Лили-Эйлин

Уже вечерело, и потому они собирались отправляться домой. Оказалось, что гоблин задержал их достаточно надолго, чтобы небо начало окрашиваться в нежно-розовые цвета. Северус ещё совсем ребёнок, и ему лучше не нарушать пусть и слегка неровный, но всё же режим сна. Пусть Эйлин и не пылала желанием видеть свои уже привычные кошмары, но от них никуда не сбежать и не спрятаться. Иногда она, признаться, думала, что было бы куда проще, если бы не память о том, что когда-то её имя было Лили. Без воспоминаний, без груза войны, панического страха, что кажется лишь ждёт момента, чтобы лишить кислорода, чтобы она умерла от эфемерности того, что будущее вообще можно изменить. Однако вопрос оставался лишь в том, что это за человек без памяти: не Лили, и не Эйлин. И кто тогда? И как в таком случае лучше, как сейчас или как могло бы быть? Но это не то, что ей суждено узнать. Слишком много сложных мыслей. Девушка решительно помотала головой: вся эта ситуация слишком пугающая, чтобы осознать случившееся до конца. Даже спустя столько времени осознать свою смерть слишком нереально. Интересно, есть ли статистика того, как быстро ты должен смириться? Даже интересно, в какой процент она попадёт. Эйлин, увидев, что малыш устал, взяла его на руки и решительно отправилась пешком искать место, откуда будет удобно поймать «Ночного Рыцаря». Раз уж ребёнок засыпает, то трансгрессировать точно не стоит. Тучка, когда его взяли на руки, даже не сопротивлялся особо, он получил свой долгожданный котёл и теперь с чистой душой мог позволить себе отдохнуть. Пока они шли к «Дырявому Котлу», Эйлин вспоминала, что у них на ужин: жареная картошка с куриной грудкой, куриный супчик и яйца ещё остались. Мысль о том, что у них, получается, весь холодильник забит одной только птицей, заставила прыснуть и отвлечься от дороги всего на мгновение, которого, впрочем, хватило, чтобы в кого-то врезаться. Медленно подняв глаза на кричаще яркую мантию синего цвета и осторожно поднимая взгляд выше, столкнулась с проницательными голубыми глазами, спрятанными за очками-половинками. Глаза внимательно следили за бывшей ученицей, и Лили поймала себя на том, что инстинктивно замерла, как в те далёкие времена, когда директор вычитал очки с их факультета. Он был ещё не полностью седым и, разумеется, был значительно моложе, чем она его помнила, но уже сейчас казался внушающим и могущественным волшебником. — Эйлин, вы прислали мне весьма интересное письмо. Да, признаться, я долгое время был занят, да и попросту не знал, что вам ответить. То, что вы назвали меня в нём директором конечно весьма лестно, хоть меня ещё и не назначили официально. Не думаю, что вы сильно торопитесь, и, раз уж мы вы в меня буквально врезались, думаю, вы будете не против поговорить, — он мягко улыбался и голос его не приказывал, но всё же становилось более чем понятно, что отказ в данном случае вариантом не является. Девушка вздрогнула от неожиданности, признаться встретить профессора вот так она не ожидала.— Директор! — Испуганно встрепенулась Лили и тут же смутилась своей оплошности. За годы своей предыдущей жизни она настолько привыкла к этому его титулу, что назвала его так и в письме и сейчас, хотя и знала, что должность колдуну ещё не принадлежит. — Ох, простите и извините что врезалась в вас. Признаться, задумалась, и, разумеется, нам стоит обсудить то письмо, — не смотря на смущение связанное с её оплошностью, она быстро взяла себя в руки и, перехватив маленького Снейпа поудобнее, решительно кивнула. — Вовсе не стоит просить прощения за сей конфуз, ведь признаться, это весьма лестно. Пускай нам и не дано знать грядущее, однако будем считать это вашим маленьким предсказанием. И за то что врезались, опять же, не стоит извиняться, будем считать это знаком судьбы. Она, старушка, похоже благоволит нам обоим. Что ж, ваше рвение весьма похвально, но не здесь. Согласитесь, лишние уши нам не нужны, — последнюю часть он произнёс шёпотом. — Да и юному мистеру Снейпу будет гораздо удобнее в кабинете замдиректора, чем на многолюдной улице, согласны, Эйлин? — маленький Северус, будто подтверждая слова профессора, по совиному захлопал глазками, явно намариваясь