Together

 Дин вёл Импалу, следя за ночной дорогой под работавшую магнитолу, слушая старый добрый хард-рок. Старший Винчестер искоса поглядывал на притулившегося на переднем сидении младшего брата. Сэм спал, уткнувшись взъерошенной макушкой прямо в стекло. Он ссутулился во время сна и сполз с кресла, длинные ноги упирались коленями в бардачок. Сэм устал, и даже такая неудобная поза не мешала ему крепко спать. Дин мог остановить машину и сам вздремнуть. Но не хотелось ни останавливаться, ни спать. Дорога и музыка отвлекали Дина от всего, что произошло между ними пару часов назад. Неважно, когда один из них почувствовал влечение к другому. Они оба такие. В памяти копаться тошно. Они просто такие, без «почему». Дин считал, что опасность сделала его зависимым от брата. Их жизни часто висели на волоске, и Дин рисковал собой, являясь хорошо обученным охотником на нечисть. Сэм тоже был одним из лучших, хотя Дин считал, что братишке необходимо его покровительство и всегда за ним приглядывал. Он вбил себе в голову, что Сэм без него пропадёт, хотя брат уже давно вырос и стал самостоятельным. Просто Дину хотелось так думать, чтобы не замечать своих собственных проблем. Он никогда их не признавал. Если бы он хоть раз позволил себе расслабиться и засомневаться, груз ответственности, копившейся с детства, накрыл бы его лавиной и похоронил заживо. В прошлом лучше не копаться, случившегося — не переписать, хотя, между ними всё началось намного раньше, чем сегодня, когда Сэма в очередной раз понесло выговориться брату в лицо, налегая на злость и упрёки, а старший только этого и ждал и с готовностью взъелся. За словом он в карман не полез. — Упрекаешь меня, что я вечно вожусь с тобой как мать-наседка? Ладно, Сэмми. Если с тобой что-то случится, я теперь и пальцем не пошевелю. — Да брось, ты ведь привык выполнять все поручения отца, — Сэм состроил самодовольную гримасу. — Ну да, во всех твоих неудачах же виноват наш отец. Ты ещё припомни, что он лишил тебя нормального детства, не разрешил тебе поступать в колледж и не дарил подарки на Рождество. Вспомни все обиды, разнюнься. Ты должен быть ему за всё благодарен. Он спас тебя и всегда защищал, заставлял меня заботиться о тебе, несмотря на то, что ты… — Что я — кто? Такая же нечисть, которую отец истреблял? — Отец считал иначе. — Иди ты к чёрту, Дин. Отец нас обоих лишь использовал, а тебя ещё и в качестве няньки. Вот, наконец, Дин и дождался перехода всех границ. Ослепительно улыбнулся и врезал младшему по лицу кулаком. Сэм почему-то не спешил подняться и вытереть тёкшую из носа и лопнувшей губы кровь. Он странно смотрел брату в глаза. Дин подначивал его: давай, умник, вставай уже, врежь мне, отведи душу. Сэм встал, и Дин поманил его, чувствуя задор от предстоявшей между ними драки. Сэм даст сдачи, они отмутузят друг друга, а потом будет опять спокойно на душе, все страхи и тревоги ненадолго утихнут. Будет мир и между ними, и в душе каждого. Сэм перестанет замыкаться в себе, изводить его и себя. Дин ждал именно этого. Готовый расквасить брату нос и получить от него хорошую трёпку. Ладони горели и чесались, сжатые в кулаки. Сэм бросился на него, внезапно зло и яростно, сбив с ног, тяжестью своего тела вдавив Дина в пол. Дин затаился: он кожей чувствовал, что Сэм себя сдерживает, и сердце бывалого охотника ёкнуло: не возвратились ли его демонические штучки? В груди захолонуло от страха. Он готов был поклясться: ещё секунду назад Сэм действительно хотел его разорвать, убить, уничтожить, — а сейчас будто бы жадно желал, обнюхивая и едва не поскуливая. — Что ты делаешь, Сэм? — спросил он осторожно. — Отпусти меня. — Дин, — простонал в ответ брат, не выпуская его, но хватку ослабил, стал из напряжённого мягким. То ли с ненавистью, то ли в новом припадке, младший прошёлся по его шее губами, жёстко