Неизлечимый

Он поднимает голову. Перед ним стоит женщина с ребенком на руках. Она красива, у нее прелестные темные волосы и светлые глаза. Она нравится ему. Он знает, что ее имя – Доминик, и при одной мысли о ней хочется закурить. Но он бросил. Ради нее. Ребенок начинает плакать. Да, это их сын, Феликс. Это он тоже помнит. Женщина шепчет малышу успокаивающие слова. Он тоже тянет руку, чтобы тоже его успокоить. Как только его рука касается чужой кожи, оба видения рассыпаются, словно песок.   Роджер Тейлор просыпается среди ночи от боли в суставах. Он кусает губу и пытается растереть пальцы, чтобы хоть как-то облегчить приступ, но это не помогает. Сердце стучит глухо, тяжело. Вместе с болью снаружи появляется боль внутри: липкая, как нуга, и ужасно болезненная, как судороги. Родж рвано втягивает носом воздух и протягивает руку вперед, надеясь найти там тепло чужой кожи. Не находит.  Он откидывает одеяло и садится, мгновенно забывая о ноющей боли в суставах. Тейлор помнил, что рядом был человек, который уже много дней согревает его, который почти каждую ночь растирает пальцы, чтобы снять с них напряжение и хоть ненадолго убрать боль. Роджер помнит все это. Но он понять не может, кто этот человек.  – Что-то случилось? – голос Фреда звучит обеспокоенно.  Он поднимает голову и видит мужчину, который не ожидал застать любовника бодрствующим. Роджер лишь неопределенно тряхнул головой и снова лег, обнимая себя за плечи и стараясь заползти под одеяло как можно сильнее, чтобы отгородиться от всего мира, кроме Фредди.  Тот снова ложится рядом и осторожно обнимает. От него пахнет табаком, он потирает пальцы, словно очень долго что-то писал. Да. Он пишет песни. Это Роджер помнил, потому что сам их пишет.  Тейлору всегда было интересно знать, каково это - иметь семью в самом банальном ее смысле: с женой и парочкой детей, которые будут раздражать его, но он все равно будет их любить. Он хотел проводить вечера с любимой женщиной, пить с ней дорогое вино и заниматься любовью. Но он не мог позволить себе такую роскошь.  У него болезнь Гентингтона, которая в половине случаев передается по наследству. И он до сих пор не знает точно, в какую половину случаев он попал. Роджер мягко целует руку Фреда в запястье, расслабляясь. Он не жалел, что у него есть Меркьюри, не жалел о том, что выбрал другой путь. Он даже был счастлив с ним. Потому что Фредди понятия не имел о его болезни и даже представить не мог, как все это выглядит.  А он знал и помнил. Помнил, что случалось с его отцом, как этот взрослый и статный человек медленно угасал. Первыми у него начались изменения в личности: он пил, больше курил и изменял своей матери, переставал узнавать ее и не воспринимал много текста сразу. Потом началась хорея. Сначала судороги, следом слегка дрожащие руки, перерастающие в беспорядочные, неестественные движения. После он уже начал делать ужасные, пугающие его гримасы, не мог нормально жевать и глотать. В конце концов, отец скончался в возрасте сорока лет.  Роджеру сейчас двадцать девять. * * *    Брайан начинает песню со своего соло, и Тейлор тут же подхватывает на барабанах, сосредоточенно двигая руками - он терпеть не мог импровизации, но у него почти никогда не получалось играть одно и то же. И этот альбом звучал для него гораздо проще, чем многие другие, после которых пальцы были сбиты в кровавые мозоли. Фред уже посреди песни развернулся и начал активно размахивать руками, готовясь высказать претензии. Он всегда придирался к тем моментам, что не совпадали с его представлением, и спор, который следовал за этим, чертовски сильно его возбуждал, заставляя писать новые песни, придумывать новые костюмы и