«У бурных чувств неистовый конец, Он совпадает с мнимой их победой. Разрывом слиты порох и огонь Так сладок мед, что, наконец, и гадок: Избыток вкуса отбивает вкус» Уильям Шекспир
Андроид ждал его в переулке, и, хотя Рид был готов к новой неожиданной встрече, первым желанием было рвануть наутёк. Но не рванул. Застыл. Ричард шагнул к нему навстречу, и Гэвин выхватил пистолет, прицеливаясь прямо в белое застывшее лицо: — Не двигайся, сука, или я... — Что ты сделаешь, Гэвин? — спокойно спросил Ричард, — Выстрелишь? Сделай мне одолжение, стреляй. Это будет логическим завершением твоего плана по освобождению из отношений со мной. Хочешь, я помогу тебе? Это очень просто, Гэвин. Он шагнул вперёд, и Гэвин невольно отступил. Так пугающе Ричард ещё никогда не выглядел. Безмятежное лицо манекена и алый диод. Теперь только алый, никаких переходных цветов. «Доигрался», — подумал про себя Рид. В глубине души он знал, что чем-то подобным всё и кончится. Он не просто игнорировал Ричарда — он намеренно делал ему больно. И чем больше равнодушия читалось в его холодном, бесстрастном лице, тем сильнее Гэвин старался его унизить, уязвить, показать, насколько он презирает эту «куклу». Ему так хотелось, чтобы Ричард сам от него отказался. Избавил от необходимости рвать эту мучительную связь между ними, связь, которая всё ещё существовала под маской холодной и враждебной отчуждённости. Гэвин всё ещё нуждался в нём, в своём напарнике. Отчаянно нуждался. Тосковал. Страдал. Но, одновременно с этим, мечтал, чтобы тот от него отстал раз и навсегда. Перестал считать Гэвина незаменимым или достойным борьбы. И сейчас, когда Ричард аккуратно вынимал из его рук пистолет, разворачивал, взяв за плечи, и подталкивал вперед, вверх по мрачной, слабо освещённой лестнице, он знал, что настало время платить за свои ошибки. Они бесконечно долго поднимались на четвёртый этаж, стараясь не касаться влажных стен и липких перил, а когда Рид остановился на верхней площадке, Ричард тихо сказал, показывая на дверь: — Входи. Гэвин потянул дверь на себя и покорно вошёл, а когда рассмотрел пространство, то оно ему очень не понравилось. Абсолютно пустая комната с тёмными, грубо оштукатуренными стенами. Две длинные полки напротив входа, голый пол, два окна, еле пропускающих тусклый свет ноябрьского дня. Двуспальная кровать и один стул с высокой спинкой. И больше ничего. Вещей меньше, чем в камере у заключённого. — Зачем мы здесь? — спросил Гэвин. — Поговорить, — лаконично ответил Ричард. — Ты не жаждешь со мной общаться, я знаю. Но сегодня придётся... напарник. — Думаешь, нам есть о чём говорить? — презрительно спросил Гэвин, вернувшись в роль мудака и взявшись играть её до конца. — И что это за бомжацкий приют? Твоя конура? — Нет, — Ричард взял его за плечо, но Гэвин резко дёрнулся и отбил его руку. — Не трогай меня, — прошипел он, — говори, чего хотел, и я пойду. В глазах немедленно задвоилось от удара в лицо. Твёрдый, как дерево, кулак ударил в выступ надбровной дуги. Гэвин попытался выскочить в дверь, но от сильного головокружения его занесло, и он врезался плечом в косяк, да так и повис на нём, вцепившись пальцами, чтобы не рухнуть на пол. Его схватили сзади за волосы и дёрнули грубо, безжалостно, так, что он застонал. Ричард сделал удушающий захват и, прошипев: — Мы с тобой только начали, Гэвин, не торопись уходить... — отшвырнул человека на пол, так, будто он почти ничего не весил. Закрыл дверь на два оборота, ключ повесил на крючок рядом с выключателем. Аккуратно снял пиджак и повесил его на спинку стула, оставшись в своей безупречно сидящей рубашке. Гэвин видел это смутно, не в фокусе, он попытался встать, удерживаясь за край кровати, но его почти сразу сбили с ног. Этот удар он почти не почувствовал — только голова мотнулась в сторону. Гэвин упал на колени и упёрся локтями в пол. Его вело, пол плясал перед глазами, как заводной. Над губой он почувствовал что-то влажное и горячее. Облизал языком — кровь. Ричард разбил ему нос. Перед глазами возникли ноги Ричарда, который больно взялся за прядь волос надо лбом и потянул Гэвина вверх. Пришлось ухватиться за ткань брюк Ричарда и с трудом встать на ноги. Твёрдые пальцы ухватили его за шею, давя на кадык так, что Гэвин непроизвольно открыл рот, задыхаясь от этой садистской хватки. — Ты боишься меня, Гэвин? — Ричард наверняка всматривался в него, но Гэвин этого не видел. Один глаз воспринимал мир будто сквозь мутное стекло, второй заливала кровь из рассечённой брови. Отвечать он не стал, только хватал воздух ртом и кулаками упирался в грудь Ричарда. — Мой храбрый детектив Рид... Тебе больно, но ты не боишься. Хотя... мы ведь только начали, Гэвин. И у нас полно времени, чтобы услышать, как ты попросишь меня остановиться. Он убрал руку с шеи, дав Гэвину отдышаться, а сам грубо и бесцеремонно, как с манекена или трупа, начал сдирать с него куртку, джемпер, а когда Гэвин оттолкнул его руки, сказал: — Тогда раздевайся сам. Живо. — Нет. — Повтори. — Я сказал «нет», больной ты уёбок. Можешь меня отмудохать до смерти, про остальное забудь. — Сегодня, Гэвин, — Ричард взялся пальцами за джемпер и с треском разорвал его на спине. А потом, подавляя сопротивление Гэвина болевым захватом руки, расстегнул на нём джинсы. Приспуская их, он повторил, — сегодня я не буду спрашивать, хочешь ли ты, нравится ли тебе. Сегодня ты просто подчинишься. И лучше будь тихим и послушным, чтобы я тебе не навредил сильнее, чем собирался. Ты меня понял? Судя по реакции Гэвина, он либо не понял, либо не был согласен с таким положением дел. Ричарду пришлось его толкнуть вперёд, и Гэвин упал лицом в одеяло, почти парализованный острой болью от вывернутой руки, которую Ричард крепко прижимал к спине, одновременно избавляя от обрывков одежды, а потом стягивая с него трусы. Он ненадолго отпустил Гэвина, только для того, чтобы разуть его, а детектив решил воспользоваться этой заминкой и перевернулся настолько быстро, насколько позволяло его состояние: ударил ногой в плечо андроида, попытался вскочить, но его лодыжку перехватили и потянули на себя. Сверху упал Ричард, накрывая его своим телом. Зафиксировал руки и ноги, удерживая голову Гэвина за нижнюю челюсть, он прикусил его губу до крови. Провёл языком по окровавленной кромке над верхней губой, грубо повернув голову Гэвина набок, он облизал щёку. Дотянулся до ранки на надбровной дуге и присосался к ней, как вампир. Гэвин видел перед собой только шею Ричарда и ворот его рубашки в пятнах красной человеческой крови. Его крови. Когда Ричарду захотелось его поцеловать, он попытался сжать челюсти, но андроид без труда надавил на болевые точки и медленно, со вкусом, иногда отрываясь, чтобы взглянуть в глаза Гэвина, целовал разбитые, опухшие от ударов и от жёстких поцелуев Ричарда губы. Он не скоро наигрался: Ричард всегда любил долгие поцелуи, от которых немела и болезненно трескалась тонкая розовая кожица на губах. Руки Гэвина уже затекли, схваченные стальным кольцом крепких пальцев, а челюсти свело. Он закрыл глаза и постарался не думать о том, что его ждёт дальше. Через некоторое время его отпустили, и руки андроида огладили его грудь, живот, прикоснулись к лобку. Гэвин сжал бедра и дёрнулся: — Не трогай, — процедил он. — Будь по-твоему. Я хотел как лучше. — Ты реально думаешь, что у меня на тебя встанет? После всего? — Встанет, Гэвин. Надо только знать, где нажимать. Ты не так уж сложно устроен. Но если ты не в настроении... Гэвин знал, что Ричард прав. Можно притворяться на работе, делать вид, что всё уже закончено и было только глупой игрой. Но наедине так не получится. Не с Ричардом. — Ненавижу, — с тихой яростью сказал Гэвин; рука андроида остановилась, и он посмотрел на человека своим странным немигающим взглядом. — Уверен? — Гэвин ему не ответил. Ричард приподнялся и сказал так, что душа похолодела. — Что ж, если ты ещё не определился, то я дам тебе отличный повод возненавидеть меня по-настоящему. Взявшись за брючный ремень, он смотрел, как Гэвин садится на кровати, отталкиваясь ногами, отодвигается подальше. Ричард раздевался, наблюдая, как человек обводит комнату глазами. Он спокойно предупредил: — Здесь нам ничто не помешает, и никаких фокусов ты выкинуть не сможешь. Я проверил. Выйдешь, когда я позволю. Он перешагнул через сброшенную одежду, поставил колено на край кровати и потянулся к ноге Гэвина. Тот вдруг спокойным, убедительным, хоть и слегка подрагивающим на вдохах голосом сказал: — Ричард. Ты должен остановиться. Давай мы успокоимся, оденемся, сядем и просто поговорим. Обо всём, что тебя беспокоит. Что меня беспокоит. Это будет правильно. — Что меня беспокоит, Гэвин? — Ричард сел боком к нему и посмотрел куда-то в сторону, — что же меня беспокоит?.. Меня беспокоит, что всё идёт, как ты любишь выражаться, «по пизде». Я думал, что мы с тобой нашли общий язык. Что мы вместе. А оказалось... Мы вместе, Гэвин? — Нет, Ричард. Уже нет. — И ты спрашиваешь, что именно меня беспокоит? — Ричард всё еще не поворачивался, и Гэвин видел, как нахмурились его брови. Нужно было соврать. Вывернуться. Наплести с три короба и свалить, усыпив бдительность Ричарда. Андроид был готов поверить в то, что всё будет по-прежнему: они напарники, друзья, любовники. Но сейчас, предчувствуя, чем обернётся разочарование Ричарда, он не смог соврать. — Я много врал в своей жизни, Рик. Но врать сейчас?.. Тебе? Какой смысл? Я просто хочу, чтобы всё закончилось. Как угодно. Но мы можем расстаться спокойно, без этих твоих драм и образцово-показательных выступлений. — Спокойно разойтись — это выход, — согласился Ричард и наклонился, поднимая брюки с пола. На душе у Гэвина полегчало, но только на мгновение. Он увидел, как андроид выдёргивает ремень из шлёвок. Как он медленно поворачивается к Гэвину, как закидывает ноги на кровать и встаёт на колени. — Руки, Гэвин. Протяни руки. — Гэвин всё