог поступить иначе. На него с таким неподдельным восторгом и потрясением смотрел совсем сказочный мальчик. Хрупкий, будто созданный из дорогого хрусталя и украшенный самыми драгоценными камнями. Таких только в клетку, под сто замков. И никому. Никогда.       Идеальный.       Это слово крутилось на языке вертлявой змеей. Благо, что не сорвалось. Хотя, может и сорвалось, пофиг. Кисок клянется всем богам, что прямо перед ним сейчас стоит один из ангелов. Искусство. В чистом виде. От красивых, потрясающего розового цвета, волос до идеально выглядящих мартинсов на не менее идеальных ногах. Модель, бог, ангел и так далее. Даже не сравнить. Лучше. Лучше всего что доводилось видеть глазам. Совершенство.       Хочу.       Красным капсом прямо перед глазами. И, как ни странно, у обоих. Говорят, бывает что у людей при первой встрече проскальзывает искра.       Между ними тысячи вольт.       И, возможно, это чувствуют все в комнате. Кисок с Сонхвой точно чувствуют. Электричество бьёт по нервам, лишая любой способности адекватно соображать.       — Кисок, но можешь звать меня Саймон.       — Сонхва, но можешь звать меня Грей. Рад знакомству.       — Взаимно.       Две протянутые руки. Одно рукопожатие. Взрыв. Фейерверки под веками, лава под кожей. Всё напряжение в одном сгустке между ними. Электричество. Рука в руке. Взгляд. Конец. Точка невозврата.       Дым медленно растворяется в ночном небе. Это первая затяжка. До конца сигареты ещё есть время. Нет нужды торопиться.       Прошло два года. Сонхва помнит так, будто всё произошло секунду назад. Держит сигарету между двух пальцев, "как девчонка" — обязательно бы съязвил Кисок, если бы был здесь. Но его здесь нет. Ни на балконе, ни в квартире, ни в городе, ни даже в этой стране.       Сонхва любит. Всё так же, как в ту первую встречу. Хотя нет, сильнее. Многим сильнее. Заряды тока превратились в огонь. Сильный, неугасаемый.       Кисок любит тоже. Всё так же. Хотя нет, по-другому. Он Сонхвой пропитался. Насквозь. Научился дышать им вместо воздуха, жить только им и только для него.       Грей тоже научился.       Но учиться преодолевать расстояния не хочет никто. Не пишут, не звонят. Лишь ждут возвращения. И страдают. Ведь, а что, если... Если не вернётся, если разлюбит, найдёт кого-то лучше.       Любить они хорошо научились, а вот верить в свою любовь — нет. Отчаянно цепляются друг за друга. Дыхание, жизнь, квартира, сигарета. Всё одно на двоих. Для двоих. Отдельно никак. Срослись. Но не притёрлись. Углы не сглажены, наоборот — заострены так, чтобы если и уколоть, то до крови, до грубых белесых шрамов. До боли.       Боль тоже одна на двоих.       Но любовь раздельная.       Такая разная и такая одинаковая.       Полусладкая.       Течет по губам, словно патока, но тут же отдает горечью. Красиво, но так уродливо.       Друг без друга никак. Вдвоем — больно. Так сладко, но терпко, вяжет на языке.       Эта любовь вяжет. Скручивает в узлы, выворачивает руки, разрывает легкие. О ней хочется кричать, писать песни, стихи, но молчать хочется больше.       Скрыть ото всех. Такую неправильную и такую прекрасную.       Однажды она убьёт их. Вытянет все соки и бросит погибать на обочине жизни. За ненадобностью.       Однажды. Возможно.       Но сейчас Грей сделает последнюю затяжку. Выдохнет. Закроет окно. Дойдет до кухни. Нальет в бокал красное полусладкое. И позвонит. Преодолеет себя.       Чтобы услышать в трубке гудки, а после такое теплое, с хрипотцой.       — Я скучаю.       — Я люблю тебя.