19 лет спустя

В четвертый раз за последние пять минут Люциус с тревогой посмотрел на часы. "Черт, где же она?" — Гермиона должна была быть здесь пятнадцать минут назад. Он оглядел небольшую толпу, но нигде не увидел знакомой кудрявой темноволосой головы. Он знал, что ему не следует беспокоиться; иногда она увлекалась делами и опаздывала. "Кого, черт возьми, ты пытаешься обмануть? — с тревогой подумал он. — Гермиона Джин Грейнджер опаздывает только тогда, когда ты ее отвлекаешь". Люциус еще раз оглядел толпу, пришедшую на их свадьбу, но ее по-прежнему нигде не было видно. "Интересно, не случилось ли чего-нибудь… И еще... все ли с ней в порядке?" — Люциус пытался успокоить свои страхи, зная, что Гермиона вполне может сама о себе позаботиться, но, конечно, она бы послала весточку, если бы собиралась опоздать, верно? Если, конечно, она вообще явится на их свадьбу. Он вспомнил их последний ужин. Она задерживалась на работе и прислала сову, что опоздает на пять минут… пять минут. Люциус снова посмотрел на часы и увидел, что она опаздывает уже на семнадцать минут, а его мысли вернулись уже ко вчерашним событиям, и руки бессознательно сжались в гневе. "Неужели ж она и вовсе не придет?" Роуз и Хьюго были дома на двухнедельных пасхальных каникулах; Роуз была особенно занята, помогая Гермионе со предсвадебными хлопотами, и все шло чудесно. До их возвращения в Хогвартс оставалось два дня, и дети проводили ночь с Роном, когда Гермиона получила срочную сову, чтобы встретиться с ним в госпитале Св. Мунго. Излишне говорить, что Гермиона с Люциусом помчались в больницу, где и обнаружили Рона, лихорадочно вышагивающего за пределами родильного отделения, и нервно наблюдающих за ним Роуз и Хьюго. «Этот чертов придурок мог бы, по крайней мере, сказать, что с детьми всё в порядке», — сердито подумала Гермиона, обнимая обоих. Как только она убедилась, что дети не пострадали, то обнаружилось, что у Мэнди начались боли и кровотечение, и ее срочно доставили в госпиталь, так рожать ей было еще слишком рано. И Люциус согласился вернуться с детьми домой, а Гермиона осталась, чтобы успокаивать расстроенного и встревоженного Рона. Несколько часов спустя Гермиона отправила Люциусу сову, сообщив ему, что с Мэнди все в порядке и она вернется домой, как только успокоит Рона. Люциус уложил детей в постель и устроился поудобнее, ожидая возвращения Гермионы. Только много позже он услышал голоса и понял, что, должно быть, заснул на диване в ожидании ее, и быстро встал, чтобы выяснить, в чем дело. Но зайдя в кухню, увидел, как Рон и Гермиона целуются, и его сердце тут же опустилось. Он не мог поверить в увиденное… не мог поверить в саму реальность происходящего. Люциус быстро вышел из кухни и побежал наверх, не в силах смотреть, как женщина, которую он любил больше всего на свете, целует своего бывшего мужа. В течении нескольких часов он лежал на кровати, уставившись в потолок, прежде чем, наконец, когда взошло солнце, не погрузился в легкую дремоту. Три часа спустя он проснулся от неожиданности, когда встревоженная Поппи сказала ему, что пора вставать и одеваться, иначе он опоздает. Люциус не знал, что делать. У них был заказан зал на час дня, а теперь он не был уверен, собиралась ли она вообще встретиться здесь с ним. Он не должен был мириться по поводу ее поцелуя с Роном, не должен был оставлять все так. А теперь... он просто боялся. Боялся того, что это значило, боялся узнать правду. Тот, кто сказал, что "правда освободит тебя", никогда не был свидетелем того, как любовь всей жизни целовала другого мужчину, даже если это и бывший муж. Люциус решил, что он придет и попытается поговорить с ней; ему нужно было знать, что произошло… и он не мог жить с такими секретами. Одного раза было достаточно. Поэтому он оделся и спустился в пустой дом, гадая, где все. Он молча пил кофе и размышлял, будет ли сегодняшний день его последним днем в этом доме