Мамина подруга.

В этот день Роуз Вагабонд раздражало абсолютно всё. От вытянутых в струнку дам с бокалами вина, которые смеялись над глупыми шутками стоявших рядом мужчин, до вездесущих воздушных шаров. Она ненавидела каждую мелочь, что была связана с её родителями. А сегодняшний день, рассадник лицемерных улыбок, что с усилием держались на малознакомых лицах, был буквально воплощением всего, от чего Роуз всегда так хотела уйти. Это был день рождения её матери. Коллеги, кузины и тётки, подруги и друзья, одноклассницы, соседи, все смешались в пёструю грязь из сплетен, обсуждений новых нарядов для пекинесов, неловкие взгляды любовников из-за плеч своих жён и мужей, блёстки, букеты, коктейли, вонь дорогих духов под фасадом огромного особняка — из всего этого напыщенного ада Роуз, увы, не могла уйти. «Ненавижу, блять, богатых!» — Темноволосая девушка стояла чуть поодаль общей массы гостей, скрестив на груди руки и морща нос. Старательно сделанная укладка не могла скрыть то, что стрижка была неаккуратной и назло родителям сделанная самостоятельно. Короткая чёлка уже торчала непослушными кончиками в разные стороны, несколько небольших прядей выбились и спадали явно не так, как задумала личный стилист её матери за несколько часов до. Её карие глаза внимательно наблюдали за всеми их под нахмуренных бровей, а взгляд не пытался быть дружелюбным даже к самым милым старушкам в цветастых платьях. Она до сих пор не понимала, почему мать так умоляла её быть здесь и сейчас. Что-то о имидже семьи, уважении, совести… Роуз критично относилась к этим просьбам и не желала поддерживать вид среднестатистической хорошей дочки счастливых родителей, но когда в глазах Вагабонд старшей уже выступили слёзы, девушка уступила. Это был её единственный подарок для матери в этот день. Платье, стоящее как хорошая поддержанная машина, сидело на Роуз просто шикарно. Тощей, как обглоданный рыбий скелет, девушке, несколько дней не могли найти подходящий наряд. Но свершилось чудо — и приталенное, чёрное платье футляр аккуратно подошло на фигуру Роуз. Пробормотав проклятия в сторону Коко Шанель, девушка надела его даже не взглянув на свое отражение в зеркале. Ей хватало мыслей о том, что сегодня она будет намалеванной глупой куколкой на радость своих родственников, зачем ей еще и смотреть на это? Солнце уже показывало последние лучи из-за пыльных листьев в саду, а вечеринка только набирала обороты. Нанятые официанты спешили от гостя к гостю с поблескивающими разносами, какая-то незнакомка поправляла бабочку своему кавалеру, дамы удалялись в уборную каждые двадцать минут, дабы поправить макияж, а некоторые гости уходили курить чуть поодаль, в специально отведенную для того беседку, оплетенную вьющимися растениями, названия которых Роуз даже не знала. Каждый раз она провожала их завистливым взглядом, ведь если кто-то увидит, как единственная дочь четы Вагабондов курит, наступит всеобщий шок и, скорее всего, пара инфарктов от особо впечатлительных тётушек, которых Роуз вообще видит раз в несколько лет. Деньги дают свободу, да? А что насчёт выгляди так, как необходимо, веди себя так, как необходимо, говори то, что от тебя ждут, храни настоящие мысли при себе, а такую вещь, как собственное мнение, можешь оставить на полке в своей комнате. Репутация семьи, честь, брехня и прочая хуйня. Единственное, на чём Роуз с любопытством задерживала взгляд, было поведение незнакомой ей женщины, которую она видела впервые. Девушке нравилось, как та даже не пытается выдавить из себя подобие сочувствия, когда кто-то сокрушался по поводу своих неудач, но в то же время она слушала каждого внимательно, не отводя взгляда в поиске собеседника поинтереснее, как все остальные. И она отвечала - Роуз не слышала что, но каждый уходил от неё чуть более повеселевший. Так же она не кокетничала, не поправляла свои волосы, а в зеркало подглядывала лишь затем, чтобы подправить состояние губной помады после пары шотов водки. О да, Роуз не могла упустить