Я тебя люблю, мудила

«Любви нет, Морти». Я, блять, никогда и не сомневался, что в твоём случае это именно так. Любовь — всего лишь химическая реакция, побуждающая животных размножаться. Ты всегда презирал маму за то, что она оказалась не такой умной, как ты хотел, и пошла на поводу у этой реакции. Любви нет — какое хорошее оправдание тому, что ты просто мудак, не сумевший вывезти свой собственный брак и поэтому высмеивающий чужие отношения. И, конечно, то, как ты лапаешь меня, оставшись наедине, не имеет никакого отношения к любви. Ты старый, мерзкий извращенец, и я тебя ненавижу. Я бы ни за что не позволил тебе приставать к себе, но ты сильнее. И умнее. А ещё... А ещё я люблю тебя. Ты бы никогда не прочухал этого, зацикленный на своих научных штуках и космических аферах. Тебе было бы насрать на меня до конца моих дней. Но ты застукал меня за дрочкой на твоё фото, и сделал из этого целое представление, а потом сделал из меня свою подстилку. Ты решил, что это вполне в твоём стиле — взять то, что само напросилось, и неважно, что это твой собственный внук. Нажравшись, как обычно, враспиздень, ты начал ко мне приставать, и мне было некуда деться. Иначе ты бы просто вышвырнул меня, заменил бы на другую версию из параллельной Вселенной. Тебя возбуждает восхищение, с которым я смотрю на тебя. Ты прёшься, когда ублажают твой виртуальный хуй, едва ли не сильнее, чем когда это делают с реальным. А я делаю и то, и другое, несмотря на то, что в жизни бы не согласился на секс с тобой по своей воле. Я люблю тебя без памяти, но одно дело быть клиническим идиотом, влюбившимся в родного деда, другое — спать с ним. А тебе насрать. Ты заламываешь мне руки за спиной, шепчешь на ухо мерзости, трогаешь меня, где тебе только взблагорассудится. Пытаешься добиться взаимности, но я никогда не скрываю, как мне противно. Я бы плевал тебе в лицо каждый раз после того, как ты с хриплым стоном кончаешь мне в задницу, но я боюсь, что ты мне опять врежешь. Тебе похуй, что остаются синяки, и что мама спрашивает меня, не нужно ли мне пожаловаться школьному психологу на то, что меня бьют в школе. Ты целуешь меня, хоть я и уворачиваюсь, ты гладишь мой член, и я стискиваю зубы, чтобы не стонать. Ты суёшь пальцы мне в задницу, и я кричу, потому что ты знаешь, что нужно делать, чтобы я закричал. Но я никогда не целовал тебя сам и не был тем, кто хочет секса. Ты злишься и ехидно спрашиваешь, почему я не пожалуюсь на тебя родителям, раз мне не нравится всё это, и я отвечаю тебе: «Я люблю тебя, мудила». Ты смеёшься и рассказываешь мне про соединения молекул и про то, что они делают с нашим мозгом. «Любви нет, Морти. Это всего лишь тяга животных к размножению. Нам с тобой, слава богу, не-эээ суждено размножаться, но у тебя на меня стоит, а мне похуй, какой формы писька у того, кого я ебу. Смирись, детка, и получай удовольствие от процесса». Но я не хочу смиряться. Я хочу убить тебя. Но ещё больше я хочу твою любовь. На которую ты, старый мудак, не способен. Иногда ты наебениваешься как-то по-особому, и на тебя нападает чувство вины. И это, блять, ещё хуже, чем твои грязные домогательства. Ты стискиваешь меня так, что трещат рёбра, дышишь на меня своим отвратительным перегаром и умоляешь простить. Ты раскаиваешься даже в том извращённом внимании, которое уделяешь мне. Единственном, что у меня есть от тебя. И самое мерзкое — начинаешь просить, чтобы я не сказал ничего родителям. Твои глаза слезятся, но не от эмоций, а от бухла и страха, что я сдам тебя. Ты