Другой принц

Устав от бесцельных драм, Скучая бесцветным днем, Я был так наивно прям, Надумав сыграть с огнем. (с) Канцлер Ги        Письма, скрепленные королевской печатью и отправленные с королевским вороном, идут быстро, и уже две недели спустя со Стены пришел ответ, адресованный королю и написанный не рукой Джона Сноу. Из ответа Лионель узнал, что Джон доблестно несет службу, получил боевое ранение, благодарность от командования и теперь идет на поправку, - такими хорошими новостями было грех не поделиться. Правда, если бы Лионеля в тот момент кто-нибудь спросил, почему он пошел с письмом к Арье, а не показал его всем Старкам сразу, вряд ли Лионель нашел бы своему поведению другое объяснение, кроме глупости. Арья все свое детство вела себя как мальчишка: скакала на лошади, стреляла из лука, училась фехтовать, - но сердце у нее было женское, и там, где Лионель увидел ратные подвиги и славу, Арья прочитала, что Джон едва не погиб и, может быть, изувечен. - Чему ты радуешься? – сердито сказала Арья и чуть не заплакала. – Едем немедленно, его надо забирать оттуда, пока его совсем не угробили. Шесть месяцев всего прошло, и уже письма за него товарищи пишут. - Ты с ума-то не сходи, - посоветовал Лионель, который за прошедшие недели почти стряхнул с себя наваждение и снова попытался относиться к Арье как к другу, а потому ляпнул все прямо и как есть, опять угодив в ту же западню. – Я поеду, но ты подумай, как это будет выглядеть: словно я умыкнул тебя и сбежал от своей невесты. - Я без Сансы никуда не поеду! – обиженно сказала Арья, опустив глаза, но эта женская попытка перевернуть все так, будто это Лионелю пришла в голову скандальная идея уехать вдвоем, а не она первая предложила, совсем не сработала. Больше того, Лионель легко увидел, что его слова попали куда ближе к тайной запретной мечте, чем к необоснованному возмутительному предположению. - Уговорим, - пообещал Лионель и поскорее ушел, пока не наплел чего-нибудь еще, и это было очень правильно, потому что уже одним обещанием уговорить Сансу на путешествие на Стену он подписал и себя, и Арью на несколько месяцев такого тесного общения, что впору было не только молиться Старым богам, но и приносить им кровавые жертвы. О смысле своего опрометчивого обещания Лионель догадался уже на лестнице, но от обещания не отступился и вернулся к Арье через час. - Уговорил, - кратко сообщил Лионель, и Арье такая краткость чем-то не понравилась. - Что ты ей сказал? – спросила Арья, чувствуя, что сердце у нее прыгает как у едва не пойманной заговорщицы. - Да то же, что и тебе, - просто ответил Лионель, хотя был он не совсем прост: часть про то, как он убеждал Сансу, что совсем не ехать не вариант, он таким образом утаил. «Ты же Арью знаешь, ее не удержишь, - сказал Сансе Лионель. – Все равно ехать придется, только сначала будем ее искать», - а Санса его неожиданно немного приревновала. «Ну ты-то найдешь, - обрезала Лионеля Санса, - даже домой на руках принесешь». Лионель извинился своим обычным способом, и уговоры поэтому немного затянулись. - Ты что, дурак? – возмутилась Арья и почувствовала, что краснеет: одно дело мечтать в одиночестве, как они с Лео будут целыми днями скакать рука об руку, а другое – представлять себе, как прямой и наивный Лео говорит сестре: «Ну поехали, а то весь Вестерос будет думать, что мы с Арьей сбежали как Рейгар с Лианной». - А с тебя теперь письмо, - ответил веселый Лионель. – Я даже текст уже придумал, можешь записывать: «Дорогой папа! Я тебя очень люблю, но приключения я тоже люблю. А в столице приключения только там, где плохо пахнет и где нецензурно выражаются. А это неправильно. Поэтому я уезжаю. Ты за меня не беспокойся, я не пропаду. Я фехтовать умею, а вышивать в дороге и не надо». - И еще уговор: в людных местах мы останавливаться не будем, - предложил Лионель, глядя на смеющуюся счастливую Арью и отгоняя от себя мысли о том, что, если тебя приревновали ни за что, надо хотя бы не страдать напрасно и несправедливо – пусть уж будет, за что ревновать. – А то, чего доброго, полетят нам вслед вороны: «В очередной раз пропала девочка, зовут Арья, рост четыре с половиной фута, если с сапогами. Волосы каштановые, короткие и густые, глаза серые, теплые и искрящиеся, улыбка самая озорная в Вестеросе. Еще откликается на прозвища Ласка, Голубка и Кошечка...» Ну за это Арья Лионеля все-таки выставила.        