Ненаписанная история

Маленький кудрявый мальчик не спеша шел по парку. На вид ему было лет восемь. У него были светлые задорные кудряшки, вздернутый носик и бездонные зеленые глаза. Обычно бездонными бывают синие глаза, но это был тот редкий случай, когда цвет глаз был в точности, как глубокое, едва успокоившееся после шторма, море. Мальчик вылавливал блики из просветов между деревьями и рассматривал прохожих. В будний день людей в парке было мало. Наверное, все занимались своими делами или работали. Или боялись выйти из дома, потому что прогноз обещал ливень после обеда. Летний день устало перекатывался в высокой траве и привел мальчика к старой скамейке, на которой сидела молодая женщина. Ребенок наклонил голову, словно прикидывая стоит ли ему заговорить с незнакомкой, и негромко кашлянул. Девушка оторвалась от книги и вопросительно посмотрела на мальчика. Ей было лет, наверное, двадцать пять, что делало ее совсем старухой в глазах ребенка. У нее были тонкие запястья, сеточка морщин вокруг глаз и несуразно большой рот. - Что вы делаете? - спросил мальчик, усаживаясь на скамейку рядом с ней. - Пытаюсь понять, что здесь написано, - просто ответила она, удивляясь насколько легко ребенок заговорил с незнакомкой. Теоретически она могла бы продать его на органы или в рабство. - А что за книга? - мальчик наклонил голову, заглядывая на обложку. Девушка приподняла книгу, на черной кожаной обложке которой было написано “Библия”. - А почему именно эта книга? Девушка удивленно уставилась на свою книгу. Она и сама, наверное, не знала, почему именно она. Почему именно здесь и именно сейчас. - Пытаюсь понять, за что Бог наказывает меня, - она пожала плечами, словно сомневалась в своих словах. - А вы думаете, он существует? - мальчик поднял из под ног веточку и стал перекатывать ее в пальцах. Девушка вдруг рассмеялась. - Знаешь, это странный разговор для меня и ученика младших классов, - она с шелестом захлопнула книгу, - что, теперь в сектантов берут и детей? Девушка встала так быстро, будто внутри нее раскрутилась пружина, выстрелила, как черт из табакерки, топнула ножкой по тротуару и уже совсем собралась было идти, когда мальчик поймал ее ладонь. Он потянул ее назад с такой силой, как будто совершенно не был ребенком. Девушка обернулась и утонула в темной, бушующей зеленой глубине мальчишеских глаз. Ребенок крепко держал ее ладонь и слегка наклонял голову набок. - Расскажите мне, Яна, - мягко сказал он и разжал пальцы. Девушка, как завороженная, опустилась обратно на скамейку, не спуская глаз с мальчика. Он легко тряхнул головой и копна светлых кудрей весело взлетела и снова осыпалась в беспорядке на плечи. - Откуда ты знаешь мое имя? - прошептала девушка и закашлялась от собственного сдавленного шепота. Мальчик махнул рукой и скривился, словно пытаясь отделаться от надоедливой мухи. - Прошу вас, просто расскажите мне, Яна, - он зажмурился, выдохнул и снова распахнул свои невероятно зеленые глаза, - а если потребуется, я потом объясню вам. Яна вздохнула, перелистнула страницы по краешку, будто пыталась посмотреть нарисованный на полях мультик, потом раскрыла книгу на середине, перевернула пару страниц в начало, потом в обратную сторону и, наконец, провела ладонью по корешку. Создавалось ощущение, что девушка всерьез искала место, где она закончила чтение и теперь, найдя его, продолжит увлекательную историю. Яна посмотрела на проглядывающее, сквозь кроны деревьев, солнце и вернула взгляд к книге, где буквы выстроились в совершенно другом порядке. *** Яна допечатала последний абзац и с радостью потянулась на стуле. Ей нравилось, что она закончила свой рассказ таким броским и ярким моментом. Вообще, любой ее текст заканчивался чем-то очень эпичным и красивым. Во всяком случае, так казалось самой девушке. Она вскочила со стула и убежала на балкон курить. Сигареты успокаивали ее, как Хэнка Муди успокаивали беспорядочные половые связи. Ей нравилось, что она может ассоциировать себя с таким харизматичным мужчиной, который был ее первой любовью, ее главным кумиром и единственным обитателем ее стен. И сердца. Девушка глубоко затянулась и выпустила дым в приоткрытое окно. Он чуть пометался, запутавшись в москитной сетке и, наконец, выбрался растрепанным облаком в вечернюю тишину. Яна достала телефон и наугад набрала последний вызов. Хотя, наугад - это слишком уж сильно сказано, ведь ей было прекрасно известно кому именно она звонит и зачем. - Да? - на том конце “провода” сонно зевнули. - Я дописала! - радостно сжала кулачки Яна. - О, ну надо же, я не ждала раньше послезавтра, - восхищенный зевок прервал фразу, - и что наш герой? - Ушел от жены! - выпалила совершенно счастливая девушка. - Эм... - зевки прекратились и повисло тягостное молчание, будто пропала связь и разговора больше не будет. - Ну что ты, что ты молчишь? Порадуйся же за нас с ним! - Яна курила мелкими затяжками - одна за другой - и едва отрывала сигарету от губ, настолько сильно было ее возбуждение. - Яна, какого черта он ушел от жены? - голос в трубке стал невыносимо железным, таким как, наверное, бывает только гаечный ключ. Если он железный, вообще, конечно же. - Ну как же, постой, - она захлебнулась дымом, сдавленно чихнула и затараторила, - ведь они же имеют право на счастье! Сколько мужиков уходит из семей и ничего! Если он останется с женой, то что станет с героиней, а? Тогда она будет с разбитым сердцем, мечтами и всем прочим! - Придумай что-нибудь, перепиши, - настойчиво и холодно посоветовали в телефоне. - Да с чего бы? Ты считаешь у них нет шанса? - Яна сварливо смяла окурок в пальцах. - Я считаю, что их роман будет ярким, но недолгим, как и все увлечения такого рода, - холодно сообщил голос. - Это не так, - девушка щурила глаза. - Это так, ты просто не знаешь жизни, - безразлично, словно устав от подобной дискуссии, сказал голос. - Нет не так, это ты не знаешь, просто жена у него клюшка и ему нужно совсем не это! Ему нужна моя девочка! Мне, как автору, виднее, - бросила последний аргумент Яна и замолкла. - Ты никогда ничего не поймешь, - совершенно уверенно отозвалась телефонная трубка и зачастила короткими гудками. Яна в любом случае не собиралась ничего переписывать, потому что считала, что была бесконечно права и только так она может поддержать свою правоту. С этого ли момента ее жизнь пошла наперекосяк или с какого-то другого? Тогда она об этом даже не подозревала. Девушка вернулась в комнату, швырнула телефон на кровать, подхватила ноутбук и выложила текст в свой блог. Обновила несколько раз, в ожидании отзывов читателей и, совершенно измученная собственным произведением, уснула на не расстеленной кровати с ноутбуком в руках. Отзывы появились к утру. Яна, конечно, понятия не имела, что после того, как она уснула в своей любимой позе “лицо на клавиатуре”, комментарии посыпались на ее рассказ, как крупные капли летнего ливня. Они частили, перебивали друг друга и единодушно выдыхали восхищенное “Ах!”