и в ее жизни. Когда он пришел на свадьбу, ему сказали, что ее еще нет, поэтому он остался ждать. И вот он здесь... ждет, а она опаздывает уже на двадцать минут... Может быть, это все. Конец. Может быть, она так и не придет. Люциус почувствовал, как сердце сжалось, когда боль от этой мысли захлестнула его. Исчезло блаженство влюбленности, исчезло сияние осознания того, что она его... только его. А потом он кого-то увидел. "Гарри? Почему Гарри сейчас здесь?.. Что это значит?" — Люциус собрался с духом для слов, которые, как он знал, у нее не должно было хватить смелости произнести. Он считал ее невероятно храброй, а теперь она посылала другого, чтобы отменить их помолвку. Он никогда бы не ожидал этого от нее... и это было больно… Мерлин как это больно. — Люциус… извини, приятель, но Гермиона..., — робко начал Гарри, обращаясь к нему, и стараясь, чтобы его слова никто не услышал. — Она не придет… так вот почему она послала тебя? — Люциус не смог полностью скрыть боль в холодном, безэмоциональном голосе, когда посмотрел сверху вниз на мужчину, который был ее лучшим другом. — Она просто хочет поговорить с тобой минутку… хорошо? — Гарри указал на небольшое ограждение от главной комнаты, и Люциус заколебался, прежде чем напряженно кивнуть. Казалось, что каждый шаг приближает его к катастрофе, к полной пустоте; потому что именно такой он теперь и представлял свою жизнь без Гермионы. Он нуждался в ней, как в кислороде, и она была как свежий воздух в его темной и застоявшейся жизни. Он не знал, как вообще жил без нее, и теперь не мог даже представить, какой была бы та, его жизнь без Гермионы... Глубоко вздохнув, он подошел к двери, где она ждала, гадая, что именно она ему скажет и будет ли это последний раз, когда он посмотрит ей в лицо. Лицо, которое стало воплощением всего, что было прекрасного в женщине. Он ненавидел ее слезы, ненавидел видеть боль в этих теплых карих глазах.… увидит ли он это сейчас? Увидит ли она боль, мучащую сейчас самого его? Дойдя до двери, он заколебался, не зная, что делать дальше. Неуверенный, хватит ли у него сил встретиться с ней лицом к лицу, и зная, что она собирается что-то сказать ему. Люциус задавался вопросом, куда делся тот бесстрашный Пожиратель Смерти, который знал Волдеморта. Кто был этот трус, который теперь боялся женщины вдвое меньше себя? Он приготовился к неизбежному и нерешительно постучал. — Люциус, это ты? — раздался робкий вопрос изнутри. — Да... — его ответ был коротким и лаконичным, челюсти Малфоя все еще и были плотно сжаты от натиска эмоций, которые он пытался сдержать. Не став ждать, он вошел. — Люциус… Я… Я сожалею о том, что случилось прошлой ночью, — начала она тихим голосом, неуверенная в его реакции. — Я... Просто Рон был в таком отчаянии… а потом, когда мы узнали, что все будет хорошо, я пригласила его выпить... и он выпил еще немало, — она заколебалась, но когда он ничего не сказал, продолжила. — Он слишком много выпил, и я привела его домой, чтобы присмотреть за ним. В итоге мы разговорились на кухне… обо всем... особенно о его неверности, когда мы были вместе, и после нескольких резкостей… мы действительно впервые поговорили об этом за долгое время. Люциусу хотелось закричать, что он не хочет больше никаких подробностей... он не хотел слышать, как они пришли к примирению… ему, блядь, было наплевать на Рона гребанного Уизли с его проблемами… он просто хотел, чтобы Гермиона поскорее покончила с этим. Но он молчал, ожидая слов, которые разорвут его сердце на тысячу кусочков. — Он изменился с тех пор, как мы расстались, и я была так рада этому... и... ну… мы обнялись, а потом... он поцеловал меня... и всего на долю секунды я была так потрясена, что даже не отреагировала, но потом поняла, что он делает... И оттолкнула его. Я знаю, что ему было просто одиноко и... ну, у нас действительно есть прошлое... но это не оправдывает его поцелуй со мной… а сама