понял ещё до того, как услышал этот неживой голос. Сопротивление, как всегда, было бы бесполезно. Но Гэвин был привычным парнем. — Иди нахуй, Ричард, и не сворачивай, — Что-то похожее на слабую улыбку промелькнуло на губах андроида: — Какая ирония... учитывая, кто из нас двоих сейчас пойдёт нахуй, — Гэвин подобрался, готовый сопротивляться, пускай недолго, но яростно, а Ричард добавил: — Мне всегда нравилась твоя нелогичность. Ты готов с крыши прыгнуть, лишь бы мне досадить. Да, детектив Рид? — Кончай уже свою поебень. Уши вянут. Лучше смотреть, как мне пальцы по одному ломают, чем слушать твоё унылое нытьё. Ричард послушно замолчал. Потянулся к колену Гэвина, тот отбил его руку, занимая оборонительную позу и думая, насколько нелепо он сейчас выглядит: избитый, жалкий, голый человечишка против идеального, ловкого, сильного и совершенно поехавшего андроида. Отбиваясь и отталкиваясь ногами изо всех оставшихся сил, чувствуя, как его скручивают, сжимают, придавливают до потери дыхания и сознания к кровати, он испытывал острую тоску от того, что тот, кого он подпустил к себе ближе всех, сейчас сделает ему больно. И Гэвин думал не только о физической боли. Его запястья крепко стянул кожаный ремень, завязанный хитрым узлом. Повернутую набок голову Гэвина Ричард сильно придавил к матрасу, устроился сверху. Гэвин ощутил прикосновение эрегированного члена к своим ягодицам. Он дергался, пытаясь помешать Ричарду, а когда почувствовал внутри себя пальцы, вошедшие насухую, то чуть не завопил. Прикусил многострадальную губу и засопел, жмурясь от боли. Голос над ухом спросил: — Поможешь? Или предпочитаешь терпеть? — Гэвин замычал яростно, утыкаясь лицом в одеяло. Он не будет послушно открывать рот и обеспечивать Ричарда смазкой. Если тот решился на такое, то пускай доводит дело до конца своими силами. А не делает лицемерных предложений сделать процесс чуть более терпимым. Лучше сдохнуть, чем быть его послушной, боящейся боли сучкой. — Какой же ты осёл, Гэвин... — Ричард вытащил пальцы. Убрал руку с головы Гэвина, прижимая его теперь в районе лопаток одной рукой. Коленом он фиксировал разведённые бёдра. На ягодицу Гэвина вдруг что-то капнуло. Он вздрогнул от неожиданности. Потом капнуло ещё и ещё. Он попытался повернуться, чтобы понять, что это, но ему не дали. Он только ощущал, как что-то влажное и вязкое стекает между ног. А потом он почувствовал обе руки андроида, подхватившие и приподнимающие его за таз, и давление члена Ричарда, который входил в него, смазанный непонятно чем, скользкий и причиняющий боль напряжённому Гэвину. Протиснувшись в него, Ричард начал двигаться, и каждый толчок отзывался такой обжигающей болью, что у Гэвина слёзы брызнули из глаз, он глухо застонал, стискивая зубы. К своему ужасу он понял, что тело непроизвольно пытается занять положение, в котором ему будет не так больно. Он будто увидел со стороны, как двигается его таз, как изгибается позвоночник, всё ради того, чтобы принять Ричарда под оптимальным углом, приспособиться к его движениям. «Андроидская подстилка... ничтожество...» — подумал он о себе. Сквозь разрывающую острую боль он вскоре начал ощущать кое-что совершенно неуместное: легкое поглаживание пальцев на бугорках выпирающих подвздошных костей. Поглаживания перемещались выше, по ягодицам, проходились лёгкими, почти невесомыми движениями по выгнутой пояснице. Гэвин дёрнулся, когда гладкая ладонь провела вверх по спине, вдоль позвоночника: — Хватит гладить меня, блядь! — выпалил он, задыхаясь от сдерживаемого рыдания. — Значит, это, — Ричард энергично толкнулся в него, вцепившись железной хваткой в волосы и едва не сняв с Гэвина скальп, дёрнув их назад, — тебе нравится больше, чем ласки? Это? Он ещё раз толкнулся, отпустил голову, и Гэвин завыл, кусая узел ремня на запястьях, а Ричард стал двигаться в совершенно безумном животном ритме, абсолютно не щадя человека под собой. Вскрики Гэвина быстро сошли на нет, он обмяк и упал лицом вниз, сдавшись Ричарду. Только иногда непроизвольно стонал и с ужасом думал: «Он убьёт меня... убьёт, убьёт». Именно в этот момент ему стало действительно страшно от мысли, что последнее, что увидит Гэвин Рид, — это мрачная бетонная коробка с одинокой кроватью, на которой его затрахают до смерти. Гэвин слишком хорошо понимал, что стоит только собрать силы и попросить «Остановись!», Ричард перестанет его мучить. Ричард победит. И Гэвин не стал ни о чём просить. Он не понимал, сколько это всё продолжалось. Андроид был неутомим, а Гэвин уже находился на грани обморока, когда Ричард спросил, замедляясь: — Гэвин? Ты меня слышишь? — ...