униженно подлизываешься ко мне и дрожащим голосом спрашиваешь, что мне нужно. Может быть, я хочу новый музыкальный центр? Может быть, я хочу абонемент в блипс энд читс на полгода? Может быть... всё, что угодно, только не говори маме! Блять, я хочу леденец, я маленький обиженный малыш, который готов продать тебе твое спокойствие и место под крышей нашего дома за сраное мороженое! Ты действительно так считаешь? Действительно думаешь, что я молчу лишь из-за твоих дурацких подарков? Я даже не знал, что ответить на такие предложения, сперва я возмущённо слал тебя нахер. Потом я начинаю над тобой издеваться. Прошу купить мне секс-робота, только, ради бога, без репродуктивной функции. Стереть память Голденфольду и внушить ему, что я отличник и знаю математику лучше всех в школе. Подружиться с Джерри и взять его в приключение, там пить с ним на брудершафт и в доказательство привезти мне кучу фотографий. Приделать себе резиновый хуй на лоб и в таком виде явиться на завтрак, сказав всем, что с тобой произошла мутация. Ты делаешь всё почти безропотно, даже порой отдавая должное моей фантазии. И только один раз, когда я прошу тебя влюбить в меня Джессику, ты орёшь на меня в негодовании. «Нахуй тебе это нужно?». Да просто, блять, чтобы смотреть, как ты корячишься. Изобретаешь что-то для меня, а не для своих инопланетных афер. «Иди нахуй, Морти, я-эээ не буду этого делать». Ну хорошо. Тогда я пойду к маме и расскажу, что пьяный деда Рик ко мне приставал. И ты никогда, никогда больше ко мне не прикоснешься. Понял, старый озабоченный мудак? Я играю по твоим правилам, а значит, я такой же мудак, как и ты. И это твоя победа, хоть ты даже не подозреваешь об этом. Ты смотришь на меня с ненавистью и идёшь рыться в своих коробках. Усмехаясь, говоришь, что нужна моя ДНК. Я смотрю на тебя в недоумении, а ты велишь расстегнуть джинсы. «О, блин, Рик, а без этого нельзя?». Нет, нельзя, говоришь ты. Я снимаю джинсы и спрашиваю, не могу ли я сделать это в ванной. Но ты говоришь, что должен сделать это сам и в стерильных условиях. У тебя горят глаза, когда ты надеваешь перчатки и стягиваешь с меня нижнее белье, а я отворачиваюсь, потому что смотреть на такого тебя невыносимо. Ты начинаешь дрочить мне, и я возбуждаюсь против воли. Прикусываю губу, чтобы не стонать, но предательский стон всё-таки вырывается, и я понимаю, что я опять продул больше, чем получу, когда ты исполнишь мое желание. Твоя рука умело скользит по моему члену, и я кончаю тебе в ладонь, ненавидя нас обоих. Ты ехидно улыбаешься, смешиваешь ДНК из моей спермы с окситоцином и торжественно вручаешь мне пробирку и подмигиваешь: — Наслаждайся. Когда я уже переступаю порог гаража, говоришь мне в спину: — Блять, Мо-эээ-рти, я только что понял, что было достаточно твоего волоса... И-извини! Я готов тебя убить, но, повернувшись, всего лишь нежно улыбаюсь: — Я так и думал, Р-рик. Спасибо. Я выхожу, надеясь, что хоть немного позлил тебя своим похуизмом. Через сутки планета превращается в инкубатор кроненбергов, и я в истерике кричу на тебя: — Какого хуя ты наделал, идиот? Верни все, как было, а не то... — А не то что? — спрашиваешь ты безразлично, обнимаясь с очередной блядской бутылкой. — А не то я убью тебя! — кричу я, хватая бластер, которым ты только что перемочил пару десятков мутантов, а потом небрежно швырнул на капот тарелки, любуясь закатом. Ты пренебрежительно фыркаешь и через секунду уже отбираешь оружие, вывернув мне руку. Я плачу. — Тогда... тогда я убью себя, ищи себе другого