тот факт, что загадочная незнакомка пила лишь неразбавленную водку, всего лишь два или три раза, когда как основная часть дам вокруг, пытаясь изобразить из себя ангелов без вредных привычек, один за одним пили коктейли не замечая, как быстро они пьянеют. «Двойной побег от реальности, похоже.» — Роуз мерзко ухмыльнулась, заметив спавшую лямку бюстгальтера на открытом плече одной из таких гостьей. И тут же произошло следующее: незнакомка, обращавшая на себя взгляд недовольной всем девушки, подошла к подвыпившей даме и сообщила ей о маленьком неудобстве, с такой добрейшей улыбкой, что Роуз даже поморщила нос. «Не знала, что моя мать работает в Раю и позвала на это хреновое празднование кризиса среднего возраста Ангела Спасителя. Теперь мне не увидеть, как очередной Ромео сначала подшутит над бедняжкой, а затем якобы спасёт её неловкое положение.» — Роуз заметила, что всё чаще её мысли сосредотачиваются не на том, как бы посмеяться над кем-нибудь, а на том, что незнакомка постепенно рушит её единственный план развлечься на самой скучной вечеринке двадцать первого века. «Надоело. Пора бы и поиграться.» — Мысль о том, что сейчас она будет самой востребованной актрисой этого вечера, придала ей уверенности. Да, она уже перездоровалась со всеми, кому представляла её мать, но каждый раз Роуз изящно ускользала от разговоров об учебе, будущем и о том, как же замечательно быть дочкой таких замечательных родителей. Пора наверстать, благо лапши еще полные карманы. — Погляди-ка, кто вышел из сумрака! Роуз! Ну наконец-то! Я уж думала, что не дождусь тебя! — Из под слоя тонального крема, тонны макияжа и, пожалуй, парочки пластических операций, на Роуз глядело лицо Эдель Смит, родной сестры её отца. Менявшая мужей и места проживания каждые пару лет, она выглядела как модель из рекламы посудомоечных машин. Красивая, но всё же неотличимая от остальных. — Рада видеть тебя, Эдель. Как прошёл отпуск в Новой Зеландии? — Ну что ты, милочка, это ведь было в прошлом году. В этом я была на ГОА! — Поджавшая на долю секунды губы женщина вдруг засмеялась, прихлопнув собеседницу по плечу, а та в свою очередь подумала, что карьера актрисы медленно идёт на дно. Она ведь не интересовалась не то, что бы жизнью родственников — ей не было дела даже до своих родителей. — Ах да, точно. У меня твоя насыщенная жизнь в голове немного перемешалась. Тогда расскажи, как тебе солнечные пляжи? — Комплимент, чтобы потешить самолюбие. Улыбка до ушей, приподнятые брови — смотри, я в восторге от твоей жизни и хочу так же! Я твоя маленькая копия, тётя Эдель! Я оправдаю ожидания моей дружной семьи, так же буду обманывать честных людей, чтобы загорать на пляжах по всему миру, рядом с такими же богатыми и счастливыми, как я! Роуз начинало подташнивать от разговора с тётей, когда к их разговору присоединился отец. Джим Вагабонд, главный директор очередной конторы по купле продаже недвижимости, просто не мог пройти мимо такого зрелища: еще бы, его дочь, так еще и улыбается при разговоре с кем-то! Может, девочка и правда начала взрослеть? — О, Джимми, Роуз просто очаровашка. С каждым годом распускается, как прекрасный цветок! — Эдель покачала головой и смахнула невидимую слезу с щеки. «Ну да, в отличие от тебя, вянущей.» — Шутка прокатилась в голове Роуз, непроизвольно выдавив из неё смешок. — Благодарю, тётя Эдель. Но до тебя мне еще далеко! — Девушка расплылась в пластиковой улыбке, как чеширский кот. Если уж тут всё искусственное, то значит, не ей бороться с обстоятельствами. После череды одинаковых разговорах о блестящей учебе, которую Роуз беспощадно на самом деле пропускала, о искусстве, в котором она ничего не понимала, о будущем, которого она не ждала, девушке начал надоедать театр одного актёра. Ужин начался в какой-то степени мило. Воркующие парочки, еще вчера катавшие жалобы друг на друга на работе, усаживались рядом, кто-то сердечно (На самом деле сердечно! Коктейли и не до такого доведут) поздравлял именинницу с днём