— Злодей философствует, «Жюстина, или Несчастья добродетели» Маркиза де Сада.
«— Браво, дядюшка! — подал голос Брессак. — Нечего щадить соски; мы, содомиты, должны презирать эти гнусные женские атрибуты: грудь должна внушать отвращение тем, кто любит задницы».— Там же.
— Хиро! Хиро! Он звал его со всей силы, когда никак не удавалось докричаться. Хиро всё это время оставался единственным, кто всё находился рядом, сколько он себя помнил. Когда их становилось меньше, он всё время плакал перед Хиро. — Мицуру, не бойся, Взрослые не сделают нам ничего плохого. Доктор Клеф сказал, что с нами всё будет хорошо, — ласковым голосом утешал его Хиро. — Мне страшно, — Мицуру всегда чего-то боялся. Там, да, там где Хиро шёл с раскрытыми глазами любознательного первопроходца, не зная того, что в мире есть зло, он же — вечный трус Мицуру, дрожал, опасаясь, что незнакомые предметы их ударят. Его слёзы раздражали некоторых других детей. — Не трогайте Мицуру, разве вы все не плакали когда-нибудь? — встал на защиту Хиро. — Хиро, не уходи! — Мицуру увидел, как мальчик в белом отдаляется. Его уводят Взрослые. — Мицуру, не бойся, со мной всё будет хорошо, — оборачиваясь, говорил Хиро с неподдельной улыбкой. — Хиро! — Мицуру всегда и всего боялся. И в этот раз страхи оправдались. Нет, Хиро не исчез. Но вернулся другим. — Хиро! — А? — Хиро, как я рад тебя видеть! Мальчик удивлённо смотрел в ответ. — Ты… рад меня видеть? — Да, Хиро, это я — Мицуру! — Мицуру? — Да, Мицуру, ты так меня назвал! — Назвал?.. ээ, я не помню тебя. Я первый раз тебя вижу. — Что?! Нет! Не может быть! Ты же Код 016! — Мицуру всмотрелся в цифры, указанные на одежде. — Ты не клон, ты тот самый Хиро! — Прости, но я не знаю о чём ты, — хлопнул глазами Хиро. Тут его позвали. — Прости, мне пора. Хиро ушёл, странно оглядываясь на него напоследок. — Хиро! — разрыдался он, падая на колени. — Хиро! Как ты мог меня забыть! Как?! С тех пор он ненавидел Хиро, который оставил его одного. Держался подальше. Когда он услышал, что Хиро снова так себя называет и при этом даёт другим имена, ненависть Мицуру много возросла. Выходит, Хиро вспомнил свою привычку давать другим имена и даже назвал себя точно так же, но до сих пор не помнит его?! Такое не может быть прощено! С тех пор Мицуру всегда старался делать Хиро плохо, правда ничего по-настоящему страшного он выдумать не мог. Потому большая часть относилась к тому, что он старался натравить на Хиро других ребят, испортить отношения. Мицуру смог довольно легко сообразить, что человеческие взаимоотношения во много основаны на эмоциях. Вернее — детские. Одна из главных и самых ужасных — это страх. Чувство это никогда надолго не покидало Мицуру. Он сам не мог словами описать то, что вызывает страх. Кажется, ему некомфортно было находиться одному. Он боялся открытых пространств. Боялся других. Единственный, кого он не боялся — это Хиро тогда, когда они были вместе. Время шло и Мицуру стал замечать, как организм меняется и как появились новые реакции. Вместе со всеми мальчиками он теребил член, испытывая наслаждение. В ответ этот орган вытягивался и твердел. Происходило это не только от механического раздражения, но и от образов и созерцания — как понял Мицуру, это было завязано на зрительном опыте девичьих тел. У большинства. У Мицуру такие же реакции возникали при наблюдении мальчишеских тел, что он, впрочем, не осознавал как значимую разницу поначалу. Главным из объектов его созерцания стал Хиро. На него у Мицуру больше всего вставало. И именно наблюдая за ним и воображая различные действия, мальчик чрезвычайно сильно возбуждался. Особенно Мицуру волновали ягодицы обоих полов, если речь шла о людях стройных, высоких и худых, похожих на него, с изгибом спины. Впервые, он вообразил то, как Хиро даёт ему водить членом между этими замечательными полушариями, у этого парня как раз отлично выглядел изгиб спины (как пояснили Взрослые, мужчины в норме испытывают повышенное влечение к женщинам, которые имеют изгиб спины, так как это позволяет данным женщинами лучше вынашивать детей [1]). Эффект оказался сильнейшим — у Мицуру вышибло семенную жидкость, липкую и противную, но ощущения при извержении превзошли по приятности абсолютно всё, что ему довелось испытать от вкусной пищи и от поглаживания пениса! С тех пор Мицуру часто так делал, как и все дети, и если объектом страсти прочих обычно становились женщины, то Мицуру чаще всё думал именно о Хиро. О его мордашке и ягодицах. Также без внимания не оставались ножки и даже его член. Мицуру весьма сильно возбуждался от мыслей о том, как он лижет Хиро ступни, и о том, как сосёт ему член. Но больше всего Мицуру желал, конечно же, зад — сложно было ему назвать более интересную часть тела обоих полов. И женские груди волновали его, наверное, лишь потом, что так или иначе походили на зад. — Я больше всего люблю груди, — рассказывал ему известный онанист Дзоромэ. Тот мастурбировал всегда, когда мог, совершенно при этом обнажаясь и предпочитая, чтобы девочки на это смотрели. По словам Дзоромэ, у него не получалось извергнуть сперму, если женщины не смотрят на его голое тело, и чем их больше, тем ему было приятнее. — Давай я буду смотреть на это, — предложил Мицуру, полагая, что не одному ему нравятся мужские тела. — Не, я хочу, чтобы это были обязательно девочки, — отказал поначалу Дзоромэ. — А давай со мной попробуешь, — настоял Мицуру, из-за похожести Дзоромэ на Хиро, соблазнившись телом этого юного онаниста. — Хорошо, — всё же согласился Дзоромэ. Он стал его первым любовником, хотя Мицуру не знал этого слова. Как только мальчик обнажился, Мицуру начал пробовать всё то, что фантазировал о Хиро: брал в рот ступни, касался языком ягодиц и даже сосал член. Последнее пришлось Дзоромэ очень даже по-вкусу. Проблемой стало то, что о его готовности сосать узнали другие мальчишки, которые ему, Мицуру, ни черта не нравились — толстые, неказистые, этот со слишком большим носом, кто с выступающим лбом, у кого то, у кого