В их Вселенной родственные души — дар. В их Вселенной не каждому суждено такую встретить.
Хоуп Тейт психопатка от слова «неизлечимая» [диагноз поставлен самостоятельно и откровенно плох]. У таких лихорадочные кошмары пополам с криками и на тумбочке горстями рассыпаны таблетки, а впереди психушка приветливо распахивает объятья и режет глаза белизной стен. Она не верит в рассказы о родственных душах [родство душ не помешало ей уйти и оставить Хоуп гнить здесь одну], но от чего-то панически боится встретить свою. Ненавидит саму мысль об этом. Хоуп в шестнадцать наносит себе первый порез и с тех пор не может остановиться. Она сильная девочка [убеждает в этом себя каждый раз, надрезая тонкое запястье, но не верит]. Сильные девочки не калечат себя, а у нее каждый удар, каждая неудача — росчерком шрамов на бледной коже. Это её наркотик. Никакие заваленные предметы не могут отвлечь [спасти] от стеклянного крошева по артериям, прямо из битого-битого сердца — ей всё ещё больно до дрожащих пальцев и стойкого желания сдохнуть как-нибудь поскорее. У нее теперь ядерная зима внутри в любое время года и показная грубость щитом от всех проблем [своих собственных в первую очередь]. Питер Паркер иной. Старается всем помочь и кажется совершенно не способен ненавидеть. У него альтруизм по кровеносной с рождения отмечен пометкой «по умолчанию». Старается соответствовать дурацкому статусу великого спасителя всех нуждающихся [вернее убогих] — всегда и для всех находит нужные слова и умеет поддержать — чем бесит Хоуп нереально. На самом деле где-то глубоко внутри она им даже восхищается, ведь сама на такое не способна — у нее желание кому-либо помогать умерло в зародыше лет в пять. В первую их встречу Хоуп даёт ему прозвище «солнечный мальчик» и обещает себе держаться от него подальше — его внутреннее солнце слепит, безжалостно выжигая сетчатку. Они абсолютно разные, как противоположные полюса магнита — не подходят друг другу от слова «совсем», но Вселенная [чёртова взбалмошная сука] решает иначе. По её расчётам противоположные стороны притягиваются. Должны притянутся. Хоуп Тэйт откровенно больна — участившиеся кошмары, вроде как перманентно глушатся таблетками, дым дешёвых сигарет — наркотиком по венам — отравляет выворачивает наизнанку, разрушает изнутри. Ей по прежнему шестнадцать, а багровых отметин на руках уже перевалило за сотню — накладываются одни поверх других и как будто манят своей хаотичностью. Питеру Паркеру тоже теперь шестнадцать. Он рычит от глухой злобы и собственного бессилия, сжимая кулаки так сильно, что почти ломает себе пальцы. Он знает, что его соулмейту больно — тонкие полосы, змейками въющиеся от запястий и до локтей, не оставляют никаких сомнений. У него регенерация ускорена, вот только ни черта не помогает, когда дело касается отметин на запястьях — они не его. Приходится каждый раз натягивать рукава толстовки пониже, чтобы скрыть багровые следы. Если Мэй заметит — психанет. Хоуп Тейт и Питер Паркер сталкиваются в коридоре школы случайно — он почти сносит ее с ног, торопясь на химию [паучье чутье предательски молчит] и едва успевает поймать за хрупкое запястье. Не задумываясь тянет на себя, чтобы удержать и случайно встречается с тёмными глазами напротив. Мир вокруг внезапно теряет четкость — Питер видит перед собой космос. Бесконечный. Бескрайний. Морозный. Там минус несколько сотен тысяч по Фаренгейту и ни одной звезды к сожалению не видно. — Ты... — шепчет Паркер. А в следующее мгновение растерянность на лице девушки сменяется привычным сучьим выражением. — Паркер, свали с дороги. — она буквально выдерает свою руку из его пальцев и проходит мимо, толкнув плечом. Питеру остаётся прожигать ее спину взглядом и вдыхать запах сигаретного дыма и странных духов [черная смородина, малина и что-то ещё], которыми наглухо пропахли ее кожаная куртка и длинные, отливающие синевой волосы. Хоуп чувствует его взгляд [прицелом между лопаток] и едва сдерживается, чтобы не перейти на бег, а зайдя за угол медленно прислоняется к привычно прохладной стене школьного коридора, по которой через мгновение съезжает, устало прикрыв глаза и подгибая под себя ноги. На запястье ожогом пылает его прикосновение, будто приложились чем-то раскаленным. Прямо поверх свежих отметин, что она оставила накануне ночью.В их Вселенной родственные души — проклятье. Ты поймёшь, когда встретишь свою.