Морти, мне похуй! — кричу я сквозь слёзы, и ты вдруг становишься таким растерянным, что можно подумать, тебе не насрать на меня. — Окей, Морти! Я верну всё, как было, т-только... только прекрати эту ебучую истерику! Целую ночь ты ебёшься в гараже с препаратами, изобретая противоядие. Я пью одну чашку кофе за другой, чтобы ты не перетащил меня во сне в другое измерение, где нет никаких кроненбергов. К рассвету ты, злой как черт, обросший щетиной, красноглазый, наконец-то добиваешься успеха. Мы распыляем антидот с тарелки, потом ты жмёшь на газ, и мы уносимся в космос. Там ты впиваешься в мои губы, щиплешь меня до синяков и злобно шипишь: — Подавись, сучка, своим идеальным миром! В который только я, блять, не вписываюсь! И ты ебёшь меня без тормозов, не обращая внимания на мои просьбы делать это полегче. До того, как ты начал делать это со мной, ты вполне вписывался. Со всеми этими космическими полетами, межпространственными порталами и кровавыми битвами за наживу и справедливость ты был моим героем. И сейчас ты все ещё мой герой. Когда кричишь мне о помощи в очередном приключении. Когда за шкирку вытаскиваешь меня из очередного пиздеца, в который мы попадаем из-за тебя. Когда смотришь на звёзды, летящие нам навстречу, пока ты крепко сжимаешь штурвал корабля. Но до тех пор, пока не лезешь ко мне под майку, а через несколько минут кончаешь мне в рот или на живот. Я ненавижу тебя, Рик, за то, что ты не можешь быть просто героем. Тебе надо обязательно быть говнюком, чтобы тебя ненавидели и боялись. Может быть, это тоже возбуждает тебя. Но я не хочу об этом даже думать. Только однажды, оставшись наедине, ты просто сидел рядом, не лапая меня и не домогаясь. Я даже не уверен, что это был не сон. Ты зачем-то припёрся ко мне в комнату, не обращая внимания на то, как я резко захлопнул крышку ноутбука. Сел на пол рядом с кроватью и уткнулся лицом мне в колени. — В чем дело, Рик? — спросил я, но ты молчал. Мне стало жаль тебя, я подумал, что тебя, наверно, сильно вымотало какое-то приключение, в которое ты летал без меня. И я погладил тебя. Провёл рукой по остаткам твоих волос, а затем по плечу. Ты поднял голову и посмотрел на меня, и ты не был ни злым, ни насмешливым, а просто очень-очень уставшим. — Я только что уничтожил целое измерение, — сказал ты, по-прежнему глядя на меня, и я не знал, что сказать. До этого ты убивал всех, кто становился у тебя на пути: и своих врагов, и просто неудачников, ненароком помешавших тебе, и я всегда осуждал тебя, злился и в глаза называл тебя убийцей. Но на этот раз я просто слез с кровати и сел рядом с тобой на пол, обняв тебя. Ты обхватил меня руками и прижался ко мне, и у меня не было сил оттолкнуть тебя. Ты сидел так, пока у меня не затекли ноги, и я потянул тебя к себе на кровать, лёг с тобой в обнимку и гладил по голове, пока ты не заснул. Наутро, когда я проснулся, тебя уже не было рядом, и я решил, что мне все приснилось. Тем более, что тебя вообще не оказалось дома, и я увидел тебя только через три дня, в диком похмелье. Ты посмотрел на меня, как обычно, презрительно и надменно, и тем же вечером вел себя со мной тоже как обычно — навязывая свои низменные ласки и чуть ли не тыча мне своим хером в лицо. И я подумал: даже если это был не сон, какая разница, если ты можешь быть нормальным человеком, только когда сильно расстроен. А потом нам с тобой чуть не пришла хана. Это было всего лишь очередное дело на двадцать минут, вошли и вышли. Но через шесть суток непрекращающегося пиздеца