вернулась и легла спать на диване. Люциус затаил дыхание, когда ее слова проникли сквозь туман боли. "Оттолкнула его? Отправила домой? Что? Значит ли это...?" — Люциус ждал ее следующих слов, почти боясь надеяться, что она все еще любит его... все еще хочет его. — Я встала рано и поехала с детьми к Гарри, а затем в отель к родителям. Я не пришла поговорить с тобой, потому что… ну, ты знаешь, я чувствовала себя виноватой из-за этого поцелуя и не хотела двигаться дальше, пока не расскажу тебе, что произошло. Я не хочу, чтобы между нами были тайны, Люциус… ни сегодня, ни когда-либо еще. Так или иначе, это то, что и произошло. Ее голос звучал так искренне, что Люциус начал надеяться. — Так что... эм… Люциус… ты еще злишься на меня? Голос Гермионы звучал встревоженно, и Люциус не мог говорить, когда радость и огромное облегчение нахлынули на него, и ему захотелось кричать от счастья. — Гермиона… конечно, я не сержусь на тебя… Я просто хотел бы, чтобы ты сказала мне об этом раньше. Я... я видел, как ты целовала его прошлой ночью... — он услышал ее резкое прерывистое дыхание и продолжил: — ...и подумал… что ж, это больше не имеет значения. Ты здесь, и я люблю тебя… так что, если ты не передумала выходить за меня замуж? — он сделал паузу, когда его вопрос повис в воздухе. — О, Люциус… Мне так жаль, что ты увидел это и неправильно все понял. Если бы я знала, я бы сразу же пришла к тебе… Я тоже тебя люблю… всем сердцем, — она всхлипнула и ему очень захотелось обнять ее и прижать к себе, но приходилось ждать. — Просто дай мне минуту, чтобы привести себя в порядок, и я встречу тебя там… хорошо? Теперь ее голос звучал взволнованно, и Люциус почувствовал, как его сердце наполняется такой любовью и покоем, что знал: улыбка ясно слышится в его голосе, когда отвечает ей. — Да, любовь моя… Я буду ждать тебя там.... и... спасибо, Гермиона. Люциус не мог поверить, что она рассказала ему. Гермиона не знала, что он видел их, и все же она извинялась, потому что кто-то поцеловал ее, ей не нужны были тайны, она слишком ценила их отношения, чтобы прийти к нему сегодня с этим на совести. Мерлин, он был счастливым волшебником. — За что спасибо-то, Люциус? — растерянно спросила она. — Спасибо тебе за то, что ты просто есть, любовь моя, — ответил он, прежде чем вернуться на прежнее место и дождаться ее прихода; только теперь он был расслаблен и счастлив, все беспокойство, гнев и боль исчезли, как будто их никогда и не было. Пока он ждал, снова оглядел небольшую толпу, и его сердце воспарило, когда он представил, что принесет завтрашний день... и следующая неделя... и следующий год; каждый день, когда он будет с этой удивительной женщиной, которую, как он знал, он и не заслуживал, но теперь будет проводить каждый день своей жизни, поклоняясь и лелея, стараясь заслужить ее. Затем Люциус поднял глаза и увидел ее, сияющую. Его сердце остановилось, когда она сделала первый шаг к нему… нерешительно… все еще думая, был ли он обижен или зол... или все действительно было прощено. Поэтому он улыбнулся, и от этой улыбки все ее лицо осветилось изнутри, и Люциус понял… теперь она действительно принадлежит ему. Она выглядела неописуемо прелестно в платье, которое облегало ее изгибы и подчеркивало все части тела, которые он обожал… что ж, он обожал каждый дюйм ее тела, и знал, что никогда, пока жив, не забудет этот момент. А потом она наконец приблизилась, и он увидел слезы счастья, блестевшие в ее глазах, понимал, что она должна видеть то же самое в его... и протянул к ней руки... она взяла их, встречая его взгляд и не в силах произнести ни слова, но зная, что он может прочувствовать каждое из них сердцем. Она светилась от радости, и Люциус снова понял, что будет вечно благодарить тот день, когда она вернулась в его мир и сделала его полноценным. Они услышали, как кто-то откашлялся, и улыбнулись, повернувшись, снова смущенно осознавая, что их сейчас окружает. — Я могу начинать?.. — вопросительно спросил пожилой маг, стоявший перед ними, огонек в глазах которого заставил бы ухмыльнуться даже Дамблдора. Люциус и Гермиона виновато улыбнулись и кивнули. — Возлюбленные дети мои... — громко начал он, оглядывая собравшихся гостей. