Выйдя наконец из душного офиса, первым делом Юнги ослабляет галстук и вдыхает полной грудью. Сегодня такой чудесный день! Тепло, надетое утром пальто смотрится нелепо, солнечно и, в целом, как-то по мирному радостно до крика, раскинув руки.
А он убил его в работе, как всегда.
Юнги не то чтобы жалуется, ведь весь его труд окупился, но иногда так хочется прогуляться с кем-то, переплетая свои холодные длинные пальцы с чьими-то мягкими и тёплыми, тогда и сердце несправедливо прозванного ледышкой Мина наполнится брызжущим в разные стороны тёплым счастьем.
Он ведь эмоционален на самом деле. Ему, как и любому, хочется и плакать, и смеяться, и кричать от боли, и петь от радости, но только не к каждому он готов повернуться, вываливать все свои чувства на голову чужому, не родному совершенно человеку он просто не будет. Вот и ждёт. Ждёт, пока запястье украсит надпись, ознаменующая начало новой главы жизни.
Так и запишите: «Мин Юнги и любовь». Парню почему-то до смущающего нравится это сочетание слов. Такое уютное и приятное на ощупь.
Юнги щурится довольно, вновь представляя свою частичку души во плоти другого. Он? она? где? когда встретятся? Столько вопросов роилось в голове, что впору их травить, как мух или тараканов. Но нет, тараканы в голове Мин Юнги прочно так устроились, инфраструктуру создали и вообще живут на широкую ногу.
«Мне уже двадцать четыре, а я его, соулмейта своего, не встретил ещё. Может я неправильный? А если я сейчас иду мимо него, а он и не понимает даже…» — тоска наваливалась на его плечи, ведь нахождение соулмейта для него значило начать жить: ходить по кафе и ресторанам, просто гулять, делать глупые фотки, а потом отказываться их удалять, путешествовать, плакать не стесняясь хоть кого-то после мамы.
Но не с кем, не для кого, рядом так пусто до щемящего сердца.
Поэтому работа сейчас для него и мать, и жена, и друг, и враг.
Юнги сжимает крепко ручку портфеля, направляясь к парковке. Завтра у него важная бизнес-встреча, поэтому ему необходимо снять несколько миллионов вон со счёта кампании. Он всегда совершал все денежные операции лично, не особо доверяя подчинённым, а наличные предпочитал больше, чем пластиковые карты. Ведь наличные деньги — вот они: пощупайте, потрогайте, на свет наведите, каждый серийный номер проверьте, вотермарки найдите. Наличные деньги живые, пусть таковыми и не кажутся.
Совсем, как Юнги.
Мотор машины тихо жужжит, успокаивая и позволяя собраться с мыслями. Парень продумывает предстоящую встречу до мелочей. Что скажет, как будет сидеть, какой рукой передаст деньги. Он даже не может понять, жаждет этой встречи, что откроет ему ещё больше дверей, или её хочется послать в далёкое путешествие.
Глушит мотор у банка и вздыхает.
Его день — сер, скучен и совершенно точно повторяет какой-то из уже прошедших.
В банке тихо и светло. Из-под каблуков ботинок раздается мерное цоканье, а лампы сверху тихо жужжат.
Но Юнги даже не успевает подойти к девушке за стойкой, что уже заученно-приветливо улыбается ему, как слышит странный щелчок и «Всем оставаться на местах! Это ограбление». Поганая улыбка портит лицо довольно миловидного парня с внушительным автоматом.
Приехали.
Юнги тихонечко, преодолевая шок, под пристальным взглядом бандита, опускается на колени и заводит руки за голову. Сейчас главное не показать, что он богат, как никто. Ролекс на запястье не помогают.
— Мобилу! — вытягивает руку и Мин отдаёт ему телефон, вытащив тот из кармана, — За мной! — парень хватает Юнги за локоть и взвизгнувшею девушку за форменный пиджак.