. Девушка листала отзывы и пила кофе. Утро должно было вытолкнуть ее из дома примерно час назад, она критически опаздывала и ничего не могла поделать со своим неумением вставать по утрам, жаждой славы и любовью к кофе. Яна улыбалась буквам и делала огромные глотки. Наверное, если бы в этот самый момент она бы подавилась кофе и задохнулась бы, то стала бы не только знаменитой на весь мир писательницей, но и не встретила бы его. Но обо всем по порядку. Яна собралась в считанные минуты под неумолкающую трель телефона - ее сотрудникам было крайне интересно, почему ее обтянутая джинсами задница все еще не на рабочем месте. Улица встретила ее весенним ветром и не менее весенним солнцем. Если бы можно было смотреть на светило дольше пяти секунд, то однозначно на нем можно было бы увидеть яркие рыжие веснушки и озорные голубые глазки, в тон небу. Яна перескакивала через свежие лужицы и бежала к остановке. Ее троллейбус как раз грузно притормаживал у самого края бордюра. Девушка вскочила на ступеньку в самую последнюю секунду перед закрытием дверей, потеряла равновесие и инстинктивно схватилась за первое, что попалось под руку. Так не бывает в жизни, ведь да? Яна подняла глаза и обнаружила, что схватилась она за мужчину, но - хвала небесам - не за ту его часть, за которую могла бы. Она крепко вцепилась в запястье самого невероятного мужчины на свете. Он, будто сошел с ее страниц, весь сотканный из ее, Яниных, букв. Высокий статный брюнет с широкими запястьями, кокетливо выглядывающими из рукавов запонками, длинными пальцами, насколько это можно было рассмотреть из-за поручня и количества рук за него уцепившихся. Яна молча таращилась на мужчину и, кажется, даже разинула от удивления рот. Он сдержанно улыбался и щурил глаза за тонкой оправой очков. Девушка в какой-то момент поймала себя на самой идиотской в мире улыбке и осеклась. - Вы как? - спросил ее невольный спаситель. Яна кивнула. Глупо так и по-детски. Как будто ей пятнадцать лет и вдруг старшеклассник обратил на нее внимание. А она и рада бы сказать ему что-то дельное и такое, чтобы он сразу решил на ней жениться и нарожать кучу детей, а все слова вылетели и уступили место яркому малиновому желе и теплому румянцу на щеках. И главное, у кого слова вылетели? У девушки, которая из последних сил пишет рассказы, выдумывает героев и описывает их самыми обычными буквами. И вот у нее нет слов. Ни одного. Яна строго отругала себя за глупость и едва не вылетела в открывшиеся на следующей остановке двери. Мужчина, тот самый, что был написан Яной буквально неделю назад, перехватил ее ускользающую руку и затянул на следующую ступеньку. Девушка уже твердо стояла на ногах и была в сравнительной безопасности, если конечно, на этот троллейбус не собирался упасть метеорит. Так вот, она держала равновесие, свою сумку и поручень, а вот спаситель отпускать ее, похоже, не собирался. - Вы как? - повторил он. - Вы повторяетесь, - неожиданно сама для себя ляпнула Яна и захлопнула рот свободной рукой. - Ой, да вы говорящая! - вдруг засмеялся невыносимо прекрасный брюнет и легким жестом поправил очки на переносице. Ну точно так, как описывала Яна. Что за чертовщина? Через три остановки выяснится что он, на самом деле, преподаватель, влюбленный в свою студентку, а еще он женат и вообще, совершенно опаздывает на крайне важную лекцию. - А еще читающая, пьющая и опаздывающая, - буркнула девушка и высвободила запястье из его невероятно длинных пальцев. Когда ей было шесть лет, соседский мужик приходил к ее бабушке за тонометром и стопкой водки - как одно сочеталось с другим Яна не знала по сей день - но факт остается фактом, когда сосед приходил, он в благодарность пытался научить девочку приемам самообороны. Один из них состоял в том, что вырывать запястье из руки злоумышленника необходимо в сторону большого пальца. Вот именно этим приемом - абсолютно бесполезным, если хватка сильна - Яна и высвободила свою руку. - Вы забавная, - продолжал улыбаться неведомо откуда взявшийся мужчина, - давайте знакомиться? Меня Тимофей зовут. - Совершенно дурацкое имя, - прошуршала в ответ девушка и протянула ладонь, - очень приятно, Яна. - Вы совершенно правы, имя, как у дворового кота, - легко согласился он и снова поправил очки. Будь он неладен. В жизни он оказался более живым и интересным, чем в рассказе у Яны. Там он был в основном букой и малоговорящей галлюцинацией. Потому что девушка мало что понимала в мужской части разговоров. Что он там должен был говорить? Точно ведь не то, что его имя напоминает кличку кота. А тут он вот говорил. Просто и без запинки. Без долгих раздумий перед репликами. Но имя и правда не для такого мужчины. И никак не для героя любовной истории. - Я не встречала котов в пальто и с запонками, - сказала Яна и слегка улыбнулась. - Ну вот, а теперь встретили! Разве не здорово? - Тимофей так радостно говорил, будто пятнадцать минут назад хряпнул сто грамм и сорвал джекпот в лотерею. - Вы роняете достоинство всех котов Тимофеев в грязь, - заметила девушка и ухватилась за поручень крепче. - А мне кажется, я наоборот сейчас прославляю всех Тимофеев и дарю им шикарную репутацию, - он понизил голос и