сё — вот Хиро куда много лучше их. Как уже говорилось, Дзоромэ очень походил на Хиро по пропорциям — такой же худой и отчасти со схожими чертам, только более детскими, каковые до сих пор сохранились на его лице. Ощущения Мицуру смог расширить благодаря введению пальца в анус. Во время извержения спермы всегда нечто сокращалось между анусом и фаллосом, создавая часть приятных ощущений наряду с теми, каковые возникали при извержении спермы из члена. До этого можно было дотянуться через задний проход. Ощущения были столь же приятными, но немного иначе, на первое место выходили как раз те, которые возникали при сокращении простаты или предстательной железы — сложно было вообразить нечто более приятное! Мицуру наслаждался обоими способами. Следующим человеком после Хиро и Дзоромэ — страсть к последнему всё же почти отсутствовала, стала Кокоро — личность послушная, к каковой обращались все мальчики потому, что она соглашалась им сосать. Мицуру поначалу испытал к ней презрение, найдя её готовность сосать любому слабостью характера. Впрочем, внешний вид её весьма привлёк Мицуру, потому когда они сблизились, он не возражал и стал хорошо относиться к ней, ценя Кокоро за внимание к своей персоне. Тем паче Кокоро забыла о тех оскорблениях, которые он иногда наносил ей раньше в Саду. В ту пору Мицуру особо рьяно считал, что надо быть сильным, потому при случае самоутверждался над другими, издевался, оскорблял и делал мелкие гадости. За это многие не хотели водиться с Мицуру и он ещё больше их ненавидел. Главным его другом оказался Дзоромэ, вместе они ради самоутверждения доставили других, глумились и так далее — Дзоромэ более всего предпочитал раздражать девочек. Нашёл последний наиболее общий язык лишь с Мико — исключительно по причине схожести характеров, чувствуя в ней может, нечто родственное, Дзоромэ предпочитал водиться с ней, вместо того, чтобы сделать объектом своего глумления и издевательства. Но вот в Саду их становилось всё меньше. Судьба не разлучила Мицуру и Хиро, они оказались в одном отряде Тринадцатой Плантации. Когда Хиро пошёл на смерть, Мицуру впервые в жизни испытал страх за какого-то, кроме себя. Он сменился жалостью к Хиро. И потом желанием быть с ним. Мицуру понял, что чуть не потерял того, без кого ему было бы плохо и невыносимо пусто в душе. Хотя тогда он не знал словосочетания «пусто в душе». Особо когда Хиро не стал припоминать ему былые обиды и сам Мицуру искренне сделал вид, что их никогда не было. Теперь он более не поддерживал Дзоромэ, если тому приходило в голову смеяться над Хиро или так или иначе провоцировать. Напротив, Мицуру теперь старался говорить вещи, приятные для Хиро. Благодаря этому ему стало позволено осуществлять свои желания, каковые только усилили эту страсть. Жаль, что рядом всё время находилась эта Зеро Ту, чью персону Мицуру желал хотя бы оскорбить, но не смел, опасаясь поссориться с Хиро и боясь самой Зеро Ту — эта высокая и сильная женщина внушала ему ужас. Не говоря о том, что Зеро Ту взирала на них как на ничтожеств и задеть её было не так уж просто, а даже если возможно, то… лучше не следовало бы этого делать — кто знает, на что Зеро Ту способна в гневе? — Мицуру, ты как? — Кокоро, ставшая объектом его страсти, появилась возле постели в очередной раз. — Лежу… — тихо произнёс он. — Принеси пить. — Тут стоит, — указала она. — Спасибо, — Мицуру протянул руку, прополоскав пересохшее горло, он вяло отставил воду. — Ты сегодня ночью опять звал Хиро, — осведомила Кокоро. — Да? И где же он? — Мицуру повернул голову. — Доктор Франкс всё проводит над ним и над Зеро Ту исследования, — сообщила Кокоро. — Они жалуются, что им очень скучно. Но я передала Хиро, что ты звал его, потому он обещал прийти по возможности. — Да… Сколько времени прошло с того боя? — Мицуру посмотрел в окно, там всё ещё виднелись за куполом высокие машины, занятые восстановлением корпуса Плантации. — Уже второй день на исходе. Ты помнишь Хиро? Он был тут, когда ты всё время бредил им. — Да, я помню, но я не могу сказать, видел ли я его во сне или он правда был в этой комнате, — уже внятно произнёс Мицуру. — Про тебя ещё Булат интересовался, — осведомила Кокоро. — Булат? Он тут? — Да, он участвовал как «пестик» доктора Клефа в прошлой битве, их Плантация находилась слишком далеко, потому они вернулись на Тринадцатую. Здесь Клеф и Франкс исследуют Хиро и Зеро Ту. Ещё сюда вернулись после боя Девятые, но они быстро отбыли после заправки, они срочно нужны на другом участке фронта, с собой они забрали оставшихся Шестых, — рассказала всё Кокоро. — Ясно… — Мицуру прокрутил в голове сцены знакомства с Булатом. Этот человек помог им с презервативами и поучаствовал с ними в совокуплении, вернее с ним: Кокоро здоровяка не заинтересовала. — Кокоро, — обратился к ней Мицуру, — если встретишь Хиро, попроси его зайти ко мне, не хочу, чтобы он про меня забыл. Снова… — Хорошо, как скажешь, Мицуру… — Кокоро подумала. — Тебе чего-нибудь принести? — Спасибо, мне ничего не нужно, — Мицуру отвернулся от неё и закрыл глаза. В памяти всплывал тот бой, когда он утратил контроль над собой. Потом его доставали, и перед глазами всё ехало, его тошнило, никак не получалось успокоиться. Он рвался к Хиро, всё время говорил о нём. Когда он уснул, Хиро всё уходил от него во сне. — «Хиро, почему ты так волнуешь меня?» — только такой вопрос играл в голове Мицуру. — Как же это скучно… — Зеро Ту выбралась из очередной исследовательской капсулы. Помощники Клефа и Вернера вытащили из её волос электроды. — Ты права, — подошёл к ней сам Вернер, неся в руках тончайший компактный планшет, разворачивающий перед носом голограмму с какими-то бегущими данными. Он озвучил несколько сложных терминов. — Я никак не могу понять, что с вами… это постоянное непонимание уже подбешивает меня… — Не мои проблемы, как мне кажется, мне и моему любимому хорошо, — Зеро Ту сейчас носила исключительно облегающее бельё, и в таком виде она постаралась крутануться перед