Репетитор с привилегиями 4

Тяжело быть студентом на выпускном курсе, особенно когда ты учишься на химическом факультете, и дедлайны почти каждую неделю, времени нет не то что на сон, а даже на подобие отдыха. А еще труднее быть тем самым студентом, когда под боком у тебя всегда шикарный мужчина, готовый исполнить любую твою фантазию, а у тебя нет даже минуты для него, потому что: надо подготовить семинар, а еще контрольная по химической связи не сдана, научный руководитель постоянно напоминает о том, что после пар надо бы и в лабораторию заглянуть, и образцы для опыта приготовить, а еще заглянуть в библиотеку и взять парочку книг по полимерам, и если во всем этом водовороте останется время — перевести несколько научных статей. Ах да, еще и про пары забывать нельзя, потому что сессия-стерва ждать не станет и нагрянет, словно гром среди ясного неба, когда ждать ее совсем не будешь. И это лучший из вариантов развития событий, потому как к окончанию первой половины года морально и физически истощенный нагрузками организм откажется выполнять свои функции, и случится нервный срыв: с постоянным тремором рук, повышенной тревожностью, учащенным сердечным ритмом, тошнотой и жутким головокружением. И Чимин благодарит судьбу за то, что среди прочих симптомов не было обмороков, такого счастья он бы точно не пережил. До сессии ровно неделя, а у Чимина полная неразбериха со здоровьем и вечно нервничающий Юнги, который от каждого шороха ночью соскакивает с кровати. Чимин плохо спит, просыпается по десять раз за ночь и жалуется на тошноту. Тревога все больше окутывает собой, и в такие моменты Чимина начинает трясти, словно в припадке, зубы стучат, как от холода, и весь он становится бледнее полотна. Юнги недовольно фырчит, но крепче кутает в одеяло и уходит за успокоительным. Капает настойку по инструкции и дает запить водой, потом ставит стакан на тумбу рядом с кроватью и забирается под одеяло, крепко прижимает парня к себе и половину оставшейся ночи шепчет на ухо слова успокоения. Под размеренный голос мужчины Чимин успокаивается, дыхание его выравнивается, и он засыпает, будто ничего и не было. На следующий день все повторяется. И так всю неделю, долгие семь дней постоянного страха и боли. Чимин сильно осунулся за это время, стал почти серым и сбросил пару кило. И Юнги готов поклясться, что сам за неделю постарел как минимум лет на десять. Он боялся, безумно боялся того, что Чимин на фоне переживаний так сильно сдал позиции. Парень почти не кушал, вечно сидел за конспектами и делал перерывы только на поход в туалет. Юнги пытался переубедить парня в том, что излишнее усердие сделает только хуже, и был прав. Через день Юнги вызывал для Чимина скорую и нервно измерял шагами квартиру, пока бригада врачей осматривала его парня. Ничего нового в заключении специалистов услышано не было: банальное переутомление. Юнги и сам это знал, кое-что понимал в этой жизни, но переубедить младшего не мог, его упертости можно было позавидовать. Предпоследний экзамен чуть не стал для них началом конца, потому что Чимин полночи мучался от бессонницы, каждые полчаса подрывался с кровати и ни на минуту не переставал трястись — никакие из успокоительных не давали нужного эффекта. Юнги сдался. Утром он не разговаривал с младшим, они перекидывались незначительными фразами, но это сложно было назвать диалогом. Чимин выглядел хуже, чем прежде: спутанные волосы, бледное лицо, точечно усыпанное воспалениями, придавали некогда милому образу замученный болезненный вид. — Я ушел, — хриплым голосом известил Пак, неслышно прикрывая за собой дверь. Юнги еще минут пять стоял неподвижно, глядя на запертую после ухода Чимина дверь. А затем, прежде чем какое-нибудь решение загорелось в