Таинство боли

Кёя порывисто выдохнул, когда увидел знакомую лохматую макушку. Ламбо, всё такой же кудрявый и сонный, шёл по направлению к школьным воротам, не выпуская из рук PSP. Кёя даже знал, во что тот резался. — А ну стоять, — с этими словами Кёя дёрнул Ламбо за капюшон толстовки. — Стою, — буркнул в ответ Ламбо, не отрывая взгляда от PSP. — Я тебе что говорил? — М-м… — Задумавшись, Ламбо тыкал по кнопкам. — «Сперва разложи письма, а потом играй»? — Тогда позволь полюбопытствовать, чем ты занят? Ламбо соизволил поднять лицо, когда уровень был пройден. Поджав нижнюю губу, он задумчиво нахмурил брови. — Хибари, да брось ты. У Цуны началась очередная фаза, тут я не спорю. Но «новенькие» всё равно слишком рано не приходят. Я успею. — Бо-ви-но, — Кёя проговорил сквозь зубы фамилию товарища по несчастью, — одна нога здесь, другая там. — Ну что ты сразу начинаешь… — Тем не менее, Ламбо сдался. Вздохнув, он убрал в рюкзак PSP и медленно побрёл к школе. Кёя проводил Ламбо усталым взглядом и привалился плечом к забору. Каким бы выдержанным ты человеком не был, а переживая один и тот же день раз за разом, психика не железная. Вот только в отличие от девушки, которой была Савада Цунаёши, он не мог просто взять и поплакать в подушку или броситься с крыши с десяток раз. «Запертые» боялись проверять, что с ними будет, умри они, и Кёя не был исключением. — Савада, как ты меня уже достала… — процедил сквозь зубы Кёя, глядя в лазурно-синий небосвод без единого облачка. …Насвистывая заглавную тему из «Миссия невыполнима» себе под нос, Ламбо вошёл в холл. Расстегнув молнию на отделении, он вытащил пачку писем, перетянутую резинкой. Ламбо давно знал, какой шкафчик кому принадлежит — это первое, что его заставил выучить Кёя. — Письмо Ямамото… Письма Сасагавам… — бормотал он себе под нос, раскладывая письма по ящикам для обуви. — Курокава… Хаято… Вроде тут всё… Ему ещё оставалось проникнуть в учительскую и подкинуть письма нескольким учителям, чтобы остаться незамеченным. Та ещё задачка. Ламбо с тоской подумал о любимой PSP, но сначала дела — потом развлечения.

***

Ожидаемо Цуна пробралась сегодня с другой части школьного забора. Ламбо и Кёя слишком хорошо изучили девушку. Она была слишком однообразна в своих реакциях, бросаясь из крайности в крайность. Или кардинальная смена действий, или согласно обычному дню. Какие-то новые идеи у неё возникали редко, обычно после очередной «езды крыши», которую Цуна завершала самоубийством. «Бедняга», — с грустью подумал Ламбо, скрываясь за углом, пропуская идущую по коридору Цуну. Весь вид девушки говорил о последней стадии, но только больно рано у неё откат пошёл. У Ламбо сердце кровью обливалось из-за страданий Цуны, но он ничего не мог поделать. Оставалось ждать, реагировать. Цуна вошла в свой класс. Ламбо осторожно подошёл к двери и выглянул из-за неё. В классе было двое учеников помимо Цуны и Сасагавы Кёко. Последняя как раз изучала его письмо, прочтя до этого ворох любовных записок. — Можно пройти? — Цуна окликнула Кёко, перегородившую проход между рядами парт. — Да, конечно… — едва начав перемещаться в сторону, Кёко во все глаза уставилась на Цуну. — Ты как? В норме? — обеспокоенно спросила у неё Цуна, но стоило ей заговорить, как Кёко, вздрогнув, рванула с места и побежала прочь из класса. Ламбо едва успел отшатнуться в сторону. «Бинго!» — он победно щёлкнул пальцами. Взглянув в последний раз на Цуну, чей маниакальный взгляд мог много кого испугать, Ламбо погнался за Кёко, выхватывая телефон из кармана брюк. «Это младшая Сасагава!» — быстро написал он Кёе. «Понял», — пришёл мгновенный ответ. У них было мало времени. По всем признакам этому двадцать девятому апреля ещё недолго длиться. Перехватили Кёко они на первом этаже. — Что в-вы… — запнувшись, плачущая Кёко была просто выдернута сильной рукой Кёи из школы. Непоколебимой массой сшибая учеников, он вытащил её на улицу. Ламбо быстро шёл позади них, замыкая шествие. — Ч-что происходит?.. Чего вы хотите?.. — выдавила из себя Кёко, когда её прижали к стене пристройки на заднем дворе. Ламбо подумал, что Кёя ужасен, но жалеть «новичка» — самое глупое, что можно придумать. Счёт шёл на время. Цуна была бомбой замедленного действия. — Для тебя уже было двадцать девятое апреля?! — нависая над Кёко, грозно спросил Кёя. Кёко испуганно икнула. Слёзы текли по её щекам. — Я ничего не понимаю… Сегодня опять двадцать девятое… И я… — …Вспомнила свои предыдущие попытки его прожить, — закончил за неё Кёя. — Значит, ты это осознаёшь? Кёко неуверенно кивнула, шмыгая носом. — Да… Ламбо почесал затылок, но не стал вмешиваться. Пусть методы Кёи были теми ещё, но такая травмирующая техника ставила мозги на место. В случае Кёко это было очень кстати. — Смотри за пальцем, — палец Кёи упёрся в сторону лазурного неба, посреди которого начала образовываться чёрная пустота, — видишь червоточину? — Да… — охнув, Кёко в ужасе смотрела на небосвод, посреди которого образовалась чёрная дыра, в которую понемногу начало затягивать окружающее пространство. — Боже, что это? — Это знак, что всё начнётся сначала, — почти что выплюнул Кёя. Кёко вздрогнула от яростных ноток в его голосе. — Как проснёшься, оденешься и сделаешь свои женские дела, чтобы была у школьных ворот и подошла ко мне. Я ясно выразился? — Ясно… — Вот и хорошо. Кёя отошёл от Кёко на шаг и упёрся в раздосадованный взгляд Ламбо. Только и оставалось, что пожать плечами. — Она так скоро не выдержит, — грустно выдал Ламбо, запрокидывая голову вверх. Небосвод заметно пожрала червоточина, затягивая в себя всё: людей, дома, землю. Это был очередной конец двадцать девятого апреля. Кёя встал рядом с Ламбо и, к неожиданности самого Ламбо, по-дружески положил ему ладонь на плечо. — Кто бы нас пожалел. — Только мы сами, — на одном дыхании выдохнул Ламбо. Пошарив по карманам, он вытащил две карамельки со вкусом винограда и протянул одну конфету Кёе. — Будешь? — Давай, — Кёя взял с протянутой руки конфету и, распечатав фантик, закинул карамель себе в рот. По языку растеклась кислая сладость. Под испуганный вскрик Кёко мир поглотила тьма, и день перезапустился. Настало новое двадцать девятое апреля.