Прохаживаясь вдоль одиноко стоящих домов, я замечал, как жители уединенной долины, в которой я работал лесоторговцем, иногда тихо, а когда и громко говорили о недавнем происшествии. Умер Жюльен Сорель! Весть эта разошлась так далеко, что теперь на каждом шагу можно услышать печальную судьбу этого человека и его жены Мишле (о настоящем происхождении этой мадам знали не все, поэтому иногда можно было услышать и это имя — м-ль де Ла-Моль). Недавно стали поговаривать о смерти г-жи де Реналь, которая нашла последнее пристанище в объятьях своих детей.
Жюльен… А ведь говорил я этому самоуверенному мечтателю, чтобы тот оставлял свои глупые бредни и шел ко мне в партнеры. Чем ему была не хороша эта долина? Я предлагал ему действительно стоящее предложение, но все, что он мне сказал, это: «Я не считаю это приемлемым для моей карьеры». И это он, простой сын плотника?! Что было бы лучшим для него: остаться жить между лицемерными и лживыми господами, подобными де Реналю, или посвятить себя тому, что действительно поможет ему сделать эту его головокружительную карьеру?
Я же как сейчас помню, как он пришел ко мне тогда посреди ночи. Я уже тогда понял, что эта семья мэра погубит его, но он ведь не слушал меня. А что дальше? Он совершенно не учился на своих ошибках, раз пошел выше и устроился работать у маркиза де Ла-Моля!
Я остановил гневные мысли, которые в последнее время стали донимать меня куда чаще. Сейчас же они каждый раз переплетались с печальными воспоминаниями, связанными с м-ль де Ла-Моль. Мне было искренне жалко эту молодую девушку, которая, как безумная, была поглощена спасением своего мужа. Я не мог не грустить и тогда, когда начинал думать о самом Жюльене. Сколько лет дружбы нас связывало, сколько воспоминаний!
Где-то две недели назад я уехал из Верьера, так как дела лесоторговца больше не могли ждать. Оставлять могилу Жюльена и м-ль де Ла-Моль, которая считала своим долгом постоянно находиться там и только на несколько часов уходить, было тяжело.
— Вы и так много сделали для моего мужа, — на несколько секунд отрываясь от могилы, сказал она мне. Мы попрощались, но я успел пообещать ей, что приеду тут же, когда закончу со всеми делами.
Как мне показалось, она даже и не сильно расстроилась, потому что и в одиночестве чувствовала себя прекрасно. Я мог бы даже предположить, что это одиночество было ей нужней, чем общество кого бы то ни было. Так я и оставил ее одну сидеть на коленях у могилы Жюльена.
Но уже сегодня я мог с уверенностью сказать, что все мои дела здесь были закончены, а проблемы устранены. Теперь я мог со спокойной душой покинуть это место еще на несколько недель, надеюсь, что на целый месяц, и возвратиться в Верьер. Я бы не смог с уверенностью сказать, что эта поездка сможет дать мне какие-то приятные воспоминания или эмоции, но в тоже время я не мог не поехать, считая это что-то сродни своего долга.
Когда я подъехал к Верьеру, прошло два дня. Уже выйдя на улицы города, я стал прислушиваться к разговорам жителей, думая, что здесь темы для бесед будут такие же, как и в долине: смерти Жюльена и г-жи де Реналь, траур вдовы и все из этого вытекающие. Какого же было мое удивление, когда подобных разговоров было по пальцам посчитать. Как это всегда бывает, народ предпочитает обсуждать только то, что в данный момент интересно. Трагедия моего друга перестала таковой быть, поэтому наплыв эмоций был в далеком прошлом. Я был спокоен к этому, так как не считал подобное поведение чем-то отвратительным, ведь человек не может жить и думать по-другому. Радость в моем сердце появилась от этой новости из-за того, что моего друга перестанут обсуждать, при этом придумывая новые, неоправданные новости отношений между ним и двумя другими женщинами.
Теперь Верьер наполнился другими разговорами, темой которой стал приезд уважаемого и очень богатого человека — маркиза де Ла-Моля. Я был удивлен тем, что отец вдовы Жюльена решил приехать сюда, тем самым рождая новые подозрения, выдумки и тому подобные бредни в обществе голодных до интриг и сокрушающих скуку Верьера новостей.
М-ль де Ла-Моль, как мне уже это стало понятно изначально, не было у могилы Жюльена. По тем коротким разговорам между нами я мог понять, что отец ее теперь терпеть не может Жюльена и все, что с ним связано, поэтому приезд отца в город должен был как минимум встревожить сердце девушки.