у тебя дрожали руки, а я больше всего на свете хотел просто сдохнуть, чтобы перестать бояться и то и дело истекать кровью. В очередной — и последний — раз, уже в гараже, перевязывая наши раны, обкалывая нас заживляющей сывороткой, ты глянул на меня с короткой усмешкой и сказал: — Чуть не подохли, да? — Вабба-лабба-даб-даб, — сказал я, стуча зубами от нервного отходняка. Ты внимательно посмотрел на меня, но я отвёл глаза. Ты был трезвый и потрепанный, весь обожжённый и перемазанный, в точности, как я. Мы были настоящими героями, отдав каким-то бедным инопланетянам то, что у них несправедливо отобрали враги, которых мы перемочили целую дивизию. Ты был такой, каким я всегда восхищался. Уставший, простой, бросивший свое ехидство и показушную вредность, величайший воин и изобретатель во всей Вселенной. А я был рядом с тобой, помогал тебе, как настоящий напарник, и возможно пару раз даже спас тебе шкуру. Но я знал, что, вместо ебучего и нахуй мне от тебя не нужного спасибо, ты, отмывшись и нахерачившись, опять полезешь ко мне, и что я опять буду плакать ночью, в который раз разочаровавшись в своей идиотской любви. — Чего бы ты хотел, Морти? — внезапно спрашиваешь ты, и я с удивлением смотрю на тебя. Обычно ты начинаешь совать мне свои подарки после секса, а не до. — Да отвали ты, Рик. В прошлый раз, когда я сказал, чего хочу, ты целую планету чуть не угробил. Ты ржёшь и внезапно лохматишь мне волосы, небрежный жест, который трогает меня, потому что ты исключительно редко им пользуешься. — Я имею в виду... блять! О чем ты мечтаешь? Кем бы ты хотел стать, когда... эээ... вырастешь? Я силюсь понять, это издевательство или начало какого-то анекдота, может быть, прикола надо мной. Но ты смотришь на меня, улыбаясь, и я говорю несмело: — Н-ну, может быть, не знаю... например, космозоологом... Или ксенологом... Ещё пока точно не решил. Ты взрываешься смехом, и я обиженно отворачиваюсь: видимо, всё-таки прикол. — Где ты узнал эти слова, малыш Морти? Твой голос так непривычно ласков, он именно такой, каким ты разговариваешь со мной в моих мечтах, утешая после того, как настоящий ты уходишь, оставляя меня в слезах. — На Википедии, — огрызаюсь я, потому что просто привык огрызаться на тебя. — Ну хорошо хоть, не межпланетным террористом, — смеёшься ты, а потом вдруг делаешься вновь серьёзным. — Морти... И-извини, что я не такой, каким бы ты хотел меня видеть. Я бы очень хотел стать хорошим... хорошим дедушкой, Морти. Но я такой, какой есть. Я оторопело смотрю на тебя. Я сильно устал, и настроение у меня говённое, поэтому я делаю вид, что не обращаю внимания на твою откровенность. — Очень мило, Рик, — говорю я ядовито. — Ты просто такой, какой есть. Ты прямо сейчас мне глаза открыл. А то я не знал, что ты ебучий козел, насильник и самый эгоистичный мудак во всей Вселенной. Можешь и дальше насиловать меня, раз ты признался и у тебя теперь всё хорошо. Ты смотришь на меня пару секунд, а потом рычишь: — Да иди ты нахуй, Морти! Я тебе не педик какой-нибудь отманикюренный, чтобы на колено вставать и с цветами в любви признаваться! Ты отворачиваешься от меня в сердцах, отходишь от меня к своему столу и начинаешь рыться в ящиках в поисках бухла. Находишь бутылку, пытаешься открыть, у тебя не получается, ты материшь её, снова пытаешься открыть, и она выскальзывает из твоих рук, разбиваясь об пол с оглушительным звоном. — Блять, — ты снова рычишь и подскакиваешь ко мне, встряхиваешь за плечи. — Твою ж мать, Морти, я же охуенен, какого чёрта ты