ммммм... — Ты хочешь, чтобы я остановился? Гэвин? — Ричард замер, наклонившись над ним. — Делай что хочешь... Можешь хоть пристрелить... — дрожащим от рыданий голосом наконец ответил Гэвин. Ричард лёг на него сверху. Поцеловал его, безучастного и обессиленного, в плечо. Погладил волосы над ухом. Так, как будто они сейчас занимались самой нежной и взаимной любовью. Член Ричарда вышел из истерзанного, раненого тела, теперь Гэвин ощущал только сильное жжение, что было совершеннейшей ерундой по сравнению с той мукой, которую ему только что причиняли. Это было таким счастьем, что он даже не сопротивлялся, когда его, заплаканного и безразличного ко всему, кроме чувства облегчения, перевернули. Нежно придерживая его за шею, Ричард вытирал текущие слёзы пальцами и целовал в закрытые глаза, застывал, прижимаясь губами к мокрым ресницам. Прочертил ногтем линию вдоль любимого шрама на переносице Гэвина. — Ты мой, Гэвин, — сказал он ему, — можешь сопротивляться, протестовать, убегать. Но ты мой с самого первого дня. Тебе придётся это признать. Ты мой, а я твой. Меня нельзя просто так... выбросить. Гэвин открыл глаза и увидел, что Ричард смотрит не на него, а в сторону, куда-то в совершенно пустое пространство. Губа у него была прокушена, по подбородку и шее сочилась голубая жидкость. Горький и жгучий тириум. Кровь и смазка. Ричард заметил, что Гэвин на него смотрит, и они встретились глазами. Гэвин увидел в серо-голубых глазах что-то, чего не замечал раньше. А может, этого и не было раньше? Это была жгучая тоска. Кажется, они оба стали заложниками своей идиотской игры «кто сверху?». Разойтись нужно было после той, первой бури. Не поддаваться своим желаниям, не устраивать страстных примирений со сладкой и бесстыжей ёблей на пыльном столе в подсобке. Сейчас разойтись уже не получится. Только отрезать. Отрубить. Ампутировать невъебенно большой кусок живой и страдающей плоти, приросший к тебе за этот год. И постараться не истечь при этом кровью. — Тебе тоже это не нравится? — хрипло спросил Гэвин. Ричард моргнул, и на его лице появилась эмоция удивления, а потом брови болезненно приподнялись в страдальческой гримасе. Подумав немного, Ричард ответил: — Да, мне не нравится. Но я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я пробовал тебя отпустить, и у меня ничего не получилось. — Пиздострадалец... — сказал ему Гэвин и осторожно, прислушиваясь к своему телу, приподнялся, подставляя связанные руки под нос Ричарду. Тот взялся за узел зубами, немного ослабил его, размотал ремень. На запястьях Рида синели нехорошего вида полосы. Он перевалился на другой бок и медленно сполз с кровати, мучительно морщась от боли. Ричард поднял его одежду и подошёл к Гэвину, подавая вещи по одной, пока детектив медленно одевался. Куртку пришлось надеть прямо на голое тело. Но это его слабо волновало. Его вообще сейчас ничего не занимало. Даже то, что сейчас произошло. Его будто оглушило. Ричард опустился на колени и помог обуться, сначала натянув на ноги носки, а потом зашнуровав тяжёлые ботинки. Выглядело это странно: голый андроид на коленях перед Гэвином. Кто бы мог подумать, что всего пятнадцать минут назад он его безжалостно насиловал. Когда Гэвин собрался, андроид подошёл к настенным полкам, повозился там и вернулся к Гэвину, взял его руку и вложил что-то в ладонь. — Что это? — без особого интереса спросил Гэвин. — Ключ, — и, в ответ на непонимающий взгляд, пояснил, — ключ к свободе, Гэвин. Ты поймешь. Он открыл дверь и молча выпустил детектива. На прощание они не обменялись ни словами, ни взглядами. Гэвин вышел на узкую и загаженную, заставленную переполненными мусорными баками улочку. Максимально омерзительное место для максимально омерзительной сцены. Чтобы затошнило от себя и от жизни. По жестяным подоконникам и навесам постукивали редкие, тяжёлые капли дождя, который не желал ни прекращаться, ни лить в полную силу. Просто раздражающе и бестолково барабанил по металлу. Гэвин надвинул капюшон, поднял голову вверх, посмотрев на то окно, за которым... За которым никого не было. Вытащил сигарету и закурил уже на ходу, задыхаясь от жгучего дыма, который он втягивал с такой силой, что после двух затяжек пришлось взять вторую. Он пошёл, срезая путь, через путаные закоулки, которые знал, как свои пять пальцев. Брать такси или идти на автобусную остановку он не собирался. Ему нужно было собраться с мыслями. Да и садиться на вопящую от боли задницу ему совсем не хотелось. И ещё неделю не захочется точно. В жопу траханный детектив Рид. Докурив и швырнув тлеющий окурок в лужу, Гэвин сунул руку в карман и нащупал маленький кусочек пластика. Он поднёс его к глазам. Накопитель. «Ключ к свободе, Гэвин». Он достал телефон, законнектился с устройством и проверил содержимое накопителя. Какое-то видео и текстовые файлы, он хотел просмотреть файлы сразу, но ленивый дождь, поморосив, решил обернуться ледяным ливнем. Гэвин остановился под выцветшей маркизой какой-то забегаловки, нажал «Просмотр» и пролистал сначала один файл, потом второй. Первый — это была его, детектива Гэвина Рида, официальная жалоба в отдел внутренних расследований. Жалоба, которую он никогда не писал. В ней детектив Гэвин Рид сообщал, что его напарник, андроид компании Киберлайф [серийный номер 313 248 317 87], систематически подвергал Рида физическому и моральному насилию, что может расцениваться как уголовное преступление и блаблабла. Дальше Гэвин скользнул глазами в конец текста. Там значилось, что Гэвин Рид в состоянии предоставить доказательства эпизодов насилия. Дата документа: не проставлена. Подпись: не проставлена. Второй файл. Чистосердечное признание андроида RK900 в преступлении, совершённом против детектива Рида. Гэвин пролистал эту простыню до конца. Внизу стояла уникальная электронная подпись. Дата проставлена завтрашним числом. — Охуенно ты придумал, Ричард, ничего не скажешь. Прямо Томас ебать его кочергой Эдисон. Гэвин включил просмотр видеофайла. Сначала ничего не понял. Потом сообразил. На видео были они, в той самой комнате. Вот андроид наотмашь бьёт человека. Ещё и ещё. Поднимает за волосы. Связывает. Насилует. Видео было неполным. Не хватало некоторых эпизодов. Видимо, Ричард в процессе дистанционно отключал камеру. Но выглядело это впечатляюще. Настоящий снафф. За такие дела Ричарду светила деактивация. Причём безо всяких вариантов. И он преподносил эту возможность отключить его нахуй на серебряном блюде. Ключ от свободы Гэвина. Возврат на исходную. Стать тем Гэвином Ридом, которым он был в прошлом декабре, до появления RK900 в кабинете Фаулера. Забыть этот кошмар навсегда. Гэвин убрал телефон и вышел под дождь. Когда он добрался до молла неподалёку от дома, то уже насквозь вымок и продрог, холодный воздух пробирал до костей голое тело под курткой. Но домой не торопился. Что там было делать? Сидеть и наворачивать мысли про то, как он будет сидеть перед участливыми дядями из бюро внутренних расследований и рассказывать, где его трогал андроид? Плакаться на свою поруганную честь и разрушенную жизнь? Несчастный и униженный детектив Гэвин Рид. Жертва обстоятельств. — Ага, сейчас. Размечтался, — и Гэвин зашёл в торговый центр, где ему решительно ничего не было нужно. Побродил мимо отделов, без интереса скользя по вывескам глазами. На пару минут остановился у огромной плазмы в отделе бытовой техники. Шёл прогноз погоды. «Ноябрь в этом году обещает быть необычайно суровым». Вот спасибо, а мы, блядь, и не заметили. Немного согревшись, Гэвин пошёл на выход и перед эскалаторной лестницей зацепился взглядом за большую карту США, которая зачем-то была вмонтирована в стену рядом с отделом спортивной экипировки. Подойдя ближе, он понял: на карте флажками были отмечены города, в которых обыватель имел счастье купить трусы или велосипед от этого производителя. Но его заинтересовала отнюдь не счастливая возможность купить удочку, или гидроцикл, или другую ненужную ему поебень. Он ткнул пальцем в мичиганскую варежку и обвел взглядом всё оставшееся пространство, которого было хоть жопой ешь. И, будто читая его мысли, кто-то рядом сказал низким, старческим, но очень певучим голосом: — Да, это великая страна, сынок... — Что? — спросил Гэвин, повернувшись на голос. — Я говорю, — ответил ему пожилой негр с тростью в руке, — великая страна. Если жизнь к тебе неласкова, всегда есть возможность начать всё заново. Уехать. Далеко. И всё равно это будет старая добрая Америка. Выбирай штат на любой вкус. Я тоже в своё время рванул... — Куда? — спросил Гэвин. — Ну куда может рвануть молодой и горячий парень на харлее из такой дыры, как Детройт? — Гэвин не знал, куда мог рвануть такой парень. Наверное, потому, что харлея у него не было. Он пожал плечами: — Понятия не имею. — В Калифорнию, конечно! Ну ты даёшь... Разве есть варианты? — И как вам в Калифорнии показалось? — Никак. Я не доехал. — Гэвин аж опешил от такого поворота. Он ожидал интересной поучительной истории и не удержался от саркастического замечания: — Ну ты, дед, даёшь. А в чём смысл твоего «рвануть куда угодно»? В чём мораль? — Наверное, в том, что иногда новую жизнь можно начать, оставаясь на прежнем месте. — Ага, конечно... — ответил Гэвин и снова посмотрел на карту. Ему вдруг показалось, что вместо стены перед ним открылось множество дверей. А если быть предельно точным, то сорок девять дверей в новую жизнь. Свободный как ветер Гэвин Рид. И он пошёл домой. У парадного входа он вспомнил о подарке Ричарда. Вынул накопитель из кармана, разломил его на две половины и поочередно бросил в мутный поток дождевой воды, ручьями стекавшей по мостовой. Проследил взглядом, как белые кусочки пластика поплыли вниз, закружились в водовороте и исчезли, провалившись в ливневую решётку. — Хер тебе, а не деактивация, жопотрах. Живи и мучайся.❖
