Другой принц

Нам задача дана: охранять, не мешать, - А ты попробуй везде успевать-поспешать, И сидеть на плече, и глядеть молодцом, Так что зря нас рисуют с унылым лицом. (с) Игорь Растеряев        Лорд Эддард не ожидал от сына ответа на свое письмо, предпочитая вместо ответа исполнение своих распоряжений, да и не должно быть у молодого лорда столько свободного времени, чтобы переписку с родственниками вести. Но еще меньше лорд Эддард ожидал получить из Винтерфелла письмо, но не от сына или от жены, а от мейстера Лювина. «Милорд, не оставьте своим попечением, явите божескую милость, - писал озадаченный и запутавшийся мейстер. – В замке нет ни стюарда, ни конюшего, ни командира гвардии (впрочем, он есть, но его уже нет), а кастеляна и мастера над оружием скоро тоже не будет. Видите ли, молодой лорд все это время собирал людей и планировал поход в Речные земли, куда вторглись эти лиходеи во главе с Грегором Клигейном, и на все остальное у него не осталось времени. Поход он спланировал хорошо: ров Кайлин занят, на Королевском тракте заставы, две дороги на Сигард Риды проверили, коммуникации ему никто не отрежет. Здоровье вашего среднего сына поправляется, он начал чувствовать свои ноги, но мышцы его еще скованны и слабы. Госпожа собирается в ближайшие дни выехать с ним в Королевскую гавань, где, как говорят, появились новые ученые мейстеры. Не оставьте добрым советом, милорд, напишите госпоже в Белую гавань, что не стоит назначать награду за поимку этого чернокнижника Квиберна, пусть даже говорят, что он и мертвого может поставить на ноги. А как в замке лордом остался теперь ваш трехлетний сын, а при нем советником я, слабый и престарелый Лювин, то явите такую милость, назначьте нам из прилагаемого списка хотя бы стюарда, кастеляна и конюшего». Лорд Эддард обхватил голову руками и даже хотел немного повыть. Быстрота маневра у его сына была наследственная, Эддард так и одерживал свои победы в гражданскую войну, но сейчас Эддарду не вспоминалось, что тогда он и сам мало заботился о том, кого Бенджен без него назначает кастеляном, а кого конюшим. Думалось сейчас Эддарду о том, что его сын, ничего ему не сказав, не спросив совета и имевшихся в столице сведений, выступил против опасного противника, и хорошо, если Робб соединится с кем-то вроде Бриндена Талли или Русе Болтона, которые смогут подсказать, что нужно не искать подвигов и генерального сражения, а следует нападать на чужие отряды превосходящими силами и ночью, топча копытами спящих и полуодетых врагов. Боги щадили Эддарда, и он еще не ведал о том, что вчера и его дочери уже побывали в героическом и почти безнадежном бою, чудом уцелев и избегнув худшей участи, которая могла ожидать попавших в лапы Горы Клигейна, и поэтому лорд Эддард, не зная своих бед в полной мере, сокрушался о своей жене, которой опять приходят в голову странные идеи, на этот раз проехаться до Королевской гавани и оставить Винтерфелл на Рикона. Как всегда, обремененного тяжкими думами десницу навестил хронист, который недавно снова появился в Красном замке и, судя по его виду, уже управился с ящиком провизии. Хронист принес с собой бутылку сладкого до вязкости ледяного вина, которое на Севере делают из побитого заморозком винограда и которое хронист очевидным образом выманил у кладовщика десницы, и умостился у двери на диване, застонавшем под его грузным телом. - Новую историю принес для вас, лорд-десница, - сообщил хронист, и Эддард подумал, что, если в истории и не будет завуалированного решения его проблем, он хотя бы ей посмеется. – Доброе вино, милорд, сколько меня уже здесь кормили баснями про сладкие летние вина с юга, напоенные летом и солнцем. Из сладкого я на юге нашел один дорнийский портвейн, да и тот белый, а не золотистый. А вот ледяное вино утешило мою душу, был бы еще у вас ледяной сидр... - Кажется, есть, - припомнил лорд Эддард, который пил только сухие столовые вина, а десерт оставлял дамам. – В Просторе делают вино из малины, если ты такой сластена. - Пожалуйте записочку к кладовщику, лорд-десница, - оживился хронист. - Рассказывай свою историю, - улыбнулся ребячливому хронисту лорд Эддард, и хронист не заставил себя упрашивать. «Давным-давно, еще при Аррене, когда в стране порядок был, Джон Аррен стареть начал. Этого, конечно, никто не замечал, многие лорда