голове, глубоко вздохнув, вернулся обратно в спальню. До работы оставался как минимум час, который Юнги потратил на неспешные сборы и чашку кофе. Впереди ждал длинный рабочий день, и мужчина планировал полностью загрузиться работой, чтобы ни одна ненужная мысль не закралась в голову. У них с Чимином наступил кризис. И теперь оставалось лишь два варианта: прийти к компромиссу или разорвать болезненную привязанность, разом лишая себя части проблем. Подумать было о чем. Юнги устало потер переносицу, снимая наконец очки, и откинулся на спинку стула, закрывая на компьютере вкладку с ведомостью. День выдался кошмарным. Куча неуспевающих студентов решили донести свои долги, отчего мужчине пришлось большую часть рабочего времени разгребать принесенные работы. К концу дня в глазах рябило от нарисованных словно под копирку диаграмм. Юнги, конечно, не рассчитывал на то, что студенты слёту возьмут и освоят метод светорассеивания для определения молекулярной массы полимеров, но где-то в глубине души надеялся на сознательность оных. В итоге из тринадцати сданных работ лишь у двоих студентов расчеты и диаграммы совпадали с действительностью, другие же оставляли желать лучшего. Мужчина раздраженно закрыл последнюю тетрадь, поднимаясь с места. Работы проверены, баллы выставлены. С кое-кем из двоечников он успеет поговорить о лабораторных после грядущих пересдач, так что в данный момент не было никаких препятствий для того, чтобы отправиться домой. Вот только в голове так не вовремя всплывает Чимин и его состояние вкупе с расшатанной нервной системой, что домой как-то резко не хочется. Юнги еще с полчаса занимает себя тем, что перепроверяет билеты по ВМС для третьекурсников: где-то меняет вопросы местами, где-то совсем исключает повторяющиеся задачки. От занятия отвлекает короткий звон телефона. Юнги достает смартфон из кармана, смахивает пальцем значок блокировки и открывает окно с смс. На экране светится «Чимини», но Юнги не спешит читать. С полминуты смотрит на телефон и, наконец, переводит взгляд на текст. Чимини: ты скоро домой? 17:25 Юнги смотрит на часы и понимает, что с момента отправки прошло больше часа, листает ленту вниз и видит еще несколько сообщений. Хмурится недобро и вздыхает — не слышал. Чимини: я сдал 18:05 Чимини: хееен 18:15 Чимини: ну и хрен с тобой 18:25 Дуется — думает Юнги и блокирует экран смартфона. Закидывает вещи в сумку, выключает везде свет и выходит в коридор, запирая кабинет. До дома добирается быстро, даже в пробках почти не стоит, успевает заскочить в магазин и покупает для младшего пару плиток шоколада. Чимин очень устал, а еще, похоже, обижен. Лучшее средство для поднятия его настроения — долька шоколада. Изначально Юнги планировал провести воспитательную беседу с младшим, но практически тут же передумал, стоило вспомнить надутые губы и жалобный взгляд. Свет в коридоре зажигается с щелчком замка — срабатывает автоматическая система. Юнги бросает ключи на тумбочку, скидывает с плеч куртку и ставит обувь на пороге. В квартире тихо и темно. Будто и нет никого. Но мужчина-то знает, что это не так. Чимин здесь, об этом говорит едва слышимый аромат одеколона, что Юнги лично дарил Чимину на новый год. Мужчина выдыхает и идет на кухню, щелкает выключателем, наливает воду из графина в стакан и выпивает залпом. За спиной слышит топот босых ног, что шаркают по ламинату, и оборачивается. Чимин стоит, прижавшись плечом к косяку, скрестив на груди руки. Он выглядит куда более здоровым, чем прежде: даже на щеках появился едва заметный румянец. Оба молчат, и звенящая тишина заполняет кухню. Но Юнги слышит, как тяжело дышит младший и волнуется. Никто не спешит начать разговор. Им тяжело. Но Юнги сдается первым. Ставит пустой стакан