Когда Лионель увидел Сансу в первый раз, он был ослеплен и даже потрясен. Хорошо зная, каким оружием может быть женская красота – все же Серсея была его матерью – Лионель благоразумно решил наблюдать за Сансой издалека, пока не пройдет первое потрясение, но богам очевидно были неугодны благоразумные Баратеоны, и поэтому Лионель шел об руку с Сансой в торжественной процессии перед ужином в честь приезда короля в Винтерфелл, сидел с ней рядом во время ужина, но так и не смог привыкнуть ни к взлетающей при каждом повороте головы рыжей гриве, ни к сиянию голубых глаз. И дополнительной насмешкой богов было то, что Санса была младше него почти на четыре года, совсем еще девочка, и потому было невозможным и немыслимым то единственное, что могло хотя бы на время потушить вспыхнувший в пылком сердце принца Баратеона пожар, - зацеловать ее всю, не оставив на ее теле ни одного неисследованного сантиметра. На следующий день Лионель убедился в том, что у богов своеобразное чувство юмора: его отец пригласил Лионеля в свои покои и поздравил его с помолвкой, а также сообщил ему, что и Санса, и ее отец, строгий и честный лорд Эддард, поедут вместе с ними в Королевскую гавань. Это был своеобразный вариант чистилища, неизвестного еще вестеросским богословам: оглушенному и влюбленному с первого взгляда принцу было обещано райское блаженство, но с условием, что перед этим его будут поджаривать на медленном огне его страсти еще несколько лет, и ни забыться в разгуле, ни убежать от пленившей его сердце красоты он не сможет. Первое, впрочем, Лионель попробовал: в Винтерфелле и по дороге до Трезубца он необычно много пил даже по своим меркам, и усердно повесничал, но помогало это мало: с утра наступало похмельное раскаяние, потом приходило время уводить Сансу из кибитки Серсеи, где она не набралась бы ничего хорошего, а потом раскаяние за вечерние художества выходило на новый уровень, когда Лионель ехал рядом с Сансой, немного в стороне от дороги, и, будь Санса взрослее и осознавай она силу своей красоты, она могла бы в этот момент вить из принца веревки. Нарыв лопнул у Трезубца, когда принц решил с утра поправить здоровье, потом добавил еще, а вылилось это в недопустимо развязное и хвастливое поведение, закончившееся безобразной сценой у реки. На следующее утро Лионель проспался, пережил очередной приступ раскаяния и отправился к Сансе извиняться, хотя избавившееся от алкогольного дурмана справедливое сердце уже подсказывало ему, что следовало бы для начала пойти и попытаться найти лекаря для сына мясника, которого он чудом не разрубил пополам, и деятельно повиниться перед лордом Эддардом, разыскивающим сбежавшую Арью. Но, вероятно, боги за триста лет успели привыкнуть к лихим лордам Баратеонам и смотрели на их пьянство, горячность и удаль сквозь пальцы, как на установленную от века игру стихий, и в это утро Лионелю было дано увидеть Сансу чистым сердцем и незатуманенными глазами. За прошедший с их знакомства месяц Санса успела его полюбить, хотя видела Лионеля не с лучшей стороны – днем он был не всегда обаятелен и порой неловок, а о вечерних его деяниях Санса не могла не слышать уж совсем ничего. Но нежное и верное сердце Сансы все ему прощало и во всем его оправдывало, и даже сейчас она не хотела видеть его виноватым, предпочитая просто забыть случившееся. Если бы небеса разверзлись, и Дева спустилась к Лионелю, ступая по воздуху, он был бы менее потрясен, чем в то утро, когда он понял, какое ему досталось сокровище, как ужасно было бы, если бы эта верность и способность любить были