Te End

«The End», — горит на экране. Конец. Не важно, какого фильма. На наручных часах три утра. Ночные сеансы для одиночек, страдающих бессонницей. Я одиночка, и он одиночка. Не знаю, как его зовут, сколько ему лет. Не важно. Мне хватает того, что каждое воскресенье он приходит сюда. Я всегда опаздываю. Специально. А он приходит вовремя или заранее… Я не знаю. Сажусь через сидение от него. Не хочу нарушать личное пространство и всё такое. Мы вдвоём. На старых сидениях кинотеатра. Я стараюсь не разглядывать соседа и смотреть на экран, тусклый и маленький. Недорогой кинотеатр на окраине города. Тут ночью обычно никого нет. Кроме нас, конечно же. Иногда приходит пара влюблённых, но при нас они стесняются делать то, зачем сюда пришли, что бы это ни было. И вот «The End». Кончилась моя порция «необыденности». Завтра (то есть уже сегодня) наступит привычное, пресное, тошное. Я опять улыбнусь и надену солнечные очки, и позвоню друзьям по дороге в паб, и напьюсь. Но сейчас я один. И он один. Я не улыбаюсь. Здесь можно. Ему всё равно, буду я скалиться или нет. Иногда мне кажется, что это сон. Обычно такое случается где-то в среду, когда меня уже унесёт круговорот жизни, пёстрой, как дешёвые шмотки на рынке. А потом настаёт воскресенье. Начинаю паломничество. Спускаюсь в метро, успеваю на последний поезд, пока не закрылся вход в подземелье. Вагоны пусты, все дома. Пытаются выспаться перед рабочей неделей. А мне на работу не надо. Я, так сказать, фрилансер. Сам себе работодатель. Другой конец города. Кинотеатр «Electric Star». Скрип старой двери с заржавевшими петлями. Пахнет попкорном и пыльными занавесками. Беру билет, напечатанный на сероватой и тонкой, как паутинка, бумаге. Я их храню. Кладу дома в маленькую коробочку из картона. Осталась от рождественского подарка бывшей жены. Сорок восемь штук — скоро юбилей. А потом ещё один. И ещё. Веснушчатая молоденькая кассирша в толстых очках сонно спрашивает, не возьму ли я чего-нибудь поесть. Нет. Захожу в зал и вижу его. Всё там же: шестой ряд, тринадцатое место. Он смотрит вперёд. На экране, кажется, зомби. Значит, сегодня показывают старый ужастик. Люблю чёрно-белый кинематограф. Что-то в этом есть. Приближаюсь. Мельком оглядываю его профиль. Белая кожа, необычно длинный, красивый нос, сжатые губы, длинные ресницы, пушистые волосы. Интересно, какое у него лицо в анфас? За все это время я видел его в двух вариантах: с боку, сидящем в темноте, и сзади, уходящим в темноту. «The End». Всему всегда приходит «the end». Встаю, выхожу первый. У нас так принято. Он любит смотреть титры. Наверное любит, иначе не стал бы оставаться до конца каждого фильма. Выхожу на улицу. Начинает светать. Мне нравится, когда кончается ночь. Достаю пачку из кармана джинсовой куртки, тащу зубами сигарету, ищу зажигалку. Дверь снова скрипит. Он останавливается, смотрит, как я, сосредоточенно хмурясь, закуриваю. То есть, мне кажется, что он смотрит. Затягиваюсь. Он уже уходит. Провожаю его облаком дыма. Длинными шагами, засунув руки в карманы плаща, он удаляется, худой и ссутуленный, как-то трогательно неуклюжий и одновременно грациозный. Не знаю, как у него получается. Пару раз было желание последовать за ним, но я не решался. Мало ли… Бросаю окурок в урну. Бреду по пустынным улицам, мимо спящих домов и ещё не дымящих труб. Идти до моего жилища часа четыре, и я иду. Приду уставший как собака, упаду в неубранную постель и наконец-то усну. Неделя сурка начинается снова. Надеваю маску и становлюсь своим для окружающего мира. Забываю, откуда и кто я. Просто Роджер, виртуозный ударник и охотник до дам. Поклон, похлопали, сфотографировали, ушли. И я жду воскресения, как глотка воды, как избавления от липкой рутины, в которой я утопаю каждый день, каждый час. Впервые я