на стойку, едва заметно выдыхает и делает шаг навстречу. Раскрывает руки в приглашающем жесте и ловит младшего в кольцо, чувствует, как маленькие ладошки крепче обхватывают пояс, а сам их обладатель утыкается носом в шею и глубоко вдыхает. — Я скучал, — два слова откровением разливаются по телу. Юнги неслышно усмехается и целует младшего в макушку. — Знаю, малыш, я знаю, — отрывает чиминово лицо от своей груди и смотрит в глаза. — Прости за то, что пришлось пережить за эту неделю. — Молчи, лучше молчи, Чимин-а, перед глазами до сих пор твоя трясучка и полуобморочное состояние. Я убить тебя готов был за твою упертость, — а у самого улыбка от уха до уха, потому что вот он, Чимин, в его руках, спокоен и счастлив, а Юнги и не нужно больше ничего. Когда-то пять лет назад он взял с самого себя обещание о том, что обязательно позаботится об этом взбалмошном ребенке, чего бы ему это не стоило, и вот теперь, когда позади столько пережитого, он не готов складывать руки, Юнги не отступит. И это можно списать на эгоизм, но пока Чимин готов идти по этому пути, пока на его лице сверкает улыбка, а сам он так трепетно жмется к боку — Мин свернет ради него горы. — Чего улыбаешься? — Чимин заряжается от старшего радостью, но через минуту охает, оступаясь. Юнги прижимает его поясницей к столу и целует: остервенело, жадно, без нежности и трепета. Кусает Чимина куда-то в шею, грубо разводит бедра и прижимается своим пахом к чужому. Чимин делает ответное движение бедрами и чувствует, что Юнги не нужен разгон, он уже на низком старте. Стоит, заметно стоит. — Подожди, хен, — Чимин загнанно дышит, отводя от себя руки мужчины. Юнги смотрит в ответ осоловело и не понимает, чего от него требуют. Чимин гладит за ухом, шепчет что-то об успокоении и тянет за ладошку в сторону спальни. Дорога путается, по пути старший сносит Чимином какую-то статуэтку со столика в гостиной, в который они по неосторожности вписались. Младший в ответ шипит и шлепает мужчину по оголенному бедру. Одежда полумистическим образом исчезла еще где-то на пороге гостиной. На самом деле мистики во всем этом было мало, просто кто-то весьма активный не мог держать руки при себе. — Хмм, — промычал Чимин, стоило Юнги огладить пальцем крестец и спуститься чуть ниже, касаясь еще сухой дырочки. Руки Юнги шарили по телу младшего, будто заново изучая. Пальцы пересчитывали ребра, словно играя на струнах. А Чимин от такого внезапного развлечения мужчины совсем немужественно взвизгнул, заезжая коленом по особенно стратегическому месту, заваливая их некрепкую конструкцию на кровать. Юнги минут пять катается по кровати и шипит о возмездии. Чимин же сочувственно складывает ладошки в молящем жесте и вскрикивает. Юнги ловит Чимина за щиколотку и тянет на себя, заводит чужие ноги себе за пояс, облокачивается о спинку кровати и прижимается возбуждением к чиминову животу. Между ними меньше миллиметра, чувствуется жар тела напротив, и внутри, кажется, закипает кровь. Юнги прижимается к подбородку младшего губами и выводит какие-то узоры на шее языком, пока Чимин тихо стонет и вскидывает бедра выше. Мужчина понимает жест по-своему, на мгновение разрывает переплетение рук и ног и тянется за смазкой. Полупустой тюбик привычно ложится в руки, и Юнги выдавливает часть содержимого на пальцы, с минуту греет вязкую субстанцию, а затем неожиданно обхватывает оба возбуждения, заставляя Чимина дернуться вперед и промычать что-то старшему на ухо. Мужчина грубо надрачивает, размазывая лубрикант по всей длине, мажет большим пальцем по головке чиминова члена и опускает младшего на спину. Одна рука по-прежнему ласкает член, пока второй Юнги аккуратно поглаживает сфинктер, проталкивая палец буквально на фалангу. Не двигается, лишь