бы обращены к недостойному человеку, и как велика будет его вина, если этим недостойным человеком станет он. Каждый принц готовится принять корону, осознавая ее как бремя и как обязательство быть ее достойным, и эта подготовка помогла Лионелю достойно выдержать экзамен судьбы. Принц Лионель не давал ни себе, ни тем более Сансе неисполнимых обещаний, просто пообещав себе не появляться рядом с ней пьяным или сильно похмельным, он продолжал по-прежнему видеться с Сансой в первой половине дня, проводя теперь вторую половину дня со своими людьми или с присоединившимся к ним у Трезубца Барристаном Селми, который по-прежнему был его учителем. Лионель изменился не меняясь, просто держась лучшего, что в нем было и что проявлялось и раньше, но теперь ни Санса, ни Барристан могли не задаваться вопросом, куда оно порой исчезает.        Санса иногда завидовала умению Арьи сходиться с самыми разными людьми, а сейчас даже завидовала ее умению иногда попадать в неприличную компанию, потому что все, что можно было выведать у приличных женщин, окружавших Сансу, Санса уже у них выведала, и теперь, вероятно, ей были нужны неприличные собеседницы. Лионель каким-то образом протоптал дорожку по крышам под окно ее спальни и появлялся каждый день с наступлением темноты, ловко взбираясь по отвесной стене, но в балладах, в которых описываются такие визиты влюбленных рыцарей, очевидным образом все наврали. Юный король был немногословен и уж точно не красноречив, хотя от каждого его слова у Сансы все равно кружилась голова, и он вовсе не думал держать Сансу за руки и смотреть на нее влюбленными глазами: в полутьме он сразу прижимал ее к себе, словно пытаясь обнять всем телом, искал губами ее губы, потом начинал целовать ее шею, спускался ниже, и тогда приходило время либо вырываться, либо снова мучить его поцелуями, и это было уже немного непристойно, потому что то, что даже кухарка предпочитала при Сансе не называть никаким словом, Сансе тогда было дано в ощущениях как упругое и немного болезненное давление в районе пупка. А еще Сансе было жалко своего горячего и самоотверженного Лео – она чувствовала, что ему тяжело, словно от тела к телу это передавалось, да и головой Санса тоже что-то понимала, успела она хоть и урывками, но наслушаться всякого еще в отчем доме: если под твоими окнами за полночь всегда проходит караул, лучше не засиживаться у окна с романтическими думами, чтобы они не были нарушены грубой правдой жизни, содержащейся в рассказах об увольнительных и отпусках. Приличные женщины, окружавшие Сансу, несомненно, знали естественный выход из сложившейся ситуации, но это было и страшно, и не подобало до первой брачной ночи, и потому Сансе нужны были советы женщин неприличных, похабниц и затейниц, и от Арьи с ее способностью заводить неподобающие знакомства, тут все же не было бы никакого толка: Арья была еще маленькой, и от своих сомнительных знакомых разживалась только средствами лечения ожогов от жгучецвета и способами дразнить львоящеров. Впрочем, и от Арьи мог быть какой-то прок: Санса здраво рассудила, что тот, кто служит ее отцу за его деньги, пригодится и всей семье, и подстерегла Сирио Фореля после его урока с Арьей. - Сирио, научите меня прятаться, - потребовала Санса, от волнения немного забывая про правила хорошего тона, да и не собираясь особо их соблюдать: Сирио был ненастоящим учителем танцев, он был наемником и профессиональным рубакой, а военные люди не обижаются на прямоту, им так даже понятнее. - Зачем вы хотите этого, миледи? – удивился Сирио, который до этого момента считал Сансу образцовой маленькой леди и которого немного ошарашил ее охотничий наряд. - Буду играть в прятки на деньги, - резко ответила Санса: это с Лео она была мягкой и ласковой, а для других у нее были и жесткие, и дерзкие ответы, чем, как уже догадывалась Санса, Лео был бы доволен, – мужчины любят дерзких девушек, но только тогда, когда те дерзят не им. - Вы куда больше похожи на сестру, чем я