наклонился к уху девушки, - только представьте, сколько людей в этом самом троллейбусе захотят теперь назвать своих котов именно так. - Я, кажется, потеряла нить рассуждений, - неловко заметила Яна. - Бросьте, просто скажите, что в данную минуту я кажусь вам ненормальным, - он подмигнул. - Вы ненормальный, - согласилась девушка. - Отлично, давайте встретимся еще раз? - он посмотрел на нее поверх очков. - В троллейбусе? - заговорчески спросила Яна. - Нет, в кафе “Европа” в шесть, сегодня, - он, наверное, долго готовил эту фразу. - В шесть? Ой... Погодите! - девушка провожала ошеломленным взглядом Тимофея, который выскочил на остановке и крикнул в закрывающиеся двери: - В шесть! “Европа”! Вот так просто ее пригласил на свидание какой-то невероятный мужик в очках и с запонками. - Ерунда какая-то, - пробурчала себе под нос Яна и уставилась в окно. Девушка проехала еще три остановки. Вышла на своей “улице Тупиковой” и понеслась в сторону невысокого здания, в котором работала. На работе ей, конечно, надавали моральных тумаков за опоздание, попрание чести коллектива, а также за лень и полную неуспеваемость к срокам. Яна отчаянно кивала на все придирки и копировала какой-то абсолютно неважный документ. Единственная мысль, которая занимала все пространство ее головы была про шесть вечера и про “Европу”. Она не могла пойти. Она не могла не пойти. И это качание из стороны в сторону навевало на девушку не только тоску, но и легкую тошноту, вызываемую морской болезнью. Стопка бумаги в копировальном аппарате росла, а Яна все также нажимала на кнопку. Бездумно. Ведь если подумать, то не идти лучше, чем идти. Потому что он может оказаться маньяком, который насилует и убивает доверчивых девушек. Такой сюжет совершенно точно был в каком-то аниме. Он может оказаться больным, сбежавшим из психушки, который изнасиловал и убил своего психотерапевта, снял с него одежу и запонки, а потом явился в город под видом респектабельного бизнесмена. Также он может быть Воландом, который устраивает бал у сатаны уже вот-вот и ему не хватает одного-двух литров крови в ванну для Маргариты. Ибо вряд ли он стал бы менять Маргарит на Ян. По всем девичьим предположениям выходило, что идти не стоило. А если? Если он на самом деле написан Яной, то он не может быть маньяком, а значит он романтичный красавец, который влюбился, как малолеток, прям в троллейбусе и теперь посадит ее, Яну, на высокий трон с золотыми ножками, наймет ей стадо служанок и велит ей писать свои чудесные буквы, ни о чем не думая. Пока он на работе, конечно. Или если он талантливый издатель, например, следил всю сознательную жизнь за блогом некоей писателишки и понял, наконец, что она достойна больших тиражей, автограф сессий и бигбордов в центре города. И вот он выследил ее, затуманил ей разум своими запонками и пригласил на встречу, которая вовсе не свидание, а самый настоящий совет директоров за бокалом виски. Толстые дядьки посадят Яну на стульчик, попросят рассказать пару слов о себе, зачитать две главы из последнего рассказа, похлопают в ладоши, похмыкают и придумают ей псевдоним “Саша Иванова”, после которого закажут шампанского и омаров. А если он одинокий вдовец, потерявший свой гарем в автокатастрофе год назад, и теперь он так грустен и забыт всеми, что приглашает первых попавшихся девушек на ужины, чтобы просто не есть в одиночестве. Просто у него дурные ассоциации с поеданием супа в пустой кухне, поэтому он приходит в ресторан с дамой, лопает борщ за обе щеки, благодарит даму и уходит. Не оборачиваясь. Стоп. Ладно. Пускай он будет кем угодно. Лишь бы не маньяком, который сначала насилует, а потом убивает, лучше если наоборот. В копире закончился запас бумаги и Яна нехотя полезла в тумбочку за следующей пачкой. - Чего ищешь, Янка? - голос принадлежал ее хрупкой сотруднице Лизе, которую все звали Елизавета Михална. - Бумагу, - девушка проводила серьезные археологические работы в отдельно взятой тумбочке. - А, так ее там нет, шеф позавчера приказал отнести все запасы к нему. Чтоб не тырили, - Лиза задумчиво приложила палец к губам. - Что ж ты раньше не сказала? - Яна поднялась с пола и отряхнула коленки. - Так ты это, не спрашивала же! - Елизавета Михална поправила очки в толстой оправе на носу и пожала плечами, потом выхватила из лотка выдачи пару листиков и округлила глаза. - А зачем тебе столько экземпляров приказа?! - Эм... Не знаю, это вообще случайно вышло, - девушка выхватила стопку испорченной бумаги из лотка и прижала к груди. - Ты чего, Янка, влюбилась что ли? - Лиза скептически прищурилась и стала рвать копии приказов на мелкие клочки. - Я?! Да ты что! Да нет! - Яна замахала свободной рукой. - Меня на свидание пригласили в троллейбусе, ты бы пошла? - Если бы тебя пригласили? - девица сняла очки и закусила дужку. - Нет, если бы пригласили тебя, я бы не пошла. - Что? А, тьфу ты, ну нет же! Если бы тебя пригласили в троллейбусе ты бы пошла? - Ну да, а какая разница, не в туалете же, - она держала дужку зубами и чуть шепелявила. - А вдруг он маньяк? Или там, шейх, владелец рабов и гаремов? - быстро тараторила Яна. - Чушь не неси, - строго сказала Лиза, нацепив очки обратно на нос, - иди на свидание и будь умничкой. А я приказы пойду в шредер засуну. Шеф узнает - убьет. - А если он... - начало было Яна и услышала угрожающий щелчок пальцами со стороны Лизы. Спорить было бесполезно. Елизавета Михална никогда не поверила бы в то, что он может быть маньяком. У нее, наверняка, даже не возникает подобных подозрений, она просто ходит на свидания и ни о чем плохом не думает. Ладно. Ровно в шесть Яна стояла напротив “Европы” и судорожно мяла в пальцах носовой платок. Если быть честным, то девушка торчала здесь уже двадцать минут, потому что ненавидела опаздывать. Она боялась опозданий, как раскаленного металла. Почему-то этот страх совершенно не касался ее работы. Приходить не в девять, а, например, в десять в офис ей казалось вполне нормальным. Даже обыденным. Вроде, если пришла раньше, то день потерян и никто не надругается над ее задержавшимся офисным трупиком. Но