не для каждого

— Мама, что это? — спрашивает хмурый маленький мальчик, дергая держащую его за руку женщину. Он указывает на цветную горку на детской площадке, и вопросительно приподнимает густые брови. — Что именно, детка? — мама наклоняется к нему, смотря то в лицо сыну, то туда, куда он показывает рукой. —Там, такое большое.. Что это? — не унимается мальчик, подходя ближе. Женщина внезапно взволнованно смотрит на сына, сжимая хрупкое плечико и закусывая губу. Это не первый раз, когда он спрашивает о том, чего нет. Мальчик говорит о светящихся букашках, летающих рыбах с большими немигающими глазами, и странных существах, которые, кажется, окружают его на каждом шагу. Мать просит его не выдумывать, но сын смотрит обиженно, оскорблено, ему не нравится то, что мама не верит его словам. Женщина поджимает губы и ведет ребенка домой, прочь от площадки, а тот не переставая оглядывается, с интересом и недоумением разглядывая очередного невиданного зверя, который пришел к нему. Он не понимает, почему взрослые так неспокойно ведут себя, почему папа так часто злится, а мама подолгу сидит на одном месте, ни на что не реагируя. Так бывает особенно часто, когда родители водят сына к людям, раз за разом спрашивающим его о том, что он видит. Какого цвета дерево, выросшее из стены на месте диплома в рамке, много ли облаков скопилось под потолком и где сейчас яркая маленькая рыбка, про которую твердит мальчик с самого прихода. Мама почему-то все реже обнимает его, ее улыбки становятся какими-то кривоватыми, и они с отцом часто засиживаются на кухне. Или же вовсе оставляют его с девочкой-соседкой, уезжая куда-то вместе и возвращаясь поздно ночью. Он же просто продолжает тянуться к родителям, которые сдержанно отстраняют его, говоря совершенно бессмысленные вещи. Он взрослеет слишком рано, и вопрос, каждодневно мучащий его в детстве, так и не срывается с губ — Вы больше не хотите, чтобы я был вашим сыном? Когда блестящие хлопья снега сыплются с потолка, он просто подставляет им руки, слушая полную тишину большой просторной квартиры. Вспоминая потом, когда именно почувствовал себя по-настоящему одиноким, Ифань думает о том, что то, что родители называли ненормальным отклонением, спасло его. Парню всегда хотелось, чтобы такое уже привычное и горькое сумасшедший кто-то заменил на простое особенный. От этого стало бы теплее, хоть на одно мгновение. -- Ифань понимает, что немного опаздывает, и ускоряет шаг, потому что ему остается совсем немного. Ноги путаются в каких-то змеиных водорослях, тут и там появляющихся из тротуара, и парень запинается, прыгая на одной ноге и стараясь удержать равновесие. Когда он заходит в здание, вокруг проплывают большие невообразимого вида рыбы, задевая хвостами его плечи и щеки. Из-за этого огромное стеклянное офисное здание становится похожим на аквариум, и Крис сдерживает в себе порыв потрогать лоснящиеся чешуей рыбьи бока, потому что кроме него никто этого не видит. Он спокойно отдает пакет с бумагами и, пролистывая сообщения на телефоне, понимает, что на сегодня до самого вечера работы больше не предвидится. Времени только четыре часа, и разгоняя ногами туманную дымку у самой земли, в которой что-то копошится, он идет на набережную, собираясь подышать свежим воздухом и отдохнуть от неизменного шума города. Осень в этом году холодная, чем-то похожая на ту, в которую родители рассказали ему о его `болезни`. Он уже давно понимал многое, и ждал, когда же они перестанут притворяться и скажут ему в глаза (Ифань считал, что достоин правды). Парень тогда лишь кивал, просматривая многочисленные бумаги с диагнозами и пометками разного цвета чернилами, даже не вдумываясь