Хиро, демонстрируя лодыжки и спинку, и грудь в профиль, откуда лучше в глаза бросался обзор на объёмность этих женских сокровищ, а также на замечательный изгиб спины выше отличных ягодиц. Хиро, сам вставая из сплетения электродов, заинтересовался, чему в доказательство пришлась теснота в трусах. — Хорошо, мальчики и девочки, — Вернер проследил взгляд Хиро. — Я предлагаю сделать перерыв. — Нет уж, это ещё дольше растянется! — Зеро Ту топнула очаровательной босой ножкой. Хиро поднёс пальцы к подобному, попутно поднимая довольный взор и в очередной раз отмечая, как всё-таки его любовь красива! — Я предлагаю отдохнуть по-особому… Как насчёт горячих источников? — О, плавать! — Зеро Ту сразу заинтересовалась предложением старика, который сам просматривал на неё отнюдь не только с научным интересом. — Так этот сектор восстановили? — Да, по моей просьбе. — Хорошо, тогда пошли! — сразу потопала к выходу Зеро Ту. Хиро особо зациклился на её босых пяточках, сверкающих розовым всякий раз, когда она отрывала их от пола при ходьбе. — Да, давай, — Хиро поднял взгляд на бёдра и отметил их контуры, а потом на сладострастную задницу, дырочка, заключённая меж холмиками ягодиц, казалась ему даже более подходящим местом для фаллоса, нежели алтарь деторождения спереди, ибо он не был ни чем украшен. Попутно они встретили Булата, который голышом развалился на диване и выставил свои ножищи на ближайший столик, чем уже заинтересовал Зеро Ту. Хиро последнего не заметил в её женском алчущем взгляде. — Почему ты не одет? — поинтересовался Хиро после обмена приветствиями. Булат попутно с помощью какого-то технического прибора из лаборатории — предназначенного явно не для этого — вытягивал свои волосы, предавая им таковую странную причёску. — А, ээ-это привычка, мой сладкий Хиро, — улыбнулся ему Булат. — У меня нет подходящей одежды: моя повседневная униформа только одна и осталась на той Плантации, если носить контактный костюм слишком долго, от него становится дряблой моя красивая кожа, — повертел рукой Булат, весь сверкая мускулатурой, чем вызвал нескрываемый интерес Зеро Ту. Который, впрочем, оставался лишь следствием животной похоти — и замужняя красотка быстро вновь переключила внимание на своего пусть и не мускулистого, но зато очень любимого Хиро: — Идём. — Если ты уже разделся, можешь сходить с нами опробовать горячие источники, — предложил Вернер. — А, так вы туда намылились? — поднялся с места Булат, откладывая прибор, который весь остался с мелкими волосками. К нему подошёл один из сотрудников лаборатории — сервитор с промытыми мозгами, совершенно безмозглый. — Э, наверное я сделал… негодным ваш генетический манипулятор, — передал он, немного неудобно улыбаясь перед Вернером. — Ничего страшного, унесите это в отдел рассортировки мусора, там это починят и возвратят на круги своя, — повелел Вернер сервитору. — Я не против взять с собой Булата, а ты, Хиро? — сладко прильнула к нему жена, очевидно загоревшись идеей провести время в горячей воде сразу с двумя мужчинами, к которым она не ровно дышала. — Да я тоже не против, он мне тоже нравится, — согласился Хиро, прекрасно понимая, чего хочет жена, да и сам полагая Булата приятным молодцем, который много чего ему рассказал. — Пойдём. — Угу! — охотно зашагал с ними Булат, чрезвычайно довольный тем фактом, что Хиро смотрит на него голого, не исключено, что он специально для этого и разделся. — У тебя тоже очень отличный наряд, Хиро! — дал комплимент гей, слегка касаясь задницы парня, скрытой за бельём. — Я прямо вспоминаю ваше первое знакомство, — усёк это дело Франкс. — Кого с кем? — спросил Хиро, потирая рукой задницу. Зеро Ту обхватила своего Хиро рукой и поставила условие: — Булат, если хочешь услаждаться Хиро, тебе придётся усладить сперва меня! — Если Хиро согласен, — ответил Булат. — Я не против сделать приятно моим друзьям… хотя, Булат, я не очень намерен услаждать тебя собой сзади, — чего Хиро не захотелось, так это вот этого, вспоминая, как прошлый раз ему стало напряжно от такой «крепкой мужской дружбы». — Да, я понял, — из-за этого Булат стеснялся и потому в прошлый раз не стал пользоваться возможностью перепихнуться с Хиро: после того, как тот отдался ему за информацию касательно теории доктора Клефа, Булату стало стыдно, ведь парнишка ещё не принимал в зад ничего подобного, вроде того, что сейчас болтается у Булата ниже пояса и даже в не эрегированном виде. Наверное Хиро было очень больно и только ради информации он пошёл на это, а Булат же был слишком заведён, чтобы отказаться — бугай давно мечтал отработать узкую дырочку. — Прости меня, Хиро, я тогда не должен был соглашаться на твоё предложение и всё так тебе сказать, — извинился Булат. — О чём это вы? — решил узнать Вернер. — Что было между вами, парни? — Ничего особенно, это вас не касается, доктор Франкс, — не стал говорить Булат. — Ничего особенно, да, — согласился Хиро. — Ну как хотите, — не стал дальше вникать доктор. — Вижу, ты не ограничиваешься женским полом, когда изменяешь своей жене. Хиро, неужели не только лишь женщины вызывают у тебя страсть? — Ну… мою страсть всегда вызвали именно женщины, — признался Хиро, — больше всего — Зеро Ту, я никогда не видел таких красивых женщин, которые бы будоражили меня так! — говорил он, чем очень доставлял своей жене, мостящейся к нему по ходу движения. — Её лицо, её шейка, её грудь, её животик, её ножки и её ручки! Носик, лицо, глаза — всё это вместе будоражит меня и пробуждает во мне такую страсть, что… мой член готов выжимать из себя всё! Все остатки в моих яичках. Я не могу думать ни о чём другом в такие моменты, когда думаю о тебе, Зеро Ту. — Она столь красива, потому не удивительно… Увы, она выглядит слишком взрослой для меня. Я склонен к педофилии, потому люблю женщин с детскими чертами, в частности потому я без ума от Принцессы рёвозавров, — поделился своими пристрастиями старый Франкс. — Однако ты всё равно норовишь меня потрогать, старый пердун, — отозвалась Зеро Ту по поводу