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями соединения Люциуса Абраксаса Малфоя и Гермионы Джин Грейнджер... Гермиона улыбнулась Люциусу и крепче сжала его руку. ___________________________________________________________________________ Гермионе казалось, что она парит в воздухе... Теперь она стала миссис Гермионой Джин Малфой. Она посмотрела на Люциуса, который танцевал с Роуз, и ей показалось, что сердце вот-вот разорвется от любви к этому мужчине, который открыл в ней страсть, на которую она никогда и не думала, что способна... и достиг глубин ее сердца, которых, как она думала, могли бы достичь только ее дети. Гермиона оглядела комнату, посмотрела на людей, собравшихся, чтобы отпраздновать ИХ день, и была благодарна за то, что у нее такие друзья. Конечно же, здесь был Гарри, ее лучший друг, несмотря ни на что, танцующий сейчас со своей новой подругой Ларой. Они выглядели такими счастливыми вместе, и Гермиона знала, что Гарри любит ее, но хочет немного подождать, прежде чем сделать следующий шаг... тем более, что Джинни сейчас так и оставалась в Азкабане. Суд над ней состоялся две недели назад, и ее приговорили к семи годам заключения. Единственное, что спасло ее, это то, что она на самом деле не завершила проклятие, в сочетании с просьбами Гарри, свидетельствующим об этом. Джинни выглядела невероятно разбитой, когда судья зачитал приговор, и только авроры, державшие ее за руки, заставили Джинни стоять до конца. Гермиона почувствовала, что ее сердце сочувствует ей, несмотря на все, что произошло, и надеялась, что она использует это время, чтобы научиться контролировать себя. В конце концов, семь лет — это не так уж и много. Гермиона поймала себя на том, что ее взгляд переместился на мать и отца, которые танцевали вместе. Теперь они частично поседели, но выглядели загорелыми и счастливыми. Флорида, очевидно, была согласна с ними. Они приехали на прошлой неделе и провели время, общаясь с Гермионой и детьми, а также знакомясь с будущим зятем. Им потребовалось день или два, чтобы привыкнуть к Люциусу, но его очевидное обожание и любовь к Гермионе и детям покорили их. Ее мама даже прокомментировала свечение Гермионы, и Гермиона подозревала, что она точно знает, кто именно вызвал это свечение. Она продолжала оглядывать танцпол и улыбалась, когда Невилл танцевал со своей женой Луной, а Джордж со своей женой Дженнифер, американкой-сквибом, с которой Джордж познакомился в прошлом году. Он долго был опустошен потерей Фреда, и ему потребовалось пять лет, чтобы даже подумать о том, чтобы начать другой бизнес. Он продал свой магазин шуток и приколов, потому что его сердце просто больше не было в нем. Теперь Джордж владел электронным магазином "Волшебники" в Косом переулке. Он разработал и запатентовал способ, позволяющий маггловской электронике работать вблизи больших очагов концентрации магии, поэтому теперь в волшебном мире продавались портативные проигрыватели компакт-дисков, iPod, DVD-плееры, телевизоры и даже игровые системы, и до сих пор отклик был ошеломляющим. Дженнифер работала в компании, распространявшей электронику, которую продавал Джордж, и они сразу же поладили. Гермиона пригласила и Артура, но он вежливо отказался, зная, что если он придет, это никогда не одобрит Молли. Когда он пришел в ее кабинет несколько дней назад, чтобы оставить небольшой свадебный подарок, то извинился за поведение Молли и сказал, что судья назначил ей обязательные консультации и занятия по управлению гневом после эмоционального взрыва на суде Джинни. Гермионе было жаль этого тихого и доброго человека, но она знала, что ему нужно