прихватывая кожу. Дин, готовый, что ему сейчас раздерут глотку, не заботясь о последствиях, треснул брата в ухо, сложив ладонь «лодочкой». Должно было хорошо оглушить. — Ты спятил, Сэмми? Поведение Сэма пугало и одновременно лишало желания сопротивляться. Внутри живота от близости с телом брата потеплело и аж ёкало. Дину было приятно, но его тревожило то, что он не мог это контролировать. Он не привык валяться куклой, которую мнёт и слюнявит губами собственный брат, который ещё и несёт какую-то околесицу. И, к тому же, в паху нарастало сексуальное возбуждение, заставляя стыдиться собственных мыслей. — У нас в семье все поехавшие, — Сэм выдохнул тепло в ухо брату. — Если отец узнал бы или догадался, он собственноручно бы пристрелил нас обоих. Хотя, может, тебя, любимчика, только бы избил, — тихо произнёс Сэм. Сам не понимая, что его взбесило, Дин слепо саданул зарвавшегося брата в челюсть, пропоров кулак об его зубы. Сэм уткнулся тяжёлой головой ему в грудь. — Любимчик Дин. В детстве я ненавидел тебя больше, чем отца, — упрямо бубнил он. Получилось то, что получилось. Дин сбросил наконец с себя Сэма. Вскочил на ноги. Вспыхнувшее чувство обиды, горечи и злости затмили рассудок. Когда Дин опомнился, кулаки саднило. Лицо потеряло чувствительность от полученных ударов, но боль в теле, казалось, была везде. Он шатался от усталости, ничего не видя из-за заливающей глаза крови. Младший стоял на четвереньках в порванной рубашке, весь в кровоточащих ссадинах и синяках, с подбитым глазом и опухшим фиолетовым веком, и смеялся ему в лицо. Дин схватил его за волосы, — удобно, если патлы длинные, — когда у Сэма уже не было сил сопротивляться, и, оглядываясь вокруг, прикинул, обо что бы его приложить головой, чтобы упал и остался лежать, чтобы хватило времени погрузить его в Импалу и довезти до мотеля. Связать и подумать, какой обряд провести над спятившим братом. Он оттащил его за шиворот в угол, и замахнулся, готовясь тяжело ударить. В этот момент Сэм с трудом поднял голову и уставился на него, не мигая, улыбаясь кровавой безумной и торжествующей улыбкой. Дин застыл с занесённым кулаком. — Ну, давай, убей меня, как завещал тебе наш отец, — Сэм пошатывался, стоя перед Дином на коленях. — Ты ведь знаешь, что я не стал бы этого делать. Ты сейчас сам не знаешь, что несёшь, — Дин всё ещё был на взводе и тяжело дышал. — Я не одержим. И проблема не только во мне, Дин, — в глазах Сэма вспыхнул огонь злобы. — Погоди! Это что ты имеешь ввиду — не только в тебе? По-твоему, в этом и я замешан? — Я всегда знал, что ты хочешь меня. Как хочу этого и я, — гневно прошипел Сэм. — И чувствовал твоё желание ещё до тёмного дара. — Замолчи. Не говори больше ничего, Сэмми. Молчи, — Дин с презрением попятился, но глядя на неподдельную тоску и обречённость в глазах брата, он встал на колени и взял ладонями его лицо. — Приди в себя, Сэмми, — попросил он брата, как когда-то в детстве просил хныкавшего Сэмми вытереть нос и перестать плакать. Сэм опёрся на его руки. Приподнялся. Провёл рукой по его крепкой шее, растопыривая пальцы в коротких волосах Дина, прижимая его лоб к своему лбу. — Сделай выбор, Дин. А я за тобой, как всегда. В Ад, так в Ад. Как и в бой. Выбери за меня, куда мне идти. Я тебе помогу. Сэм потянулся к нему, целуя разбитые солёные губы брата. И от поцелуя Дину стало неловко, горько и до слёз трогательно. Словно его целуют впервые. И самому хочется ответить, но страшно. Дин Винчестер зажмурился. Скользнул рукой к ножу на ремне, расстегнул кнопку на тёплой коже чехла. Сэм целовал его пока ещё невинно, но с каждым поцелуем крепче прижимаясь губами к губам, к щекам и подбородку брата. И лишь Дин мог это или оборвать, вонзив лезвие ножа Сэму в грудь, или ответить на поцелуй, потому что «извини, детка, я был не в себе» здесь не прокатит. Больше они не