Sacrificium

Sleep, sugar, let your dreams flood in Like waves of sweet fire, you're safe within Sleep, sweetie, let your floods come rushing in And carry you over to a new morning

      Холодно. Теперь на балконе было холодно по вечерам. Джонхён зябко поёжился и выпустил облачко пара изо рта. Накинутый на плечи плед был слишком тонким, чтобы согреть, но служил хоть каким-то убежищем от иногда поднимавшегося ветра. Привычка сидеть на балконе появилась у молодого человека уже давно. Летом он любовался работающим фонтаном внизу, а когда температура на улице стала опускаться, Джонхён смотрел в небо. Запрокидывал голову и пытался рассмотреть звёзды в огнях иллюминации города. Ему казалось, что он видит их. Такие далёкие и одновременно близкие. Протяни руку и коснёшься. Джонхён, конечно, руку не протягивал, про себя усмехаясь таким глупостям, но душой стремился к этой невидимой бесконечности. Как мечтатель.       Каждый раз, когда Джонхён долго засиживался на балконе, Минки, невидимой тенью, наблюдал за ним. Он переживал. Джонхён никогда не делится своими проблемами, не показывает, что его что-то гложет. Но Минки видит. Слишком долго они прожили бок о бок, слишком много было всякого в их жизнях, слишком ценны были эти отношения. Минки всего лишь хотел уберечь тот свет, который жил в Джонхёне. Тот свет, которым он озарял всех окружающих, не разбирая, заслуживает ли этого человек. Тот свет, который в свое время притянул самого Минки, как мотылька. - Ты простынешь, - Минки выждал достаточно времени, чтобы прервать занятие Джонхёна, выйдя на балкон.       Молодой человек молчал в ответ, продолжая рассматривать небо. Минки обнял его, своей щекой прислоняясь к чужой: - Ты холодный. Зайди, пожалуйста, в дом.       Делиться теплом. Это стало для Минки уже привычкой. Больше душевным теплом, нежели физическим. Хотя и физическим тоже. Будто тот самый свет производило пламя, которое необходимо постоянно поддерживать, чтоб не угасло. Дарить любовь, доверие, понимание, утешение. Все, что будет нужно Джонхёну, если он попросит. Только он не просит. И никогда не попросит. Это не в его природе - просить. Но Минки не нужно слышать слов, ему достаточно видеть. Видеть, что Джонхён во всем этом нуждается. Поэтому Минки делает молча. Не из-за жалости или чего-то подобного, а из-за того, что хочется. Ведь сам Минки тоже нуждается.       Джонхён чувствует через объятие, как дрожат от холода руки Минки. Поднимается и укутывает его в свой плед, подталкивая к балконной двери. У Минки по венам разливается жидкое тепло, которое согревает куда лучше, чем кусок тонкой ткани. - Побудешь со мной? - вопрос, не просьба, но из уст Джонхёна звучит как оная.       Конечно, Минки побудет. Ему не сбежать от их взаимной нужды друг в друге. Подставит колени, как делал миллион раз до этого, чтобы на них положил голову Джонхён. Будет сидеть и перебирать отросшие волосы, отводя их с лица, чтобы видеть, как исчезнут, залёгшие под закрытыми глазами, тени. Будет смотреть, как уголки губ приподнимутся в родной улыбке. А Джонхён на ощупь найдет свободную руку и переплетёт пальцы. Такой незначительный жест, но для Минки он красноречивее многих слов. И то тепло, бегущее по венам, вновь будет передаваться другому, как в замкнутом круге.       Ночная темнота. В ней растворятся два силуэта. Один мирно спящий, с печатью покоя на лице, будто бы никогда не ведающий страданий. Второй бодрствующий, и знающий, как обманчива может быть видимость этого покоя. Минки много раз размышлял над тем, что если бы это было в его силах, то он бы стёр все печали и горести Джонхёна. Но, к сожалению, в его силах только лишь продолжать дарить тепло и охранять сон. Чтобы драгоценный для него человек знал, что он не один.