и не вчитываясь; это было не нужно. Уверенность в том, что с его головой не все хорошо, едва ли изменила что-то в нем. Рыбы все так же пристально смотрели на него своими выпученными глазами, а под кроватью прятались существа, которых можно было рассматривать неделями, находя что-то новое снова и снова. Ифань справлялся с тем, что пугало его самостоятельно, и даже дрожь можно было сдерживать. Это стало привычкой (в конце концов, он всегда был один). Море успокаивает своим мягким шумом и Ифань вдыхает запах йода, прикрывая глаза. Деревья все еще горят цветом своих листьев, но холод постепенно сковывает город, Крис, кажется, даже чувствует, что скоро может пойти снег. Это время всегда проходит очень быстро — не успеваешь понять, когда кончилась осень и где началась зима. Ифань греет озябшие пальцы в карманах дутого пуховика, останавливаясь на секунду и разглядывая такие привычные и мельтешащие в воздухе букашки-огоньки. Раньше ему хотелось проснуться, очнуться от этого ирреального сна, но со временем все притупилось. Привычка делает свое дело, и Крис не скажет, что не рад этому. Он живет так слишком долго, чтобы сейчас желать что-то менять. Какая-то справка и выписки в медицинскую карту не делает его плохим человеком. Просто окружающие любят цепляться за псевдоважные детали, забывая о сути. У Ифаня нет друзей, нет близких знакомых, и даже семья отражает себя только словом, и ни чем более. Он не ездит на машине, не очень любит людные места; вокруг становится слишком много шума и то, что он видит, будто чувствуя напряжение, ощетинивается, переплетается тенями, вязкой темнотой грузно смотрит на него из подворотен и пугает. Крис нервничает и становится невнимательным, он теряется и мечется в толпе. Ифань работает в небольшой адвокатской фирме курьером, и, не смотря на то, что он везде добирается своим ходом, обязанности свои парень выполняет хорошо. Еще Крис сторожит небольшой антикварный магазин по ночам два-через-два. Ни та, ни другая работа не доставляет неудобств, к тому же, у него особо и не было большого выбора. Ифаню вполне хватает тех денег, что он зарабатывает, чтобы спокойно жить и не волноваться о завтрашнем дне. И единственное, что все еще связывает его с семьей, это то, что родители платят аренду за маленькую квартирку, в которой живет Крис. Он хотел пойти на принцип, но, кажется, это для родителей было чем-то доказывающим, что им есть дело до собственного сына. Ифань идет по небольшому проспекту, останавливаясь на светофоре и кидая взгляд на уже повешенную на дверь антикварного магазина табличку `закрыто`. Он ищет в сумке ключи, стараясь сильно не смотреть по сторонам и не отвлекаться на так пугающие сейчас образы; в вечер среды как-то необычно людно. Крис сжимает губы в тонкую линию, и когда он уже практически дошел, ему перекрывают дорогу. Ифань хмурится и обводит препятствие быстрым взглядом. Парень держит в руках стопку листовок, протягивая ему одну, на которой что-то говорится о снижении популяции луговых собачек. Незнакомец не отстает, стараясь обратить на себя внимание, и Крис, даже не смотря ему в лицо, отодвигает парня с дороги, торопливо открывая дверь в магазин и потирая костяшками пальцев виски, как только оказывается внутри и начинает постепенно успокаиваться. Огоньки постепенно выплывают из отступающей темноты, а светлые облака собираются у потолка, переливаясь и будто расталкивая друг друга мягкими боками. Позже Ифань замечает, что парень всегда приходит в девять вечера, выяснив, когда на улице больше всего народу, и раздает свои листовки, уходя когда через час, когда через два. Он теперь часто проходит мимо него, осторожно обходя и заинтересованно