Аррена вообще вечным считали, только сам Аррен так не думал. И вот идет Аррен по коридору, грустные думы думает: что сын у него маленький и хилый, что из жены лорд Долины еще хуже получится, чем из малолетнего сына, ну или один черт, - а тут навстречу ему Варис с кучей анонимок, и в каждой жеманно написано, что все это птички напели. И так тошно стало Аррену, что взял он Вариса за отворот халата, наклонился к его уху и сообщил доверительно, но твердо: - А ведь помру я, Варис, - и жопа тебе. - Да вы что, лорд-десница, - залепетал Варис, и даже мысли коварные в нем пропали, о том, что раз может погибнуть один десница, то почему не может умереть и второй… Сколько бы их ни было, десниц-то, важнее ж то, что ему самому – жопа! Аррен так сказал, а Аррен слов на ветер не бросает. - Точно, Варис, - настойчиво говорит Аррен. – Не станет меня, и через год, много через два, тебе жопа. - Ну не надо, милорд… - Жопа, Варис! И тут Варис полы халата подхватил и как от Аррена по коридору дунет! А еще бы не дунуть, если сам Аррен пообещал, что, во-первых, помрет, а во-вторых, что тебе после этого жопа. Либо Эддард Вариса достанет, либо Станнис, нет для Вариса ничего ужаснее на свете, чем справедливый человек. Вот, скажем, мальчишки-шпионы у Вариса безъязыкие, что с ним за это справедливый и совестливый человек сделает, ну вот хотя бы и не десница, хотя бы принц Лионель... А Аррен ему как вслед рявкнет, словно пятнадцать лет назад на поле боя: - ЖОПА!! Варис только у Великой Септы в себя пришел, чуть было не покаялся».** - Если бы лорд Варис все еще был мастером над шептунами, а не сидел в темнице, тебя бы пришлось арестовывать за клевету на первых лиц государства, - предупредил хрониста Эддард. – Чем бы ты доказал, что Варис вырывает языки маленьким детям? Лорд Эддард был многодетным отцом и любил детей, и подтверждение такого обвинения наверняка пробудило бы в нем генерала гражданской войны, у которого Варис покаялся бы во всех своих грехах и интригах, даже не дождавшись приезда Русе Болтона, всегда готового услужить в подобных делах. - А вы поговорите с Варисом, лорд-десница, - предложил хронист. – Можно начать и ласково, вдруг он сам признается, не видя в своих действиях неизвинимого греха. А подозрение я имею, потому что один человек в подземельях сказал другому: «Мне нужно золото и еще пятьдесят пташек», а тот ответил ему: «Тех, кто тебе нужен, трудно найти, они слишком молоды, чтобы знать грамоту». Только безъязыкому шпиону нужно знать грамоту, чтобы докладывать хозяину, а если шпион слишком молод – кто возьмется развязать язык безъязыкому, не думая, что он может написать свое признание? Хронист остановился и посмотрел на задумавшегося Эддарда, который уже припомнил рассказ Арьи, и прозвучавшую и в нем, и у хрониста фразу «если может погибнуть один десница, то почему не может умереть и второй?» Диалог про пташек Арья отцу не передала, и спросить у нее, был ли такой диалог, было сейчас невозможно, но фраза и подземелья совпали в обоих рассказах. - Я просто люблю тихие места, милорд, - легко соврал хронист, чтобы дать объяснение своей осведомленности, в которое не стыдно поверить. - А мне кажется, что ты опасный человек, - сказал лорд Эддард, но хронист невысоко вскинул руки, словно деснице сдавался большой и многогрешный живот хрониста. - «Он слишком был смешон для ремесла такого», - процитировал неизвестного в Вестеросе поэта хронист. – Я опасен только для сладких вин, крепкого пива и вкусного мяса. Вот видите, вино-то у меня и закончилось. Пожалуйте записочку на полдюжины разных бутылок и фунт черной икры, история была короткая, на большее не тянет. По дороге к занавесу, разделяющему миры, хронист все же не удержался от соблазна и прошел мимо камеры Вариса. - Жоооопа, Варис! – провыл хронист замогильным голосом. – Жооопа тебе! Жоооопа!        