увидел его на своём двадцать шестом ночном сеансе. Я удивился, потом разозлился, потом тихо обрадовался. Не обязательно разговаривать, чтобы перестать чувствовать себя одиноко. И я не начинал разговор. Ни в тот раз, ни в следующие двадцать два. Каждую пятницу мы сидели в пустом кинозале, не произнося ни слова, не замечая друг друга (или делая вид, что «не замечая»). Но потом кое-что изменилось. Юбилей. Прихожу в «Electric Star» в пятидесятый раз. И он, как всегда, здесь. Интересно, считает ли он сеансы, как я? Не важно. Всё равно не узнаю. Сегодня я сильно припозднился. Занимаю привычное кресло. На экране шестидесятые. Музыка. Я улыбаюсь. И вдруг слышу тихие всхлипы. Он плачет… Машинально поворачиваюсь к нему. Он смотрит вниз, проводит ладонями по лицу, смахивая слёзы. Губы дрожат, мокрые ресницы блестят в свете прожекторов. Моё сердце сжимается. Что-то случилось? — Эй, — неуверенно говорю, — всё в порядке? И я наконец вижу его лицо. Его глаза смотрят в мои так растерянно и отчаянно… На его лице удивление, он узнал меня… Стоп. Я его где-то видел. Ну то есть не здесь, а раньше, давно… Кто это? Что мне делать? Что я должен сказать? Часто моргая, он покачал головой и встал, чтобы выйти из зала. Неудобно идти за ним. Если ушёл, значит, это личное. У меня нет никакого права лезть к нему в душу. В понедельник мучительно вспоминаю, где я его встречал. Жду воскресения. Во вторник в памяти начинает проясняться. С нетерпением жду. Не думал, что будет так… странно на душе. В среду меня «осеняет»: конечно! Это он! Тот высокий парень с химией на голове, ушедший из группы ещё до моего прихода. Я видел его на фото… Позвонить Тиму! Нет, глупо. Что я скажу… Дни тянутся невыносимо долго. Скорее бы встретиться снова, узнать всё. Четверг — даже бессонница прошла (во сне легче коротать время). Все предыдущие воскресения я считал, что он мне безразличен. Теперь осознаю: привязался. Я так привык к его тихому существованию где-то рядом, что не придавал значимости тому, что он есть. Слёзы… Я знаю. Я всё понимаю. И он меня узнал. Вот, почему он ушёл. Как жаль… Почему я не думал об этом тогда, давно… Это больше, чем просто сосед… Больше. И я скучаю. И ночь наконец пришла. И я иду по знакомому маршруту, тороплюсь. Сегодня не опоздаю. Приду раньше. Вот он удивится! Сдерживаю улыбку. Волнуюсь, как перед встречей с давним другом. Торможение поезда. Ночной пыльный воздух окраин. Спящие окна без света. Шаги в тишине. Скрип двери. Рыжая кассирша. Отрывает мой билетик. Даже беру попкорн. Большой, пожалуйста! Стою у входа в зал. Делаю глубокий вдох. Сегодня скажу «привет» или «здравствуй» — там разберёмся. И спрошу, как он, кем стал и вообще. Ну! Раз. Два. Три. Толкаю дверь. Шестой ряд, тринадцатое место — пусто. Но почему? Странно… Может, опаздывает? Может, обиделся? Дома форс мажор? Дела отвлекли? Прошла бессонница? Надоело? Что? Наверное, просто опаздывает. Но он не опоздал. Он не пришёл. И я не понимаю. Жую попкорн в одиночку. Дожидаюсь титр. Смотрю до конца, как он обычно делает. Экран гаснет, включается жёлтый свет покосившихся ламп. Выхожу из зала. Кассирше: «Вы не видели человека, высокого и кудрявого? Он всегда в это время здесь». «Нет, извините». Ладно… Я найду его. Чёрт, как же его зовут… Бен, Билл, Брэд, Бран… Не помню… Узнаю! Я найду его! Я найду! … Спал крепко и видел сны. Впервые за долгое время радуюсь понедельнику. Прямо сегодня иду на поиски. Умываюсь, бреюсь. Оделся. Начну с рыжей кассирши. Может, она что-нибудь про него знает. Если не знает, позвоню Стаффелу. Плевать на объяснения. Шагаю к метро. Покупаю газету. Ещё тёплая. Читаю первый заголовок, бросившийся в глаза: «На 73 году жизни скончался выдающийся астрофизик, преподаватель Имперского колледжа Брайан Гарольд Мэй». И фотография. «The end».