со встречами в свободное время все обстояло иначе. Яну выносило из дома за два часа до назначенного времени, она изо всех космических скоростей летела к месту назначения и потом торчала там от полутора до двух часов в ожидании. Такой расклад ей в принципе даже нравился. Она успевала обойти соседский парк, выучить все близлежащие туалеты, кафешки, цены в киосках на мороженое и воду и даже могла познакомиться с парой охранников из какого-нибудь магазина. Однажды, пока Яна ждала встречи с каким-то кавалером, девушка успела купить себе пальто, сапоги и при встрече с молодым человеком коротко заявила, что таскаться со всем этим добром сил у нее нет и пойдет-ка она домой. И пошла. С тех пор, Яна решила никогда не заходить в магазины одежды и продуктов, а то выходило неловко. “Европа” была средним рестораном, как и все те кафешки, которые в прошлые времена назвались как-нибудь очень патриотично и изображали пухлощеких женщин в белых колпаках на витринах. Конечно, со сменой хозяина и имиджа в нем появились столы на резных ножках, атласные скатерти, обходительные официанты, тяжелые портьеры и обои шелкографией. Все принты с пухлощекими женщинами были вытерты из памяти населения, столовские замашки вычищены, название “Кафе Юность” ловко заменилось на “Ресторан Европа” и все, казалось, встало на свои места. Кроме того, что люди, жившие в городе больше двадцати лет преспокойно продолжали называть сие заведение “Юностью”, чем приводили, должно быть, в бешенство создателей и хозяев “Европы”. Яна была в этом заведении пару раз на каких-то банкетах по случаю юбилея фирмы и, кажется, нового года. Она не очень разбиралась в степени крутизны подобных вещей, но ресторан казался ей милым. В одном эпизоде своего позапрошлого рассказа, она даже ненароком упомянула похожий интерьер. Но все это не имело никакого отношения к тому, что она стояла здесь уже минут двадцать и совершенно не могла решить что ей делать. То ли нужно бежать в кусты и отсиживаться там до рассвета, а потом огородами пробраться домой, то ли наоборот нужно уже зайти и поужинать, а потом уже огородами или вызванными такси прорываться в родной дом. Пока она рассуждала на эту непростую тему позади нее раздалось покашливание. Такое, знаете, когда человек уже почти задохнулся от зашедшей не в то горло вишенки. И вот он так сдавленно покашливает, как бы намекая, что хочет передать свою последнюю волю оказавшемуся рядом прохожему, но никто не обращает на него внимания. Но он продолжает покашливать - вдруг повезет? - Вы здесь, - как-то неуклюже кашель перешел в слова. Яна обернулась и увидела Тимофея. Он был все в той же одежде, очках и ботинках. Самый большой интерес представляли запонки, но - увы - они были скрыты рукавами пальто. - Интересно, где мне еще быть, если вы позвали меня сюда! - сразу не по-доброму начала Яна. За то время, что она тут торчала, хоть и по собственной глупости, она успела несколько раз разозлиться и остыть, надо же было ему припереться именно в тот момент, когда мысли ей в очередной раз подлили масла в огонь. - Вы не хотели идти, Яна? - мужик был спокойным как стадо удавов. Вот просто непрошибаемым. - Я не знаю, не задавайте мне сложный вопросов! - девушка сложила руки на груди и отвернулась в сторону крыльца ресторана. - Все-все, не буду, пойдемте, наконец, поедим, - он слегка толкнул ее в спину и они вошли в зал. Яну даже слегка удивило, что тут не было новогоднего убранства и елки посреди зала. Ведь в последний раз она была здесь именно на корпоративе по случаю рождества. Шеф в том году постановил, что праздновать новый год это уже “не уровень”, а вот рождество, в силу веяний европейских коллег - самое оно. И вместо того, чтобы скакать по магазинам двадцать пятого декабря, все скакали на вечеринке. Было весело, даже не обращая внимание на тот факт, что ведущий периодически сбивался с ритма европейского веселья и вопил “С новый годо-о-ом!” дурным голосом. Тимофей привел Яну к столику, придвинул ей стул и только потом додумался забрать у нее пальто. Ну не на приеме же они у английской королевы, в конце концов! - Яна, а вы романтичная натура? - неожиданно подал голос Тимофей, пробегая глазами меню. - Если вы будете читать мне Асадова, я вас пристрелю, - пожала плечами девушка. - О, это же отлично! - мужчина периодически так мило начинал смеяться, что у Яны создавалось уверенное впечатление о полной его ненормальности. - Что же отличного? От семи до десяти за убийство, - вздохнула девушка и ткнула пальцем в пасту с грибами, - я буду это. - А пить? - над тонкой оправой поднялась ровная черная бровь. - Вино, сладкое, крепкое, иначе от семи до десяти, - меню с хлопком приземлилось на стол. - Яна, я должен задать вам вопрос, - он скривил губы, - даже два вопроса. - Я не беременна и не поддерживаю ни одну политическую партию, - махнула рукой Яна. - Нет, не эти вопросы, - он подозвал официанта, сделал заказ и вернулся к разговору, - давайте на “ты”? - А как же на брудершафт и целоваться? - девушка хихикнула. - Давайте. Давай, то есть. - Отлично! - Ты повторяешься, видимо, это у тебя в крови, - девушка достала сигареты и босяцким жестом выбила одну из пачки. Тимофей следил за ее движениями как завороженный. Наклонял голову вслед за ее пальцами, перебирающими сигарету. - Выходи за меня замуж, - сказал он совершенно серьезным голосом. Как заколдованный. - Что? - Яна вдруг закашлялась совсем как тот человек, который ест вишенку, а потом пытается высказать последнюю волю. Дым путался у нее в горле и никак не мог выйти в нужном месте, казалось он уже пойдет из ушей, нужно только хоть раз вдохнуть. Тимофей подождал пока она прокашляется и посмотрел на нее вопросительно. - Ты серьезно что ли? - хрипло спросила девушка, промакивая слезы в уголках глаз. - Абсолютно, - ответил он. - Это уловка какая-то? Ты продашь мои почки и меня саму в рабство неграм? В чем подвох? - она пробовала курить по маленькой затяжечке. Горло саднило и в голове путалось. Не надо было идти. Точно продаст в рабство. Еще и неграм. - Никаких уловок, просто в мире слишком