Черное сердце

Яркие лучи бесконечным каскадом падали на каменные стены, настолько нагревая их, что в воздух поднималось беспокойное марево, размывая в своих потоках очертания города. Великий и древний Бэхмэн, чьи купола подпирали небесные своды, а фундамент вгрызался в земную твердь, брал свое начало с неприметного оазиса близ реки с водами цвета глины, и за прошедшие столетия из военного форпоста превратился в огромный торговый город. Рошан Амен бесконечно любил его за тесные улочки, выложенные плитами песчаного цвета, меж которых пробивалась блеклая трава, за белоснежные дома с узкими окнами и струящимися шторами, что пестрым покрывалом закрывали потолки у террас, и за небывалое изобилие зелени. Со своими тенистыми садами, поистине бескрайним рынком, чайханами, лавками и ремесленными мастерскими Бэхмэн мог посоперничать со столицей Шаниата, ежегодно привечая сотни караванов, пересекающих пустыню только для того, чтобы стать его частью. Он был вторым сердцем бескрайних и жестоких песков, и сафины отдавали ему должное за это, когда после долгого перехода перед их взорами вырастали белые, покрытые фресками стены, обещавшие прохладную тень листвы и мятный шербет. Рошан, прислонившись спиной к деревянной балке чайханы, наблюдал, как на низкий постамент торговой площади выходит вереница рабов. Уставшие, покрытые грязью и пылью, они резко выделялись на фоне синих и золотых куполов далекого храма. Плечистые работорговцы подгоняли их окриками, ударяя кнутом о землю, приподнимая облачка пыли. Пугали, не смея ударить и испортить товар, который сразу потеряет в цене из-за пары синяков. Среди закованных в кандалы были выходцы разных стран: смуглые и темноволосые жители Южного Королевства, белокожие и надменные уроженцы Священного Царства, гордые и яростные северяне, и сами сафины, коих было большинство. Но в неровной шеренге рабов сильнее всех выделялись факторумы, несущие на себе бремя предков, проклятые богами за власть, что держали в своих руках их отцы, измененные духами до неузнаваемости. Рошан не мог назвать их людьми, хоть мать долгими вечерами и пыталась внушить ему это. Презренные, уродливые твари, у которых животного было больше, чем людского. Они не имели права быть свободными. Их место здесь, на невольничьем рынке среди песков. Наконец взгляд Рошана зацепился за высокого мужчину, одетого в ярко-красные шаровары, желтый, расшитый цветными нитями жилет и чалму. Тот белозубо улыбался, вполуха слушая увещевания торговца. Скорее всего, мужчина был ровесником Рошана — не старше тридцати, — но лицо его пряталось за густой бородой, добавляющей к облику несколько лет. Рошан почувствовал, как внутри у него поднимается гнев. Сарда Хершид выгодно выделялся среди остальных не только блеском дорогого наряда, но и статью, уверенностью и тем особым взглядом, что обладают лишь рожденные карачи¹. Он одним движением руки прервал бессмысленный хвалебный поток слов работорговца, молча указал на тройку рабов и пошел прочь. Сделку за него завершал слуга, все это время верным псом маячивший рядом. Сарда не стал ждать свою немногочисленную свиту, уверенным шагом направляясь к чайхане, где с ноги на ногу переминался прекрасный скакун. Рошан не торопясь двинулся навстречу. Делая вид, что увлечен экзотичного вида рабыней, он будто бы случайно столкнулся с Хершидом