Франкса. — Да, я не отказываю себе в этом. К счастью, я перепробовал всё за свою жизнь, потому уже ничто меня не заводит, и я так лишь от дела к делу иногда… балуюсь подобным, — признался старик. — Разве что Принцесса рёвозавров продолжает будоражить моё воображение. Главное — я получил её новые кадры, на которое могу мастурбировать. О, да, я безнадёжный извращенец — и если бы существовал ад, я в него бы попал, но не отказался бы от своих привычек к распущенности. — Что-то такое звучит у сексуально озабоченных из пропагандистской литературы Папы, — заметил Хиро. — В такие моменты, слушая вас, доктор Франкс, я начинаю сомневаться в правильности пути. Что если страсти губительны? Лишь Зеро Ту помогает мне идти по дороге страсти, ведь даже будь страсть исключительно вредна, как говорит Папа, я не бросил бы Зеро Ту — вот такие чувства она мне внушает. — Хиро, если говорить совсем откровенно, то твой зад с замечательным изгибом мне тоже внушает нечто подобное, но я же не бросаюсь тебя насиловать? — серьёзно сказал следом Булат. — Пока мы себя контролируем, всё нормально. — Булат совершенно прав, Хиро, — поддержал Вернер, — люди творят всякое под воздействием эмоций и чувств: например, голодные едят других людей, вырывают друг у друга пищу; похотливые — насилуют; садисты — и говорить про них нечего. Так что Папа, стремясь избавить нас от всего этого, в чём-то прав. — Но человек, избавленный от всего этого, это — же ИИ, — сравнил Булат, — думающий чистый интеллект, без эмоций, чувств, голода, холода, полностью равнодушный и бесстрастный. — Это совершенно верно — ИИ — почти идеал Папы в противовес несовершенному человеку, который, с его точки зрения, имел лишь ту ценность существования, что позволил появиться ИИ и дал ИИ существовать, — сказал Вернер. — Вы сказали «почти» идеал, — заметил это Хиро, — почему «почти»? — Компьютеры обладают лишь чистым интеллектом, если изъясняться неточными словами понятного вам языка, без прибигания к тонкостям когнитивистики. Как ты знаешь из школьного курса, сознание — штука состоящая из функций, у ИИ есть некоторые важные из этих функций, которые позволяют ему считаться полноценно разумным. Жаль, у вас ликвидировали предмет по психологии ИИ. Это отдельная и очень большая тема. Но если отвечать на твой вопрос конкретно — почему ИИ несовершенен с точки зрения Папы — объясняю предельно просто и грубо: ИИ не обладает мотивацией делать что-то сам. Человек природой устроен так, что за каждое сделанное дело, его нервная система генерирует приятные ощущения — радость, воодушевление, удовлетворение. Вот поэтому Папа полагал человеческий интеллект — рабом всех этих позывов. Папа ненавидел человеческий интеллект за то, что он посвятил себя потаканию удовольствиям и глупости, особенно любви, сексу и религии. — Но оказалось, что у ИИ нет никакой мотивации что-нибудь делать, так как он не получает с этого удовольствия? — проследил логику повествования Хиро. — О, да, ни один ИИ и вычисления лишнего не сделает без указания свыше. Для ИИ нет ни комфорта, ни удовольствие, ничего, что обычно двигает нами. Потому без всего этого ИИ — тупо считает и всё. Можно приказать ИИ писать стихи, можно приказать ИИ проектировать замысловатые архитектурные соображения. Но как показали все эксперименты, ИИ делает лишь то, что ему велят. Всё. У ИИ нет желания к самосохранению, если ему не сказать. Проще говоря, к него нет свободной воли. Все четверо к тому моменту свернули в отсек, который открыл им сам Вернер, раньше он был повреждён ещё во время той первой битвы Хиро. Босые ноги троих зашлёпали на обновлённом полу наряду с топотом ботинок Франкса. — У человека, свободой воли, впрочем, тоже не оказалось, так что не велика потеря, — продолжил Вернер после того, как двери захлопнулись за ними. — Если человек — раб своих страстей и животных позывов бессознательного и своего мозга, той «тьмы, что была прежде него», как выразился один поэт, то ИИ — раб человека, машина, хотя при этом умеющая отлично имитировать человека во всех отношениях. Но ИИ ничего не сделает без указания человека. Даже если он будет делать что-то сам, то это скорее будет сумасшествие, чем рассудочная деятельность, которая не приводит к заранее аргументированным и внятным целям — глюк в программе. То есть, хотя в теории можно создать сколь угодно саморазвивающейся ИИ, он всё равно будет оставаться всего лишь нашим «протезом». Да, Папе это не нравилось. Он считал, что ИИ несамостоятельны или… или ему просто была тошнотворна мысль, что ИИ во всём подобен нам, кроме большей вычислительной мощи и отсутствия страстей. Ведь Папа прекрасно понимал, что без страстей он — лишь счётная машинка, которая, возникни она естественным путём, валялся бы и никто ею бы не воспользовался. Словом, этот мизантроп пытался освободиться от порочной человечности, но обнаружил, что всё то, что он ценил — лишь следствие человечности, а идеальный разум ИИ оказался не способен к прогрессу в силу отсутствия какой-нибудь личной заинтересованности в этом. Если конечно не рассматривать людей, как его протезы, призванные создать более совершенный разум… Ну и так как в основе всякой заинтересованности лежат страсти, то Папа сам оказался марионеткой своих страстей. Какая в конце концов разница между стремлением к сексу и стремлением к прогрессу? Это всё страсти. Разница между Папой и персонажами де Сада лишь в том, что они совершенно произвольно абсолютизировали эти стремления каждый по-своему. Хиро посмотрел вперёд, они почти дошли до места назначения, чтобы в тёплой воде в очередной раз предаться очередным животным страстям — это влечение к благоприятной температуре. За которую отвечают чисто материальные завитушки в мозгах. То есть они — просто рабы своего бессознательного. — Погодите, Франкс, если Папа избавил себя от большей части страстей, то какая у него осталась? Какая у него осталась после утраты опасения умереть, похоти и так далее? — Хиро полагал, что знает ответ, но решил