Гэвин не отказал себе в удовольствии ещё разок, напоследок, покурить на пожарной лестнице, перед тем как он выйдет из управления, неся перед собой картонную коробку со всякой, по сути, ненужной ему ерундой. Он не успел сделать и пары затяжек, как на лестницу вышел Ричард и, закрыв дверь, прислонился к ней спиной. Гэвин знал, что его лицо даже не дрогнуло при виде андроида, что он был спокоен, как истинный индеец. Они смотрели друг другу в глаза некоторое время, и первым молчание решил нарушить Ричард: — Почему? — Что, блядь, «почему»? — самым будничным тоном спросил Гэвин. Губы Ричарда поджались так, как будто он хотел сказать что-то злое, неприятное, но это длилось недолго, и он, так же спокойно, как и напарник, уточнил: — Почему ты до сих пор не подал жалобу? — А, ты об этом. Я и не собирался её подавать. Так что проехали. — Гэвин вдруг почувствовал какую-то злобную радость внутри себя, она ворочалась колючей змеюкой где-то в груди, раздражая сладкой, противной, царапучей щекоткой. Радость от того, что он оставит Ричарда с носом. Что прямо сейчас свалит. И даже ебучую коробку забирать не станет. Просто выйдет навсегда. А Ричард об этом даже и знать не будет. — Проехали... — повторил Ричард, у которого в последнее время появилась эта невыносимая привычка повторять за Гэвином. — И что дальше, Гэвин? — Дальше? Предположительно нихуя. Это то, что я в отношении тебя чувствую, Ричард. Ты же за этим сюда припёрся и не даёшь мне побыть одному хотя бы пять минут. Спасибо, что в сортир за мной не пошёл. Ричард откинул голову назад и прислонил её к двери. Закрыл глаза. Его движение было пронизано какой-то почти настоящей человеческой усталостью, и Гэвин уже без всякого злорадства увидел, что на виске у него горит жёлтый огонёк. — Что? Вызов? — спросил он, хотя знал, что диод пожелтел по другой причине. Но Ричард ответил вопросом на вопрос: — Ты не можешь просто так взять и сделать вид, что ничего не случилось. — Гэвин посмотрел на кончик своей тлеющей сигареты, с интересом спросил: — Это ещё почему, Ричард? Потому что типа я должен страдать? Ненавидеть тебя? Или чего ты там хотел добиться, когда затащил меня в эту сраную нору? Хочешь, чтобы я сейчас заплакал перед тобой? Да, ты же это так любишь... Но нет, Ричард. Я тебя не ненавижу. Можешь взять меня за руку. Гэвин протянул руку андроиду — она не дрожала. — Можешь проверить мой пульс, прочитать реакции, ты же это умеешь. А можешь просто поверить на слово — я тебя не ненавижу. Мне на тебя вообще похуй. Ричард посмотрел на протянутую ему руку, но не двинулся с места. А Гэвин продолжил: — Ты, наверное, думал, что сделал что-то очень впечатляющее. Что-то, что меня проймёт. Но знаешь что? Ты просто очередной придурок, который думает, что если сделает мне больно, то он меня достанет. Залезет в голову. Ты такой же, как ёбаные люди вокруг. Ты не лучше и не хуже. Ты никакой. Ты не можешь вызвать ни любви, ни ненависти, Ричард. Можешь только ударить больнее или выебать качественнее, чем это сделал бы человек, в остальном — никакой принципиальной разницы. Гэвин затушил сигарету и вопросительно уставился на андроида, который был нем во время этого диалога и никак не реагировал. — Если хочешь узнать что-то ещё, спрашивай, или дай мне выйти. Играть с тобой в молчанку — это не то, чем я планировал развлекаться весь остаток дня. Что, Ричард? — Я ошибся, Гэвин. И... — Ричард опустил голову. Наверное, впервые со дня их знакомства он не смотрел в глаза Гэвину во время разговора. Не ловил изменения микромимики, не пытался прочитать мысли Гэвина по поводу сказанного. — И, — продолжил он, — я не знаю, что делать дальше. Гэвин подошёл к двери, заслонённой спиной Ричарда. Положил руку ему на плечо и тихо, убедительно сказал: — Работать, Ричард. Вот что ты должен делать дальше, — и сжав плечо сильнее, как бы усиливая звучание своих слов, добавил: — Ты хороший коп. Просто делай то, для чего создан, так будет лучше для всех. В остальном ты крупно облажался. Оба мы облажались. Ричард попытался дотронуться до руки, сжавшей его плечо, но Гэвин быстрым движением убрал её и спросил: — Выпустишь или..? — Ричард дал ему возможность открыть дверь. В коридор они вышли вместе, хотя Гэвин бы предпочёл уйти один. Ему было как-то муторно. От чистой радости, окрылявшей его всего несколько минут назад, остались только какие-то неясные отголоски. Ричард всё-таки сумел отравить предвкушение скорого освобождения. Навстречу им попался Крис, который успел только сказать Гэвину: — Привет, Рид, я слышал... — но на него так глянули, что он осёкся. Гэвина уже не волновало, что подумают про него бывшие коллеги. Он хотел только одного — уйти. И сделать это так, чтобы Ричард не устроил ему сцену на глазах у всего участка. Чтобы они не убили друг друга. Чтобы... — Чем планируешь заниматься? — спросил он как бы невзначай. Ричард молчал, Гэвину пришлось переспросить, и только после этого андроид откликнулся. — Есть дело о пропаже ребёнка. Нужно опросить родителей и соседей, едем? — Нет. То есть ты поедешь, а я, уж извини, поехать не могу. — И сухо пояснил, отвечая на взгляд Ричарда: — Задница болит. Смекаешь? Так что давай ты сам поедешь. А я займусь чем-то, что мне по силам. — Ладно, — и, хотя это «ладно» прозвучало довольно неуверенно, Гэвину сразу полегчало. — Вот и отлично. — Гэвин