рождения. Кто-то решил раскошелиться и позвонил какому-то джазовому певцу, чтобы тот срочно приехал. Суматоха, веселье, алкоголь. К вечеру всё всегда становится лучше. — Теперь моя очередь поздравить тебя, дорогая Мэри. Не так ли? — Роуз повернула голову, услышав мягкий, как бархат, женский голос. На импровизированной сцене, окруженной цветами, стояла брюнетка в строгом брючном костюме, одной рукой держа широкополую черную шляпу, а в другой — микрофон. Её пальцы украшали винтажные кольца, будто бы украденные прямиком из начала двадцатого века — массивные, переливающиеся на искусственном освещении, они были первыми, что бросалось в глаза людям. Но только не Роуз. Девушка вдохнула, задержав дыхание и вслушиваясь в речь поздравительницы. Наконец-то она смогла услышать голос, который помешал ей насмехаться над четвертью из гостей. На самом деле, каждое слово, что она произносила, будто бы было вылито из серебра. Точно попадающее в цель, без дешевого обожания и излишней пошлости. Она будто бы кидала петлю в каждого, кто слышал её, притягивала за шею и не отпускала. После того, как она с улыбкой чуть поклонилась и спустилась, чтобы обнять виновницу праздника, все аплодировали. Девушка извинилась, встав со своего места, и медленно продвигалась к кустам за беседкой, слушая слова, посвященные своей матери. Курить ей хотелось куда больше, чем кушать и для этого был самый удобный момент. — Не поделишься? — Роуз вздрогнула, чуть не выронив сигарету из пальцев. Оборачиваясь, она проклинала себя за то, что не спряталась лучше, решив, что сейчас остальным было бы просто неприлично покидать череду поздравлений со сцены. Но увидев прямо перед собой уже привычное за вечер лицо, она даже поверила в Бога, ведь там стояла не очередная тётушка или бабуля, а вполне себе незнакомая (почти) женщина. — Никому не расскажете? — Роуз, подавив желание засмеяться, состроила щенячьи глазки и сжалась, стараясь казаться меньше. — О том, что у несовершеннолетней дочери своей лучшей подруги в кустах прошу сигарету, или о том, что эта самая дочь курит? — Незнакомка внимательно прищурила зеленые глаза, а затем, в отличие от девушки, не сумела сдержать хохот. Вблизи она была исключительно красивой. С такими женщинами не снимают рекламные ролики, они не становятся популярными моделями в инстаграме. Но именно с таких, как она, пронеслось в голове Роуз, делали статуи Венеры и Артемиды в Древней Греции, с таких писали свои картины художники с самым тонким эстетическим восприятием. Она, будто бы, была вне времени и пространства и Роуз пожалела, что всё время подглядывала за её поведением издалека. А еще она чувствовала, что эта женщина каждую её ужимку будто бы знает наперед. — Я, вообще редко курю, знаешь. Но сейчас переволновалась, твоя мама — исключительная женщина. Мне пришлось долго подбирать слова, около недели, наверное, но в итоге я полностью импровизировала. Глупо вышло? — Женщина наблюдала за тонкой струйкой дыма, который исчезал под свет прожекторов и гул собравшихся поодаль. — Классно получилось, искренне. Маме точно понравилось. — Роуз достала вторую сигарету, не чувствуя, что это может принести ей проблемы. — Спасибо тебе. — женщина протянула свободную руку вперед. Я, кстати, Хейли. — Роуз. Хотя, если вы лучшая подруга мамы… — Роуз запнулась, осознав, что прежде никогда не видела у мамы такой подруги. Кольца на пальца были холодными. — Ах, мы с самого детства вместе. Но жизнь круто развернулась — она осталась здесь, а меня занесло в Австралию сразу после колледжа. Я ведь видела тебя однажды, прилетела, когда ты родилась. — Шестнадцать лет назад? — женщина лишь кивнула, спрятав улыбку под своей шляпой. Странный головной убор для времени суток, но у Австралийцев всё всегда наоборот. Молча докурив, Хейли еще раз взглянула на Роуз и на развороте шутливо отдала честь, удалившись в общую суету праздника. — Еще увидимся, незнакомка… — Девушка заправила непослушный локон за уши. Впервые за весь день. Маме точно понравится.