Но вместо нее на холме я встретил г-жу Дервиль. Она не была частым гостем здесь. Я понимал из монолога Жюльена, что она была не в восторге от романа ее подруги с ним, а уж о самой няньке, как опять же выразился мой друг, была еще худшего мнения. Какого же было мое удивление, когда во время суда эта женщина была до того растрогана произошедшим с Жюльеном несчастьем, что даже упала в обморок вся в слезах! Видимо, все же что-то хорошее она смогла найти в нем.
— Не часто Вас можно здесь встретить, — поздоровался я, подходя к ней. Женщина, по-видимому, не ожидала кого-то встретить в этом месте, поэтому сама была удивлена моему появлению.
— Я узнала, что м-ль де Ла-Моль сегодня не сможет прийти, а Вы были далеко от Верьера… Думала приехать сюда, пока все заняты, — с улыбкой, но в тоже время серьезно и даже как-то отстраненно произнесла она. — Вы слышали, что сегодня приезжает г-н де Ла-Моль? Вот же суматоха в городе от этого поселилась!
— Да, слышал. Каждый житель посчитал своим долгом говорить об этом.
Эта маленькая смена темы не переросла во что-то грандиозное, и мы снова замолчали. Ни я, ни уж тем более г-жа Дервиль не знали, что можно было бы сказать и нужно ли это вообще. Я никогда не вступал в настолько тесные отношения с людьми выше меня по статусу, чтобы обсуждать какие-то новости или важные для меня вещи. Всегда я видел пользу от разговоров с такими людьми только в плане торговли и не более.
— А Вы знали, что дети нашей обожаемой г-жи де Реналь и их отец решили переехать. Все эти разговоры и сплетни, вся грязь, которую выплеснули на их семью, заставила их сменить место жительства.
— И куда они уезжают?
— Мне это, к сожалению, не сказали. Но не думаю, что они поедут в огромный город: денег у г-на де Реналя становиться все меньше, а слава, которую они заработали, не даст им спокойно жить в таких городах. Наверное, это будет какой-нибудь маленький городок, куда не дошли подобные новости.
— Тогда хорошо. Надеюсь, там им будет удобно жить, — не зная, что еще можно было бы сказать, поставил я точку на этой теме.
Вскоре г-жа Дервиль не выдержала тяжелого молчания между нами и, попрощавшись, ушла. С ее уходом стало действительно легче, только вот то, что она напомнила мне о семье г-жи де Реналь, заставило вспомнить меня об обещании, которое когда-то в каземате, где сидел Жюльен, г-жа де Реналь дала своему возлюбленному. Она обязалась забрать ребенка моего друга и заботиться о нем, как о своем. К сожалению, теперь это обещание перестало существовать.
— Бедный ребенок! Будет ли ему место в семье господ? С его-то происхождением…
Наверное, и сама г-жа де Ла-Моль задумывалась об этом, но не предпочла сказать кому бы то ни было о своих мыслях и решениях. Возможно, она оставит ребенка себе и будет жить вместе с ним у отца, но вот примет ли он их теперь, после такого представления. Конечно, об этой девушке все говорят с восхищением, но вот о ребенке вряд-ли вымолвят хоть одно приличное слово.
С такими размышлениями я находился в Верьере два дня, при этом не встречаясь с кем-то. От г-жи де Ла-Моль не было и весточки, видимо она была полностью поглощена отцом и заботами о том, чтобы тот не выгнал ее из этого города, забирая с собой. Если об этом размышлять, то, как мне кажется, это было бы для нее замечательным вариантом. Сам Жюльен говорил, нет, он показывал своим поведением это. Все, что занимало его в последние дни, это его давняя любовь, раскаяние по отношению к ней и готовность распрощаться с жизнью. И даже в эти моменты, в перерывах между подобными размышлениями, он думал и о сыне, о том, как ему жить дальше. Он и не представлял, чтобы ребенок остался у матери.
На третий день м-ль де Ла-Моль сама ко мне пришла. Я остановился у своего друга, который помогал мне с поставкой бревен, и именно там, когда я вернулся с прогулки, я ее застал. Девушка нервничала, но, как-только я появился в ее поле зрения, дрожь у нее прошла. Она встала и подошла ко мне.
За все то время, что меня не было, а прошло два месяца, м-ль де Ла-Моль изменилась: казалось, что она стала еще бледней, но при этом краше, печаль в ее глазах чуть потухла, хотя иногда они загорались ярким огнем. Но самым главным ее изменением был большой округлившийся живот.
— Я так рада, что Вы приехали, — сказала она. М-ль де Ла-Моль была очень взволнована. Ее щеки то загорались ярким румянцем, то бледнели и были белее снега.
— Что с Вами? Присядьте, — я отодвинул стул, на который тут же упала гостья. Я же сел рядом с ней, ожидая, пока она расскажет причину появления таких чувств в ней. Хотя я уже знал, что такое поведение связано с ее отцом.
