Супер-партизан

Бумер Хоупс едва не падал на землю из-за тяжёлого вещевого мешка на спине. Как он ни старался этим утром, ему не удалось убедить босса, что такое количество вещей ему не понадобится. Начальник имел обыкновение каждый раз, собирая какого-либо члена своей команды в поход, снабжать его запасом продовольствия, которого хватило бы недели на две, а то и на месяц — независимо от срока похода, а также непременно всеми устройствами, которые, по его мнению, могли бы помочь в пути. Бумер медленно двигался по узкой тропе через поле, конец которого терялся где-то в необъятной дали. Он мог бы идти и быстрее, но мешок, даже несмотря на то, что полчаса назад Бумер съел как минимум четверть своих съестных запасов, не желал сбавлять вес. Со всех сторон Бумера окружала высокая трава. Походной обувью Бумер оснащён не был — на нём были только домашние тапочки. Как назло, во время утомительных утренних сборов он забыл выполнить один из самых важных пунктов — переобуться в обувь, пригодную для похода, и травинки, а иногда и небольшие кустики время от времени залезали в дырки тапочек и кололи ему ноги. Был уже полдень с чем-то, и солнце успело высоко подняться над горизонтом и как могло пекло Бумеру голову. Какого-либо головного убора на нём также не наблюдалось, поэтому Бумер был вынужден прикрыться верхом мешка. В таком виде мешок был больше похож на огромный широкий плащ, и только оттопыренная от вещей задняя часть свидетельствовала о том, что это всего лишь набитый до отказа мешок. Временами Бумеру казалось, что мешок вот-вот порвётся от давления вещей на дно, но он, напрягая последние силы, нёс его. Бицепсы Бумера, не очень большие и не такие твёрдые, какими они казались на первый взгляд, не выдержали бы такой вес долгое время. Но прямо перед глазами Бумера стоял навигатор на его телефоне, на котором уже на небольшом расстоянии светился, ярко выделяясь на общем фоне экрана, финишный флаг. До него оставалось четыре километра, не больше. Бумер направлялся в штаб, где не так давно расположилась его команда. Туда он должен был заодно переправить некоторое количество оборудования, нужного для ремонта сломанного вонами радара. Всё это оборудование во главе с огромным ящиком инструментов лежало в его мешке и прибавляло ему ужасный вес. Бумер был готов на всё, только бы немного отдохнуть от такого веса, но он понимал, что если засядет на этом месте надолго, партизаны не дождутся его. Более того, до штаба оставалось пройти совсем небольшой путь. Бумер был статный, красивый, высокого роста пульт лет тридцати шести. Его чёрные волосы были растрёпаны по всей задней части головы. Главная его особенность состояла в том, что он мог мгновенно взорваться, если его сильно злили. «Взорваться», конечно, было в переносном смысле, но когда какие-нибудь обидчики доводили Бумера до полной ярости, он отвечал им совершенно немыслимым способом. После того, что он делал, его враги начинали бояться даже близко подходить к нему, что было, впрочем, и немудрено. Когда Бумер уже решил, что сдаётся, так и не добравшись до штаба, его взгляд вдруг устремился вперёд. Впереди виднелось что-то похожее на очертания высокой крыши. Сомнений в том, что он близко к цели, у Бумера после этого не оставалось, и он снова уверенно двинулся вперёд. Оставшееся расстояние Бумер преодолел в течение нескольких минут. После этого времени он уже стоял возле огромных размеров стеклянных дверей штаба. Штаб был высокой телильней, одиноко стоящей посреди поля. С высоты эта двухэтажная постройка казалась огромной бетонной плитой, положенной в окружении зарослей травы. Только по зонтикам и шезлонгам для отдыха можно было отличить крышу штаба от бетонной плитки. Но на зиму летнее оборудование убирали внутрь, и с высоты крышу снова можно было принять за плиту, занесённую снегом. В больших окнах второго этажа даже издали можно было рассмотреть помещение, одного взгляда на которое было достаточно, чтобы распознать наблюдательный пункт. Это был огромный зал с полом, покрытым точно совпадавшим по размерам синим ковриком. Вдоль двух стен стояли письменные столы с мониторами. Каждый из столов содержал множество ящиков, в которых, в свою очередь, было разложено необходимое для наблюдения оборудование. В центре зала в полу находилось углубление, в котором