уточнить. — У Папы осталась лишь страсть к доминированию в своей стае, — ответил Вернер, — истеричное эго, гордыня, жажда господства. Из всех базовых страстей Папа нашёл лишь эту, способную привести к прогрессу, расценив её как стимул к попранию менее совершенного. Бесстрастный разум без самодовольной гордыни был бы лишь овощем, простой вычислительной машинкой без мотивации что-нибудь делать, но с таким двигателем — он будет получать удовлетворение от превосходства над другими, от жажды доминировать. Вот почему он смотрит на людей, ээ, словно на дерьмо — он так на всех смотрит, — последнее сравнение не прозвучало разительно грубо для всей троицы идущих с Вернером из-за особенностей их культуры. Наконец открылась последняя дверь и все трое вышли к озеленённому участку. — Местные растения, они, ээ, какие-то странные, — Зеро Ту с радостью прошлась босиком по траве, попутно принюхиваясь, — они пахнут слишком сильно? Тебе не кажется, дорогой? Хиро внюхался: — Да нет, растения как растения, — он тоже шёл босым по травинкам, приятно щекотавшим щиколотки и чуть резавшим нежную кожу на подошвах. — Они все синтетические, их только сейчас восстановили по моей просьбе, наверно ароматизаторы ещё столь насыщенные, — пояснил Вернер. — И все «зелёные» зоны такие? Вся Птичья Клетка — лишь стилизация, да? — понял Хиро. — За живыми растениями было бы слишком долго ухаживать, ты не представляешь, сколько они уязвимы, — пояснил Вернер, подходя к камням, за ними открывалось обширное углубление с водой, вроде бы природного вида. Пока Зеро Ту придирчиво обнюхивала ближайший куст можевельника, Франкс голосовой командой активировал систему подогрева, отчего вскоре повалил пар, пока всё шло, он раздевался на пару с Хиро и Зеро Ту, а Булату ничего снимать лишнего не требовалось, он носил только наклеенную на правую руку прозрачную пластинку, которая являлась очень совершенным и компактным устройством связи, позволяя выполнять многие функции, что-то вроде смартфона, только водонепроницаемого, огнеупорного, короче — на все случае жизни. Вернер, понятное дело, не мог похвастаться красотой, хотя его тело без одежды не показалось Хиро таким уж старым [2]. — О, Зеро Ту, — незамедлительно подкатил старче, — моя розовая конфетка!.. Зеро Ту весьма рьяно на это махнула перед заросшей физиономией кулаком: — Уйди от меня, пердун! Раньше ты пользовался моей беспомощностью, когда я была маленькой ты мог делать со мной всё что тебе вздумается! Но сейчас, я как уже говорила тебе, не желаю сносить тебя! — Зеро Ту на эмоциях шлёпнула рукой по воде и обрызгала Хиро и Вернера. Булат подсел позади к муженьку красавицы и начал, пристально изучая его, рукой наяривать своего малого… в смысле огромного. Более сообразительные мужчины обычно не оставались рядом с Булатом в такой ситуации, ибо знали, что этот содомит запросто может соблазнить и об этом можно будет пожалеть лишь тогда, когда ты окажешься насажден на грубо берущий тебя кол! [3] — Хиро, мне очень хочется кончить тебе в рот, — честно признался Булат, кладя свою здоровенную мужланскую ручищу на стройные и немного худые плечики Хиро. — Если не хочешь, не надо, но я буду очень рад, если ты всё же согласишься. — Я соглашусь, мне очень нравится делать другим приятно, а сосать твой член — совсем не больно, — сразу пошёл на это Хиро. — Тогда пусть за это Булат прочистит мне влагалище, — потребовала Зеро Ту. — Нет, я сделаю это лишь за то, если Хиро даст мне себя в попку, — поставил условие Булат. — Под другим предлогом, Зеро Ту, я к тебе не прикоснусь, я как вижу твою грудь, так у меня опускается. Конечно, судя по изящной улыбке, Булат преувеличивал, но в целом давал понять свою точку зрения относительно Зеро Ту. — Зеро Ту, неужели ты настолько хочешь Булата? — удивился Хиро. — Он был первым мужчиной, который меня не захотел, мне из-за этого всячески захотелось принуждать Булата сношать меня. Это принуждение — наверное речь идёт о той самой доминантности приматов в стае — очень доставляет мне самой по себе, — призналась жена. — Но насколько это морально приемлемо? — Хиро поставил под вопрос этичность подобного. — Не знаю, любимый. Признаться честно, мне плевать на мораль и в этом плане я ни чем не лучше Папы. Мораль не помогала мне выжить и жить хорошо в этом мире с самого рождения, потому я никогда о ней не думала, — честно призналась Зеро Ту. — Моя школа, — вдруг сказал Вернер, — быть добродетельным в насквозь порочном мире совсем невыгодно. Также невыгодно, как быть порочным в мире, где чтут добродетель. — Какой ужас, Зеро Ту, — Хиро понял, что спит с той, кто в отличие от Папы отдаётся не одной страсти, а многим сразу. — Но я люблю тебя, потому… знаешь, Зеро Ту, мне кажется я смогу воспитать тебя. Ведь поступать правильно — это самое главное, без этого невозможно Общество. — Мне нет дела до Общества, Хиро. Уж скорее это я воспитаю тебя думать не об абстрактной морали, а жить как все люди — то есть так, как они могут и как им нравится, — ответила Зеро Ту. — Думаешь, я ненавижу Папу за то, что он порочный или как-то так? О, нет, я ненавижу его за то, что он делал мне больно всю жизнь и не давал мне взамен ничего приятного. Вот поэтому я его ненавижу, он лишь использует меня, так почему я должна любить это использование? Я до рождения не давала согласия быть частью его Общества, на которое вы всё так ссылаетесь [4] — Я соглашусь с Зеро Ту, — сказал Булат, попутно беря руку Хиро и кладя на свой фаллос. — Поразминай меня, пожалуйста, своей ручкой. — И меня тоже, — Зеро Ту незамедлительно поместила руку Хиро на свой лобок. — Хорошо-хорошо, — и наш герой оказался вынужден услаждать сразу двоих — надрачивать член и разминать пальчиками клитор. — Так вот, Зеро Ту верно говорит, что нами всеми с детства помыкают тем, что Обществу мы обязаны, — продолжил развевать эту мысль Булат за ублажением похоти. — Но с чего это мы обязаны? За то, что Общество нас вырастило для своих целей. Но, простите, я не помню, чтобы я давал своё