заснуть. - Вы, разумеется, правы профессор, но вы действительно хотите провести нас в школу? — Почему бы и нет? Хогвартс — самое безопасное место во всей Великобритании,— весело подмигнул пока-ещё-не-директор Дамблдор. Наткнувшись на скептический взгляд бывшей ученицы он весело хмыкнул. – Ну, кроме запретного леса, разумеется, но мы туда и не пойдём. - Я к тому, что в школу нельзя посторонним, — она скептически фыркнула. О, Лили прекрасно помнит случай, когда Блэк обходным путём пытался затащить к себе в комнату то ли итальянку, то ли француженку с которой встретился в кофейне мадам Паддифут. Ох, и сколько баллов тогда улетело с их факультета! Даже вспоминать страшно. — Разумеется, это правило всё ещё действует, вот только вы вовсе не посторонняя, вы — выпускница Хогвартса, а это значит, что для вас двери школы всегда открыты. Препираться и дальше смысла не было, и потому, устало кивнув, Эйлин позволила увести себя с переполненной улицы. Ушли они недалеко, за угол ближайшего к ним заведения, где Дамблдор достал из мантии стеклянный шарик размером с ладонь, который, видимо, являлся порталом. — Знаю, он особо большой, но, однако что-то более крупное не так удобно прятать, думаю, вы согласны? — и тут же, не дожидаясь ответа своей ученицы, протягивает шарик к ней ближе. — Держитесь крепче, и, думаю, уместно будет пожелать удачи нам в этом скромном путешествии. Не зная даже, что на такое можно ответить, и не особо понимая, как держаться покрепче за абсолютно гладкий стеклянный шар, она лишь кивнула и, перехватив поудобнее уже спящего ребёнка, потянулась к порталу. На ощупь тот оказался не таким гладким, как на вид, будто с небольшими углублениями для пальцев, чуть шершавым и очень тёплым, покалывал замерзшие ладони чужим, чуть кусачим теплом. Телепортация произошла буквально в долю секунды. Вот ты касаешься шара и не успеваешь выдохнуть, как уже возвращаешься в свою альма-матер. Впрочем, именно в этом кабинете она точно не была, хотя в нем, как и в директорской, было великое множество разнообразных странных крутящихся механизмов, да и помост с фениксом уже был, но внешний вид прибежища гордой птицы выглядел более строго. Да и сам кабинет выглядел всё же куда строже, несмотря на все эти механизмы, что сиротливо ютились в огромном деревянном шкафу среди разнообразных учебников и тетрадей и просто книг, которые более раскрывают темы из учебного пособия для желающих глубже изучить интересующую их тему. А также небольшой чайник с пухлыми боками блестящими радужными переливами рядом стояли баночки с различными засахаренными фруктами и небольшие вазочки с мармеладом, тянучками, драже и разноцветными ирисками. Большой ковёр с животными — символами факультетов, изображение на котором изредка двигалось, благодаря чему картина постоянно слегка менялась, и казалось, что звери играются друг с другом. Небольшой диванчик, накрытый пледом с гербом школы, на который перекочевал Северус с удобных материнских рук. Массивный стол, за который юркнул «директор» и кресло для посетителей, в котором осторожно устроилась Эйлин. Дамблдор коротко взмахнул рукой, приглашая угоститься сладким, сказав, что сладости по его опыту помогают успокоиться и взять себя в руки. И как бы девушка ни пыталась сопротивляться, уже минут через пятнадцать она послушно грызла засахаренную грушу, крепко сжимая в руках блестящую нежными переливами чашку, которую профессор вытащил должно быть вовремя их недолгого спора. Ведь только так можно объяснить то, что она совершенно не помнит, откуда та взялась, а чайник сам собой разливал им чай, пахнувший различными травами, чей аромат напоминал ей о доме. Однако расклеиваться, погрузившись в свои воспоминания сейчас точно не вариант. Слегка взмахнув палочкой, профессор наложил на кабинет полог тишины и, едва приподняв уголки губ, улыбнулся. Повернувшись, он снова заговорил, наконец вернувшись к насущной теме разговора, чуть прищурив свои проницательные глаза. — Так значит, вы прибыли из иного потока времени. Полагаю, вы определённо не являетесь той, за кого вас принимают окружающие. Невероятно! Признаться, не думал, что на своём веку действительно встречу такую аномалию. Подобные случаи весьма подробно и долго