движения. Это была необходимость. - Так, хватит! Начну с хорошего, - Фред оглядывает всех присутствующих. - Хорошего нет. Дикки - перестань засыпать на ходу, я тебя вообще не слышу и не вижу. Брай, ты, конечно, замечательный, но стоило бы хотя бы иногда попадать в нужные моменты. Роджер, дорогуша, ты вообще осознаешь, где ты находишься, или нет? - Чего тебе опять не нравится? - недовольно сощурился Родж, напрягаясь всем телом. От этого сильно задрожали руки, да так, что можно было отбивать ритм, но слишком хаотичный. - Все, Тейлор, мне не нравится абсолютно все! - повышает голос Фред. - У тебя сегодня день болезни Паркинсона? Ты не попал ни в один ритм, прелесть моя!  - Фред, прекрати! - Брайан поставил Рэд Спешл и подошел к Роджеру, похлопав того по плечу. - У нас у всех был тяжелый тур, мы все устали и нам нужно время, чтобы прийти в себя. Тем более, ты знаешь, каково иногда нам всем приходится.  - Если вы хотя бы прикладываете к этому усилия, то Роджер - нет. Хотя бы потому, что я вижу его наглую морду ежедневно, и он не делает ничего полезного, - Фред, взяв очки, висевшие на нагрудном кармане, нацепил их на лицо и вышел из студии, чтобы перекурить и отдышаться.  Брай проводил его взглядом и слабо кивнул Дикки, который тоже собирался проветриться. Когда они остались вдвоем в комнате, то Брайан, усевшись на диван, внимательно посмотрел на Роджера.  - Ты просто устал? - спрашивает Брайан, накрывая лицо ладонью.  - Ты спрашиваешь это у меня после каждой репетиции, - шикнул Тейлор. - Мне надоело это слушать. - Из раза в раз все становится только хуже. Ты все больше злишься на замечания, от этого у тебя явно не появляется желание делать что-то лучше, стараться... - Мэй поднимает голову, что-то рисуя в воздухе длинными пальцами. - И это тебя угнетает. Но угнетает еще и другое. - Вырубай в себе мозгоправа, - парень не хочет подниматься с места, взгляд мечется в разные стороны, пытаясь найти выход отсюда. Брайан буквально припер его к стенке. - Это не Паркинсон, - говорит он спокойно, будто бы заранее зная ответ. - И ты не просто устал, Родж. Когда ты последний раз был у врача? - Не твое собачье дело, Брай, - Тейлор скалится и отбрасывает палочки в сторону. Руки постепенно перестают дрожать, он успокаивается.  - Ты ведь не знаешь, что это? Я прав? - Брайан, завали хлебало. Я все прекрасно знаю, - Роджер уходит подальше от барабанной установки, меряя комнату большими шагами.  - Тогда почему до сих пор ничего не делаешь? - Мэй попытался сосредоточить взгляд на нем, но не смог, тот слишком быстро мельтешил. - Потому что, блять, это нельзя вылечить. Это Гентингтон, мистер «Я хочу знать все».  Роджер, сказав это, выдыхает и опускается на пол, закрыв лицо руками и потирая лоб. Он устал жить с этим, а теперь выдал эту тупую информацию одному из самых близких людей в этом мире. - И Фред...  - Не знает. И если узнает, то я лично тебя прикончу, - Тейлор говорит это абсолютно спокойно, убирая руки от лица. - Я понятно объяснил? - Ты уверен, что у тебя Гентингтон? Ты делал анализы? - Брайан помассировал переносицу, тяжело вздохнув. Он был явно к этому не готов.   - Нет. Но, блять, видимо мне уже и анализы не нужны, раз ты видишь этот гребанный пиздец! - барабанщик развел руками, после чего толкнул ногой стол, едва ли сдерживаясь, чтобы его не разнести в щепки. Он был настолько зол из-за того, что кто-то узнал. Ему хотелось снова забиться под одеяла, спрятаться от этого мира в панцирь, но ничего не получалось. Хотя бы потому, что в этом панцире всегда было место для Фреда. А Фред знать ничего не должен.   * * *   Он поднимает голову. Перед ним стоит мужчина лет сорока. У него гордая осанка, острый, пронзительный взгляд синих глаз и светлые волосы. Мужчина выглядит ужасно обеспокоенным. Да, он как раз узнал, что его сын бросил учебу ради своего удовольствия. Его лицо резко искажает гримаса, и парень тянет руку, чтобы помочь ему, но от одного прикосновения видение утекает сквозь пальцы.   Роджер Тейлор просыпается среди ночи в сочельник от сильной боли в суставах. Он кусает руку, чтобы отвлечь себя от приступа, и это помогает.   Фред не видит его.   - И чем особенным ты хочешь сегодня заняться? – Фред сидел на софе, разглядывая елку. – Сегодня сочельник, и я не собираюсь искать подарок для какой-нибудь троюродной тетушки, о существовании которой ты забыл.   Им потребовалось два дня и три бутылки скотча, чтобы решить, какие украшения лучше докупить, сколько гирлянд повесить и в каком порядке. Меркьюри постоянно возмущался, что у Роджера нет вкуса, и грозился своим дипломом дизайнера, в то время как Тейлору просто нужно было найти повод, чтобы отстоять свое «безвкусное и старомодное» мнение.   За эти два дня они также лишились трех чайных чашек, двух блюдец и пяти тарелок, которые, между прочим, им подарил Дикки.   Роджер устало вздохнул, массируя переносицу. Судороги прошли, и он уже постепенно приходил в себя. Фред слегка покачивал стаканом с виски, лед тихо постукивал о стеклянные стенки. Из радиоприемника слышалась их собственная рождественская песня, от которой почему-то отходили все тревоги.   - Который час, Фред? – сонно пробормотал Роджер, садясь на кресле и подтягивая мягкий плед к плечам, которые еще болели от свежих засосов и укусов.   - Ровно столько, сколько ты можешь держать рот закрытым, дорогуша! – он усмехнулся, тряхнув волосами. – Пятнадцать минут.   - Ровно столько тебе требуется, чтобы кончить, когда я тебе отсасываю. – констатирует Роджер и хрипло смеется. Он укутывается в плед на манеру греческой тоги и поднимается на ноги, усаживаясь на подушки возле Фреда. Тот опустил руку ему на голову, запутываясь пальцами в жесткие, выжженные краской волосы, еще спутанные после сна. Тейлор умел засыпать в самых невероятных местах, которых касалась хотя бы часть его тела.   Возле них вертелась Тиффани, требуя не меньше внимания, чем Роджер. Он почесал ее за ушком, на что Фред недовольно фыркнул.   - Ты отбираешь у меня даже внимание наших детей, - обиженно протянул Меркьюри.   - Если бы ты уделял столько же времени мне, то не пришлось бы называть детьми наших кошек, - парирует блондин и касается губами пальцев своего вокалиста, с каждым поцелуем поднимаясь выше по плечу, и, дойдя до его головы, увлекает в долгий, чувственный поцелуй.   Фред что-то мычит неопределенное, потом помогает парню перебраться на свои бедра, сильно сжимая того за плечи. Роджер слабо брыкается, потому что чертовски не любит, когда на нем оставляют синяки, слишком сильно они болят. Их нельзя назвать возлюбленными – у обоих чувства вспыхивают мгновенно, они могут целовать друг друга и ненавидеть в один момент, чтобы через минуту нежиться в одной постели.   - Ты хочешь встретить Рождество верхом на моем королевском величестве? – усмехается вокалист, и Тейлор недовольно фырчит. – Хотя, нам нужно как-то провести время, чтобы Санта успел положить подарки под елку.   - Ты невыносим, - шепчет Роджер, и снова замолкает, когда его целует. Он тянется ко второму стакану виски, который Фред заботливо приготовил для него. Едва пальцы касаются прохладной поверхности, как блондин тут же опрокидывает стакан на пол. – Блять.   Он не смог удержать стакан.   * * * Он поднимает голову. Перед ним стоят четыре мужчины. У одного из них в руках Ред Спэшл, у второго – текст песни, а третий держит микрофон со сломанной стойкой. Да, он знает их. Он посвятил этим людям почти всю свою жизнь. Не хватает только одного. Он поворачивает голову в сторону и тянется к барабанщику. Как только его рука касается его кожи, видение рассыпается пылью.   Роджер Тейлор просыпается среди ночи от нестерпимой боли в суставах. Он тянется к бокалу с водкой, который намеренно оставил возле тумбочки, берет его сразу двумя руками, чтобы не уронить, и делает глоток, закашлявшись от жгучей горечи где-то в горле.   - Ну, с добрым утром, красавица, - раздраженно говорит Фред, затягиваясь третьей сигаретой. – Голова не болит? А у меня болела, когда я обыскал почти все клубы Лондона, чтобы вытащить мою прекрасную леди на свет божий!   Роджер морщится от головной боли и бросает злобный взгляд на Фреда, надеясь, что тот не заметит, как руки стали подергиваться от напряжения. Когда он в последний раз оказывался в постели у себя дома, а не у кого-то еще? Горло все еще драло от водки, а в груди зудело. Он сильно хотел курить. Сделав еще один глоток, он тянется к пачке, но Меркьюри ловко забирает ее буквально из-под его носа.   - Я с тобой разговариваю, дорогуша, - говорит он низким голосом, настроенный на серьезный разговор. – Какая это пачка за последнюю ночь? Судя по всему, вторая. Ты дымишь, как паровоз.   - Блять, Меркьюри, завали хлебало, - шипит Тейлор, падая обратно на подушки и роняя пустой стакан на пол. – Чего ты орешь с утра пораньше?   - У меня не должно быть поводов поорать на тебя? Роджер блядский Тейлор, ты за последние три дня побывал во всех клубах Лондона и выпил три бутылки виски, две водки и несметное количество игристого. И у меня не должно быть поводов поорать на тебя?   Парень отворачивается, чтобы не видеть чужое лицо.  Он знает, что Фреду больно. И нет, совсем не из-за того, что его любовник стал больше злоупотреблять алкоголем и сигаретами. Со сколькими людьми он успел переспать за последние недели три? Он даже не узнает их лиц, если встретит еще раз, он не вспомнит их имени. Ему становится все хуже. Он не может контролировать свои желания, поэтому потакает им.   - Я могу перенести твои запои. Я могу перенести две пачки сигарет за ночь. Я могу даже перенести то, что ты меняешь парней, как перчатки. – голос Фредди звучит низко, он почти рычит, но он не зол. Уже не зол. От него разит холодным опустошением. – Но я не могу перенести то, что ты молчишь о причинах. Ты уходишь, не сказав ни слова, а потом возвращаешься и ломаешь все, что меньше тебя размером. Ты не можешь даже минуты прожить без того, чтобы не разнести этот чертов…   - Завали свою поганую пасть, ублюдок!   Меркьюри замолкает. Он тушит сигарету о пепельницу, берет солнечные очки и поднимается с кресла, направляясь к выходу.   - Надеюсь, что ты найдешь объяснение, почему «Queen» больше нет, - холодно говорит Фредди, закрывая за собой дверь.   - Как и тебя в моей жизни, подонок.   Роджер тянется к бутылке, которая стоит неподалеку, но его рука промахивается, и он не может ее взять. На лице появляется устрашающая гримаса.   * * * Он поднимает голову. Перед ним стоит мужчина. Красивый. У него черные волосы и золотисто-ореховые глаза. Он помнит его? Да, точно. Он его знает, он даже слышал его песни. Невыносимо хочется обнять его. Но он не может. Они больше никогда не увидятся. Мужчина улыбается, протягивает к нему руки. Как только его пальцы касаются чужой кожи, видение рассыпается звездными частицами.   Роджер Тейлор просыпается среди ночи от невыносимой боли в суставах. Он издает глухой стон и дрожащей рукой к пузырьку с таблетками, но опрокидывает его на тумбочку. Сумев все же его взять, он высыпает две таблетки морфия на ладонь и кладет их в рот, морщась от горечи.   