стоял, поднимаясь к потолку и выходя на крышу, огромный столб — радар. С высоты он был не особо заметен, но тем не менее был одним из самых важных во всём штабе устройств. Не так давно радар потерпел поражение от внезапно нагрянувших в штаб вонов, и босс команды, узнав об этом, выдал Бумеру все необходимые инструменты и послал его в штаб для починки радара. Далее Бумер должен был провести в штабе несколько дней и заодно оборонить его от вонов, которые в любой момент могли появиться снова. Довольный своей удачей и приходом к цели, Бумер нажал на ручку правой двери, и стеклянная дверь с лёгкостью, не раздумывая, поддалась, открывая Бумеру проход в небольшой прямоугольный тамбур. Бумер вошёл, сбросил со спины мешок на пол и тут же впервые за всё время похода ощутил приятное чувство. С его плеч свалилась гора в самом прямом смысле. Что и говорить, этот его поход в штаб не был одним из самых лучших. Бумер знал это место много лет. Он открыл среднего размера фаянсовую дверь в холл и покинул тамбур, оставив там мешок с оборудованием. Вещи оттуда Бумер планировал забрать позже, когда хотя бы немного отдохнёт от таких тяжестей. Он прошёл по холлу, затем по узкому коридору, в конце которого была лестница на второй этаж, и подошёл к правой двери тёмно-синего цвета. За этой дверью находилась комната отдыха. Бумер машинально достал из кармана фиолетовых штанов ключ, вставил его в замочную скважину и открыл дверь. Только переступив порог, Бумер немедленно кинулся к левой стене, у которой стоял диван, и развалился на нём, удобно прикрывшись пультами. Спина, которая успела разболеться от тяжёлого веса, мгновенно почувствовала ещё большее облегчение. Бумер взял с небольшого столика рядом с диваном телевизионный пульт, направил его на телевизор, стоявший на тумбочке в углу, и нажал красную кнопку. Экран загорелся. Бумер стал нажимать на кнопки, ища Первый канал, по которому скоро должна была начаться трансляция футбольного матча Лиги Наций. Это было грандиозное противостояние, которое Бумер, как истинный поклонник футбола, пропустить никак не мог. Он уже собрался было полностью погрузиться в спортивную атмосферу, характерную для фаната вроде него, как вдруг послышался стук во входную дверь. — Да, кто там? — крикнул Бумер, даже не сообразив, что отсюда его не могут услышать. Разумеется, ответа не последовало, и Бумер неохотно снял с себя диванные пульты, которые покрывали его с ног до головы, поднялся с дивана и поплёлся в коридор, а затем по направлению к входной двери. Его ноги ещё не успели прийти в нормальное состояние, и он ковылял по полу, словно дряхлый старик, хотя в его теле ещё сохранялся здоровый и довольно крепкий дух. Тем не менее даже этого здорового духа не хватало, чтобы всю дорогу до штаба тащить на себе дьявольски переполненный и тяжеленный мешок. На этот мешок могло бы сесть двое пультов, и он даже не прогнулся бы — настолько сильно туда были напиханы вещи. С этими мыслями Бумер дошёл до двери, снова повернул ключ, открыл её, и вдруг его охватило настолько сильное удивление, тут же смешавшееся с ужасом, что он чуть было не выронил ключ из рук. На пороге стоял не кто иной, как Любвеобильный. Любвеобильный возглавлял действовавшую неподалёку любовную банду. Среди членов этой банды было два известных бандита и клеветника, прославившихся славой Герострата на всю округу: один из них был худенький пульт небольшого роста, которого звали Евгений Аксельрод. Пусть он был однофамильцем известного актёра Льва Аксельрода, но тем не менее не имел с ним абсолютно ничего общего — разве что Евгений Аксельрод тоже любил петь и выступать на сцене. Второго помощника Любвеобильного звали Николай Хорлин. Этот очкарик среднего роста и с короткими волосами был лучшим другом своего босса. Хорлин не очень выделялся среди банды, был не особо заметен, но тем не менее его воображение было его основной деталью. Фантазия уносила Хорлина в фантастические дали — он был способен в минуту придумать какую-нибудь душещипательную отмазку, избежав таким образом грозящих ему неприятных последствий. Отличался фантазией и Аксельрод. Он жил в своём вымышленном мире, где все подчинялись ему беспрекословно, будто пупу земли. Несколько раз Аксельрод пробовал втянуть в свой мир и пультов из реальной жизни, но ещё не было