много условностей, а тут мы вдруг встретились, друг другу понравились и вообще, - он отмахнулся и сделал большой глоток воды. - Говори за себя, я еще никому не признавалась в симпатиях, - Яна не донесла сигарету до пепельницы и пепел свалился на скатерть. - Ну ты же пришла! - Тимофей был совершенно уверен в своей правоте. - Лучше бы ты Асадова читал, вот правда, - Яна встала из-за стола и потушила окурок в пепельнице, - чертов день, чертов ты, чертовы транспортные сообщения города! Девушка развернулась и понеслась в сторону выхода так быстро, как только могла. Ведь чутье не обмануло ее. Идти не стоило. Потому что все вышло именно так, как она боялась. Все вышло глупо и неправильно. И самое ужасное, что от этого было неприятно, грустно и как-то больно в душе. Потому что он, несмотря на все это, правда был тем, о ком она писала свой рассказ. Даже бровь над оправой этот Тимофей поднимал совершенно так, как описывала Яна. Это было невыносимо и катастрофически плохо. Девушка бежала домой, забывая про то, что можно было доехать на такси. Квартира встретила ее запыхавшуюся застоявшимся запахом немытой чашки с остатками кофе, перекрытыми батареями и неуютным холодом. Яна включила чайник, по привычке раскрыла ноутбук и открыла краны на батареях. Тепло медленно наполняло комнату. Но еще медленнее оно подступало к девушке. Создавалось ощущение, что температура повышалась во всей комнате, за исключением радиуса двух метров вокруг Яны. Как в мультиках, когда только над главным героем идет дождь. Блог пестрил отзывами на последний пост, но Яну тошнило уже на первом попавшемся описании главного героя: “Яныч, герой-то просто чудесный, так живо прописан, а очки! Ну просто блеск!”. Блеск, да. И очки и все остальное. Единственным желанием было удалить рассказ со всех носителей, а также со всех ресурсов, но она понимала, что где-то да все равно сохранится. да даже если бы не сохранился, весь этот день с Тимофеем никуда не пропадет, если удалить чертов рассказ. Сама того не заметив, Яна провалилась в сон, а утром практически забыла обо всем что с ней произошло. Не опоздала на работу, получила похвалу от шефа и стала мыть посуду ежедневно. И так незаметно прошла целая неделя. А за ней другая. И еще одна. Недели привели ее к майским праздникам и вынужденному отпуску на целых десять дней. Яна собиралась написать очередной очерк о жизни любимых героев и хотела было добавить что-то острое и новое, да позабыла что именно. За эти десять дней она планировала убрать в квартире уже точно дочиста и даже собиралась пропылесосить диваны. Это было самым сложным, потому что девушка отчаянно не любила громкие приборы. Пылесос всегда пугал ее до столбняка и ей казалось что еще пять минут в одном помещении с ним и он обязательно взорвется/загорится/сломается. Такая же история была со стиральной машинкой во время отжима. Яна никогда не заходила в ванную комнату, когда машинка была на стадии 800 оборотов. Потому что она искренне верила, что именно сейчас что-то лопнет и попадет ей точно в лицо. Выбьет зубы и разорвет щеки. Весь этот страх родился в далеком детстве, когда Яна стояла в очереди к стоматологу и туда же пришел парень лет двадцати кокетливо прикрывавшийся платочком. Потом выяснилось, что у парня раскололся шлифовальный диск и ударил ему вот прям в лицо, выбив на своем пути все зубы. Парню делали все заново под общим наркозом, а Яночка, не подозревая, что стиральные машинки и пылесосы не так опасны как шлифовальные аппараты, стала бояться всего что по ее мнению могло взорваться и выбить ей зубы. Утром в первый выходной Яна соскочила с постели, привычно включила ноутбук и пошлепала голыми пятками в ванную, потом в кухню, потом в комнату, потом снова в кухню. Она всячески откладывала момент романтического свидания с пылесосом и долго пила кофе, долго проверяла почту, долго искала тапки и долго слушала дверной звонок. Девушка не меняла мелодию с нового года и, чуть заторможенное от севших батареек, “Jingle Bells” играло уже во второй раз. Занятно, там где-то создатели звонка пропустили один аккорд и мелодия неловко соскакивала на второй круг подозрительно быстро. Наконец, Яна оторвалась от стула и побрела в прихожую, распахнула дверь и увидела наименее вероятного человека. Она ожидала обнаружить там соседку бабу Нюру в поисках соли, Лизку с работы по непонятным причинам, соседей снизу потому что Яна заливает их, соседей сверху, потому что они уронили трусы на ее балкон, одноклассника Пашку из третьего дома потому что ему не хватает как раз пятидесяти рублей на бутылку, случайного бомжа по пашкиным же причинам и даже свидетелей Иеговы. Но только не Тимофея, которого было бы невозможно опознать без запонок, но зато отлично можно было определить по оправе очков и поднятой в недоумении брови. Он стоял в серой толстовке, темных джинсах и кедах. С букетом белых роз. Такой трогательный первомайский кавалер в кедах. - Привет, - зачем-то сказал он. Яна кивнула. Она не могла сказать ни слова, потому что слова закончились. Ей стали неизвестны буквы всех выученных когда-то алфавитов. Она так и стояла в майке с анимешной кошкой на животе и трусах шортиками. И с голыми пятками. Если бы сейчас ей показали трех медведей, которые варят борщ и разговаривают на английском она и то удивилась бы меньше. - Как ты меня нашел? - выдавила девушка и прислонилась виском к поверхности двери. Дверь была железная. Холодная. Она успокаивала и вытягивала дурные мысли через Янину щеку. - Это, как раз, было несложно, а вот добиться чтобы ты открыла дверь - гораздо сложнее, - он сделал маленький шажок к порогу и Яна прищурилась. - Что значит “несложно”? - Мой друг работает в службе безопасности, - вздохнул он и подкатил глаза, будто спрашивает она какую-то ерунду вместо того чтобы спросить какова температура на солнечной стороне Марса. - В службе безопасности чего? - помотала головой Яна. - В службе безопасности нашей страны, - Тимофей нетерпеливо потеребил шуршащую обертку цветов и протянул букет прямо через порог, - на, вот. - Что это? - спросила девушка