Металлические ячейки холодно отблескивали, когда парень с оружием толкнул Юнги в хранилище. Тот увидел ещё троих сотрудниц, пожилую даму, беременную женщину и четверых мужчин разных возрастов. Уходя и закрывая за собой дверь с металлической решеткой, но оставляя толстую дверь открытой, чтобы за заложниками было удобнее следить, грабитель говорит:
— Если будете рыпаться, начну отстреливать, как дворовых шавок. С него начнем, он самый мелкий, — чернеющее угрозой дуло останавливается на пареньке рядом с Юнги. Он действительно выглядел лет на семнадцать и что тут забыл — оставалось загадкой.
Кудрявый, как барашек, пухлогубый, как куколка, но взгляд побитого щенка прозрачный абсолютно. Этот взгляд медленно падает на Юнги, и сердце того в волнении заходится.
Что-то такое родное он видит в этом уставшем взгляде.
Может, он тоже одинок, как Юнги?
За секунду до момента, когда парень откроет рот и начнет говорить, Юнги думает о многом, почему-то. Ему в голову приходят трепетные, трогательные картинки. Он видит свои достижения, свою боль и силу. Глупая, торжественно-радостная улыбка растекается от уха до уха. Юнги счастлив и ему хочется кричать…
— А я умру?..
… от боли.
Он словно падает с огромной высоты, буквально слышит противный свист воздуха в ушах, и больно обдирает крылья счастья об ветки колючих елей, собирает занозы с берёз.
Повтори-ка, мальчик.
Мин даже не понимает, спрашивает парень или утверждает. Замечает вцепившиеся в рукав его темного пальто пальцы (совсем непохожие на его — мягкие, как зефир, даже на вид) и чувствует еле заметную боль в области запястья. Юнги опускает взгляд на руку, пока сердце заходится в волнении, стремясь раскрошить ребра в пыль. И почти переломанные крылья вновь поднимают его даже выше. На запястье чёрная метка, ещё не сформировавшаяся до конца, переливающая жидким золотом.
«Красивая», — отмечает Юнги, разглядывая цветочные вензеля.
Хватка на рукаве пальто ослабевает, а потом и вовсе исчезает. Парень, кажется, ничего не соображающий, пытается отползти подальше, извиняется еле слышно, а в глазах слёзы крупными каплями.
Юнги начинает истерично соображать, что сказать в ответ, чтобы тату парня получилась самой красивой, чтобы она смогла поднять ему настроение, поддержать в трудную минуту. Юнги уже хочет для этого парня, чьего имени даже не знает, самого лучшего. Долгожданного соулмейта он, против воли того, к себе притягивает, на холодный пол опускается, вытянув ноги, а парня между садит.
Разворачивает его руки ладошками наверх и, выдыхая в ухо, произносит:
— Твоя жизнь будет цвести.
Парень словно приходит в себя, зачарованно разглядывая побежавшие по рукам буквы. Широкие, четкие завитушки красиво опоясывали надпись, создавая контраст с нежными цветами на запястье Юнги.
Черты, о которых и не догадаешься, всегда можно было узреть с помощью этих завитков.
— Тебя как зовут, кукла?
— Кукла? Э-это комплимент? — парень поворачивает голову и поднимает глаза, смотрит пронзительно. Юнги даже тушуется слегка.
— Считай, что да.
— Мило…
Он сворачивается клубочком, утыкаясь лицом в колени. Смущает, ужас. Юнги смущен не меньше, поэтому он вновь тупо улыбается, вперившись взглядом в стену. И только сейчас вспоминает, что он, вообще-то, заложник. И, обычно, с заложниками все просто — у них падает самооценка, они чувствуют себя униженными и незащищёнными. Юнги не чувствует.
Взгляд скользит по камере хранения дальше и цепляется за сокамерников, расползшихся по разным углам. У них пустые лица. Они сейчас совершенно точно не могут поверить, что с ними случилось.
Во время различных катастроф всегда так. О пожарах, о крушении самолётов, о актах терроризма нам всегда говорят и всегда напоминают. Для каждой ситуации придумали правила безопасности и спастись, выжить на самом деле реально почти в любой из них. Да только каждый, буквально каждый, человек думает, что с ним этого точно не произойдет.
Да только кто из нас защищён от всего? Разве что мертвец.