Парень смотрит на часы. Стрелки показывают что-то, но он не может понять, сколько времени. Роджер переводит взгляд на электронные. Половина пятого утра.   - Это уже четвертый раз, когда ты так делаешь.   Голос звучит отдаленно знакомо. Да, он точно помнит этого человека, он его знает и в какой-то мере любит. Точно. Фредди. Он поворачивает голову, ища взглядом человека, с которым он был готов провести всю жизнь. Сколько они не виделись? Уже больше полугода как он ушел в сольную карьеру и полностью оборвал все связи с прошлой семьей.   - Родж, я Брайан, - говорит тот же усталый голос. Третий раз, когда за сегодняшнюю ночь Тейлор смотрит на него влюбленными глазами. Третий раз, когда Мэй разбивает ему сердце. – Поспи. Нам завтра, вернее, уже сегодня в центр на осмотр.   - Мы уже были на осмотре, - устало говорит Роджер, после чего накрывается одеялом с головой.   Брайан уже неделю как живет с ним в этом жутком мотеле, где пришлось подкупать половину персонала за их молчание. Клиника, которую посещал Роджер, только полгода назад начала заниматься изучением хореи Гентингтона. И сейчас было выявлено местоположение больного гена.   И не было даже намека на лечение.   * * * Он поднимает голову. Перед ним стоит мужчина. Молодой. У него светлые волосы и ужасно женственные черты лица. Да, он, черт возьми, его знает. Он знает каждый момент его жизни, знает, какие сигареты он курит. А еще он признает, что он мудак, который испортил жизнь уйме людей. Он кажется ужасно сильным, способным на многое, но нет. Внутри он сломан, потому что уже не может ничего изменить. Он тянет руку, чтобы ударить его за все, что он успел натворить. Как только его пальцы касаются чужой кожи, видение рассыпается сотней осколков.   Роджер Тейлор просыпается среди ночи от жуткой боли в суставах. Он протягивает руку, чтобы найти эту чертову капельницу и увеличить дозу морфия, но не может.   Руки его не слушаются. Они дергаются в ужасных конвульсиях, особенно после долгого сна. Все его сны напоминают один и тот же день, когда он поссорился с самым близким для него человеком, а сейчас даже не может вспомнить четко его черты лица.   Он снова ложится и смотрит в потолок. Роджер запомнил уже каждую трещину здесь, запомнил, во сколько приходит ночная медсестра и дает ему снотворное, если видит, что ему плохо. И это повторяется изо дня в день.   Ему никто не пишет. Его никто не навещает. По крайней мере, об этом никто и никогда не упоминал. Роджера, мать его, Тейлора буквально заперли в отдельном блоке, из которого он не выходит уже несколько месяцев. И все только потому, что он заключил с этой клиникой договор о неразглашении медицинской тайны, и сейчас содержится здесь, как преступник.   И каждый его день почти полностью повторяет предыдущий. Капельницы. Снотворное. Проверка мышечной активности. Проверка когнитивных функций. Проверка психики. Экспериментальное лечение, которое, кажется, не дает результатов. Что там говорил Фред? Лучше писать песни дрожащей рукой, чем постоянно забывать, что ты их вообще-то пишешь. Но Роджер не был болен Паркинсоном или Альцгеймером. Гентингтон был похож на смесь этих болезней, только еще хуже.   Тейлор уже начал забывать, как выглядит Дикки. Да и черт с ним, с Дикки, Брайаном, Мери и другими. Он не всегда мог вспомнить собственное имя, он не помнил уже названия всех своих песен, не говоря уже о тексте. Он с трудом узнавал их по радио.   Наверное, он больше никогда не сможет держать палочки. И писать. Черт, да он даже одеться нормально не может, потому что руки дергаются в хаотичном порядке, его трясет, словно он много часов был на холоде, а гнев и отчаяние так быстро сменяет друг друга, что он и забыл вовсе, что бывают и другие эмоции.   