подбородком указывая на цветы. - Букет, - пожал плечами Тимофей. - Я вижу, что это букет, объясни, зачем ты принес его сюда и, вообще, зачем ты здесь, - Яна вдруг раскрыла дверь до упора и облокотилась на нее спиной. - Я принес тебе цветы, потому что хочу быть милым и внимательным, я пришел, чтобы провести с тобой день, а по возможности всю жизнь, Яна, может ты все же выйдешь за меня замуж? - он был какой-то неправильный этот Тимофей. Он как-то непривычно мялся на поворотных моментах в своем монологе и опускал глаза так, что хотелось непременно присесть на корточки и заглянуть в них снизу вверх. У Яны в голове что-то оглушительно щелкнуло. Так громко, что звон в ушах некоторое время продолжал звучать. Она внезапно схватила его за грудки и потянула в квартиру. Настолько быстро, что у соседки бабы Нюры не успел открыться замок. Тимофей в узкой прихожей оказался так близко к ней, что даже разделяющий их букет казался тонким и незначительным. Яна отбросила розы в шуршащем пакете в сторону и встала на цыпочки. Он был высоким, этот невероятный непонятный Тимофей. От него пахло дорогим парфюмом из серии “которые в банках, обтянутых кожей”, то есть очень крутым. У него были идеально выбритые скулы и от них тоже невесомо пахло тем же самым парфюмом. Яна вместо того чтобы целовать скорее подвернувшиеся теплые губы, прижималась щекой к щеке и ощущала какое-то глупое блаженство. Как-будто через кожу она напитывалась и насыщалась этим человеком. Этим совершенно выдуманным персонажем ее рассказа. Яна вдруг закрыла глаза и мир потерял свою былую четкость, он сузился до размеров прихожей, в которой была она, Тимофей и его совершенно родные нежные губы. Потом мир резко сменился декорациями, но по размерам остался верен себе, ограничиваясь Яниной двухспальной кроватью. В этом затуманенном и вязком мире девушка знала только одно, что она обязательно потеряет из-за него голову. Только это будет как-то совсем не так, как у всех. Потому что и сейчас все тоже, совсем не как у всех. Все выходные Яна писала. Неделю она практически не вставала из-за стола. Тимофей носил ей кофе к ноутбуку и, кажется, бегал за едой в соседний супермаркет. На седьмой день, когда у нее уже не разгибалась спина и в голове мерзко шумело от сосредоточенности, Тимофей вытащил ее на улицу. Они ходили по городу просто держась за руки. Он рассказывал ей какие-то небылицы про своих друзей и истории из студенческой жизни. Такие истории есть у каждого студента или у того, кто был им. Яна абсолютно точно могла рассказать все тоже самое, только с другими именами. Но это нисколько не расстраивало ее. Наоборот, она считала что так они куда ближе друг к другу. Так ей намного комфортнее. - Тима, а кем ты работаешь? - Яне резко наскучили истории из студенческого сундука. - Эм... Вышибалой в клубе, - он улыбнулся и посмотрел на нее поверх оправы очков. - Я серьезно спрашиваю, - девушка толкнула его в плечо. - Ведущим на свадьбах, - пожал плечами он. - Нет, правда? - Янка вытаращила глаза. - Ну или... Слугой президента, Яна, кем ты хочешь, чтобы я был? - он остановил ее, взял за плечи и заглянул ей в глаза. Так глубоко, что девушка побоялась, что он видит ее душу и все-все ее мысли. Даже те, которые о вырванных страницах из школьного дневника с двойками, которые Яна будучи маленькой девочкой разрывала на мелкие кусочки и закапывала на заднем дворе у подружки под кустом шиповника. Он видел все. Видел насквозь. - Я... Хочу чтобы ты был сотрудником службы безопасности нашей страны, - брякнула Яна первое что пришло ей в голову. - Отлично, значит я буду именно им, - Тимофей кивнул и отпустил ее плечи. Яна почувствовала ледяные отпечатки его пальцев на руках, так бывает, если слишком сильно сжать кожу, а потом отпустить. После этого появляются синяки. - А как ты устроишься туда? - поежилась девушка. - Я же говорил, у меня там работает друг, а значит там работаю и я, - он говорил иногда путано и Яна не всегда могла уследить за его ходом мыслей. Она кивала ему и продолжала идти. Наверное, это оттого, что у нее полная голова персонажей, которые близятся к развязке и тонут в собственных неразберихах. Ей нужно дописать рассказ, а не бродить по парку, - Яна? - Что? А? Я задумалась, прости, это все мой рассказ, - она потрясла головой будто пыталась поймать ускользающее сознание. - Я спросил, ты выйдешь за меня замуж? - он хмурился и был как-то совершенно недобр. Наверное, она пропустила слишком большой кусок разговора. Что-то про друга там было. - Что? Замуж? Надо подождать, - у нее чуть кружилась голова от напряжения, она пыталась вспомнить все, что он говорил и никак не могла. - Ну как же так, Яна? Как так? И у Яны коротко поплыло перед глазами ровно на пять секунд. Достаточных для того, чтобы понять, что она не хочет замуж. Совершенно. Что со всем положительным образом Тимофея, она все еще считала его маньяком, убийцей, опасностью. И тот факт, что он неделю жил у нее нисколько не отменяет этого факта. Яна коротко попятилась назад, раздумывая о причинах его настойчивости. У нее есть квартира, которая досталась ей от бабушки, но разве тот факт что он получит однушку в старом районе города может оправдать столь быструю женитьбу? Он получит ее паспорт на какой-то короткий срок, а значит сможет вывезти ее заграницу. Но нет. Это не подходит, ведь ей придется менять фамилию, а это волокита и три недели без сна и отдыха в очередях в паспортный стол. А если он терпелив? Если он готов ждать сколько потребуется и чтобы продать в публичный дом за пару сотен тысяч евро вполне можно задержаться на пару недель. Почему? Почему? Почему он так настойчиво требует этой свадьбы? Яна посмотрела на него едва сфокусированным взглядом. Тимофей для нее вот в этот самый миг превратился в опасность. В его темных глазах плескалась какая-то невыносимая пугающая бездна. Девушка отступила еще на шаг и четко осознала, что продала свою жизнь за красивые запонки. Что сейчас, именно в этот самый момент, все закончится. Он не отпустит ее. Она не сможет уйти. Она сделает так, как он говорит. Или... Или