Когда цветут глицинии

Литтл Уингинг был маленьким городом, и, как бывает во всех маленьких городах, жители его узнавали друг друга на улицах, в сводках свежих сплетен и окнах соседних домов. В Литтл Уингинге было много улиц и переулков, и все — совершенно одинаковые. Дома здесь были построены по одному проекту, и потому похожи, словно близнецы. Подле каждого дома непременно зеленела аккуратно постриженная самой лучшей газонокосилкой лужайка, пестрела душистыми цветами круглая клумба, блестела чистотой дорогая машина и вострила уши домохозяйка. Отличались улицы только названиями и сплетнями. Впрочем, наверное, все-таки только названиями, потому что в Литтл Уингинге, как и бывает во всех маленьких городах, сплетни разносились быстрее, чем появлялись. Вот, например, Гордона из дома №2 по Тисовой улице не далее, как вчера, вызывали к директору Смелтингса, дочь Лизы Смит из дома №6 по улице Глициний снова сбежала из дома к жениху с улицы Магнолий, а мистер и миссис Бэнкс из дома №7 опять разругались в пух и прах. Поговаривают даже, что миссис Бэнкс разбила дорогую вазу, привезенную мужем из Индии, а мистера Бэнкса тем же вечером увезли в больницу с нервным тиком. Поэтому-то, когда на шоссе Магнолий появилось новое лицо, домохозяйки тут же со знанием дела убавили звук радиоприемников, выключили огонь на плите и все, как одна, пооткрывали форточки, приговаривая, что воздух в доме совсем застоялся и нуждается в проветривании. Новым лицом оказалась девушка лет семнадцати от роду, высадившаяся из форда 1991 года с россыпью трещин на лобовом стекле. На первый взгляд она была премиленькая в своем шифоновом голубом сарафане и белых сандалиях, с тугой русой косой, но тяжелая гобеленовая сумка и зеленый зонт в ее руках вмиг вызвали подозрительно-неодобрительные шепотки. — Спасибо, что подвезли, дядя Джон, — девушка захлопнула дверцу форда, и пожилой водитель, отсалютовав ей, поехал прочь, а домохозяйки пуще прежнего зафыркали и запричитали: — Ах, несчастное дитя, вероятно, её выгнали из дома! — говорили одни. — Что вы, право слово! Она сама сбежала, начитавшись низкосортных романов! — отвечали другие. Девушка же, тем временем, растерянно осмотрелась вокруг и засеменила к детской площадке. День выдался не слишком погожий, и родители предпочли оставить своих детей дома. Потому-то на площадке был только один человек, посасывающий дымящуюся сигарету на единственных целых качелях. Сегодня он не сбивал урны на велосипеде, не писал неприличные надписи на гаражах и не терроризировал малолеток. Сегодня у Дадли Дурсля было слишком много «не», поэтому всякого, кто бы осмелился к нему подойти, он был готов послать «на». Так уж случилось, что ни один его товарищ не смог сегодня составить ему компанию: Гордона посадили под домашний арест, Малькольма до выходных отослали к тётке, Пирс Полкисс слёг с гриппом, а Деннис был слишком придурковатым, чтобы гулять с ним без остальных. — Привет, — раздалось над самым ухом. Дадли, чуть не подавившись сигаретой, закашлялся, и уже готов был в ходе вежливого спарринга мягко и ненавязчиво хуком справа и слева объяснить, что он сегодня не в духе, но потенциальный спарринг-партнер внезапно оказался партнершей. К такому Дадли жизнь не готовила… — Чего? — выплюнув сигарету, Дадли посмотрел на девушку. Та, чуть смутившись и переступив с ноги на ногу, все же продолжала: — Я… я приехала из Стиллингфлита, небольшой деревни в Селби, и совсем ничего тут не узнаю. Не подскажешь, как добраться до улицы Глициний? — Два квартала пешком от Тисой улицы, — не без самодовольства ответил Дадли. — А как добраться до Тисой улицы? — Она в двух кварталах от улицы Глициний, — хрюкнул Дадли, усмехнувшись. Девушка устало вздохнула, переняв сумку в другую руку, расстроенно покачала головой и развернулась в сторону теснящихся друг к другу домов, в окнах которых мелькали домохозяйки, вытянув от любопытства шеи. Когда она отошла от площадки на десяток метров и бросила сумку на гравийную дорожку, потирая затекшую руку, в Дадли вдруг взыграло что-то… что-то. Поднявшись с качелей, он в несколько секунд нагнал ее, схватил сумку, крякнув от удивления, и сказал: — Ладно, пошли. Девушка несколько секунд смотрела на него с недоверием, а потом улыбнулась, подхватила с гравия свой зеленый зонт и протянула ему руку: — Меня зовут Матильда. — Э-э… Большой Дэ, — Дадли пожал ее в ответ, шагая прочь от шоссе Магнолий. — Необычное имя, — Матильда смешливо улыбнулась, семеня рядом с ним. — Так зовут меня друзья. Девушка помолчала немного, разглядывая скучные одинаковые дома вокруг, поежилась от поднявшегося ветра и заговорила снова: — Почему у ваших улиц такие странные названия? На