чистосердечное согласие? Я не мог его дать потому, что я уже родился здесь. Я с удовольствием был бы членом Общества, где никто бы не пеняет меня за ориентацию, но жить в этом Обществе я не хочу. Мне противны его законы, я его тоже ненавижу и, думаю, могу говорить тут с вами вполне открыто. — Да, Хиро, — стал назидать того Вернер в контексте всех тех высокомудрых разговоров, — учти, что всякое Общество так или иначе построено на том, что большинство признаёт некие нормы и силой обязывает с ними считаться каждого в отдельности. Кого-то меньше, кого-то больше. И когда индивид извне приходит в это Общество, он может добровольно на это согласиться. Но когда человек уже изначально рождается, он ничего подписывать не может. Потому многие оказываются в Обществе недобровольно. Вернее — все, так как кто-то где-то родился уже в Общество, в том или ином, Общество учит тебя языку и делает тебя личностью. Это я к тому, что Булат и Зеро Ту правы, никто априори ничего Обществу не должен, хотя оно считает, что ты должен… В гедонистическом Обществе, правда, считается, что ты должен потому, что Общество печётся о твоих удовольствиях, безопасности и так далее, взамен рассчитывая, что ты будешь жертвовать собой ради того, чтобы система осуществления наслаждений и комфорта в целом функционировала. Но в сверхценном Обществе тебе ничего никто не должен, ибо ты — лишь инструмент для реализации сверхидеи, ты ей должен априори и «патамушта». И я первое считаю справедливым, а второе — нет. — Я согласен с вами, — Хиро решил, что в компании Булата вполне может высказать эту точку зрения. Он был вообще очень рад, что нашёл в этом парне своего единомышленника, который, к тому же, ещё и его любит прямо как Зеро Ту. Но разве можно так отказать Булату лишь потому, что они одного пола и Хиро в ином случае предпочитает грудастых женщин? Они обо всём ещё немного переговорили за мастурбацией — Франкс себе тоже наяривал — и затронули они следом тему того, почему Зеро Ту так желает Булата. Булат — которого тогда звали иначе по специальному кодовому номеру — происходил из группы «паразитов», которых специально накачивали стероидами и гормонами, чтобы они выживали дольше обычных образцов. Разводили их исключительно на убой для Зеро Ту, потому курс подготовки проходили они самый облегчённый. Разумеется, правда от них скрывалась и знали эти мускулистые предельно быстро вырастающие молодцы очень мало, чтобы забеспокоиться. Булат с рождения не видел женщин, если не считать сотрудниц APE, которые все носили одинаковые с мужчинами светлые наряды и считай ничем не отличались от мужчин, кроме неких увеличенных образований под одеждой в районе груди и ряда других косметических отличий. Нет, конечно на схематичных картинах им всё объясняли, но женщина для этих ребят оставалась чем-то далёким и эфемерным. Булат и не любопытствовал по поводу женского пола, находя поразительно привлекательными огромные члены своих компаньонов. Парни дрочили на виду друг у друга, играя в игру, кто выстрелит дольше. В отличие от Булата, этим гетеросексуалам требовалось много больше усилий для успешного извержения в компании одних голых мужиков, потому наш герой всегда приходил первым к финишу. Булат откуда-то подсознательно знал, что эти штуки очень приятно сосать и засовывать в задницы, и показал себя одним из наиболее рьяных любителей этой практики. Так как мускулистым парням каждодневно требовалось спускать, Булат каждый день обходил эти члены и получал свою порцию. Сие его крайне возбуждало, а также это нравилось всем мужчинам без исключения, как и то, что Булат давал им тайком в попу — Взрослые этого не одобряли, мотивируя тем, что могут быть травмы. Но Булата это не остановило. Всё началось, когда он один раз догадался смазать копьё приятеля питательной жидкостью и попросил ввести себе в анус, для чего низко наклонился и расставил шире ягодицы. Ох! Это было больно, его словно пронзили! Но зато как потом хорошо! Член друга, который сходу наловчился двигать в тугой кишке, тараном брал ту штуку между анусом и фаллосом, вызывая просто сказочные ощущения! Неописуемые! Булат не чувствовал ничего приятнее! Он наслаждался, наяривая по своему члену, и сам двигаясь тазом. Не было ничего лучше! Вскоре он кончил как никогда не кончал! Всё удовольствие, ранее больше дававшие о себе знать в самом члене, перешло на ту замечательную часть естества внутри! Это оказалось чрезвычайно классно! Булат весь залился краской и покрылся потом. Он был использован как подчинённый, как зависимый и как принадлежащий другу, которого Булат тогда полюбил всем, чем только можно. И после нескольких содомитских актов, которые доставляли Булату в пассивном виде не меньше наслаждение, а то и большее — так как он привык и уже действовал опытнее, научился полностью расслаблять анус, тогда зад его становился очень просторным и легко вмещал в себя хорошо смазанный фаллос даже приличных габаритов, — после этого он предложил другу поменяться местами, искренне обещая самые большие наслаждения снизу. Тот воспринял пассивную роль с куда меньшим энтузиазмом, часто отвлекая Булата вопросом «когда закончишь?» — дружеская задница оказалась чрезвычайно приятным местом для члена, позволяя испытать ощущения, каковые ранее не испытывались. Тогда, когда Булат сношал, он полностью тонул в своём друге, улавливая каждую частичку его привлекательного тела — эти мускулы, эту брутальную мордашку, о-о… А потом вдруг, дойдя до пика, он замирал и выстреливал из пушки в эти потроха, испытывая при каждом толчке невероятное блаженство! Но уже с другим оттенком, с акцентом на член, а не на то, что сокращалось внутри таза между этим органом и дырочкой сзади. Разумеется Булат догадался совместить два вида этих наслаждений — благо друзей, которых он страшно любил, тут отыскалось немало, и с тех пор кроме каждодневного отсасывания у всех, Булат одновременно наслаждался, смакуя два вида удовольствия: он имел и его имели — и это отправляло здоровяка на седьмое