смогут притворяться, что ничего этого не было. — Нельзя, Сэм. Сэмми, нам нельзя, — с досадой и горечью прохрипел Дин. Он не сказал «неправильно», он сказал «нельзя». — Не нам решать. Дай мне столько, сколько сможешь. Сколько мы будем здесь жить. Можешь меня любить и ненавидеть. Это будет сильнее всего: самая преданная ненависть, самая жестокая любовь. Поддержи меня, Дин. — Сэмми, это не любовь. Это не ненависть. Ты устал. Наверное, я тоже устал. Пойдём, выпьем и выспимся. — Вспомни, Дин: сколько бы раз мы не хотели отделить наши жизни, они слились воедино, их не разрубить, — не отступался Сэм. — Нас убьют, Сэмми, разорвут и уничтожат. — Мы уже убитые. Мы вечновоскрешённые, убитые навсегда и воскрешённые той силой, которая нас забрала и вернула. Мы будем возвращаться раз за разом. Прошу, не оставляй меня, только вместе мы пройдём и завершим наш бой, и потом мы уйдём вместе, предоставив наконец-то миру жить и спасать себя самому. Потому что это должно закончиться. Я устал. А ты устал больше всех. — Боже, Сэмми… — Дин буквально взмолился, — я прошу тебя, если это безумие, дай мне тоже сойти с ума! И он держал Сэма в своих руках, не понимая, почему именно сейчас, и почему он до сих пор не может его поцеловать. И не поцеловал. Стёр с губ брата кровь, и долго на них смотрел, представляя, какие они на вкус. Игнорируя открыто просящий взгляд брата, Дин отстранился. — Пойдём. Хромая, оба поплелись к машине. Сэм рухнул на сидение и отвернулся. Дин вытер старой рубашкой лицо и завёл мотор. Выезжая на дорогу, достал из бардачка бутылку, бросил Сэму на колени. — Выпей. Потом прослушай автоответчик, может, Бобби подкинул нам новое дело, — это звучало донельзя банально, но Дин продолжал. — Поедем до ближайшего мотеля. Надо отмыться. Сэм с трудом сделал пару глотков виски. Вернул бутылку брату. Отвернулся к окну и уснул. Дин увернул звук магнитолы, чего никогда не делал раньше. Старший Винчестер искоса поглядывал на притулившегося на переднем сидении младшего брата. Сэм спал, уткнувшись взъерошенной макушкой прямо в стекло. Волосы казались грязными от засохших брызг крови. Он почти сполз с сидения, длинные ноги в разорванных в бурых пятнах джинсов упирались коленями в бардачок. Даже такая неудобная поза не мешала Сэму крепко спать. Дин мог остановить машину и сам вздремнуть. Но не хотелось ни останавливаться, ни спать. Спать ему действительно не хотелось. Но Импалу он всё-таки свернул на обочину и заглушил мотор. Положил руки и голову на руль, собираясь с духом. — Я об этом пожалею, Сэмми, — шепнул он. — Как всегда. Он потряс брата за плечо. Сэм шумно выдохнул и с готовностью повернулся, будто и не спал вовсе. После сна он был, как в детстве, трогательно взъерошенный, как щегол, и щурил глаза. — Сэм, ты прав. Я никогда о нас не думал, но ты всегда знал больше меня. Я не отрицаю, что ты мне нужен во всех смыслах… Сэм сел поудобнее, наклонив голову слушая брата. Дин замялся. — Больше ничего не буду говорить, — сказал он. — И? — Сэм скрестил на груди руки. — Что «и»? Что опять не так? — опешил Дин. Он нажал на кнопку магнитолы, выключив музыку. Повернулся к Сэму, прикасаясь ладонью к его избитому лицу. Сэм напрягся. Обнял Дина за плечи, скрипя кожей его куртки. — А, ладно, к чёрту! — бросил Дин, прижимаясь к готовому ко всему Сэму. — Что мне, ухаживать за тобой, что ли! Он нагнулся, впервые целуя брата по-мужски, без рассусоливаний и просьб, сразу в губы, прижимаясь к ним плотно и раскрывая нажатием рот, чтобы целовать Сэма глубоко, серьёзно. Через боль едва затянувшихся трещин. Сквозь страх, но без сожалений. И, пока он впервые вдыхал по-иному, чувствовал по-иному, хотел по-иному, рука автоматически вновь включила магнитолу. Окна Импалы стыдливо запотевали, внутри салона прозвучали первые стоны наслаждения под угарную «Cherry Pie» Warrant.