пошёл в направлении офиса, а Ричард, проводив его взглядом, двинулся к выходу на парковку. Подойдя к своему столу, Гэвин вытащил мусорную корзину и смахнул в неё всякую мелочь и мусор. Выдвинул верхний ящик: бумаги, какие-то исписанные неровным почерком заметки на стикерах, пара сломанных карандашей, упаковка аспирина, закатившийся в угол ящика четвертак, горсть скрепок. Он выложил четвертак на стол, остальное вывалил в корзину и примял. Во втором ящике обнаружился старый пропуск, истрёпанная карта Детройта, исписанный пухлый ежедневник, пачка открыток от матери, перехваченная резинкой, и куча разнообразнейшего хлама, который, Гэвин мог бы в этом поклясться, он впервые видел. На самом видном месте, сверху, лежал его замечательный мультинож, который частенько просила у него Тина. Ей всё время нужно было что-то разрезать, отвинтить, открыть. Сам Гэвин им почти не пользовался. Избавившись от хлама, Гэвин проверил остальные ящики — пусто. Не так уж и сложно было прибираться на своём рабочем месте. Он спрятал открытки во внутренний карман. Повертев в руках нож, он отнёс его к столу Тины и положил его на стопку бумаг. Она поймёт. Четвертак оставил на столе Хэнка Андерсона. Сам не знал почему. Просто оставил и всё. Фаулеру подарка не досталось. Ричарду тоже. Знал, что Ричарду нужен только один подарок. — Извини, Рик. Но перебьёшься. Покончив с этим важным ритуалом, Гэвин обвёл глазами офис. Народу было мало, никто не смотрел в его сторону, все были заняты делом. Это и к лучшему. Гэвин отключил питание у компьютера. Подчищать какие-то компрометирующие файлы за собой не было нужды. С прошлого декабря ничего подобного на его компьютере не хранилось. Спасибо Рику, что сократил время на сборы. Делать в департаменте больше было нечего, и Гэвин вышел из офиса, не заметив, как из-за стеклянной стены своего кабинета его проводил задумчивым взглядом Джеффри Фаулер. Капитан ещё раз взглянул на заявление Гэвина, под которым нужно было поставить свою подпись и передать в отдел кадров. Он потянулся за ручкой, но, взяв её, всё же остановился. Он не знал, что его останавливает. Ясно как божий день, что Гэвин на этот раз не шутил и не писал заявление в порыве гнева. Он действительно собирался уехать. Следовало подумать о том, кто займёт освободившееся место. Но Фаулер медлил. В итоге он отложил неподписанное заявление в верхний ящик стола. Взглянул на календарь. И сказал себе: — Может, обойдётся.❖
Ричард ввалился в квартиру за три часа до рейса. Ничего не спрашивая, просканировал опустевшее пространство. Дорожную сумку, кейс с документами и Гэвина, который перебирал бумаги, сидя на полу без штанов, зато в спортивной толстовке с застиранным логотипом ДПД. «Фаулер — сука», — сделал вывод Гэвин, понимая, что капитан сделал это не со зла, а просто в надежде, что два сумасшедших уёбка снова найдут общий язык. Ему просто хотелось сделать как лучше, как будто это вообще было возможно... Ему вдруг резко захотелось вспомнить тот момент, когда их история резко свернула не туда. Почему вместо обычной, пускай скучной временами жизни, он мчался на горящем поезде к разрушенному мосту и не мог с этим ничего сделать? Кому задать этот вопрос? Себе? Фаулеру? Ричарду? Ричард молчал, стоя столбом посреди комнаты, и смотрел так, будто не понимал. Или не верил. — Что смотришь? Ещё не наигрался? Думаешь, что твоя кожаная игрушка выдаст что-то интересное напоследок? Нет, Рик, не надейся. Ты меня сломал, решил посмотреть, что там у меня внутри, и сломал к хуям. Я больше не буду тебя развлекать. Сломанные игрушки принято выбрасывать, они же бесполезные. Врубаешься? Ричард не отвечал, но и не уходил. Это вызывало в Гэвине чувство острой, высасывающей душу тоски: всё равно уйдёт, так зачем растягивать эту сцену? — Уходи, Рик. Я устал. «Так хуёво мне ещё не было... И точно уже не будет». — Чем планируешь заниматься в Нью-Мексико? — спросил Ричард так, будто его это действительно интересовало. — Жрать та́кос. Жарить сеньори́тас. Чем там обычно занимаются? Жить, короче. — Жить, — эхом откликнулся Ричард, — это хорошо. Ну, прощай, Гэвин. Гэвин кивнул, но ответить не смог. Горло перехватило, и он опустил голову, будто что-то искал на полу. А когда Ричард отвернулся, он тайком проводил взглядом андроида, который вышел из его квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь. Щёлкнул замок, и детектив Гэвин Рид умер. Застыл, окаменел, аннигилировался. Только его ухо чутко ловило уличные звуки: вот сейчас сработает сигнализация их старой потрёпанной служебной тачки. Битой, клятой и мятой, на которой они год таскались по Детройту и окрестностям. В которой они ругались, дрались, обсуждали дела, трахались. Старое ведро, в котором Гэвину частенько за этот год приходилось засыпать и просыпаться то от грубых окриков и тычков Ричарда, то от его нежных ласкающих прикосновений. Немой свидетель их истории. Свидетель грязного секса, невинных