Скользя глазами по ячейкам дальше, Юнги видит перед собой своего соулмейта, которого так долго искал и ждал. Пускай ситуация странная и даже опасная до невозможности, ведь бандиты легко могут убить их, но безмолвное счастье уже окатывает Юнги с головой. Сам факт нахождения этого парня рядом успокаивает.
Это может быть их последний день, но Юнги рад будет провести его с ним.
— Так что насчёт имени? — напоминает о себе Юнги, твердо решив легко отпустить этот день и, возможно, свою жизнь.
— Чимин. Меня зовут Пак Чимин, — он протягивает ладошку для рукопожатия, неловко прикрывая тату рукавом толстовки, её наличие всё ещё крайне необычно и чуждо.
— Рад наконец встретить свою душу. Я Мин Юнги.
— Господи, почему ты говоришь так высокопарно? Ты что репетировал? — Чимин смеется, не догадываясь насколько же это чистая правда.
— У меня было двадцать четыре года, — Юнги пожимает плечами, улыбаясь в ответ.
— Сколько? Чувак, да ты врешь! — вдруг как-то надломано-весело произносит один из заложников, — Я бы дал тебе двадцатник, не больше, — и он улыбается, но так, будто защищается от какой-то страшной боли, будто пытаясь рассмешить самого себя.
— А что, если я скажу, — вмешивается Чимин, который, как и Юнги, чувствует себя спокойнее, ведь он не один. Да, они встретились только что, да, они совсем друг друга не знают, да, ещё совсем не ясно останутся ли они друзьями или начнут встречаться (смущение-смущение-смущение), но они совершенно точно не зря частички душ друг друга, — что я всего на два года младше.
Хранилище взрывается смехом, будто Чимин рассказал крайне смешную шутку. Смеются не все, но те, кто делает это вряд ли смеялись также до этого дня. Этот смех больше похож на истерию человека, узнавшего, что его ВИЧ-статус положительный и пытающегося подловить врача, что так несмешно пошутил.
Да только грабителям плевать искренний ли это смех или же отчаянная попытка не скатиться в бездну горести и страха. В бездну, которая просто сожрёт с потрохами.
— Вам тут весело, я погляжу?
Чимин жмется к Юнги, припоминая угрозу. Но бандит удивляет, он воровато оглядывается, открывая дверь.
— Я сотрудник полиции, — вдруг шепчет парень, — Мы давно уже гоняемся за этой группировкой. Нет времени пояснять. Идите по этому коридору прямо и никуда не сворачивайте, в конце вас будет ждать чёрный выход и наряд.
— У нас нет оснований верить вам, — возражает работница банка.
— Я не заставляю, — парень улыбается, поднимая руки так, если бы сдавался.
— Идемте же, не противьтесь, — восклицает пожилой мужчина и выводит упирающиеся девушку за локоток, — Спасибо… эм…
— Чон Чонгук, сэр, — улыбается так ярко, что слепит. Юнги вдруг думает, что волею судьбы встретиться с этим парнем ещё обязательно.
Коридор оказывается тёмным настолько, что парень, представившийся Сокджином (тот, что орал про возраст Юнги) собирает своими широченными плечами все встречные углы.
Чимин тихонечко вздыхает, ощущая себя в полной безопасности за спиной Юнги. Он с благодарностью цепляется кончиками пальцев за его, для удобства чего, Юнги сложил руки за спиной. Быть не может, чтоб он встретил своего соулмейта здесь и сейчас — в день, что парень по праву прозвал одним из самых ужасных в его жизни.
За пару часов до злополучного (а может и судьбоносного) похода в банк, Чимин психовал, швыряя всё, что ни попадется под руку. Почему его жизнь такая?
Быть одиноким в своих мечтаньях — это ли не ад? Даже Тэхён, верный, преданный и самый-самый друг, нет-нет да и просил забыть о танцах, оставив идею сделать их своей профессией.
«Ради тебя, Чиминни, только ради тебя».
Чимин не винил его, ведь сталкивался с огромным количеством препятствий: проблемы с физическим здоровьем из-за многочисленных тренировок, проблемы с психологическим — из-за вечных отказов различных театров. Самое болезненное препятствие: неодобрение важных для Чимина родителей.