научиться противостоять своей жене и для его же блага. Хагрид не смог присутствовать, так как он все еще был за границей с Олимпией и участвовал в проекте, о котором имелось очень смутное представление. Гермиона подозревала, что Хагрид так и не простил Люциуса за его приверженность к Волдеморту, хотя и прислал прекрасный набор чаш для пунша ручной работы, поэтому Гермиона знала, что есть надежда, в конце концов, на его приход в себя. Затем взгляд Гермионы упал на Рона, который, как ни странно, разговаривал с Амелией и ее любовницей Кэми. Амелия выглядела похудевшей, но более счастливой и расслабленной, чем Гермиона когда-либо видела ее, и Гермиона не была уверена, было ли это потому, что она больше не работала или потому, что она, так сказать, "вышла в свет" и могла перестать жить в тайне. Как бы то ни было, Гермиона была очень рада за нее, и за последний месяц они довольно много раз виделись, и Гермиона стала ближе, чем когда-либо, к своей старой наставнице. Видя, что все гости кажутся счастливыми и довольными, ее мысли, наконец, вернулись к прошлой ночи, и она вздрогнула. Она все еще не могла поверить, что Люциус видел тот поцелуй... Слава Мерлину, он был готов поговорить с ней. У Рона, наверное, случился бы припадок раздражения. Вчера Рон испытал такое облегчение, узнав, что с Мэнди все будет в порядке, что начал плакать, а Гермиона решила, что выпивка поможет ему успокоиться. Они направились в "Три метлы", где в течение тридцати минут Рон прикончил полбутылки огневиски и начал невнятно произносить слова. Не желая, чтобы он причинил себе боль, она привела его к себе домой, приготовила чашку кофе и постелила на диване. Гермиона планировала спать в комнате для гостей, так как не хотела видеть Люциуса в ночь перед свадьбой. Люциус думал, что это глупый магловский обычай, но уважал желание Гермионы подчиниться традиции. Вернувшись в дом, Рон начал откровенничать с ней о своих чувствах к Гарри, потом об их браке и, наконец, о своем сожалении в своей неверности. Он не жалел, что сделал это, но, казалось, ненавидел, что ему пришлось так долго лгать Гермионе и детям. Они, наконец, разоткровенничались и обо всем поговорили, и это было тем самым завершением, которого и не хватало с момента их разрыва. Гермиона поняла, как она устала, и поняла, что ей нужно поспать, чтобы не идти к алтарю с огромными мешками под глазами, поэтому встала и направилась к дивану, чтобы отвести Рона. Он притянул ее в объятия, и это временно вывело Гермиону из равновесия, но было приятно снова быть друзьями, поэтому она обняла его в ответ. К сожалению, в организме Рона все еще было слишком много крепкого алкоголя, поэтому он и поцеловал ее. Это так удивило Гермиону, что сначала она никак не отреагировала, но потом мягко оттолкнула его. Понимая, что было плохой идеей держать Рона в доме в том состоянии, в котором он находился, Гермиона трансгрессировала его обратно в его собственный дом и уложила в постель. Она слишком устала, чтобы даже подняться наверх, и заснула, все еще одетая, на диване, который и предназначался для Рона. Дети разбудили ее в восемь утра, и после того, как она высадила их у Гарри, Гермиона направилась в отель, где остановились родители, чтобы подготовиться. Она чувствовала себя виноватой из-за того поцелуя и знала, что должна рассказать об этом Люциусу, прежде чем он поведет ее к алтарю. Она хотела, чтобы этот брак был честным и открытым. И не хотела, чтобы между ними были какие-то секреты. Поэтому, когда она пришла на свадьбу, то зашла в небольшой туалет и попросила Гарри позвать к ней Люциуса. Сначала его голос звучал так сердито, что Гермиона подумала, что он не поймет или не простит ее, но потом он понял... А остальное, как говорится, уже история. Гермиона знала, что они еще поговорят об этом позже, и она объяснит все более подробно, не потому, что этого требовал Люциус, а потому, что чувствовала, что он этого