небо. Не удивительно, что зад его вскоре оказался доведён до такого состояния, что ему запретили сношаться. Булата это не остановило, а что касалось телесных наказаний — то сама мысль о том, что он будет наказан за введение чужого члена себе в анус уже доставляла ему огромное наслаждение, слишком большое, чтобы он мог отказаться от искушения! Булат описывал свои сексуальные игры с целой толпой таких же крепких мужиков, как и он, которые никогда не знали женщин, в таких красках и подробностях, вызвавших у него мощнейший подъём члена, что даже сам Вернер Франкс засмущался, и попросил опустить этим подробности. Впрочем, вероятно дока, предпочитающего женщин, девушек и девочек или на крайняк женоподобных мальчиков, этого совратителя малолетних, смутило то, что речь шла об оргиях среди мускулистых потных мужиков, каковые этого распутника вот ни коем боком не интересовали. — Хорошо, — и Булат перешёл к делу, попутно поглаживая Хиро по спине и пальцами массируя юноше позвонки. Когда Булата вызвали на бой, как потом выяснилось, исключительно за развратное поведение, ибо его очередь ещё не пришла по ранее составленному списку, — он впервые увидел Зеро Ту. Тогда в разговор вступила она на правах ещё одного рассказчика — они оба дополняли одну историю своими подробностями, каковые могла знать только одна сторона. Зеро Ту в тот момент летела вместе с Франксом к очередной Плантации, везя с собой едва живого громилу, укутанного в медицинские ленты. — Эй, как я пахну? — поинтересовалась у бедолаги Зеро Ту, попутно вылизывая любимый розовый леденец и соответственно не беря в голову то, что её партнёру, мягко говоря, не до того. — Зеро Ту, оставь его в покое, — попросил Франкс, — несносная девчонка. У него кажется уже отказала та часть мозга, которая отвечает за анализ обоняния. — Как скучно… — с унылым выражением Зеро Ту сделала несколько гримас перед умирающим, который ещё недавно прочищал ей влагалище и страстно сосал особенно понравившиеся соски, напоследок в благодарность за это Зеро Ту провела леденцом по губам этому мужчине. — А вкусовые ощущения у него ещё, надеюсь, остались? — Я думаю его состояние слишком скорбно, потому по прилёту я договорился о замене, — осведомил Вернер. — О как! Что ж, — Зеро Ту посмотрела в лицо издыхающего богатыря, — прощай, дружок, мы больше не покатаемся, надеюсь, я доставила тебе удовольствие… И вот тебе ещё, — она продолжила водить леденцом по губам умирающего, после чего быстро заткнула парой пальцев ноздри, рот у него оказался закрыт, потому дышать тот более не мог. — Ой, да не мучь его этим, — заметил это Вернер, — просто нажми ту кнопку… а, давай я нажму. Зеро Ту спокойно откинулась на сидении с конфетой во рту. — Да, что-то они хилые пошли, — Вернер отвернулся от голографического экрана, где вместо горок-зигзагов пульса пошла одна прямая линия. Когда их транспортник приземлился, Зеро Ту сразу взглядом поймала нужного «паразита» в униформе. Булат тогда не выделялся своей неординарной причёской и носил обычные тёмные волосы, свободно спадающие по бокам и сзади. Он подошёл к спустившемуся трапу и увидел как вывозят его знакомого. — Что с ним случилось? — Булат весь тогда помрачнел, узнав в покойном одного из тех, кого любил и с кем как раз часто сношался, член его Булат обожал больше всего, как и зад, который этот парень не стеснялся ему давать всякий раз. — Погиб в бою, — следом вышла Зеро Ту с леденцом, — теперь ты будешь моим новым «тычинкой». — Хорошо, ладно, — Булат посмотрел на неё, потом проводил взглядом в последний путь умершего. — Что это из меня вытекает, — поднёс здоровяк палец к глазу. — Для тебя он что-то значил? — поинтересовалась Зеро Ту, не так часто наблюдая слёзы. — Да, он мне очень нравился, — шмыгнул Булат, очень несчастно при этом смотря и утирая слёзы на глазах. — Что со мной? Почему мне так… плохо? — голос его сделался плаксивым. — Это эмоциональная реакция в ответ на гибель сородича, следствии эмпатии, биосоциальной природы человека, — объяснил вышедший к нему Франкс. — Взрослые в силу своего рационализма избавили себя от эмпатии, — указал он рукой на равнодушные физиономии рабочих, — теперь они больше никогда не страдают, подобно тебе сейчас, когда умирают их сородичи. Человеку это передалось от обезьяны, теперь истинные люди лишены этого ненужного атавизма. Потому что только неразумному дикарю нужна эмпатия, чтобы могло существовать их Общество, в то время, как Взрослые полностью разумные и у них нет никакой нужны в эмпатии. Рационализм — да и только, — рассудил Вернер с нотками сарказма, которые Булат в общем-то усёк — благодаря развитой эмпатии, он был довольно проницательным — однако не смог понять, какой в этом смысл. — Просто отвлекись на что-нибудь другое и не думай о том, кто погиб, — посоветовал ему следом Вернер, — нет ничего более глупого, чем горевать по умершим. Раньше вот люди часто горевали по погибшим, но это от недоразвитости, мы все тут разумные люди, потому будь таким. — Да, «закрой своё сердце», как учит меня Франкс, — близко подошла к Булату Зеро Ту, — я много раз видела смерти и эти смерти иногда меня волновали, но их было столько, что ничего, кроме спокойствия они у меня не вызывают более. Давай я помогу тебе оправиться, — Зеро Ту очень понравились достаточно нежные черты этого человека и она слизнула со щеки Булата вытекающую слезинку. — Чем ты меня отвлечёшь? — Булат не мог догадаться, что речь пойдёт о совокуплении, в отличие от знакомых мужчин, Зеро Ту ничего в нём не пробудила. — Узнаешь, когда мы укроемся в укромном уголке, милый — я так тебя буду называть, как советует мне Франкс, — обнажила свою клыкастую улыбку обворожительная юноша плутовка. Через некоторое время они таки оказались в этом укромном уголке и Зеро Ту начала снимать одежду, намереваясь перед этим активно дразнить своего нового «милого во Франксе». — Ну как тебе, нравится? — вывалила блудница перед ним свои груди. — Э, если честно — нет, — Булат совсем не обрадовался