Отдышавшись и выпив стакан воды, м-ль де Ла-Моль начала свой рассказ. Этот рассказ был сумбурным, так как она то и дело перескакивала с одного места в другое. Но одно я точно понял — все очень плохо. Отец девушки был категорически против того, чтобы этот ребенок был связан с их семьей, так как это позор для читы де Ла-Моль.
— Я не знаю, что мне делать. Этот ребенок — это все, что у меня осталось от Жюльена. Бросить его… Кому? Как? — она горько заплакала, но тут же вытерла слезы и продолжила. — Конечно, он предложил отдать нянечке, которая будет заботиться и любить этого ребенка, как своего, но как совершенно чужая женщина может быть лучше матери?!
Я сказала отцу, что сбегу от него и никогда не вернусь, если он так поступит, но видимо я настолько разочаровала его, настолько опозорила, что это не тронуло его сердца. Он был непреклонен, когда выносил свой приговор… Да, приговор, потому что я умру без своего сына! Погибну!
— И что Вы будете делать теперь?
— Я не знаю…
И по ее глазам я понял, что она первый раз в жизни постигла эту неизвестность. Засевшее в глазах отчаяние и траур теперь еще больше уродовали ее лицо. Неуверенным голосом она тихо произнесла:
— Я думала о том, что если мне и придется отдавать своего ребенка, то только тому, кто смог бы полюбить его, как я. И мне кажется, что этим человек можете стать Вы. Жюльен говорил мне о Вас, о том, что Вы не собираетесь жениться. Ко всему Вы так любили моего мужа, столько для него сделали.
М-ль де Ла-Моль сама не могла решиться не то чтобы реализовать подобную идею, но даже произнести ее вслух. Я и не думал вообще рассматривать такой исход событий, поэтому не знал, как реагировать. Гостья смотрела на меня, иногда ловя мой взгляд, но вскоре, не выдержав, произнесла:
— Что Вы думаете об этом? Если Вы думаете, что я брошу этого ребенка, то глубоко ошибаетесь: я буду высылать по 10 000 франков в месяц, чтобы ни Вы, ни этот ребенок не нуждались ни в чем.
— Перестаньте, прошу Вас, — остановил я ее порыв.
Все это было так неожиданно, что я не успевал за ходом мысли м-ль де Ла-Моль. Она же думала, что этим молчанием, которое появилось между нами после моих слов, я отказываюсь от этого предложения. Девушка вся тряслась от нетерпения и волнения, а потом и вовсе заплакала.
— Что же Вы плачете? Если я Вас чем-то задел, то простите меня. Ваше предложение так неожиданно, что я не знаю, что можно было бы Вам сказать, — тут же засуетился я. М-ль де Ла-Моль вытерла глаза платком и слова посмотрела на меня. — Дайте мне время. Я все обдумаю и скажу Вам ответ через несколько дней. Вы же еще будете здесь?
— Да, я уговорила отца остаться в Верьере еще на неделю.
— Тогда давайте встретимся через два дня на холме, и я все Вам скажу, — предложил я, после чего м-ль де Ла-Моль кивнула и стала собираться.
Уже у выхода девушка снова обернулась и поблагодарила меня за то, что я не выгнал ее после такого предложения, что решился хотя бы обдумать такой исход событий. Я проследил за тем, как она исчезла с улицы.
Весь оставшийся день до прихода своего друга я думал над тем, что мне сделать в этой ситуации. Конечно, м-ль де Ла-Моль права — я не собираюсь обзаводиться семьей, — но брать чужого ребенка к себе, не имея никакого опыта в воспитании детей?! Да разве это чужой ребенок? Он сын моего друга, Жюльена. Бросить его для меня было бы подлостью по отношению к нему.
И вот так я мучился, пока домой не пришел Огюст. Этого человека я знал очень давно, еще с тех времен, как жил здесь некоторое время назад. Тогда он был еще мелким торговцем, о котором никто толком ничего не знал, но уже тогда я видел в нем потенциал. Сейчас же Огюст имел слово в Верьере.
Он сразу понял, что внутри у меня идет тяжелый диалог с самим собой, поэтому, помолчав из уважения вначале, он не смог не спросить потом, что же произошло. Хотя он уже понимал, что это связанно либо с Жюльеном, либо с его женой, которую он увидел, когда та приходила сегодня с утра к нему домой. Я не стал скрывать от него ничего, от него нельзя было такое скрыть.
Услышав мой рассказ, Огюст минуту думал, а потом сказал всего несколько слов, которые перевесили весы на сторону соглашения с этим предложением:
— А что тут думать? В своей долине ты совсем один, а так будет ради чего жить и зарабатывать деньги.
Следующий день для меня стал тем, что могло бы полностью уверить меня в правильности слов Огюста. Да, я продолжал думать над словами Огюста и м-ль де Ла-Моль, только теперь уже больше склоняясь к ним. А к вечеру эта идея настолько мне понравилась, что я с нетерпением ждал, когда наступит утро и мы сможем встретиться с м-ль де Ла-Моль и все обсудить.