разглядывая. Крис часто смотрит на парня сквозь большие окна магазина, и поражается тому, как он продолжает говорить и спрашивать, в ожидающе-просящем жесте протягивая листовки. Не хотите подписать петицию? Давайте спасем луговых собачек? Крис видит, как посмеивается группа старшеклассников, тыкая пальцем в парня и, кажется, говоря так громко, чтобы он слышал, потому что парень напрягается и его приветливая улыбка становится натянутой. Видимо это и вправду должно быть забавно, но Ифаню совсем не весело, потому что это смотрится грустно и ужасно обидно. Ему вдруг становится стыдно, что он сам так легкомысленно и грубо отмахнулся, даже не выслушав. А незнакомец высокий, даже длинный, в потертых на коленях джинсах и красной толстовке с капюшоном и каким-то принтом на спине; он больше похож на беспризорника, с этой короткой стрижкой и трогательно торчащими ушами, чем на борца за права животных. Крис топчется у окна, а потом долго роется в карманах куртки, пытаясь вспомнить, куда мог засунуть несчастную листовку уже неделю назад. А когда Ифань наконец-то находит немного помятую бумажку и выходит из магазина, то он видит, как вокруг парня в толстовке плавает большая серебряная рыба, которой он не видел еще ни разу. Пара огоньков прячется в ярком капюшоне, когда Крис подходит к парню, трогая его за плечо. — Где нужно подписать? — отвечает он на немой вопрос в глазах напротив. Парень секунду медлит, кажется, не сразу понимая, что от него хотят, и стягивает с плеч рюкзак, доставая большую папку с распечатками. Китаец подписывает сразу тремя именами — Ифанем, Крисом и Кевином, протягивая их и едва изгибая уголки губ. Парень же, смотря на листы, широко улыбается и благодарит его. — Сколько у тебя уже? — интересуется Ифань, кивая на папку в чужих руках. — Уже целых три, — гордо отвечает он и запихивает папку обратно. Крису почему-то очень хочется ответить на его улыбку. Парень говорит, что его зовут Чанёль, протягивая озябшую ладонь и с неохотой потом отпуская теплую крисову. И когда Ифань раздумывает, стоит ли ему позвать Чанёля погреться в магазин, то тот быстро бросает ему пока и уходит раньше, чем китаец успевает что-либо сделать. Смотря на часы, он понимает — десять; а значит новый знакомый и так сильно задержался. Но Чанёль никуда не исчезает, он день за днем появляется на улице перед магазином, приветливо махнув Крису рукой и легко улыбнувшись. Он упорно продолжает свое дело, изредка отпивая воду из бутылки, и когда Ифань наконец решает позвать его внутрь, то слышит, каким охрипшим звучит голос парня из-за того, что тот постоянно говорит одни и те же фразы. У Чанёля голос глубокий и красивый сам по себе, его очень приятно слушать, и Крис слушает, кивая и послушно отвечая на вопросы, когда парень спрашивает его о чем-то. Чанёль неизменно ходит в своей красной толстовке, лишь иногда меняя джинсы. Крис порой ловит себя на том, что хотел бы почувствовать какая на ощупь эта ткань. Парень смотрит на него широко раскрытыми веселыми глазами, когда Ифань приходит не по плану, в свободный от работы день. Серебряная рыба все так же вьется за ним, а огоньки кружат вокруг рук, и Крис невольно завидует им. Они садятся на скамейку в маленьком парке поблизости, и Крис привычно уже слушает рассказы Чанёля, который тормошит руками листовки, пока китаец не велит, наконец, убрать их, чтобы не помять еще сильнее. У парня куча маленьких порезов на пальцах от острых краев бумаги, о которые он вечно режется, и Крис часто видит, как тот бездумно ковыряет темную корочку, только-только покрывшую мелкие ранки. Когда Ифань впервые бьет его по руке, чтобы не делал этого, Чанёль смеется на всю улицу, громко, и