плечом, но, будучи из класса эмиров², моментально рассыпался в извинениях. — Прошу простить меня, господин! Лучи Ригель³ отуманили мой взор… — Рошан с почтением склонил голову, поспешно пряча глаза, страшась, что Сарда успеет заметить в них искры ненависти. Внутри у него все кипело от собственного заискивающего голоса, склоненной головы и благожелательного взгляда Хершида, прожигающего в нем дыру. Хотелось вцепиться в глотку паршивого карачи прямо здесь, вонзая бебут⁴ меж ребер. — Ничего, воин. Иди с миром, и пусть Шираз осветит твой путь! — Хершид снисходительно кивнул, от чего Рошан на секунду прикрыл глаза, прогоняя алую пелену ярости. — И пусть Ксанос не встретится на нем… — эхом прошептал он вслед удаляющейся спине ритуальную фразу. Этому трюку Рошана научил босоногий мальчишка в далеком детстве. Бехруз, так звали маленького воришку, неожиданно прибился к дому уважаемого эмира, выполняя грязную работу за корку хлеба или похлебку. Они быстро подружились — Рошан учил друга держать саблю, а тот делился секретами ловкости рук. Дружба с выходцем из нижнего класса не добавила ему авторитета среди сверстников. Мать Рошана была родом из Южного Королевства, что делало её сына, наполовину сафина, в глазах остальных испорченным фруктом. Рошана унижали, били и издевались, и только Бехруз всегда злобно скалился и подавал ему руку. Он же никогда не жаловался родителям, с еще большей страстью отдавая себя воинскому искусству. Когда им исполнилось пятнадцать, Бехруз ушел в армию и через пару лет погиб где-то на границе с Кандийским Царством. А Рошан до сих пор с ловкостью мог не только срезать чужой кошель, но и подбросить скомканную записку. «Сарда Хершид. У меня есть важные сведения и свидетели касательно некоторых ваших дел. Так, я располагаю данными о перепродаже рабов, которые именуются вами как мертвые души, а также о том, что доходы с этих сделок идут мимо казны Шаниата. Полагаю, вам будет интересно это обсудить? Если так, то жду вас у северного оазиса, известного среди караванщиков как сад Черного Сердца, когда свет светила полностью померкнет. Приходите один, иначе мои сообщники передадут эти сведения судье Сохрэб-эфенди.» Рошан ухмыльнулся, представляя реакцию Хершида. Потребовалось потратить несколько месяцев и подключить многие связи, выискивая и вынюхивая о счастливчике, что должен был стать мужем женщины, которую Рошан любил. И пару недель назад Шираз смилостивился, даровав своему рабу невиданную удачу. Рошан давно искал возможность избавиться от своего знатного соперника, но сделать это хотел так, чтобы не запятнать честь своего рода. Он знал, что предстоящая свадьба ненавистна Эш так же сильно, как и ему. Когда они виделись в последний раз, он сам вытирал с ее щек крупные слезы, которые сверкающими бриллиантами собрались в уголках черных глаз. Узнай отец Эш, почему юная госпожа Джэмшент полюбила поздние прогулки в заросшем саду, то на одного молодого эмира стало бы меньше. Но Рошана не страшила собственная судьба. Он был готов сделать все, чтобы она сложилась так, как угодно ему. Бросив последний взгляд на Хершида, что горделиво садился в седло, явно красуясь, Рошан решительно свернул в ближайшую улочку, чьи стены украшала разноцветная мозаика из битых кувшинов, и поспешил прочь — ему нужно успеть окончить последние приготовления для встречи врага.