поцелуев, слёз и признаний. Он, замирая, ждал знакомого звука открывающейся машины. Сейчас Ричард откроет дверь и уедет. Без Гэвина. В плеере останется музыка Гэвина, в пепельнице окурки от его сигарет, отпечатки пальцев Гэвина на обшивке. Но он больше не сядет рядом с напарником, и они не поедут на вызов. Никуда не поедут. Сигнализация молчала. Гэвин поднялся с пола и на подгибающихся ногах, с ощущением какого-то свершающегося прямо сейчас пиздеца, подошёл к окну. Машина стояла на месте, припаркованная на противоположной стороне дороги. Рика рядом не было. Гэвина затрясло так, что пришлось опереться о стену. Привалившись к прохладному, шероховатому бетону, он дотащился до двери. Царапнул дверную ручку, промахнулся мимо неё, ухватился только со второго раза. Повернул. Распахнул дверь. Увидел Рика. Рика, лежащего на полу, в ядовито-голубых брызгах крови, с раскрытой грудной клеткой, со взломанным корпусом. Регулятор тириумной помпы он сжимал в пальцах, глаза Ричарда, широко распахнутые, пустые, невидяще смотрели вверх. По телу проходила мелкая дрожь — система сопротивлялась, вопила об опасности отключения. Он не двигался. Сколько секунд ему оставалось? Возможно, он уже умер, а дрожь — это просто остаточное движение пустой оболочки, которую покинуло сознание. Возможно, нет больше никакого Ричарда-RK900. Ни одной строчки сгоревшего кода, который составлял его личность, ни одного проблеска сознания в глазах. Сломанная кукла по имени Ричард. Гэвин свалился прямо в дверном проёме, пополз, как полупарализованный, к телу Ричарда. Он ухватился за цилиндр регулятора, разжимая побелевшие пальцы андроида: — Отпусти! Отпусти, пожалуйста... — боясь выронить его из своих дрожащих, как у последнего алкоголика, рук. Увидев, как горит, будто вплавляясь в кожу, диод на виске Ричарда, заорал: — Как эта хуйня вставляется?!! Рик?! Не получив ответа, вставил его наугад, пачкая пальцы в голубой крови, наваливаясь всем телом, чтобы протолкнуть цилиндр в корпус, потому что руки стали совсем ватными. А когда услышал характерный щелчок и корпус закрылся гладкой белой поверхностью, он повалился лицом в пол, закрыв голову руками. «Я прямо здесь и кончусь», — думал Гэвин, чувствуя, как адреналиновая волна проходит по телу, сердце колотится где-то в горле, а дышать удается с большим трудом. Хотелось завыть, но воздуха в лёгких не хватало. Гэвину вдруг показалось, что рука Ричарда легла на его голову. Он дёрнулся, затравленно посмотрев на лежащего без движения андроида. — Не смей! — крикнул он срывающимся голосом. — Не смей меня трогать, скотина! Мразь... Он посмотрел в лицо лежащему Ричарду, бледному, с прозрачными гипнотизирующими глазами, такому близкому, что рыдать хотелось от этой близости. — Ты меня сожрал, Ричард. С кожей и костями... Сожрал и выпил досуха, как грёбаный вампир. Ты меня уничтожил. Я теперь вообще не человек, а какая-то ебучая фикция. Я жить без тебя не могу, ты понимаешь? А ты... нахуя ты это сделал? — Гэвин несильно ударил кулаком по груди Ричарда. — Оставил мне этот сувенир? — Гэвин показал на грудь андроида, всю в синих пятнах тириума: — Не отказал себе в этом удовольствии напоследок? Решил, что его-то я не выброшу из своей жизни? Какая же ты сука, Ричард... Гэвин встал на четвереньки и отполз к лестничным перилам. Сел, привалившись к ним спиной, почти касаясь головы Ричарда рукой. Почти. Задницу Гэвина холодил каменный пол, но он не мог и не хотел вставать. У него ни на что не осталось сил. Даже на мысли, чтобы как-то осознать, что произошло и что дальше с этим делать. Да и не было толку решать, что делать. Всё равно всё идёт по пизде, и от Гэвина ничего не зависит. Это как ссать против урагана. Против урагана по имени Ричард. На лестнице внизу послышалось цоканье каблуков, оно становилось всё громче, пока на площадке не появилась соседка. Она остановилась, округлившимися глазами разглядывая сидящего Рида в одних трусах и толстовке. Потом посмотрела на отключённого андроида в разодранной форменной рубашке, у которой пуговицы были вырваны просто с мясом. Оба в луже голубой крови. — Гэвин? — испуганно позвала она, потому что Гэвин сидел, как застреленный, с закрытыми глазами. Он глянул на неё и просипел: — О, привет... Как дела? — Соседка не нашла ничего лучшего, как задать очевидный вопрос: — У тебя всё в порядке, Гэвин? — Лучше не бывает! Спасибо, что спросила, — он улыбнулся ей и поднял большой палец вверх. — Рабочие моменты, — уточнил он, когда женщина, испуганно озираясь, подошла к своей двери, — мы в полном порядке. Кстати, у вас не найдётся чего-нибудь выпить? И сигаретку, я бы не отказался... — Конечно... — ответила она и спряталась за дверью. — Хорошая девушка, Ричард. Все существа на свете хорошие... — как-то странно начал Гэвин, — кроме тебя, суицидник ты ёбаный. Даже сраная тигровая акула, жрущая сёрфингистов, лучше тебя. Даже вирус Зика. А ты мудило. И Ричард впервые не стал с ним спорить.