так, что на глазах появляются слезы. — Ты как моя мама, - успокоившись, говорит он, но Крис на это лишь фыркает. Чанёль бесконечно ест всевозможную выпечку; он, наверное, знает каждую пекарню в городе, а если не знает, то бежит сломя голову чтобы купить что-то, что еще не пробовал. Ифань глубоко и наигранно тяжело выдыхает, идя вслед за рванувшим вперед парнем — На самом деле я порой даже сам не понимаю, зачем это делаю, — честно говорит Чанёль, смотря на очередной кекс так, будто он обозвал его нехорошим словом. — Я даже и есть-то, особо, не хочу, - он переводит взгляд на Криса, изгибая брови и смотря как потерянный щеночек. Ифань давит улыбку, невесомо касаясь торчащего уха Чанёля, пока тот, доев, придирчиво пересчитывает деньги, вытащенные из карманов (кошелька у корейца нет из принципа). — Упс, я теперь умру от голода, - посмеивается парень, но в его голосе едва ли есть хоть капля веселости. — Приходи ко мне иногда? Я могу тебя накормить, — не задумываясь, предлагает Крис, тут же чувствуя на себе удивленный взгляд. Китаец передергивает плечами, чувствуя неловкость, и предупреждает, что никаких пирожных и кексов печь он не будет. Ему в спину раздается тихий смех Чанёля, который Ифань воспринимает как согласие с этими условиями. Крис заваривает зеленый чай в маленьком фарфоровом чайничке, когда чувствует руку на спине, и тут же видит подошедшего ближе Чанёля. Касание чем-то новым и приятным теплом разливается по всему телу, и Ифань на секунду прикрывает глаза, расслабляясь. Он ощущает, как Чанёль немного поглаживает большим пальцем лопатку под тонкой тканью кофты, а мягкая улыбка парня задевает что-то глубоко внутри, заставляя чуть ли не трепетать даже от такой ничего не значащей близости. Чанёль целует спустя месяц знакомства, и то, как идеально он ощущается под ладонями, как горячо выдыхает в губы, обнимает Ифаня за плечи и посмеивается в поцелуй, щуря глаза и пряча прыгающие в них смешинки, собирает Криса по кусочкам и будто возвращает ему что-то важное. Внезапное счастье разливается внутри мягким тягучим маревом. Парень так неожиданно чувствует себя важным, нужным, но страх все равно идет наравне с этими эмоциями. Потому что, что будет, когда Чанёль узнает? В том, узнает ли, Ифань не сомневается, потому что не хочет врать ему. Парень же давно замечает что-то, чему не может дать объяснения. То, как Крис порой замирает, смотря в одну точку минутами, как он обращается к кому-то, будто помимо Чанёля в этой квартире есть кто-то еще. Ифань часто тянет руку, будто касаясь чего-то в воздухе, и на губах его появляется почти незаметная улыбка. Чанёль хмурится, потому что Крис ведет себя странно, беспричинно заставляя его волноваться, но, не скрывая этого всего, будто ничего не происходит. Ифань чувствует на себе непонимающие взгляды, видит, как Чанёль напряженно задумывается о чем-то, теребя край майки и хмурясь болезненно. Крис не хочет, чтобы он терзался больше, и хотя его сковывает страхом и боязнью того, что в ответ на свою честность он получит недоумение и пренебрежение, он не может иначе. Чанёль все узнает в любом случае, это невозможно скрыть. Поэтому Крис осторожно берет его за руки и рассказывает. Ровным и спокойным голосом, как он тысячу раз до этого говорил это все врачам и родителям. Он говорит про тени и голоса, про снег, сыпящийся с неба и облака под потолком, про рыб и маленькие огоньки, любящие прятаться в Чанёлевом капюшоне. Крис говорит, что эти образы иногда пугают его, заставляют вздрагивать и сжимать кулаки. Он хочет показать справку, которая всегда лежит в обложке вместе с паспортом, но Чанёль останавливает его, выглядя напряженным и потерянным. — Я