In which Midoriya Izuku is fucking savage

Начинается короткая перемена после бурного второго испытания, чтобы экзаменуемые могли освежиться, восстановить своё дыхание, порадоваться успеху и переговорить со своими друзьями. Изуку замечает отличительные цвета волос Тодороки вдали от себя и проделывает свой путь к нему сквозь потрясённую, болтливую толпу. Ещё остался цемент, прилипший к костюму Тодороки, но он, по крайней мере, стоит на ногах — должно быть, уже оправился после звуковых атак Косатки. Ближе к Изуку, немного закрывая его обзор, стоит огромный силуэт студента первого курса из Шикецу — и как его зовут? Кажется, Йоараши. Изуку замечает, как Тодороки бросает осторожный взгляд на Йоараши и идёт прямо к нему. Мидория расталкивает толпу и ещё усерднее пытается догнать их: он не уверен, почему парни конфликтовали между собой, но если ему нужно сыграть роль посредника, то он без промедлений сделает это. Он высвобождается из сгустившейся толпы и только подходит к Йоараши, когда Киришима, стоящий рядом с ними, хватает Тодороки в восхищении. — Чувак! — воскликнул Киришима, и Тодороки вздрогнул от неожиданности. — Чувак, это было невероятно! Я думал, что тебе уже точно была крышка, но ты включил Старателя и поджарил того парня! Так круто! Киришима был слишком восхищён, чтобы заметить, как спина Тодороки внезапно напряглась, и он также не заметил то, как Изуку отчаянно жестикулировал ему, чтобы он прекратил говорить об этом. — Хотя серьёзно, тебя отец научил этому приёму? Потому что это было круто и… — Это, в действительности, не было приёмом, — отрезает Тодороки. Его плечи напряжены, и он выглядит более неуютно, чем кто-либо другой. — Всё было спонтанно, — он снова смотрит на Йоараши и указывает на него, — и это не только я, он использовал ветер, чтобы сделать пламя сильнее. Он тот, кто заставил это сработать. Изуку бросил быстрый взгляд на лицо Йоараши. Тот выглядел удивленным. — Вы, ребята, отлично справились с Косаткой, это было здорово, — восхищается Киришима. Изуку только сейчас смог вздохнуть с облегчением, потому что тема разговора была успешно переведена в другое русло, но тут в их беседу, как на зло, встрял Каминари. — Хотя, мужик, можешь ли ты взаправду представить, как это — учиться чему-то у Старателя? Изуку отчаянно проводит своей рукой влево и вправо по своей шеe, показывая этот универсальный знак для того, чтобы они остановились, замолчали, но Каминари и Киришима всё больше раззадоривали друг друга своими словами, словно между ними существовал какой-то замкнутый круг извращенного восхищения. — Я знаю, правда? Если бы он был учителем в ЮЭЙ, это было бы очень классно, — лицо Киришимы практически сияет, и Тодороки понемногу отворачивается подальше от него. — Я имею в виду, не то чтобы у нас не было достаточных нагрузок от тех героев, которые нас учат... просто, например, Сущий Мик является для нас только учителем английского, и мы обычно почти не говорим с ним о геройских вещах, но представь, сколько всего мы смогли бы узнать благодаря такому герою как Старатель. Тонкая корка льда очень медленно расползается по земле от правой ноги Тодороки. Он вынимает свою бутылку с водой, возможно, как предлог для того, чтобы не участвовать в разговоре, и меняет руки, когда бутылка начала замораживаться. Изуку чувствует, как меняется его дыхание и смотрит вверх, чтобы увидеть, как похолодело лицо Йоараши. Это, наверно, очень быстро превратится в что-то ужасное, если он ничего не сделает. — Я не знаю, Киришима, — восклицает Изуку до того, как он смог бы остановить себя, — Сущему Мику и Старателю незачем соревноваться друг с другом. Я имею в виду, один из них делает эти отвратительные звуки, которые заставляют мои уши кровоточить, когда бы он не открыл свой рот… — Черт, Мидория, — вздрагивает Киришима. — …и второй это Сущий Мик. Слышится покашливание вслед за водяными брызгами, и вода из бутылки Тодороки оказывается на земле. Каминари бьет его по спине, так как тот пытается выкашлять то, что вдохнул, пока Киришима смотрит на Изуку так, будто у парня выросла вторая голова. — Святое дерьмо, Мидория. Мидория, конечно же, удивлен таким обращением, изображая чистую невинность. — Что такое? — Чувак, я просто… я никогда не слышал, чтобы ты выдавал что-то в подобном стиле, — Киришима оборачивается к Каминари, привлекая его внимание. — А ты? Каминари улыбается от уха до уха. — Нет. Мужик, Мидория, что Старатель вообще тебе сделал? — Ох, ну, ты знаешь… я знаком с ним, этого достаточно. Фыркание Йоараши удивляет Изуку, и Тодороки делает хрипящий звук из-под своего рукава. — Я не… эй, Тодороки, всё хорошо? — спрашивает Киришима. — Я имею в виду, это твой отец, и он о нем говорит… — Да нет, это… всё хорошо, — голос Тодороки подрагивает, и его лицо немного краснеет. Со вздохом облегчения Изуку понимает, что его друг пытается не рассмеяться. — Правда? — Да. Я же… я же тоже знаком с ним. Если ты не забыл. — Оу, — Киришима выглядит безнадежно потерянным. Изуку встречается взглядом с глазами Тодороки и спрашивает своим выражением лица: Всё действительно нормально? Изгибы губ Шото еле-еле приподнимаются в благодарной улыбке, и он почти беззвучно шепчет: Спасибо тебе.