ведешь себя как кусок ебучей ледышки? — Отвали, Рик, — говорю я. — Найди себе другого парня, приставать к своему внуку — мерзко. Я не твоя собственность, завязывай с этой хернёй. Хватит трогать меня своими грязными извращенскими руками. Ты бесишься, будто я подсунул тебе медузу на завтрак, и рывком прижимаешь меня спиной к закрытой двери. — Завали, щенок, — шипишь ты. — Ты такой же точно, как я, хватит морочить мне голову. Ты просовываешь мне руку под майку и начинаешь шарить по груди. — Рик, перестань, это просто жалко. — Блять, я сейчас покажу тебе жалость... с-сука, — ты ругаешься и вытаскиваешь руку из-под моей майки, чтобы перейти к молнии на джинсах. Но по пути случайно задеваешь мой сосок, и я невольно ахаю, не успев даже понять, что произошло. Ты улыбаешься улыбкой охотника, поймавшего редкую бабочку, а я замираю, как его жертва, до которой дошло, что её сейчас проткнут булавкой. — Ах ты нежная сучка, — говоришь ты тихо, глядя пристально в мои глаза, и снова проводишь мне пальцем по груди, задевая сосок. Меня просто как током бьёт сквозь всё тело, и я чуть ли не повисаю на твоих руках. Ты лезешь мне в штаны и ухмыляешься. — Да у тебя стояк, неженка. Я полгода бился, думая, чем тебя пронять. А тебе, оказывается, всего-то надо было киску пощекотать. Я пытаюсь вырваться, но ты держишь крепко. — Пожалуйста, Рик, — пытаясь сохранить твёрдость голоса, прошу я. — Оставь меня в покое. Найди другого Морти. — А я тебя хочу, — шепчешь ты и становишься передо мной на колени, медленно стягиваешь с меня джинсы вместе с бельем и делаешь то, что я даже представить боялся, дроча на твою фотографию. Мечтая всего лишь о том, как ты прикасаешься ко мне как будто нечаянно, пока я помогаю тебе с каким-нибудь экспериментом в гараже. Как берёшь меня за руку после отчаянной погони и говоришь, как я важен для тебя, и что без меня бы ты не справился. Говоришь, что я отличный напарник и со мной тебе по плечу любые опасности. Но тебе вовсе не нужна моя дружба и преданность, тебе нужно смотреть, как я извиваюсь, в очередной раз доказывая тебе, какой ты прекрасный любовник. Сука. Ты берешь мой член в рот, и я опираюсь на дверь руками, чтобы не упасть. Ты мог сделать это и раньше, ты уже собирался, но я так заорал, что ты испугался. Хотя когда я орал, чтобы ты не прикасался к моей заднице, тебя это не остановило. А сейчас я стою, прижавшись спиной к стене, не в силах даже слова сказать, потому что ты мне отсасываешь, и это охуенно. Твой язык трогает головку, заставляя меня стонать и хотеть большего. Твои губы обхватывают мой член и скользят по нему, ты берёшь в рот целиком, и я почти кричу: — О боже, Рик... Твои движения становятся менее плавными и более резкими, и я уже ничего не соображаю, вцепляюсь тебе в волосы и, кажется, простанываю твое имя с каждым рывком. Я кончаю тебе в рот, и все мое тело содрогается, я падаю на колени, тебе в объятия, и ты целуешь меня губами, испачканными в моей сперме, но мне насрать, потому что... — Охуенно, Рик... — Конечно, блять, охуенно, как ты мог сомневаться, — шепчешь ты и снова меня целуешь, и я отвечаю тебе, первый раз в жизни я целую тебя, закрывая глаза и прижимаясь к тебе, гладя твое лицо и волосы. — Морти... — тихо говоришь ты мне на ухо. — Какой же ты идиот, Морти. Ты смотришь на меня вновь загоревшимися глазами и проводишь пальцем по моей спине, хватаешь меня за задницу. Мой член снова начинает вставать, красноречиво свидетельствуя о том, что мой организм вовсе не против второй серии. — Не