Но и отказаться от мечты он не мог. Только танцуя, ловя собственный взгляд в огромном зеркале, наблюдая за людьми со сцены, он чувствовал себя счастливым и законченным. Умиротворённым. И не важны уже боли в мышцах, переутомление и недосып — чистое, незапятнанное ничем счастье, похожее на молодого белого лебедя, того стоило.
Но родители всегда преследуют единую цель: защитить свое дитятко от любой боли, в том числе от разочарования в себе. Родители Чимина поначалу сына поддерживали, пережили с ним первый провал, второй, третий. На шестой не выдержали: «У тебя экономическое образование! Работай по специальности, прошу!»
Чимин не слушал. Чимин продолжал танцевать.
Сегодня же мама, позвонив, сказала, что хватит ему, двадцатидвухлетнему кабанчику, сидеть у них на шее, гоняясь за мнимыми идеалами. Высылать деньги она с отцом отказалась.
Нет, Чимин не был нахлебником и работал. Точнее, подрабатывал. Родители, главным образом, помогали платить за квартиру. Отказавшись помогать, они поставили парня в жуткое положение: платить по счетам нужно уже завтра, но нечем.
Единственным верным решением для него казалось взять кредит на небольшую сумму, ведь друга не хотелось беспокоить совсем. Тэхён обязательно начнет волноваться, суетиться, будет Чимина даже ругать за беспечность, а в итоге возьмёт за ручку и лично каким-нибудь юристом устроит.
Поэтому Чимин оказался здесь, в банке.
— Юн… ги? — несмело и совсем тихо зовет Чимин, а, подумав, добавляет: — Хён?
Юнги резко останавливается, из-за чего Чимин врезается в такую уютную спину парня. Старший берёт руки Чимина в свои и слегка сжимает.
— Перестань быть таким неловким, боже. Просто пойми, что мне тоже страшно. Да, я старший, но я не смогу как в фанфиках, где есть чёткое деление на активного и пассивного. Ты всегда можешь ошибиться в общении со мной, я тебя не съем, хорошо?
— Спасибо, Юнги-я…
Зря, Мин Юнги, зря ты разрешил обращаться к себе как младшему вздумается. Слетевшие с этих кукольных губ ласковое и нежное, пропитанное искренней благодарностью, сметает в груди Юнги все, что там было до этого. Но не оставляет болезненную дыру, а заполняет искрящейся радостью, вечной-вечной. Юнги хочется улыбаться и прижаться ближе к Чимину, что обнимает в порыве той самой благодарности.
Юнги не смеет себе отказать.
Светлые волосы младшего оказываются прижаты большой ладонью Мина, а талия скована в сильном объятии.
Это что? Слезы, Мин Юнги?
— Впервые плачу от счастья, — признается Юнги тихо на ушко соулмейту.
Чимин же его слезы своими пальчиками-зефирками аккуратно стирает и улыбается.
— Эй, голубки, — окликает парень, вроде бы Хосок, — Намилуетесь позже, идём скорее.
***
— Почему вы ничего не делаете? Почему?! — у девушки сдают нервы. Она сначала кричит громко на стражей порядка, а потом лицо устало руками закрывает и просит прощения.
— Ничего страшно, Давон-щи. Мы понимаем вашу обеспокоенность и делаем все возможное. Внутри здания наш сотрудник, не волнуйтесь, — примирительно улыбается полицейский, протягивая девушке платок. Та утирает незамеченные ею слезы.
Площадь перед банком полна людьми. У кого-то там жена, брат, друг или подруга. Они все переживают. И полиция уже не может сдерживать их, уверяя, что все под контролем. Ведь полицейские сами начинают предаваться панике.
Связь с тем самым сотрудником потеряна около получаса назад.
— Если он умрет — я повешусь! — злиться глава операции, — Он же молодой такой, Господи!
— Он справился, — тихо произносит кто-то из сотрудников, намертво вцепившись взглядом в мониторы, где в поле зрения банковских камер попала группа людей, пробирающихся к выходу, — Он справился!
— Внимание посту номер три! К вам приближаются заложники!