Когда я появился у могилы Жюльена, м-ль де Ла-Моль уже стояла там. Совсем недавно она перестала вытирать слезы, приходя сюда. Я был и рад тому, что она возвращается к нормальной жизни, но в тоже время я начинал вспоминать слова Жюльена: «Когда я умру, только г-жа де Реналь будет оплакивать меня». Его лицо в тот момент не было печальным. Нет, он будто радовался этому, думая, что м-ль де Ла-Моль начнет свою жизнь с чистого листа, но уже с тем опытом, который приобрела с момента их встречи в доме ее отца.
Девушка опять была взволнована. Она тут же подошла ко мне, только я появился в радиусе ее видимости.
— Мне кажется, эта идея была прекрасной. Я соглашаюсь, — не томя ее, высказался я.
Радость м-ль де Ла-Моль была смешана с грустью, ведь теперь ее судьба и судьба этого ребенка была предрешена. Горькость утраты скривила ее лицо, а после она и вовсе заплакала, вытирая слезы платком.
Через неделю м-ль де Ла-Моль вместе со своим отцом покинула Верьерский городок, а еще через некоторое время разговоры о ней стерлись из бесед зевак, хоть ее образ и ее все сметающая на своем пути любовь остались в памяти людей этого города.
******
Дела лесоторговца в последние полгода складывались замечательно. После отъезда м-ль де Ла-Моль Фуке через две недели попрощался со своим другом Огюстом, в последний раз сходил на могилу Жюльена и отправился домой. Он ожидал, что м-ль де Ла-Моль приедет к нему уже через несколько месяцев, но ее все не было и не было. В это время он наладил свое производство настолько, что теперь при каждой сделке получал плюсом еще 500 фраков, а сделок в эти месяцы от заключил, к его удивлению, в два раза больше.
Такое везение, ему казалось, другой стороной грусти, так как шло время, а вестей от м-ль де Ла-Моль не приходило. Он уже начинал приходить к тому выводу, что договоренность между ними перестала существовать, но все же мысли, которые появлялись в его голове в перерывах между работой, возвращали его к их разговору.
И когда он уже перестал донимать себя подобными мыслями, вечером обычного трудового дня к нему пришла женщина лет тридцати полного телосложения. С виду она была простой и ничем не выделяющейся простолюдинкой, но, когда взгляд лесоторговца упал на ребенка, которого она держала на руках, ему стало ясно, от кого эта женщина пришла.
— Проходите, — пропуская ее в дом, сказал Фуке.
Женщина поблагодарила за приглашение и зашла внутрь. Она села на стул, прижимая ребенка к себе, и стала рассказывать от кого и, собственно, зачем она пришла.
— М-ль де Ла-Моль сказала передать Вам огромную благодарность за ваш благородный поступок. Так же она просила передать, что за первый месяц она отдает 15 000 франков, а в последующем сумма будет, как уговорено было ранее, равна 10 000.
Фуке соглашался со всем, но в тоже время сердце его не готово было принимать эти деньги, будто какие-то подачки. И в тоже время он понимал, что так м-ль де Ла-Моль заботится о своем ребенке и принимает в его жизни участие. Но Фуке так же надеялся, что мать будет приезжать в этот дом к нему.
Как оказалось, Жюльен был прав — у него родился сын. Мальчик смотрел на него радостными глазами, которые так походили на глаза друга Фуке, только вот радость в них он видел не так часто. Малыш сжимал свои маленькие пальчики в кулачки и разжимал их, протягивая руки к Фуке.
Некоторое время после с ними жила служанка м-ль де Ла-Моль, помогая с делами по дому и заботами о ребенке. Женщина она была проста, хозяйственна и добра по отношению к мальчику.
Как и завещала м-ль де Ла-Моль сына Фуке назвали Теодором, что означало «божий дар».
«Я от всего сердца благодарна Вам за помощь и поддержку, которые Вы мне оказываете. Мой маленький Теодор — это поистине божье благословение, которое греет мне душу и придает сил.
Как и уговаривались, я буду высылать 10 000 франков. Надеюсь, что мне удастся видеть своего сына хоть раз в несколько месяцев. Очень надеюсь, ведь отец мой совершенно не желает слышать о внуке, поэтому все разговоры о нем в нашем доме запрещены. Один раз я спросила у него, отпустит ли он меня, но тот и слушать не захотел.
Через несколько месяцев я выйду замуж за г-на де Люза. Знаете, он принял меня так душевно и так искренне, что я подумала о том, что этот человек сможет отпускать меня иногда к Вам. Я на это надеюсь.
Воспитайте из этого мальчика такого же благородного и храброго человека, как и его отец.
С уважением,
Матильда».