обсуждались на различных симпозиумах и конференциях в Визенгамоте или же среди сотрудников Министерства Магии. Особо, конечно, рвение в этом вопросе проявил Отдел Тайн. К сожалению, на то они и Отдел Тайн, дабы об их тайнах никто не знал. Уж простите меня за каламбур, не удержался, — мягко усмехнулся в свою бороду профессор. - Много ли получилось узнать?! Мне правда интересна любая возможная информация. Прошу, профессор! — от нервов хотелось выть, но она старалась быть максимально вежливой. Пусть вопрос и получился несколько громче, чем хотелось, всё же девушка слишком уважала директора, чтобы сорваться в грубость, да и требовать ответов она, если уж на то пошло, права не имела. - Честно говоря, не так много, как вам бы хотелось, но для начала, думаю, будет справедливо, если вы раскроете себя, ю. Хотелось бы знать, с кем я на самом деле имею честь разговаривать. Так и с кем же? — Вы действительно мне верите… Я ведь с таким же успехом я могла всё это, и выдумать, или же я просто сошла с ума, — отчего-то ранее ей не приходило в голову, что вся эта история настолько безумна, что вполне могла родиться в голове пациента больницы святого Мунго, обитающего в её особом крыле. Будто директор не мог принять её письмо за глупую шутку и поэтому так долго не отвечал. — Разумеется, я не вижу, зачем выдумать подобное, ведь подобный розыгрыш не принесёт шутнику ничего кроме головной боли. Ну а насчёт сомнений в вашем здравом уме… Так разве это важно? Скажу вам по секрету… — На этих словах он склонился ближе и с самым заговорческим видом, будто открывает ей великий секрет. — Нормальность сильно переоценена, великие люди издревле считались абсолютно точно ненормальными. - Про вас тоже так часто поговаривали, профессор Дамблдор, вы вечно сначала такой собранный и серьёзный, а потом как сказанёте что-нибудь и весь образ насмарку. — Лили весело фыркнула, вспомнив свою церемонию поступления, и то каким величественным ей казался директор в этой своей не возможно помпезной мантии, и какими растерянными лица провожали его первокурсники по окончанию приветственной речи. — О, как ну надо же, а я был уверен, что мои небольшие чудачества будет приняты студентами как часть образа, — профессор задумчиво погладил бороду. — Думаете, мне стоит быть более серьёзным? Впрочем, так было бы чересчур скучно, люди не должны держать своего внутреннего ребёнка взаперти. Запомните, моя дорогая, что бы вокруг вас не говорили, всё это пыль под вашими ногами. Пока вам самой уютно быть собой, всё остальное значения не имеет. Ну и пока мы придерживаемся норм этики и морали, конечно, этот аспект тоже весьма важен. — Моё имя Лили Прюденс Эванс, я рада, что вы заинтересовались моей проблемой. Выпускница факультета храбрецов, величественного Гриффиндора, совершенно не планировала становиться аномалией. - Второе имя, должно быть, досталось вам от матери? — Нет, Прюденс конечно является матерью, но только не мне, а моему отцу. К несчастью, она погибла ещё до моего рождения, и память о ней увековечили в моём втором имени. Моих родителей звали… В этом времени, точнее, ещё зовут Мойра и Бенджамин Эванс. Только не напугайте их, они ещё не знают, что их младшая дочь ведьма. Малышке только три, это может стать шоком. Мой отец — суровый человек военной выправки. Воинственный ирландец, может и ружьё достать, если к его порогу придёт ни с того ни с сего странный старикашка в кричащей мантии и заявит что его дочь, на секундочку, ведьма, — рассказывая о своей семье, Лили заметила, как, пусть и ненадолго, напряжение покидает её. Она даже мягко улыбнулась, вспоминая крутой нрав отца, и едва ли прошибаемое спокойствие своей матери. Женщина флегматичная по своей натуре, она всегда знала как урезонить свою весьма шумную семью. — Ну что вы, мисс Эванс, зачем же обязательно заявляться на порог, ведь девочка всё же ведьма. Не думаю, что моё вмешательство будет уместным до её непосредственного поступления в эту школу. Учитывая возраст вашей юной версии, логично предположить, что причина, почему ваша душа не упокоилась кроется в маленьком мальчике, что лежит на диванчике позади нас. К тому же, это также объясняет то, почему вас закинуло именно в этот