Застывшая до этого площадь приходит в движение. Стражи порядка оттесняют людей от банка ещё дальше. «А как выберется сам Чонгук?» — слышит Тэхён обращение к товарищу от одного из них. Парень поворачивается к говорящему, чтобы лучше слышать.
— По изначальному плану, ему должны были маякнуть. Но связь потеряна…
— Надеюсь, он пойдет за заложниками. Им нужно выбраться как можно раньше.
— Верно. Если бандиты поймут, что они исчезли… Мы не можем даже представить, что эти чокнутые сделают. Начнут беспорядочно палить по нам, например. Поэтому мы должны защитить тех, кто на улице.
Тэхён напрягается всем телом, кидая взгляд на банк и неожиданно замечая силуэт мужчины в окне. «Что б он сдох», — с самой сильной ненавистью думает он.
— Что-то происходит, — заключает главарь банды, вглядываясь в окно, — Позовите Чонгука и Ыну.
Он хватает телефонную трубку.
— Что вы делаете?! Вы говорили, что не тронете нас, если мы отпустим людей!
— А вы так и не отпустили, Ли Енгу.
— Что вы хотите этим сказать?
— Все кончено, сдавайтесь.
— Чонгук пропал, босс! — орет влетевший пособник, — И заложники тоже!
— Чонгук? Он ведь из ваших, полковник? Хах, мне следовало догадаться раньше, он ведь буквально появился из неоткуда, — Енгу тяжело опирается об подоконник, — Мы скрывались от вас месяцами. Мои планы всегда были идеальны! И их разрушил ваш мальчишка? Это до омерзения смешно.
— Енгу, сдайтесь. Вы ведь сами понимаете, что уже проиграли.
— Понимаю. Но я никогда не сдаюсь!
— О боже, Енгу, нет… — хрипит кто-то из бандитов.
Но поздно. Ведь пальцы парня, один за другим, медленно отпускают спусковой механизм.
Никто из находящихся в этой комнате не мог и подумать, что глава их банды окажется готовым на все смертником.
Это происходит слишком быстро. Секунда, а Тэхён уже, инстинктивно, чуть приседая к земле, прикрывает голову, спасаясь от вылетевшего из окон стекла. Горит всего около четверти здания, но Тэхён все равно обескураженно застывает. Взгляд цепляется за падающий пепел. Будто серый снег посреди весны. Умиротворение какое-то.
Замечает и кровь от многочисленных порезов битым стеклом не только на руках, но и на щеке, которая, похоже, кровоточит.
Взрыв не очень большой, Чимин ведь не пострадал, да?..
***
Тэхён подозрительно коситься на парня, усевшегося напротив, но не выдерживает и громко стукает чашкой кофе по стеклянному столику.
— В чём твоя проблема, Пак Чимин?!
Чимин поднимает на него глаза, думает пару секунд, а потом пожимает плечами. Тэхён готов фейспалмить.
Они сидят в недешевом кафе спустя неделю после того злополучного похода в банк. И пытаются разобраться в личной жизни Чимина. Ему уже скоро уходить к психологу (нахождение в заложниках никогда не проходит бесследно), а парни не двигаются с мертвой точки, ведь Пак твердит одно и то же:
— А если он не хочет?
Юнги, который на Чимина, как на ангела смотрит, не хочет с ним встречаться? Тэхёну думается, что это бред.
Нередки случаи, когда соулмейты становятся лучшими друзьями, названными братьями или сестрами, вот Чимин и грызет себя, ведь ему хочется отношения с Юнги на новый уровень вывести, а чего хочет сам Юнги парень не знает.
— Знаешь, что? — наконец нарушает тишину Тэхён, — Глянь хоть раз в зеркало, когда вместе будете. Посмотри, как смотритесь. Вас все в округе поженили, я тоже давно думал, что уже встречаетесь, а вы только кота за хвост тяните, оказывается.
— Вот что ты говоришь такое… — бормочет Чимин, низко опуская голову, смущаясь.
— Правду, друг мой, только правду. Все, иди, тебе уже пора.