Ему просто хотелось снова лежать в общей с Меркьюри постели, снова пить с ним вино, целовать его руки, кричать вместе с ним и засыпать каждую ночь, зная, что он всегда будет рядом.   И только надежда помогала ему повторять эти блядские упражнения, пить эти горькие лекарства и засыпать без снотворного. Он верил, что станет здоров, найдет Фреда, разобьет ему нос, а после они помирятся и все станет так, как прежде.   Но сейчас его жизнь зациклилась на одном дне. Выхода из этого кошмара не было.   * * *   Он поднимает голову. Перед ним стоит женщина с ребенком на руках. Она красива, у нее прелестные темные волосы и светлые глаза. Она нравится ему. Он знает, что ее имя – Доминик, и при одной мысли о ней хочется закурить. Но он бросил. Ради нее. Ребенок начинает плакать. Да, это их сын, Феликс. Это он тоже помнит. Женщина шепчет малышу успокаивающие слова. Он тоже тянет руку, чтобы тоже его успокоить. Как только его рука касается чужой кожи, оба видения рассыпаются, словно прах.   Роджер Тейлор уже не просыпается среди ночи от безумной боли в суставах. Он не ищет морфий, не запивает таблетки водкой и не кусает руки.   Сегодня он покидает эту чертову больницу, потому что исцелился почти полностью.   Тейлор посмотрел на себя в зеркало. Он с матом отослал медсестру, которая должна была ему помочь собрать вещи и одеться. Да, руки периодически еще дергались, но этого почти не было заметно. Он перестал злиться без повода и сейчас вовсе не напоминал прежнего Роджера, которого все хотели придушить за бессмысленные вспышки ярости.   - Прощай, злоебучая больница! – воодушевленно сказал он, скидывая последние вещи в сумку. Он был ужасно бледным и осунувшимся, собственные синие глаза, кажется, занимали гораздо больше места на лице, чем прежде.   Но он, черт возьми, был счастлив. Потому что сегодня его встретит Брай, Дикки и Фред. Они должны были это сделать, иначе он придушил бы всех  и каждого, кто только мог подойти на расстояние протянутой руки.   - Смотрите-ка, Роджерина прихорашивается у зеркала. Мы устали тебя ждать!   Тейлор обернулся. В дверном проеме стояли Брайан и Джон, которые были действительно рады его видеть. Он тут же бросился обнимать их. Шутка ли, он проторчал здесь целую вечность и мог себе такое позволить!   - А где Фредди? – спрашивает Роджер, заглядывая за чужие спины.   Они тут же померкли. Дикон и вовсе отвел взгляд, стараясь не смотреть на своего друга. В глазах Брайана промелькнула боль, которую он не мог скрыть.   - Где Фред? – повторил Родж, мысленно вознося молитвы всем святым, имен которых он даже не помнил.   - Роджер, мы говорили тебе. Фредди умер три года назад.   * * *   - Доброе утро, мистер Тейлор.   Роджер поднял голову, пустым взглядом очерчивая лицо своего лечащего врача. Как там его звали? Прентон? Хаттон? Остин? Кристалл? Да какая, к черту, разница.   - Мистер Тейлор, вы можете назвать свое имя?   - А нельзя посмотреть в карточке? – хрипло язвит парень. – Роджер Меддоуз Тейлор.   - Отлично, мистер Тейлор. Вы помните, кто вы?   Роджер смотрит на своего врача так, словно видит самого большого идиота на свете.   - Конечно же, блять, помню. Я – барабанщик в самой известной группе «Queen». Это имеет значение для медицины?   - Мистер Тейлор, вы уверены в этом?   - Абсолютно.   - Мистер Тейлор, вы – пациент нашей клиники, ваш диагноз – болезнь Гентингтона с ранним началом. Вы проходите курс лечения с двенадцати лет. Сожалею, что мне приходится напоминать об этом каждое утро. Боюсь, что мы ничего не можем для вас больше сделать. Группы «Queen» никогда не существовало.