надо, Рик, — шепчу я, понимая, что это бесполезно. — Конечно, надо, Морти, не говори ерунды, я же вижу, как сильно тебе надо, — говоришь ты, а твой палец уже у меня между ягодиц, уже ласкает дырку и забирается внутрь. Ты смотришь мне в глаза, с удовольствием ловя мои реакции на свое вторжение. И тут в дверь стучат. — Валите нахуй, я занят, — грубо кричит Рик. — Рик, где Морти? — слышится неуверенный голос Джерри. — Вас не было почти неделю, мы тут с ума сходим. Морти с тобой? С вами всё в порядке? Ты бешено смотришь на меня и прикладываешь палец к губам. — Морти, ты там? — не унимается Джерри. И я понимаю, что это мой шанс убежать, спастись от тебя. От себя самого. Я ненавижу тебя, потому что ты вытаскиваешь из меня то, что я бы хотел спрятать навсегда и забыть. — Да, папа, всё в порядке, — кричу я, и твои глаза, устремлённые на меня, темнеют от ярости. — Выходи оттуда, слышишь? Бет звонит с работы каждые пять минут, говорит, что пора идти в полицию. Тебя этот психопат насильно, что ли, держит? Я молчу, и ты шепчешь, вцепившись в моё плечо: — Скажи, что всё нормально, скажи ему, мудак! Но я молчу, потому что не хочу, чтобы всё повторилось. Я хочу, чтобы ты отстал от меня, чтобы ты понял, что мне не нужен ты с твоими домогательствами. Не нужен секс с тобой. Джерри начинает бить по двери плечом, и ты отпускаешь меня. Достаешь портальную пушку. На мне куча синяков и царапин, и тебе будет сложно доказать, что ты не при чём. — За что, Морти. Я ведь люблю тебя. Мудила, — ты повторяешь мои слова, смеривая меня злобным взглядом, и исчезаешь в открывшемся портале. Единственное, что я успеваю сделать перед тем, как открывается выбитая ногой дверь, — натянуть джинсы и застегнуться. Чтобы не подставлять тебя на все сто процентов. Но и того, что видит папа, вломившись, достаточно, чтобы прийти в полнейший ахуй и заорать, что и ноги твоей больше не будет в этом доме. Возвращается мама, вместе с Джерри они вздыхают над моими синяками и царапинами. Я уверяю, что все в порядке, и я просто помогал тебе в очередном приключении, но им насрать, что это было добровольно. Джерри говорит, что не пустит больше тебя домой, и мама впервые соглашается с ним. И тут я понимаю, какой же я мудак. Ты был прав, и я идиот. Я тупица, больше того, я предатель. Я ухожу в свою комнату, сказав, что мне нужно отдохнуть. А сам падаю на кровать и начинаю реветь. Если бы только можно было вернуть всё назад. Вернуть тебя. Ты так посмотрел на меня перед уходом, как будто хотел убить. Я снова и снова вспоминаю этот взгляд и готов убить сам себя. Я жду тебя, жду, что ты вернёшься, чтобы попросить у тебя прощения. Но проходит несколько дней, а тебя нет. Я боюсь, что ты можешь зайти за какой-нибудь хренью в гараж, пока я в школе, и я начинаю прогуливать, чтобы подстеречь тебя. Но ты не приходишь. Я реву в подушку ночи напролет, снова и снова дрочу, представляя, что скажу тебе и что сделаю, когда ты вернёшься. Но ты не возвращаешься. Я обзываю себя последними словами. Боже, какой же я идиот. У меня был ты весь целиком, была твоя любовь, а я вел себя хуже, чем истеричная баба, задирал нос и притворялся, что я выше таких отношений, думал, что я лучше, чем ты. Теперь тебя нет, и я хочу умереть. Может быть, ты когда-нибудь простишь меня и вернёшься. Может быть, ты когда-нибудь нажрёшься в хлам, и ноги сами приведут тебя в твое измерение, где я жду тебя. И эта надежда — единственное, из-за чего я ещё не сходил в твой гараж за плазмаганом, чтобы выбить из него себе мозги.