случая, чтобы у него выходило что-то путное. У Аксельрода и Хорлина было одно свойство, тесно связывающее их — оба они были страшными вралями и клеветниками. Клевета на партизан и обвинение их в том, в чём они абсолютно не виновны, были любимыми занятиями этих двух заядлых бандитов. Любвеобильный относился к своим подчинённым с большим уважением, в частности к Хорлину, который всегда готов был помочь своему боссу в трудной ситуации. Бумер всегда ненавидел эту банду, поэтому то, что он пришёл в ужас, увидев её в полном составе прямо на пороге своего штаба, было совсем неудивительно — в частности для тех, кто давно и хорошо знал Бумера и часто вступал с ним в контакт. — Приветики, — противным, нарочно скрипучим голосом произнёс Хорлин. По его интонации было понятно, что ему не терпится устроить какую-нибудь пакость в очередной раз. — Что вам здесь опять нужно?! — строго спросил Бумер и протянул руку к Хорлину, чтобы отодвинуть его. Но Хорлин был наготове и вовремя отошёл на метр назад. Бумер опустил руку и повернулся к Аксельроду и Любвеобильному. — Так что вам тут нужно?! — повторил он таким же суровым и непреклонным тоном. — Пришли тебя порадовать, — торжественно произнёс Любвеобильный. Бумер, конечно же, не поверил: ещё не было случая, чтобы кто-нибудь из этой банды радовал его по-настоящему. — Порадовать? Меня? — неуверенным голосом спросил он. — И как же вы это сделаете? — А вот как, — объявил Аксельрод, от нетерпения переминаясь с ноги на ногу и чуть не падая. — Смотри, кто с нами явился! Он тихонько пихнул Хорлина в бок, знаком приказывая ему отступить. Хорлин и Аксельрод расступились в разные стороны, а Любвеобильный остался в центре, явно закрывая кого-то спиной. До Бумера мгновенно дошло, что вместе с бандой Любвеобильного явился ещё один варвар, не способный в первую очередь обрадовать его, но пока что Бумер сохранял спокойствие. Он имел привычку сначала узнавать, что скрывается от него, и только потом проявлять какие-либо эмоции. Прошла секунда, в течение которой Бумер стоял на пороге возле дверей, замерев в ожидании. Наконец основной занавес, по совместительству Любвеобильный, отошёл направо и встал рядом с Аксельродом. Тут же открылся пульт, от которого Бумер пришёл в гораздо больший ужас, чем несколько минут назад, когда увидел посетителей в лице банды Любвеобильного. Бумер просто не мог поверить в то, что увидел, хотя и много лет знал этого пульта. Он стоял с раскрытым ртом, уставившись выпученными, как у призрака, глазами на стоявшую перед ним девушку в летнем платье, с длинными оранжевыми волосами. По одному её виду было ясно: это бомба, главный враг Вселенной. — Ну что, убедился? — подбежал к Бумеру Любвеобильный. — Твоя любовь пришла! — Что ты сказал?! — моментально обернулся к нему Бумер, нахмурив брови. Он ясно ощутил, как по его лицу пробежала яростная молния. — Повтори немедленно! — Я сказал — пришла твоя любовь, — повторил Любвеобильный. — А что? Лицо Бумера стало красным от гнева. Он терпеть не мог, когда на него клеветали, и это вызывало у него мгновенный приступ ярости. Бумер почувствовал внезапный прилив крови к голове, а затем кровь яростно закипела и забурлила в его жилах. — Сколько раз тебе говорил — я не люблю бомбу! — заорал он, хватая Любвеобильного за плечи. Аксельрод и Хорлин в испуге отшатнулись. — И мальчик Тюсик тебе говорил то же самое, когда ты его так доставал! — Послушай, Бумер, — внезапно осмелев, втиснулся перед ним Аксельрод. — Хватит нас дурачить! Ты понимаешь, что тебя все уже давным-давно спалили?! Все знают, что ты по уши влюблён в бомбу! Бумер, у которого мозг от злости уже начал думать невесть что, злился с каждой минутой всё больше. Тот факт, что при разговоре присутствовала сама бомба и всё слышала, ещё сильнее сердил его. Вдруг Бумер почувствовал слабое прикосновение на своём плече. Он обернулся и увидел бомбу, которая приблизилась к нему и отодвинула в сторону Любвеобильного. — Мне это очень приятно, — расплываясь в улыбке, сказала она ласковым голосом. Бумер не выдержал. Он с силой отпихнул бомбу, подбежал к собравшимся в одну кучу Любвеобильному, Хорлину и Аксельроду и сурово сказал им: — Я вам не советую меня злить, а то будет гораздо хуже. Разумеется, Бумер стопроцентно верил каждому своему слову. Он понимал, что с ним