сосуд. — признаться, от того, каким холодным тоном профессор назвал одну из бывших учениц сосудом, девушка вздрогнула, будто та и правда была не более чем пустой вазой, а не кем-то живым, чувствующим, настоящим. - Вероятно, вы правы, хотя, признаться, о том, чтобы спасти его, я думала в последнею очередь. Но мы и вправду связаны, больше, чем с кем-то другим и наверно больше, чем я хотела бы признавать. Сев был грубым и неуклюжим в общении ребёнком, но он был первым, кто протянул мне руку, самым лучшим и единственным моим другом, тем, кто открыл для меня мир волшебства ещё до того, как я смогла впервые отправиться туда сама, — Лили сама не заметила, как стала ярко улыбаться, вспоминая того другого совсем колючего Снейпа. — Вы говорите, «был» другом, что-то произошло. Вы с такой теплотой говорили о том, другом Северусе… Что это должно быть, это было весьма болезненно пережить, можете поделиться? — Ему сложно приходилось без твёрдой почвы под ногами и с ним произошло то же, что и с другими талантливыми и потерянными детьми. Ослеплённый страхом за своё будущее и амбициями, он попал в плохую компанию. А я была чересчур по- гриффиндорски прямолинейна и категорична, с юношеским максимализмом требовала невозможного и никак не могла понять, почему он мне этого не даёт. В один момент это просто всё сломало и я решила, что с меня хватит. И вместо того, чтобы быть хорошим другом, я сама толкнула его в пропасть, отрезав все нити, что держали его на этой стороне, — только сейчас у неё получилось признаться не только постороннему человеку, но и самой себе в том, что именно произошло с ним и их дружбой. Она говорила сухо, будто зачитывая отрывок из книги, прекрасно понимая, что если позволит себе быть хотя-бы капельку мягче, то чувство вины возьмёт над ней верх и ближайший час ей предстоит тонуть в слезах горечи по старому другу. Разрыдаться на глазах у профессора — это явно не то что ей сейчас нужно. — Ну, вот видите, может, вы и не думали о нём перед смертью, однако явно много думали до или же уже после. Вы полны сожаления о своём друге. Не стоит корить себя столь сильно, пусть о своих ошибках мы и задумываемся уже многим после их свершения. Однако когда друг тонет во тьме, протянуть ему руку — не всегда самое разумное, что мы можем сделать, ведь за эту руку он может утянуть тебя за собой, — на секунду или лишь её небольшую долю Лили показалось, что она увидела боль в чужих глазах, но буквально в мгновение они встали проницательными и будто пронизывающими чужую душу. — Человек, на чью строну предстояло встать юному Снейпу — это Волан-де-Морт, также известный среди своих сторонников как Тёмный Лорд, всё верно? — девушка кивнула. Что в своём, что в этом времени её ужасала лёгкость, с которой профессор называл его имя. А ведь на него наложено заклятье, и даже в стенах школы старались выражаться иносказательно, боясь мощи великого тёмного колдуна! Сколько раз, бывало, найдёшь тщательно спрятанное убежище, чтобы хоть слегка передохнуть, как тут это имя, произнесённое пускай даже шёпотом. И тут же Пожиратели прорывались через любой барьер, сильные и безжалостные, Авады летели со всех сторон. Это было похоже на ад, в котором все держались лишь за одну мысль: «Хоть бы не попасть по своим!» - Я, признаться, отчего-то был уверен, что он всё же причастен. Значит, в дальнейшем предстоит большая война, мисс Эванс. Это весьма прискорбно, я всё же хотел верить, что дело обойдётся политическими дрязгами, но вероятно, я недооценил его амбиции. Уверен, вместе с вами, мисс Лили, мы сможем не допустить повторения трагедии вновь. — Я не уверенна, что мои знания будут действительно полезны для вас, профессор. Пусть я и участвовала в военных действиях, однако я не знаю ни его слабости, ни того, где находится его база, ни того, кто он такой есть вообще, даже число его последователей мне на данный момент не известно, — бывшая миссис Поттер напряглась. Конечно, сомневаться уже поздно, с подводной лодки, как говорится, не сбежишь. Однако снова вступать в войну, но уже как шпион Дамблдора, в её планы точно не входило. — Но ведь завтра вечером миссис Снейп ждут на важном приёме, где уж точно должен быть и тот, кого мы с вами здесь