***

Неспокойно похрапывал конь, скрытый в широких зарослях самшита и магнолий, вызывая на лице стоявшего неподалеку Рошана недовольство. Это был прекрасный скакун сафинской породы, коей так гордятся жители Шаниата. Молодой, слабо объезженный и выносливый, он и в подметки не годился любимому коню Рошана, которого нынче пришлось оставить. Ригель, сейчас замершая в центре небосвода, плавно теряла свет. С каждым мгновением ее лучи становились все слабее, переставая щедро награждать пески теплом. Это было сказочное время, полное видений и миражей, когда земля начинала остывать, а в воздухе возникали неведомые картины. Рошан видел, как совсем недалеко от оазиса прорисовываются черты Бэхмэна. Казалось, протяни руку и кожа ощутит теплый шершавый камень городских стен. Но то был обман жестоких песков, дарующих надежду, чтобы затем безжалостно отобрать ее на вершине следующего бархана. Пока свет постепенно покидал землю, на небе начинали зажигаться звезды, а вместе с ними раскрывались у воды удивительные цветы, давшие оазису его название. Черное сердце имело длинные, заостренные, темно-синего, практически черного цвета лепестки, которые окружали молочно-белые пестики, едва заметно мерцающие на концах. Этот цветок магов и алхимиков рос лишь в местах, где пролилось достаточно крови, чтобы напитать собой пески. Многие называли его цветком последней надежды, ведь именно ее дарили они изможденным волшебникам, помогая забыть боль и вернуть силы. Рошан не знал, так ли это, но предпочитал верить старой легенде, услышанной от Эш. Воспоминания о том, как боязливо она шептала ему на ухо старую сказку, заставили его улыбнуться. Он прикрыл глаза, на мгновение возвращаясь в то далекое время, когда они еще смело планировали совместное будущее. И на секунду Рошану показалось, словно он и сейчас ощущает жар от ее дыхания. Но это был всего лишь конь, уткнувшийся мордой ему в плечо. — Не переживай, дорогой. Скоро мы покинем это место. — Рошан потрепал его по шее, всматриваясь в даль. Там, между барханами, отделяющими оазис от города, уже виднелся одинокий наездник. Плащ хлопал краями за его спиной, платок защищал лицо от пыли и песка. Рошан и сам укрыл голову платком, оставив лишь узкую полоску для глаз. Он смотрел, как во весь опор несется конь, подгоняемый человеческой рукой, и не мог сдержать презрительную усмешку. Настоящему всаднику нет нужды хлестать бедное животное, оно будет подчиняться едва заметным движениям ног. В этом заключалась высшая степень власти над другим существом — заставить его служить тебе, не прибегая к побоям. Когда-то эту мудрость помог постичь ему отец. Сарда, а это был именно он, пущенной стрелой влетел в оазис, оставив за собой облако песка и пыли. Он лихо спрыгнул с коня около озера, озираясь по сторонам и сжимая в руке поводья. Однако Рошан не спешил выходить к нему и оставался в тени, желая убедиться, что тот прибыл один, что это точно Хершид, что ошибки не будет. И когда всадник откинул платок за спину, вдыхая прохладный ночной воздух полной грудью, Рошан сделал шаг вперед, выходя в полоску света, которую дарили три луны. Он не стал тратить время на лишние слова, громкие фразы или проклятия. Он приехал в этот оазис, чтобы убить. А трупам, как правило, уже плевать на причины смерти. В слабом свете лун сверкнула сталь сабли. Хершид удивленно попятился, выпуская повод коня. — Ты кто такой? Вот только ответа на его вопрос не последовало. Рошан напал быстро, резко, сокращая расстояние и заставляя своего соперника отскочить назад. Сабля ударила вниз, умелой рукой направляемая в бедро. Хершид едва успел подставить оружие, и оазис наполнился звоном стали. Мужчины кружили по небольшой поляне, сражаясь, как умеют только сафины. Поединок искрил яростью и страстью, что испытывает каждый воин их народа, когда ладонь сжимает рукоять сабли. Рошан был опытнее, злее, он сражался не один раз, и сейчас вымещал всю накопившуюся злобу на карачи, не замечая ничего вокруг. Хершиду приходилось обороняться. Он не рисковал нападать, чувствуя, что уступает закаленному в боях противнику. В какой-то момент Рошан покачнулся, угодив пяткой на шаткий камень, и Хершид не упустил возможности. Удар лишь частично удалось