(не)взаимность

Питеру хочется любви. Нежной и вечной. Как в фильмах. А Тони так не умеет. — О чём думаешь? Питер вечерами чертовски уютный. Садится за спиной, обнимает острыми коленками за бёдра, лезет своими холодными — нет, чертовски горячими — руками под футболку, кладёт голову на плечо Старку и тихонько дышит — комфортится. Тони ненавидит — или обожает — это до смерти. Он расслабляется. Тает. Теряет контроль. — Я не люблю тебя. Тони чувствует, как ненадолго дыхание Паркера прерывается, как он шумно выдыхает и ещё глубже зарывается в его одежду. Волосы. В самого Тони. — Знаю. Тони зубами скрипит, допивая бутылку виски. Хочет психануть сильно, ударить что-нибудь или кого-нибудь кулаком и закатить дикую истерику, но он лишь стоит и сжимает кулаки с разбитыми костяшками на перилах. — Тогда какого хера ты всё ещё здесь?! Кричит. Злится. Ненавидит этого мелкого говнюка всем сердцем. А Паркер за спиной смеётся, прижимаясь сильнее, и такой жутко тёплый, что ну, пожалуйста, ну хватит уже, умоляю, крашнись по кому-нибудь более эмоциональному, пожалуйста, ну последнее человеческое, как же я заебался с тобой. — Ты ведь не отталкиваешь. Тони мрачно думает, что надо бы оттолкнуть. Послать засранца нахер и вещички из Старк Тауэр выставить. На прощанье только ручкой помахать и дверцу пафосно захлопнуть. А Питер снова тихо смеётся. А потом смотрит, как будто в душу, своими дико-шоколадными глазами. И улыбается влюблённо-счастливо. Тянется к его губам, целует (не целуется), снова берёт за руку и тянет обратно в постель. Обнимает. Не пошло, а по-домашнему. Ластится, точно котёнок. И тогда Тони понимает, что жизнь бы отдал за этого пацана. За этого чертового школьника, который вечно найдёт приключения на свою шикарную задницу. И что любит его больше всех на свете, как бы ни отрицал этого. А кто бы сомневался.