думал, - улыбнулся строгий Сирио. – Возможно, вам стоит присоединиться к нашим занятиям. - Я не собираюсь людей убивать, - серьезно ответила Санса. – А без этого брать в руки оружие не имеет смысла. - Хорошо, - уважительно наклонил голову Сирио. – Я постараюсь вам помочь. Для начала мы срежем эти пряжки... В ближайшие несколько дней Санса серьезно расширила свои знания о Красном замке и его обитателях, и после уроков Сирио она опасалась только того, что в каком-нибудь узком лазе столкнется головами с Арьей. Но Арья, похоже, перестала ловить кошек и увлеклась браавосской гимнастикой, и Санса беспрепятственно добралась даже до тайного хода из покоев десницы, который привел ее в совсем уж непотребное место, где жила последняя незаконная дочь Роберта Баратеона и где как раз хозяйка, стоя рядом с потайной дверью, низким тягучим голосом проводила инструктаж для начинающих. «Только бы Лео не спросил, откуда я этого набралась», - подумала Санса, пробираясь домой по темному тайному ходу и отгоняя от себя мысли, что мужчины набираются практических знаний ровно там же. Лионель этим вечером ничего не спросил, он просто замер, словно боясь Сансу спугнуть, когда ее правая рука спустилась туда, где ее никак быть не должно, и очнулся только тогда, когда Санса немного отвлеклась от нужной деятельности, столкнувшись с непривычным устройством мужских бриджей. - Если ты сама этого не хочешь, то не надо, - словно предупредил ее Лео, но Санса упрямо помотала головой. - Не этого, - еле слышно прошептала Санса, спрятав лицо на груди у Лео. – Тебе же так легче будет. Только ты мне подсказывай, я же не знаю ничего. Лео уговаривать было не надо, и он положил левую руку Сансы себе на грудь, чем окончательно ее смутил, но не отступать же ей было. Только поцеловать его она не могла, как он ни пытался приподнять ее голову – стыдно было ему в лицо посмотреть, когда она такое делает, не говоря уж о том, чтобы глянуть вниз и увидеть, что там происходит. Зато потом было очень хорошо, когда оказалось, что Лео не надо никуда выгонять, а можно устроиться рядом с ним на полу, положив ему голову на плечо, и он будет каким-то настолько своим, что Сансе подумалось, что можно было бы и не прятаться по тайным ходам Красного замка, а просто спросить все у Лео, все равно ведь на словах большая половина непонятна. Хотя Санса тут же поняла, что спросить она смогла бы только в такой момент, как сейчас, до которого без путешествий по подземельям она не нашла бы дорогу. Лионель тем временем думал о том, что путешествие на Стену как раз пришлось вовремя: во-первых, ему не придется больше лазать по крышам, а во-вторых, женские наряды для верховой езды, с немного свободными брюками, очень хорошо подходят для похожих непристойных действий, с таким нарядом в данном случае куда проще сладить, чем лезть под несколько юбок. Возможно, Лионелю стоило бы немного устыдиться такому невозвышенному ходу своих мыслей, но у Сансы мысли были тоже не лучше. - А у вас септоны всё это осуждают? – спросила Санса и немного подосадовала на себя за слово «всё», наслушаться-то она наслушалась, но не обязательно же сразу во всех своих знаниях признаваться. – Ну, то, от чего детей не бывает. - Не знаю, - весело ответил Лео, но все известные ему шутки про септонов и богатство половых отношений попридержал. – А у вас? - У нас чардрева, их люди не настолько интересуют, - серьезно ответила Санса. – Им только нельзя врать, лжецам чардрева больше не отвечают. Говорят, что чардрево каждого спрашивает «кто ты?», и когда недостойный лорд предстает перед ним как лорд, чардрево его перестает слышать. - Я люблю тебя, - сказал Лионель. – Хочешь, у нас будет свадьба в богороще – чтобы ты знала, что чардрева меня услышат? - Я тебе и так верю, - откликнулась счастливая Санса и все же решилась посмотреть вниз, где по-прежнему топорщились бриджи. Впрочем, о том, что памятная ночь может быть долгой и беспокойной, Санса слышала и подслушивая разговоры приличных женщин.