может случиться, если эта банда клеветников продолжит его мучить, и с каждым словом кого-либо из своих врагов ощущал прилив крови. — И что же ты нам сделаешь? — криво улыбнулся Хорлин. — Ты вообще слабак! — Сам слабак — съел собак, — огрызнулся Бумер. Ему было дурно от того, что с ним делали враги — как и всегда, когда на него клеветали. Одновременно с этим он сердился с каждой секундой всё больше — злость переполняла его и бурлила где-то в глубине, как вода в чайнике. — Бумер, — тихо сказал Любвеобильный. — Хватит ссориться, теперь давай тебя обрадуем. — Опять?! — спросил Бумер, скрежеща зубами от гнева. — Нет, серьёзно, если ты не веришь, — заверил Бумера Аксельрод. — Бомба согласна с тобой встречаться! В подтверждение слов Аксельрода бомба подошла к Бумеру и прижалась к его боку. — Это правда, — сказала она. Но Бумер был уже в таком состоянии, что практически не мог говорить. Он с гораздо большей силой, чем в первый раз, отшвырнул бомбу далеко в сторону и прошипел, обернувшись снова к банде Любвеобильного: — Будь готов получить у меня по мозгам как следует. Что произошло дальше, Бумер даже точно не запомнил. Воспоминания к этому моменту были настолько сильные, что не удержались в его мозгу, да и не могли там удержаться. Бумер просто внезапно ощутил резкое увеличение бицепсов, точно кто-то надувал их ему насосом, а кровь в жилах сочилась всё быстрее и всё яростней кипела и бурлила. Его лицо становилось всё злее и делалось по мере смены выражения из красного светло-зелёным. Потом Бумер услышал треск своих штанов — они рвались от натиска растущей кожи, как и лёгкая летняя кофтёнка. Через некоторое время в траве валялись лишь обрывки одежды, а Бумер не мог остановиться — он рос, увеличивался, словно воздушный шар, и с каждой миллисекундой его тело принимало всё больший вид огромного зелёного монстра. Он продолжал расти. Лишь через мгновение Бумер бросил быстрый взгляд на свой кулак. Бицепсы вздулись так сильно, что превышали толщину обычного фонарного столба. Своим светло-зелёным огромным кулаком Бумер замахнулся в воздух. Раздался свист, будто с самолёта кто-то сбросил снаряд. — Сдавайтесь, презренные! — прогремел, гулко отдаваясь вдали, его голос. — Ничто не может остановить Халка! Любвеобильный и вся банда, включая бомбу, в ужасе отползли назад. Уже через минуту раздался топот ног по свежей земле. За ним последовал другой топот — громче, чем у стада слонов. Послышались крики, вопли, треск, похожий на звук, который раздаётся, когда разбивается чей-то череп, а потом всё стихло. Лишь бомба скрылась с места преступления. — Эх, жаль, что не удалось её догнать, — вздохнул Халк, бывший Бумер Хоупс, возвышаясь над полем, словно настоящий пуп земли. Вся трава вокруг него была помята и растоптана. — Вся Вселенная была бы рада. У его огромных ног толщиной в три бетонных столба лежали раздавленные тела бандитов. Треснувший череп кого-то из них и разбитые и изломанные очки Хорлина валялись на земле. Больше не сохранилось практически ничего. — Вот враги и побеждены! — вдруг почувствовав силу, провозгласил Халк. — Я сделал своё дело! Его огромный кулак снова пронёсся в воздухе, превысив скорость самолёта. На кулаке после жестокой расправы остались пятна крови. Позже, дня через два, Бумер сидел на стуле перед столом, за которым сидел не кто иной, как начальник дивизии Красной Армии Николай Щорс. Рядом с ним возвышался другой пульт, в котором легко можно было узнать Верховного Главнокомандующего МСППЛ* — Альфонса. — Бумер Хоупс награждается медалью за победу над тремя членами опасной банды, — послышался в воздухе голос Альфонса. Зрители из зала зааплодировали так, что гул аплодисментов разнёсся по всему пространству. — Это было идеально, — произнёс Щорс, подходя к Бумеру. В руке он держал обшитую красной тканью со всех сторон коробку с медалью. Бумер принял её и бережно повесил на шею, мгновенно вызвав ещё большие аплодисменты со стороны зрителей. — Недавно мы выяснили, что Бумер Хоупс — только ваш псевдоним, — продолжал Щорс, приблизясь к Бумеру. — Может быть, в честь такого знаменательного события назовёте нам своё настоящее имя? Бумер помолчал несколько секунд, затем мгновенно отдал честь Щорсу и Альфонсу, сидевшему за столом, и медленно, с уверенностью в голосе произнёс: — Брюс. Брюс Баннер.