все понимаю, — тихо говорит Ифань ему в висок. — Нужно немного времени, да? Китаец легко целует его и проводит до двери, потому что Чанёлю наверняка необходимо будет подумать. Он кладет свою большую ладонь ему на щеку, касаясь затем, так знакомо, мочки уха, и Чанёль уходит, отрывая себя от прикосновения практически с мясом. Когда дверь за ним закрывается, он понимает, что не хочет думать, ему не нужно это. Его немного подташнивает от всех тех эмоций, что поднимаются к горлу, и парень глубоко дышит, давя в себе желание вернуться обратно в квартиру. Он зажмуривается, убеждая себя подождать, потому что Крису действительно нужно это время. Им обоим нужно. Ему кажется что это последний раз когда он видел Ифаня, и избавляясь от этих мыслей, болезненно пульсирующих в голове, он прижимается лбом к холодной двери, скребя по ней пальцами и про себя зовя Криса по имени. Чанёль чувствует, что им будет сложно, он, кажется, знал это с самого начала, но не смог не поддаться чужой, такой необычно теплой, улыбке. Крису наверняка сейчас больно, он же думает, что Чанёль не примет всего этого, не сможет понять. Парень знает что эмоций в Ифане намного больше, чем кажется, и они раздирают его сильнее всех остальных людей, иначе, откуда бы взяться всем этим образам, про которые китаец рассказывал. Чанёль не уходит до утра, и, зная, что дверь Крис так и не закрыл, заходит в квартиру, осторожно ступая по полу, боясь потревожить сон старшего, который и так мучается от кошмаров и недосыпа. Ифань же уже давно, наверное, сидит на краю кровати, подняв глаза к потолку и рассматривая свои облака. Они, в свою очередь, как обычно, толкают друг друга, мягкой ватой собираясь в кучки. Чанёль вырывает Криса из его вязких мыслей, проводя рукой по короткому ежику темных волос и тут же обнимая, так, что Ифань теперь дышит ему куда-то в живот. — Не прогоняй меня, ладно? – спрашивает Чанёль, считая позвонки на чужой спине взволнованными пальцами. Крис глубоко вдыхает, прижимая его ближе, и он чувствует влагу на своей футболке, шепча что-то и ощущая дрожь парня всем своим телом. — Ты особенный, - наконец произносит Чанёль, наклоняясь к уху Ифаня и целуя его влажные щеки. И они просто живут, рядом, связывая друг друга и связываясь. Чанёль слушает, как Крис разговаривает со своими тенями и большими летающими рыбами, смотрит, как тот вытряхивает разноцветные огоньки из красной толстовки Чанёля, аккуратно складывая ее на полку. Ему немного больно, когда Крис вздрагивает, оглядываясь и смотря испуганно, не успокаиваясь до тех пор, пока Чанёль не оказывается рядом, трогая его мягкие губы пальцами и улыбаясь в шею чуть горько. Ифань порой так обнимает его, утыкаясь носом в висок, щемящее нежно и надрывно, что Чанёль буквально слышит, как он внутренне извиняется. Извиняется за себя, за то, что видит, за свою ненормальность, за то, что парень влюбился в него и не побоялся остаться. Он тревожится день за днем, Чанёль знает это, и отвечает ему с каждым разом все сильнее, стремясь донести, что не нужно, не извиняйся. Парень хочет, чтобы Крис перестал так смотреть на него — вынимая раз за разом по кровоточащему кусочку сердца. Он сжимает его в руках до боли в легких, до рези в глазах и ноющих суставов, проникая не только глубоко в тело, но куда-то еще, за грань, заменяя собой кислород, становясь тем – самым нужным. Чанёль не знает, сколько это продлится, но улыбка Ифаня и его щемяще-нежные прикосновения каждый раз будут вспыхивать под его закрытыми веками. Он однажды тоже увидит цветные огоньки, и снегопад в пределах одной комнаты. Ифань передаст это ему через поцелуи, словами и обещаниями. Только для него, не для каждого.