что? - Выходи за меня, - прошептал Тимофей девушке на ухо. Когда он успел подойти к ней? Мужчина крепко схватил ее за запястье. И почему-то ее прием с выворачиванием руки в сторону большого пальца не помог. Она сжимала кулаки, пытаясь выпутаться из его хватки и не получалось. Запястье горело от его цепких пальцев. - Нет! Нет-нет-нет! Я не выйду за тебя, отпусти меня! Отпусти! - Яна кричала ровно до тех пор пока не увидела секундный блик на тонком лезвии. Она забыла вдохнуть и уставилась на тонкую опасную бритву. Это была бритва ее деда, которой он брился всю свою жизнь и которую потом бережно хранила сначала ее бабка, а теперь и она сама. Так им обеим казалось проще, когда на полочке в ванной лежит знакомый за всю жизнь предмет. Кажется, что ничего не произошло и никто никуда не уходил. Не умирал. А теперь бритва была в тонких длинных пальцах Тимофея. Ее любимая бритва вдруг стала омерзительной и чужой. Лезвие вспыхнуло солнечным зайчиком и быстро опустилось на запястье Яны. - Ты выйдешь за меня, - глухо сказал Тимофей и полоснул ее руку еще раз. Вопреки расхожему мнению, кровь не потекла, как холодная вода из забытого крана. Она просто проступила на коже жирной бордовой полоской и чуть подернулась следующими разрезами. Руку жгло. Яна завыла и опустилась на колени, она кричала что-то бессвязное, просила помощи. Весь ее словарный запас, все ее прекрасные буквы слились в протяжный крик. В зов о помощи. - Спасите, спасите меня, - шептала она пересчитывая новые порезы на руке. Почему-то он резал именно левую руку. Наверное, потому что там сердце и кровь быстрее выльется вся. Сквозь ненужные слезы Яна видела, что целой кожи от локтя до запястья у нее уже нет. Только сплошное месиво из крови и мелькающего лезвия. И в этот момент к ней пришла помощь, какие-то мужчины стали заламывать ее и укладывать лицом в асфальт. Она шипела и пыталась вырваться указывала подбородком на ухмыляющегося Тимофея и, кажется, что-то говорила. В тот миг, когда ее подняли с тротуара, мужчина выронил бритву и она звонко стукнулась о тротуарную плитку. Он отступал на траву и к нему никто не подходил. Никто не скручивал его в бараний рог и не пытался призвать к ответственности. Яна пыталась уберечь раненную руку, но ее заводили ей за спину и от боли перед глазами все выстилалось огромной белой простыней. - Возьмите его! Он убьет меня! Что же вы не берете его? - Яна хваталась за остатки сознания и отплевывалась этими короткими фразами. Она пыталась указать на него, пыталась вырваться и ударить его. Но ее никто не слушал. А Тимофей стоял и улыбался. Он вытирал правой ладонью лицо и на нем оставались широкие кровавые полосы. Остатки крови девушки, которую он только что резал. Одними губами он сказал ей: “Никто не поверит тебе!” и помахал ей рукой. Яну затолкали в машину и увезли в больницу. *** - Представляешь, - продолжила девушка и скривила несуразно большой рот, - ему никто ничего так и не сделал. А у меня рука была в гипсе почти два месяца. Я даже не знала до этого, что такие раны не только обрабатывают, но и гипсуют. Девушка перевела дыхание и снова полистала библию. Непрочитанных страниц становилось все меньше. Мальчик смотрел на нее с усталым интересом. Ветер едва заметно покачивал его кудри и он вздохнул. Тонко и коротко. Его взгляд был таким, будто он все это знал, но знать отчаянно не хотел. Он просто сидел. - Где он теперь? - спросила Яна, неожиданно цепко посмотрев на мальчика. - Кто? - переспросил мальчик, наклонив голову. - Тимофей, кто же еще, - она захлопнула книгу и вскочила со скамейки, - гадкий мальчика, ты даже не слушал меня! Зачем ты просил рассказать меня? Откуда ты меня знаешь? У Яны тряслись руки и искажалось лицо. Так бывает, когда человек находится на грани истерики. Когда стоять на краю пропасти становится невозможным и носки ботинок уже качаются вперед. В пучину зла и отчаяния. Когда океан слез и всхлипов, перемешанных с ударами тонких кулачков в безмолвную стену, притягивает, манит и цепляется тонкими ниточками за детали одежды, за пальцы, за шею. И потом резко затягивает все узлы крепче, чтобы одним рывком на себя утопить в море печали и истерики. Мальчик снова ловко перехватил руку девушки и крепко сжал. Потянул на себя и произнес тихо и отчетливо: - Его никогда не было, - он смотрел на нее глазами полными зеленой пустоты. Там, в этой мраморной зелени, не было ничего кроме глубины. Не было дна. Не было искорок света. Не было отражений. Яну вдруг пробило электрическим разрядом. Она как-будто стала проводником между его ладонью и этой отчаянной зеленью его глаз. И в этих глазах она увидела... Услышала эхо его слов “Его никогда не было". - Вспоминайте, Яна, вспоминайте, - он сжимал ее ладонь и не моргал. Яна выронила книжку и размазала слезы по щеке. Она вспоминала. Вместе с тонкими электрическими нитями, пронизывающими ее тело. Вместе с глубиной зеленых волн. Вот она сидит и читает комментарии к последнему рассказу. Тому самому, где главный герой ушел от жены. У нее в руках чашка с кофе и в углу экрана ноутбука часы неминуемо отсчитывают количество минут, на которые она опоздала. Она собирается, натягивает пальто и выбегает в весенний день. Заскакивает в троллейбус и покачивается на нижней ступени. В последний миг перед падением она хватается за поручень. Поднимает глаза и видит лица пассажиров. Никто не говорит ей “Вы как?” никто не сверкает на нее тонкой оправой очков. Никто в этом троллейбусе не похож на героя ее рассказа. Никто. Она проезжает все остановки и шепчет себе под нос какие-то диалоги для следующего рассказа. Она придумывает нового героя и решает назвать его Тимофей. - Совершенно дурацкое имя, - говорит она сама себе. У нее в голове размеренно шумит вчерашний разговор по телефону: “Придумай что-нибудь, перепиши, ты ничего никогда не поймешь”. Она выходит на своей остановке и долго работает. Разговаривает с Лизой о теоретических возможностях свиданий после транспортных знакомств. Она идет в ресторан. И ждет там полчаса. Девушка стоит перед открытыми дверями и молча слушает сдавленный кашель за спиной. На клумбе позади нее сидит старый бомж и выкашливает последние остатки легких. У него в зубах сигарета и горлышко бутылки с прозрачной жидкостью. Яну передергивает от омерзения и она идет в зал. Забывает снять пальто и курит, заказывая пасту с грибами. В ее голове голос говорит ей: “Ты никогда ничего не поймешь!”