загасить, но избежать его полностью не получилось — сабля распорола жилет и прочертила глубокую рубящую рану на груди, от чего Рошан на секунду задохнулся от боли. Закрывавший лицо платок спал. Хершид удивленно отступил, неверяще всматриваясь в искаженное болью лицо. Он вспомнил мужчину, толкнувшего его днем на рынке. Вспомнил младшего сына от второй жены эмира Амена. Вспомнил, как в юношестве презрительно называл его «гарад» — обезьяна. Вспомнил, что совсем недавно старый Амен ходил сватать юную Эш за своего сына, но получил отказ. Знатная девушка была предназначена другому. И губы Хершида презрительно скривились. — Ах, это ты, гарад? — полуутвердительно спросил он. — Что, твоя кровь все также полна грязи, которой щедро с тобой поделилась твоя мать? Зарычав, Рошан вновь ринулся вперед. Переполненный ненавистью, он старался забыть о боли, раз за разом нанося удары по противнику, все больше вытесняя его за пределы оазиса. Ноги Хершида стали утопать в песках, мешая нормально двигаться, делая намного медлительней. Более того, непривычный к подобным схваткам, он устал. Всю жизнь сражавшийся лишь в паре под руководством учителя, карачи не выдержал темпа воина. И Рошан воспользовался этим — резко изменив траекторию, рубанул по правой ноге Хершида и рассёк сапог, слегка задев голень. Затем, подставив под контратаку саблю, пнул по раненой ноге, выбивая опору, и тут же размашисто полоснул снизу вверх, вспарывая внутреннюю часть бедра и левый бок. — В моей крови уже давно остался лишь песок, — тихо и устало проговорил Рошан, наблюдая, как Хершид заваливается на землю, обагряя белый в ночи песок алым. Ему хотелось добить соперника, выказать последнюю милость, чтобы тот не умирал в мучениях на быстро остывающей земле, но вдалеке послышалось конское ржание. Подняв взгляд, он увидел, что со стороны Бэхмэна к оазису приближается группа всадников. Они скакали во весь опор, подгоняя лошадей ударами плетей. Времени медлить не было. Рошан бросился к своему коню, одной рукой пряча оружие в складках плаща, а другую прижимая к груди. Его еще не покинуло возбуждение после боя, и он надеялся, что сможет скрыться до того, как лихорадочный прилив сил закончится. С трудом оседлав резвого жеребца, он направил его прочь, подальше от озера и возможной погони. Конь, застоявшийся на одном месте, охотно поскакал прочь.

***

Разрезая ночную пустыню и следуя к цели по многочисленным звездам, Рошан едва держался в седле. Порой сознание покидало его. Но Шираз благоволил ему, и каждый раз обессиленный всадник чудом не падал на песок, струившийся под копытами коня. Когда впереди стал проступать окутанный огнями караванщиков оазис, Рошан решил, что спасен. Но уши уловили гневные окрики преследователей, которые не только не потеряли его из виду, но и сокращали расстояние. Он не мог позволить себе попасть в их лапы. Он не мог опозорить имя отца. Это подогревало его сердце, словно слабый ветер тлеющие угли. Рошан не был глуп. Собираясь убить карачи, он понимал, какая участь его ждет в случае неудачи. Именно тогда, прижимая к себе хрупкую фигурку Эш и принимая тяжелое для себя решение, он вспоминал рассказы матери о таинственных пурпурных кристаллах, что вели на огромный и полный опасностей остров. Там терялись нити многих жизней. Там уходили в небытие и обретали новое имя изгои. Там была последняя надежда Рошана на спасение. Он из последних сил оторвался от конской шеи, стараясь отлепить от своего тела пропитавшийся кровью жилет и коснуться руками небольшого пурпурного кристалла. Добившись желаемого с третьей попытки, он последовал наставлениям торговца и пожелал. Пожелал перенестись. Ощутив, как камень, что судорожно сжимали окровавленные пальцы, рассыпается в пепел, Рошан провалился в темноту, не выдержав боли от прикосновения песчинок к ране. Он уже не видел, как потерянно остановились всадники между барханами, гнавшиеся следом. Не видел, как взмыленный конь оказался на просторных лугах, испуганно заржав и встав на дыбы. Не ощутил, как безжизненной куклой упал с конской спины в заросли полыни. Следом за ним упал черный цветок, случайно зацепившийся за подпругу еще в оазисе. А вокруг простирались красочные, полные жизни просторы Майдаха…