Чимин думает о словах Тэхёна весь день, ему правда хочется последовать совету, но удачного момента не предоставляется. Сначала он проводит время в компании психолога и бывших сокамерников. За время терапии он даже сдружился с двумя из них, — Сокджином и Хосоком — чего Чимин вообще никак не ожидал.
Чимин многого не ожидал, если быть честным.
Его жизнь так круто изменилась после того дня в банке, что иногда парню все окружающее кажется играми разума. Юнги оказался богатым владельцем популярной фирмы, он помог Чимину оплатить задолженность по квартплате, устроил его в собственный офис («Не смотри на меня так, я не стану назначать тебя директором каким-нибудь. Твоя гордость будет против. Ты добьешься всего сам, вот увидишь», — сказал старший тогда), с давней мечтой помог Хосок, оказавшийся хореографом и танцором. У Чимина появился любимый донсен — спасший их Чонгук оказался на целых два года младше, и новый хён — Намджун, друг Юнги, который эксплуатировал Чимина как большую мягкую игрушку.
Ему наконец начало казаться, что в его жизни наступила белая полоса. Он
счастлив.
А вечером, развалившись вместе с Юнги прямо на мягком белом ковре, тэхёнова мысль вылетает из головы. Длинный ворс щекочет, касаясь чуть оголенного задравшейся кофтой бока. Приятно.
Руки Юнги на другом боке горячие и тоже будто щекочут, но как-то странно, рассыпая мурашки по всему телу. Тоже приятно.
— Знаешь, Юнги-я, — шепчет Чимин, набираясь смелости и пододвигаясь ближе, чем позволяют приличия, — мне кажется я… — его нос утыкается в щеку старшего, и Пак прикрывает глаза. Осталось сказать главное.
— Молчи, — вдруг прерывает Юнги. У Чимина внутри что-то ярко лопается, забрызгивая липкой противной жижей все внутренности. Ему уже хочется отвернуться, отодвинуться и начать извиняться, как в первую их встречу, но Юнги не отпускает, хватая за руки и подминая под себя, — Я хотел признаться первым.
Сердце Чимина бьётся так громко, гулко отдавая в ушах, что кажется, будто он перебудит сейчас весь Сеул.
Я
Дыхание Юнги отпечатывается на щеке младшего, который отчаянно цепляется за ворсинки ковра. Чимин не помнит точно момент соприкосновения их губ, потому что внутри него снова взорвалось. На этот раз, фейерверк, выпустивший стайку юрких бабочек.
За окном стягивается темнота, пока Юнги стягивает с Чимина кофту и ловит первый рваный выдох.
Из сознания младшего также совершенно выпадает момент, когда они оказываются на кровати, где шёлк приятно холодит разгоряченное тело. В комнате приятный полумрак, постельное белье серебрит луна, пробиваясь сквозь легкие занавески. Юнги нависает над ним напряженным каменным изваянием. Он выдыхает сквозь зубы, падает головой на грудь Чимина и шепчет что-то о «так сильно» и «долго и счастливо».
И как же долго они целуются.
тебя
Хруст позвоночника раздается в комнате, когда Чимин прогибается в спине слишком сильно, упираясь затылком в скользящий шёлк персикового постельного белья.
— Бля-я-ять… — хрипит парень, выворачиваясь, хватаясь за руки Юнги.
Тот, в свою очередь, судорожно находит его ладони. И пальцы сплетаются, образуя карту. Карту, что будет вечным путеводителем им двоим, потому что Юнги ни в жизнь его никуда не отпустит. Он цепями, правдами и неправдами прикуёт Чимина к себе, и спустя года они будут вместе. Постаревшие, ослабевшие, с вставными челюстями и дрожащими руками, сжимающими трость. Вместе, с живыми любящими сердцами, полным домом счастья и кольцами на морщинистых пальцах.
люблю
Утром Чимин проснется самым счастливым на этой Земле. Он будет игнорировать сообщения Тэхёна, орущего капсом, что нашел соулмейта, обязательно поцелует запястье Юнги, где выведена сказаная им однажды фраза, и нежно обведет контуры своего тату.
Чимин правда рад, что именно с этим парнем он обменялся черными метками на коже и сбивающимися с ритма сердцами.