заслуживает. Затем она проведет следующие несколько часов, показывая ему... в мельчайших деталях… как она счастлива, что он женился на ней. Мелодия закончилась, и Гермиона увидела, что Люциус направляется к ней с хищным выражением в глазах, и задрожала в предвкушении. — Дорогая, считаю, что нам пора отправляться, — промурлыкал он ей на ухо, притягивая ее в свои объятия. — Наш медовый месяц ждет нас. Гермиона обняла всех на прощание и поблагодарила Рона за то, что тот отвезет детей завтра на Хогвартс-экспресс, направляющийся в школу. Сказала родителям, что летом они привезут детей во Флориду погостить, и, обняв Роуз и Хьюго, отвела Гарри в сторону. — Еще раз спасибо, что позволил нам остаться на твоей вилле на наш медовый месяц, Гарри, ты знаешь, что это имеет для нас особое значение. Увидимся через две недели, хорошо? — Гермиона крепко обняла Гарри; она будет скучать по нему… сильно. — Гермиона, ты можешь оставаться там, сколько захочешь, глупышка… потому что это мой свадебный подарок тебе, — взволнованный Гарри улыбнулся своей лучшей подруге, видя ее такой счастливой. — Как я уже сказала… спасибо, Гарри, я обещаю, что мы вернем ее в хорошем состоянии, — она отвернулась, чтобы найти своего мужа, когда Гарри схватил ее за руку и притянул обратно. — Не так, Гермиона… Я имею в виду, это мой свадебный подарок… вилла… теперь она твоя, — Гарри выждал необходимые пять секунд, пока его слова окончательно не дошли до сознания, а затем улыбнулся, когда она вскрикнула, бросаясь в его объятия. — О, ты замечательный, замечательный друг… Я люблю тебя… ты самый лучший... — у Гермионы на глазах выступили слезы счастья, когда он, наконец, отстранил ее руки, чтобы снова дышать. — Тебе это нравится, так что вместо того, чтобы продавать ее... Я хотел, чтобы она была у тебя... И я тоже люблю тебя, подружка... — он поцеловал ее в нос и отступил, прежде чем она могла снова наброситься на него с объятиями. — А сейчас тебе лучше уйти, Гермиона, а то твой муж бросает на меня определенно подозрительные взгляды… и веселись, дорогая, я буду скучать по тебе... — Гарри подтолкнул ее в направлении Люциуса и ожидающей машины. Гермиона с мужем отправились в международный терминал аппарации на заднем сиденье длинного лимузина, благодаря ее родителям. К сожалению, роскошный интерьер с таким же успехом мог быть картонным из-за того, что они мало обращали на него внимание, торопливо начав праздновать свадебное путешествие. _________________________________________________________________________ Люциус стоял позади своей жены, когда они любовались заходящим сонцем с балкона своей спальни. Прохладный ветерок быстро высушил пот с его тела, и он почувствовал, как Гермиона слегка вздрогнула, когда он притянул ее к себе. Она была по-прежнему ненасытна, и они четыре раза занимались любовью, прежде чем выйти на воздух... Но он не жаловался. "Разве это не самая прекрасная смерть?" — мелькнуло в голове. Он наклонился и сбоку поцеловал жену в шею, улыбаясь, когда ее соски затвердели в ответ, и у нее вырвался тихий стон, когда она наклонила голову, чтобы предложить его губам лучший доступ. — Опять? Ты пытаешься убить меня, женщина? — Люциус улыбнулся ей в шею, когда она усмехнулась, оценив его остроумие. — Нет, я не такая, я люблю тебя и планирую провести следующие сто лет или около того, показывая тебе, как сильно… но может ты придумаешь лучший способ умереть? — спросила она страстным голосом, повернувшись, обвила руками его шею и соблазнительно потерлась о его грудь. — Кроме того, — промурлыкала она, обхватив рукой его теперь уже возбужденный член, — похоже, ты тоже снова готов кончить... Она встала на цыпочки и поцеловала его, и на его губах мелькнула такая же улыбка. Не желая терять ни минуты на разговоры, он наклонился и поднял ее, прежде чем повернуться и отнести обратно в дом, чтобы показать ей... еще раз... как же сильно он тоже любит ее. Конец.