легко ощупывает стенки и улыбается результату. Чимин едва дышит, прикрыв глаза. Грудная клетка часто вздымается, а сам Пак словно натянутая струна, концентрирует наслаждение до кончиков пальцев на ногах и стонет. Громко и звонко, потому что Юнги добавляет еще два пальца и быстро-быстро двигает ими внутри, задевая простату. Но играет недолго, мучает младшего и изнывает от желания сам. В яйцах от перевозбуждения гудит, и Юнги не уверен, сможет ли продержаться долго. За несколько секунд мужчина успевает под разочарованный вздох младшего вытащить пальцы и сменить их положение, укладываясь на спину. Теперь Чимин был тем, кто управлял ситуацией. Хитро подмигнув, Пак двинулся вперед, задевая задницей чужой стояк. — Хэй, — Юнги возмущенно бурчит, хлопая ладонью Чимину по бедру, а потом дергает Пака на себя и толкается, блаженно прикрывая глаза. Чимин от неожиданного толчка лишь забавно всхлипывает и ударяет старшего раскрытой ладонью по прессу. — Я тоже умею играть, — Пак возмущается наигранно и поднимается вверх, чтобы в следующее мгновение, сменив угол проникновения, сесть иначе. Проделанная хитрость не остается незамеченной, младший награждается утробным рыком и очередным поворотом от Юнги. Мужчина в очередной раз не выдерживает темпа и крутится по кровати, подминая Чимина под себя. Теперь не было никаких сдерживающих факторов, Чимин был полностью во власти своего верного искусителя с забитыми руками и очаровательно поблескивающим на головке члена кольцом. — Черт, — Чимин зажмуривается, крепче хватает Юнги за предплечья и отпускает себя, теперь он наконец может себе позволить расслабиться и стать единым целым с удовольствием, что Мин готов ему дарить. Мужчина двигается быстро и резко, буквально отбирая у времени все то, что недополучил за время чиминовой сессии. Чимин уже не стонет, только едва хрипит, потому что голос сорван и сил на что-то, кроме задушенных слов мольбы, не оставалось. — Пожалуйста, — едва слышно шепчет Пак. В уголках глаз собрались капельки, не успевшие скатиться по щекам. Чимину хорошо, настолько хорошо, что почти плохо. Он буквально нутром чувствует, насколько Юнги горячий, ведь тот ни на секунду не прерывает их гонку за оргазмом, продолжая резко двигать бедрами, создавая совсем не двузначное звуковое сопровождение. — Почти, — на последнем издыхании, уже, кажется, в третий раз повторяет мужчина и толкается в последний раз, чувствуя, как Чимин сжимается вокруг его возбуждения. На секунду Мин теряет четкость зрения и ловит перед глазами черные мушки, а затем выдыхает, размазывая по собственному животу чиминову сперму, и прижимает младшего к себе. Тот слегка ворчит, потому что между ними влажно и липко, но старший не слушает, только крепче обхватывает за пояс и расцеловывает щеки. Он никогда не был настолько сентиментальным в отношениях с кем-то, но Чимин делает из него безвольную тряпку. И Юнги не может сопротивляться. Просто не хочет. — Скажи, ты мне так мстишь за потраченные нервы? — Чимин смеется, ведь Юнги смотрит внимательно и щипает за бок. — Я почти умер, — делится откровением, — было хорошо. И прячется в одеяле, партизан. — Боюсь, что после еще одной такой сессии тебе придется заказывать для меня гроб. — Совсем дурак?! — и в возмущении приподнимает бровь. Юнги готов капитулировать. — Ах, щекотно, хён, прекрати, — Чимин прячется под одеялом и смеется ярко и заливисто. И его смех стирает все плохое, будто и не было недели ада прежде. О шоколаде Юнги, конечно, забывает, потому что под боком сопит уставший и спокойный Чимин, а больше ему не надо. Он, конечно, вспомнит о трудностях и литрах валерьянки через пять месяцев, когда Пак будет защищать диплом и сдавать гос. экзамен по химии, но это уже совсем другая история.