Тирион оказался неожиданным бенефициаром оригинальных молитв Тороса, которыми красный жрец храбро терзал слух божества. Тириону просто нравилось беседовать с серьезным и начитанным мальчиком, приносить ему книги, и однажды, чувствуя, что теперь он заслужил право на дружеские безнадежные попытки, Тирион стукнул обездвиженную ногу рядом с коленной чашечкой, не совсем понимая, почему это пришло ему в голову, – скрытное божество, не принуждая людей к вере в него, предпочитает совершать чудеса чужими руками. Нога Брана вдруг дернулась, а у Тириона появилась ничем не обоснованная уверенность, что дела мальчика не так уж плохи, с каковой уверенностью он прежде всего пошел к мейстеру Лювину и чуть не принес свои колени в жертву вестеросской науке, еще ничего не знавшей о сухожильных рефлексах. Мейстер Лювин, вдоволь постучав по Тириону и по себе, разработал для Брана немного варварскую и вполне бессмысленную терапию, но божеству, действующему своими методами, было все равно, за какой завесой прятаться. Терапия постепенно работала, Лювин с Тирионом, который стал его подопытным и по совместительству ассистентом, становились в глазах Кейтилин лучшими людьми в Вестеросе, даже несмотря на скромные результаты, а Рглор, Владыка Света, только досадовал на маловерие Тороса, не верившего в вещие сны, видевшего в пламени фигу и по-прежнему донимавшего Бога Пламени и Теней своими несуразными, но искренними молитвами. Лювин был лекарем с большим стажем, добрым и внимательным к больному, и быстро заметил момент, когда их доморощенная терапия перестала помогать, а Рглор занялся другими делами, полагая, что Торос что просил, то и получил, а с молитвами он все равно не отвяжется, пока Бран не вырастет и не женится. Возможно, это характеризовало Владыку Света как Великого Сачка, дающего своим последователям по их молитвам, но не щедро, а «на отцепись» - а вот Лювина бестрепетное сообщение своей госпоже о том, что он сделал все, что в его силах, характеризовало как человека честного, бесстрашного, но не очень тонкого. Неожиданно для себя услышав в ответ на это имя Квиберна, Лювин чуть не повалился своей госпоже в ноги, и уж на ее намерение везти сына в Королевскую гавань для дальнейшего излечения ничего не смог возразить, только восславил потом лорда Эддарда за его письмо, в котором тот запретил оставлять замок на старика и трехлетнего ребенка и не велел жене уезжать до возвращения Робба. Тирион не имел природной склонности к медицине, но обладал конструкторской смекалкой и хорошей фантазией, поэтому, когда Лювин прекратил донимать Брана переставшим помогать лечением, Робб вернулся из похода, скорее смущенный, чем пострадавший в своих славных боях, а Кейтилин собралась вместе с Браном в дорогу, Тирион, пользуясь своим новым положением, велел изготовить для Брана два костыля, привязал их полотенцами накрест к его плечам, и оказалось, что и с еле действующими ногами Бран может стоять, не боясь упасть, кое-как передвигаться и даже стрелять из лука. - Погоди, ты еще и фехтовать так научишься, - пообещал неунывающий Тирион и начал рассказывать мальчику бесконечную историю, выдумываемую на ходу: про одноногого моряка Джона Сильвера, умело передвигавшегося на костыле по палубе даже в шторм, про его приключения, авторитет и славу, и постепенно изначально задуманный мрачным персонаж превратился в благородного морского разбойника, а Бран решил после Королевской гавани отправиться на Драконий камень к адмиралу Станнису Баратеону. - А в Белой Гавани мы купим тебе попугая-матерщинника, - заключил один из своих рассказов хулиган Тирион, и Бран рассмеялся – теперь он спокойно спал по ночам, и вместо трехглазой вороны, страшных предсказаний и бесконечного падения ему снились моря, приключения и воинская слава, как обычному мальчишке. - Э, какой еще попугай-матерщинник? – возмутился Трехглазый Ворон, заглянув в сны Брана, и выругался, длинно, похабно и витиевато – поработай полвека сначала десницей, а потом лордом-командующим Ночного Дозора, не того еще наберешься. – Это чертов карлик про меня, что ли? Что значит: научусь читать карты и прокладывать курс корабля, а потом уйду в корсары, дойду до Залива работорговцев и покажу им драконову мать? Что значит: к черту твою тундру, мы пойдем в Летнее море? Вот ведь спас сорванца на свою голову, даже третий глаз ему открыл... Этак он наломает дров, не говоря уж о фрегатах и крепостных стенах. А кто будет раскрывать семейные тайны, разоблачать злодеев и срывать планы Великого Иного? – и взгляд Трехглазого Ворона устремился в будущее. – Мать моя Блэквуд, да вы что, серьезно, что ли? ______________________ ** Эта и последующие байки хрониста переделаны из цикла Олега Дивова "Сталин и дураки", оригинал именно этой можно прочитать здесь: https://divov.livejournal.com/215857.html