Хоуп не может поверить в то, что это правда даже спустя несколько дней. Они слишком разные — из общего у них только уроки литературы трижды в неделю и одинаковые следы на руках —у нее чёткие, у него чуть бледней —которые на самом деле принадлежат лишь ей. Даже одинакового цвета глаза у них отличаются. У него в глазах тепло Африки. У нее — Антарктиды лёд. Хоуп злится, когда понимает, что теперь замечает его в толпе постоянно — солнечный свет сложно не заметить. Тейт не ищет его глазами специально, просто замечает [если врать себе, то сам рано или поздно начнёшь верить в собственную ложь]. Паркер не врёт себе, что не пытается найти ее глазами каждую секунду. Он ищет. Он находит. Он начинает замечать некоторые вещи. Например, у нее ворох вредных привычек: много курит, мало спит и не пускает даже[особенно] светлых людей в свою жизнь. Она пьет крепкий черный кофе вместо еды в столовой, слишком много читает и держится подальше от шумных публичных мест — кажется ей в одиночестве дышится лучше. А ещё она избегает его — иногда он встречается с Хоуп глазами, но она быстро отводит взгляд. Питер всегда успевает уловить морозную черноту его персонального космоса. Паркер даёт ей прозвище, но называет так только шепотом и когда остаётся один. «Космическая девочка». Они встречаются в следующий раз на крыше высотки. Хоуп пытается сбежать от него, потому что душа рвется куда-то ввысь и дышать почти невыносимо. Просто сегодня она не смогла — бритва выпала из рук. Она привыкла причинять боль себе, но от чего-то не могла сделать больно Питеру. Паркер не даёт ей уйти, не сейчас. Хватает чуть повыше локтя и уверенно тянет на себя, вынуждая врезаться в крепкое тело. Скрепляет руки за спиной и она вдруг понимает насколько здесь — в его объятьях — ей хочется остаться. Она утыкается ему куда-то в ключицу и вдыхает запах, который принадлежит лишь ему. Шоколад, корица и какие-то полевые цветы. Тейт чувствует, как сильные руки сжимают ее хрупкое тело, а по щекам текут горячие болезненные слезы и срываясь, падают вниз на его футболку. Умирают там. — Пожалуйста... Хоуп думает, что не хватит и вечности, чтобы замолить у него прощение за каждый багровый порез. «Прости меня, Питер. Прости, прости, прости.» — Я не... Паркера это не останавливает. Он невесомо касается ее губ. Они у нее на удивление теплые и совершенно ожидаемо мягкие. Хоуп нужно бы его оттолкнуть. Совершенно точно необходимо, но у нее в этот момент трещат швы на наскоро заштопанной душе. Ей всего шестнадцать, а внутри все заледенело. Застыло. Покрылось коркой льда, а от Питера так веет теплом и светом, что она словно мотылек —чертова глупая бабочка — летит на его манящий свет, абсолютно наплевав на возможность обжечься, что застыла на отметке в девяносто с лишним процентов. Они долго сидят на крыше высотки. Хоуп смотрит на горящий огнями город внизу, а Питер смотрит на нее. У Тейт чувство такое будто если сейчас откроет рот, то начнёт говорить без остановки. О том как мятные леденцы в вазочке на кухне напоминают ей о маме — и тогда только волком выть — она больше не придет пожелать спокойной ночи [ее нет в живых с весны]. О том как ей не хватает любви и заботы отца, у которого теперь бутылка не самого лучшего [зато самого дешёвого] пойла лучший друг. О том, как скучает по своему собственному смеху, ведь теперь у нее броня из едких комментариев и сарказма, а ненависть к окружающим отдается осколками костей внутрь и клубами сизого дыма наружу, когда совсем невыносимо. О том, как сильно жалеет, что Питеру достался такой соулмейт, как она — девушка у которой роль сумасшедшей лучшая в репертуаре. Питер — лучшая ее сторона, которую она сама по крупицам растеряла. Хоуп кажется, что она расходится по швам. Девочка с уродливыми рубцами на бледной коже запястий и с ещё более уродливыми на сердце. «Таким как ты не место в моей жизни. Тебе в ней не место, Питер.» Просто у нее морозный космос внутри, а он словно сверхновая.В их Вселенной родственная душа — дар и проклятье. Один раз увидев, ты уже не сможешь без нее жить.