Дело (не) в этом.

Кастиэль заполняет своё пустоту время чем попало — мотается по бильярдным, забивает себя шары , бродит по тусклому даже в свете фонарей ночному городу, ничего не ища, прочитывает своё время в пустынных читальных залах библиотек. Лиззи больше не красит ногти в его квартире, Лиззи не тащит его на крышу, Лиззи не звонит и не просит приехать посреди ночи, Лиззи не… Лиззи не. Дело не в том, что он остался без Лиззи, конечно же нет. Они виделись-то несколько раз в месяц, ведь Кастиэль всё время был загружен работой или дипломом, тут не до всяких девочек, живущих на другом конце города. А Лиззи… Лиззи рисовала, ночью отрывалась со своими друзьями, днём долго спала, постоянно пропадала в своих мини-поездках куда ни попадя. Выборг, Воронеж, Нижний Новгород, да даже Троицк. Откуда деньги брала — непонятно. Нет, дело не в её отсутствии. Без Лиззи ничего не изменилось, совсем нет. У Кастиэля стало всего лишь немножко больше свободного времени и целых кружек в доме. Впрочем, целыми их назвать можно с поправкой на пару-тройку сколов на каждой. Экземпляры с отбитыми ручками он всё-таки выкидывал сразу, из них пить совсем неудобно, а на щербинки не обращал внимания, нормально ведь пьётся и из таких. Лиззи своей неуклюжестью переплюнула всех его знакомых, даже кассиршу Катю, что работает в Пятёрочке около дома. Катя чуть ли не каждый раз умудрялась ронять одну-две его покупки, однажды разбила банку с солёными огурцами. Кастиэль тогда спешил и не стал идти за новой, а наутро Лиззи расстроилась, что запивать нечем, хотя помидоры и сборная солянка остались целы. Привередина. В общем, кружки Лиззи била с завидной регулярностью, а потом, когда оставались всего две, по количеству их самих, приносила несколько новых. И нет бы просто покупала целый сервиз, но они все были разные. Цветные, однотонные, с узорами или надписями, огромные и обычных размеров. Ни разу не повторилась. Где только находила такие? Как-то раз Лиззи притащила набор необычной посуды, как сама выразилась. Если присмотреться, ничего необычного в ней не было, но вся вместе она производила слегка оглушающее впечатление. Несколько разноформенных стаканов, винный бокал из густо-синего стекла, пивная кружка, крошечная кофейная чашечка, в которую даже порция ристретто поместилась бы с трудом, и большая термокружка с единорогами. В тот вечер Лиззи пила апельсиновый сок из синего бокала и удивлялась, почему не придумала этого раньше, ведь «если смешать синий цвет и оранжевый вкус — получается нечто потрясительное!» Кастиэль же сидел на подоконнике и медленно прихлёбывал любимый кофе из крошечной кофейнки, потому что за один большой глоток можно было осушить её всю, а подоконник был нагрет и двигаться совсем не хотелось. В тот вечер они так и не распили заранее купленный им виски, не обсудили ни его отца, ни проблемы Лиззи, полностью погрузились в матовый океан безмятежности. Она всегда умело сбегала от проблем. Термокружку Кастиэль спрятал от неё подальше и никогда не давал Лиззи в руки, просто на всякий случай. Носит с собой на работу до сих пор. Она действительно тёплая. А на работе ещё остались когда-то принесённые ею гирлянды. Точнее, гирлянды остались бы дома, да Кастиэль в преддверии Нового Года зачем-то решил принести их в офис, авось станет уютнее. Отчасти подействовало, мягкий серебристый свет отлично подошёл к тёмно-зелёным шторам. Ангелина два раза подходила спросить, где он такие купил, а Кастиэлю было как-то неловко признаваться, что гирлянды в дом приносит не он сам, а какая-то посторонняя девушка. Он отмахнулся чем-то вроде Икеи, а потом долго бегал от Гели, когда та залезла на сайт и в товарах искомое не нашла. Геля на него тогда даже обиделась, Кастиэль же вернулся домой и забыл, почему вдруг из прихожей исчез серебряный свет. И почему обои, которые он наклеил целых полгода назад, всё ещё чисты. И почему старые кубики акварельных красок, раскиданные по всем отделениям его комода, потрескались. И почему он теперь чаще спит по ночам, хотя совсем недавно жаловался, что времени на сон не хватает вообще и ему надоело засыпать с первыми рассветными лучами. Кастиэль не скучает по Лиззи, просто слишком занят, чтобы хранить в сумке несколько пакетов кошачьего корма для суровых пушистых бродяг, чтобы никогда не забывать, что кому-то кроме тебя холодно и нужно самолично натягивать на него — неё — перчатки, чтобы постоянно оглядывать мир в ожидании чего-то прекрасного. Чего-то чудесного. Личный мирок Кастиэля слишком холоден и тускл для всего этого. И Лиззи не рядом, чтобы напоминать ему обо всех восхитительностях, происходящих вокруг. Лиззи не делает комплименты ямочкам проходящей мимо девушки, Лиззи не щебечет ночами напролёт по телефону свою очень важную чушь, пока Кастиэль отчаянно пытается не уснуть и поддакивать в нужных местах, Лиззи не натыкивает свои эскизы всюду по его книжным полкам, Лиззи не присылает сообщения из Будапешта или Вильнюса, или Мурманска со словами, что там слишком хорошо, чтобы он имел право такое пропускать, Лиззи не бьёт его кружки, Лиззи не… Лиззи нет. Мир Кастиэля одиночеством захлопывается на его горле.