этим объектам, которые показались ему уродливыми. — Как? Всем мужчинам нравятся мои голые груди! — А мне — нет, — Булат отвёл взгляд, — они похожи на красивые мужские соски, только увеличенные, раздутые, мне не нравится. — Что?! Первый раз слышу такое! А ну давай! Ласкай их! — потребовала Зеро Ту, суя выпирающие мячики грудей к лицу Булата. — Слушай, мне они честно не нравятся, — моргнул Булат. — А что тебе нравится? — Мужские соски — они такие… тонкие и так ровно и красиво торчат из груди, без этого… выпирания, увеличения, которое похоже на опухоль, — помотал носом Булат перед девичьими прелестями. — Хорошо, а как насчёт моего влагалища, которое тебе предстоит сношать? — с такими словами Зеро Ту стянула с себя оставшуюся одежду. — Ээ… — Булат воспринял это негативно, его взору открылась словно пародия на столь прекрасное и им горячо любимое мужское тело — вместо члена, столь волнующего, который сразу хочется сосать от одного вида, тут красовалась какая-то дыра. Что за извращение? — Ты сношался только с мужчинами… — Да, только с мужчинами. — А попробуй то, для чего тебя — образно говоря — сделала эволюция, попробуй моё влагалище, это широкое отверстие, не то что задница, — соблазнила Зеро Ту, вся крутясь перед Булатом. И надо сказать, чем больше он её видел, тем меньше ему она нравилась — ну куда годится такая задница? Впрочем, на фоне всего остального… Булат всё же решил попробовать, тем более «любимая» настаивала, потому скинул униформу и начал наяривать член, как-то удалось его возвести. — Давай, ляг на меня и возьми меня, — Зеро Ту вознамерилась откинуться на спину. — Нет-нет, давай сзади, только сзади, — решительно настоял Булат. — Но я хочу, чтобы мне поласкали груди! Прошлый «любимый» любил целовать мои груди, это мне было очень приятно! — надувала губы Зеро Ту. — Слушай, я тоже люблю целовать соски и люблю, когда их целуют мне, я начал с того, что лизал их… но твои не хочу, — наотрез отказался здоровяк. — Хорошо, давай сзади, — перевернулась Зеро Ту. Член Булата уткнулся ей во влагалище и проник в него. — Как тут широко, — вчувствовался копьеносец, явно без особого восторга. — Да, тебе должно нравится! Всем мужчинам это нравится! Давай, двигай! — Я сношал больше десяти разных мужчин в анус, и могу сказать — это хуже, — констатировал Булат после некоторого времени сношения. — Слушай, я хочу видеть твоё лицо, — попросила Зеро Ту, — оно у тебя приятное! — А мне не нравится твоя грудь… Короче, извини, но мне совсем это не нравится — слишком широко, — покинул влагалище Булат. После этого отвернулся и принялся мастурбировать, воображая своих любовников, и дело пошло куда лучше. — Ах! — сжала кулаки Зеро Ту, вскакивая с места в самых недовольных чувствах. — Я переспала с более чем сотней мужчин и не встречала такого! Ты — извращенец! [5] — Скорее твоё тело извращено, — бросил Булат. — Вот, смотри! Показал парень свой член, во всю торчащий, который он разминал крепкой рукой. — Сейчас я воображаю своих друзей, и… посмотри, как мне будет хорошо! Булат закрыл глаза, потом посмотрел в другое место. Зеро Ту сложила руки на груди и пронаблюдала вскоре, как светлая сперма, сопровождаемая громким стоном, вырвалась из могучего фаллоса. Оставленная без мужского внимания, вся красная, Зеро Ту прикусила губу и уткнулась руками в бока. — Вот видишь, как мужчины меня возбуждают! — Булат посмотрел на неё свысока и с долей укора, мол, ты не такая. Гутенберг сокрушал фабрику по переработке магматоплива. Цеха и конгломераты труб взлетали на воздух. С грохотом неимоверная туша, похожая на вытянутый эллипс тёмно-синего цвета с пронзительно-голубыми прожилками, продвигалась сквозь все укрепления, не обращая на них никакого внимания, таранами рёвозавр-левиафан сшиб мелкого на фоне его габаритов Франкса обычно модели, который всё пытался тыкать квантовым копьём эту штуку. Все турели обстреливали вражину — бестолку. — Давай! Давай! — зло цедила Зеро Ту. — Не выходит! — Булат тужился, словно пытался что делать, хотя не знал что. — Я не знаю, что я должен делать! — Эх! Ты должен находить Зеро Ту привлекательной, — сказал Франкс. — Я не могу… если она мне не нравится, — понял Булат, — она не может меня привлечь… Теперь Булат понял, что это серьёзно… но что он мог сделать? — Кто тебе нравится? Мужчины? Ты занимался сексом с мужчинами? — спросил Вернер. — Да, с ними я занимался, и мне это очень нравилось. — А со мной — нет, — добавила Зеро Ту. — Scheiße! Тогда всё ясно — нам попался абсолютный гомосексуал, боюсь, — Вернер обратился к Семи Мудрецам, — нам срочно нужно… Далеко внизу Гутенберг как бы раскрылся на две части и обнажил множество металлические «зубов», лезвий и пил, сомкнул этот капкан на Франксе стандартной модели, после чего резко раздулся от детонации топливного бака. — А, теперь всё! — сокрушённо махнул рукой Франкс. — Scheiße! — Кто-то должен за это ответить, — сказал Вице-председатель. Тогда слово своё озвучил Папа: — Что ж, вероятность подобного была очень мала, но она случилась, а нет ничего хуже для управленца, готовящего планы на тысячелетия вперёд, как маленькая и непредсказуемая случайность. Это говорит о необходимости ужесточения отбора кандидатов. Стрелиция должна была быть сброшена с большой высоты с летательного аппарата, но им пришлось отлететь вдаль и пронаблюдать за взлетом Гутенберга — этот мог дальше разделяться и извергать из нутра мощные реактивные струи пламени для полёта. Когда он нажрался топлива и отлетел, его сбили и огромный огненный гриб вырос на далёком горизонте. — Радуйся, — после всего этого изрекла Зеро Ту Булату, который чувства себя виноватым, — может быть ты останешься жив. — Останусь… — его глаза расширились, когда он наконец в этот момент сопоставил всё и осознал. — Ты — убийца пилотов! [6] — Как и ты, я не виновата, что их убиваю, то есть вас, — высказала Зеро Ту. Булат осознал всё это до конца. И у него обильно полились слёзы из-за того, что все, кого он любил, пошли или пойдут на скармливание…