. И весь день разворачивается перед ней тонким рулоном обоев. С одинаковым, ничего не значащим рисунком. Вот тут место отреза, тут дни разрываются на вчера и сегодня, но это ничего страшного, ведь вчера будет таким же как завтра, можно не резать, можно оставить все так. Яна внезапно и очень четко осознает всю свою бездарность помноженную словами об ужасной развязке последнего текста. Она вскакивает и во всеуслышание, на весь зал, громко декларирует пустому стулу: - Чертов день, чертов ты, чертовы транспортные сообщения города! - девушка выбегает из ресторана и долго возвращается домой. Пешком по темным мокрым улицам. Она выпивает дома три таблетки успокоительного и проваливается в сон. А потом встает и принимает реальность за правду. Ходит на работу и делает определенные успехи. Не пишет больших текстов, не обдумывает неожиданные концовки. Просто ходит по улицам и улыбается теплым дням. До майских выходных. В которые ей нужно отсидеться дома с включенным телевизором, чтобы не сойти с ума от пустоты и тишины. Она собирается убрать в квартире, когда в дверь звонят. Дважды. А может и трижды, просто звонок не успевает зайти на третий круг невыносимо рождественской мелодии. За дверью нет никого, кроме лежащего под порогом букета. И Яна точно знает, что этот букет ей оставил ее бывший одногруппник, который влюблен в нее почти с пеленок. Она подбирает цветы, облокачивается на дверь спиной и говорит: - Зачем этот букет здесь? Зачем вообще все это? - у нее чуть затуманенный взгляд, когда она захлопывает дверь, точно зная, что соседка сейчас выскочит на лестничную площадку узнать, с кем же разговаривала девушка. Яна бросает цветы на пол и запрокидывает голову. Все превращается в цветную карусель из ярких образов, когда она доползает до своей кровати, чтобы снять напряжение, возбуждение и наваждение. Но все это никуда не уходит независимо от количества пережитых оргазмов. Яна садится писать большой и жирный текст. Она пьет чашки кофе одну за другой и питается недельными запасами из кладовки. Яна обрывает фразу на полуслове и встает из-за стола. Она оглядывает комнату и очень четко понимает, что провела здесь, в закрытом, затхлом помещении, неделю. Почти без сна и совершенно без свежего воздуха. Она одевается, прихватывает дедушкину бритву и идет гулять. На улице тепло. Настолько, что она снимает ветровку и остается в футболке, подставляя светлую кожу солнцу. У нее в голове сидит образ нового героя, который никак не может определиться с профессией. - Кто же ты? Вышибала в клубе? Ведущий на свадьбе? Слуга президента? Сотрудник службы безопасности нашей страны? Она останавливается. И перед ее глазами вдруг секундно возникает лицо Тимофея. Вот такое, в очках, с изогнутой бровью над оправой, с легкой ухмылкой и пятном крови на скуле. Яна все понимает. Она осознает, что все это зашло слишком далеко и достает бритву. Аллея пустая и ей точно известно, что никто не придет. Как только она касается лезвием кожи, сознание подергивается пеленой. Пропавший было Тимофей появляется вновь и Яна начинает быстрее работать бритвой. Она шипит на выступающую кровь и закусывает губу. Девушка превращает всю руку от запястья до локтя в бордовое липкое месиво, которое жжет и болит. Она подвывает и старается не смотреть на Тимофея, который, как голограмма подрагивает помехами. Яна продолжает водить лезвием по ранам и скулит: - Спасите, спасите меня, - она баюкает больную руку и размазывает кровь со слезами по щекам. Яна слышит шаги, к ней кто-то бежит. Ее заламывают и укладывают на асфальт, бритва вываливается из скользких пальцев и звонко оповещает всех о своем падении. Яна мотает непослушной головой и кричит на последнем издыхании: - Возьмите его! Что же вы не берете его? Он убьет меня! - она понимает, что его нет. Что галлюцинация растаяла в последних солнечных лучах. Ее тело прижигает резкая боль от руки, ее поднимают над тротуаром и несут куда-то. Яна не помнит. Яна не знает. Яна теряет сознание и молчит. - Его никогда не было, - глухо повторила она за мальчиком и он чуть расслабился, но не выпускал ее ладонь, - его правда не было. - Не было, - согласился мальчик, покачав головой из стороны в сторону, чтобы размять шею. - А что же было? - она размазывала слезы по щекам. - Все то, что вы вспомнили, Яна, - ответил мальчик. Он наклонился и поднял библию с земли, - возьмите. Он выпустил ее ладонь, когда она забирала из его пальцев книгу. Девушка перелистнула ее, будто искала закладку. Сеточка морщин вокруг глаз резко вернулась на свое место. Яна скривила рот и, на волне последней светлой мысли, спросила: - Как тебя зовут? - Тимофей, - просто ответил мальчик и запустил ладонь в свои непослушные кудри. Он чуть взбил их, прикрыл глаза, подставляя лицо солнцу и ощутил полыхнувший огнем удар. Щека горела каким-то ледяным пламенем. Он распахнул глаза и увидел Яну, которая заносила руку для второй пощечины. - Как ты смеешь? - она кричала со всей злостью, на которую была способна. - Тимофей не такой! Он высокий! Он взрослый! Он хотел на мне жениться! Он! Он... Мальчик посмотрел на девушку с тоской. Зелень в его глазах отразила печальные лица мужчин в белых халатах, которые подхватили девушку и повели в здание, расположенное неподалеку. Книга снова оказалась на земле и мальчик поднял ее. Он достал ручку и написал несколько слов на самой последней странице. Ветер потрепал его по голове и заставил поднять голову к вершинам деревьев. Мальчик любил бывать здесь. Но сегодня он слишком задержался и глубокая темная зеленая бездна его глаз выражала только усталость. Мальчик положил библию на скамейку и побрел к кованным воротам в парк, на которых висела старая выцветшая от дождей и ветров табличка:

“Психиатрическая больница №34”.