обсуждали. Знаю, вы вероятно желали изменить время другим, более лёгким путём. Но увы, мы оба достаточно взрослые, чтобы понимать, что это попросту невозможно. Разумеется, чем активнее мы будем вмешиваться в естественный ход времени, тем активнее оно будет нам противостоять. Пока, вероятно, изменения не столь заметны и их всё ещё легко откатить назад, но когда настанет переломный момент, то оно со всей тяжестью навалится на вас желая уничтожить носителя парадокса, если уже нельзя исправить всё назад. — Насколько активно? — Лили чувствует себя до невозможности маленькой и слабой, кажется, что ответ будет подписью на её завещании, а потому в ожидании ответа она перестаёт дышать. И моргать, кажется, тоже. Профессор нахмурился, печально выдохнул и наконец, припечатал суровой истиной: — Готовьтесь к тому, что вам будет не суждено увидеть результат своих трудов. Самое длительное из зафиксированных — это десять лет. Но те изменения были минимальны, и попаданец был удалён из потока времени, как анахронизм. С тем, что мы хотим сделать, дольше пяти лет я прогнозировать не могу, вероятнее всего вы сгорите куда раньше. Я окажу вам всю посильную помощь и в дальнейшем буду приглядывать за юными Снейпом и Эванс, когда вас не станет, чтобы ваши труды не были напрасны. — Я уже умирала и если это будет того стоить, то я готова. Скажите, будет очень больно? — совсем бесцветным голосом уронила Лили. Конечно, она могла догадаться после разговора с леди Принц, но думать о времени и том, сколько его в запасе, было абсолютно некогда. А теперь будто обухом по голове, не внезапно, но от чего-то всё равно неожиданно. — На себе, как можно догадаться, я подобный процесс не испытывал, однако из того что я видел и мне довелось услышать, это весьма и весьма болезненно, — и ощущение полной пустоты в голове и в душе, он видел, как это происходит, она попала в кошмар, не иначе. Неприятные мурашки по всему телу внезапно стало не выносимо холодно… Единственное желание — вернуться домой, уснуть в коконе из одеял, прижимаясь к тёплому боку. Он у неё такой надёжный и сильный, её Джеймс. — Думаю, мы можем идти домой. Нужно будет приготовиться к завтрашнему вечеру, рассказать Северусу про этикет и как правильно себя вести. Я постараюсь не привлекать к себе излишнее внимание, и свяжусь с вами, чтобы рассказать, как всё прошло. — Да, конечно можете идти. А связываться со мной не стоит, это лишь привлечёт лишнее внимание, я сам к вам приду. У вас же есть камин? — После ломанного кивка, профессор утвердительно кивнул в ответ, однако когда Лили уже собиралась взять Тучку на руки, он вдруг попросил её подойти на секундочку. На едва гнувшихся ногах она вернулась, профессор взял её за руку и что-то вложил совсем небольшое, возможно брошь. — Это весьма похвально, что вы стараетесь защитить свой разум, но вас всё равно весьма легко прочесть, — пояснения больше не требовались, вещичка и вправду была брошью. Правда цветок камелии совсем не сочетался с лазурной мантией, что она отложила для приёма, но это хотя бы не лев и не феникс. И брошь не слишком большая, а потому прицепить её куда-нибудь не на виду, к примеру, на внутренней стороне мантии вполне себе реально. — И как долго вы меня читали, профессор? — отчего-то было чувство, будто её предали, и, признаться, ответ она поняла ещё до того, как тот прозвучал. - С самого начала, — и тут было не на что злиться, любой другой, наверняка, поступил бы так же. Но всё она злилась, отчаянно и глупо. Профессор открыл камин, пока она аккуратно, чтобы, не дай Мерлин, не разбудить своё сокровище, взяла на руки Северуса, чтобы уйти из этого кабинета бросив сухое прощание и вернуться домой. Пусть и совсем не в тот дом, в который действительно хотелось. Но всё же, она, признаться, боялась, что тучка проснётся во время перемещения. Но тот только чихнул, сильнее прижимаясь к костлявой фигуре матери. Внутри противно заныло осознание того, что она так и не станет ему настоящей матерью. Дома, уложив малыша на кровать, она легла рядом, чувствуя, как безграничную пустоту заменяют горечь и боль. Эйлин моргнула, медленно закрывая глаза. Слёзы, бесконечно горячие, будто это не вода, а лава, наконец потекли по её щёкам.