Тисовой улице растут тисы, а на улице Магнолий — магнолии? — Э-э… — многозначительно изрек Дадли, — ну-у… У матери на клумбе растут какие-то цветы. — Тисы и магнолии — деревья, — Матильда тихо рассмеялась. Обычно, когда над Дадли смеялись, у него просыпалось острое желание почесать об кого-нибудь кулаки, но сегодня дух боксера в нем внезапно отключился, не подавая признаков жизни. — Когда я последний раз бывала на улице Глициний лет десять назад, — снова заговорила Матильда, — там цвели глицинии. — А зачем ты там бывала? — спросил Дадли, чтобы что-нибудь ответить. — Ездила с родителями на юбилей дальней родственницы. Арабелла Фигг, может быть, ты её даже знаешь? К ней тогда соседи привели на вечер щупленького мальчика в очках. Не поверишь, но я до сих пор помню, что его звали Гарри Поттер. Он был… не очень-то разговорчив, а мне было жутко любопытно с ним познакомиться. Потому что… — тут Матильда осеклась, неопределенно махнула рукой с зеленым зонтиком в сторону и пошла уже молча. Дадли тоже молчал, медленно и с боем осмысливая сказанное. Кажется, от усердия он даже высунул язык. — Это ж… мой кузен, — пробормотал он наконец себе под нос, и Матильда резко остановилась. Дадли почему-то стало стыдно: он-то с родителями в тот вечер наверняка ходил в парк аттракционов, или в зоопарк, или в пиццерию, или ещё куда-нибудь. — Как ты сказал? Твой… кузен? Гарри Поттер? Так ты, выходит, — Матильда удивленно посмотрела на него, — все знаешь? — Что? — Дадли совсем уж испугался. — О магии, конечно! — девушка превесело улыбнулась, и тут уж пришла очередь Дадли цепенеть. Сначала он разволновался, что она узнает, как погано он обращался с Гарри, потом задался вопросом, кто ж тогда это перед ним стоит и когда его кузен стал таким популярным, а затем и вовсе перепугался окончательно, ойкнув и чуть не выронив из рук сумку. Матильда, однако, не начала его попрекать, не превратилась в мегеру и превращать Дадли в жабу пока что не собиралась. Выглядела она, во всяком случае, вполне безобидно. — Ты чего? — голос ее был вполне человеческим, среднестатистическим и довольно взволнованным. Дадли от такого открытия даже забыл в ужасе шарахнуться в сторону. — А т-ты чего это… Ну, тоже, что ли? Ходишь в эту его школу и палкой размахиваешь? — Нет. Я сквиб, — ответила Матильда то ли грустно, то ли удивленно. Дадли задумался. Что значит — сквиб? На страшное слово, начинающееся на "волшеб" и заканчивающееся на "ник", это не было похоже. Но, с другой стороны, на словосочетание "нормальный человек" — тоже. Дадли решился переспросить. — Разве твой кузен Гарри не рассказывал тебе? — похоже, Матильда была очень удивлена. — Ну... мы... не очень ладим. — О, — она вздохнула, но ничего больше не спросила, — сквиб — это человек, рождённый в семье волшебников, но начисто лишённый магических способностей. — Прям… совсем… начисто? — Совсем-совсем. Дадли счастливо хлюпнул носом и с двойным старанием зашагал к улице Глициний, до которой оставалось всего два поворота. — А… это… Фигг-то тебе кто? — бодро спросил он. — Двоюродная тётя. Она такая же, как я, и мои родители… не особо часто с ней общаются. Они добрые люди, но мы живем далеко отсюда среди магглов, чтобы я не чувствовала себя… ну, знаешь… неполноценной. Иногда бывает грустно осознавать, что для твоих родителей ты — обуза, даже если они никогда не говорят об этом. — А-а-а… — многозначительно протянул Дадли, задрав голову на посеревшее небо. — Они работают магозоологами. Изучают жмыров, — продолжала Матильда, как ни в чем не бывало, — и поэтому часто ездят в командировки вместе со всеми питомцами. Иногда они берут меня с собой, но это доставляет им много хлопот, мне ведь нельзя трансгрессировать. Так что я решила навестить тётю. Одной дома бывает одиноко… — непонятно было, кому же все-таки бывает одиноко: Матильде или мадам Фигг, но спрашивать Дадли не стал. Ему вообще не хотелось ничего спрашивать. Её было — кошмар — интересно просто слушать. Они свернули направо, и оказались, наконец, на улице Глициний. Аккуратные коттеджи с постриженными зелеными лужайками поглядывали на них зашторенными окнами из-под лиловых кудрей глициний. — Похоже, мы пришли, — Матильда робко улыбнулась, протянув руку. — Что? А, совсем забыл, на, — Дадли неловко протянул ей тяжелую гобеленовую сумку, хотя дом Арабеллы Фигг расположился в самом конце улицы. — Спасибо, что проводил. Не знаю, как бы я иначе дошла. — Не за что, — у Дадли отчего-то вспотели ладони и заалели уши. Он переступил с ноги на ногу, почесал затылок, выгнул губы и, наконец, замер, засунув руки в карманы джинсов. Матильда украдкой улыбнулась, вздохнула, перехватила сумку другой рукой... Где-то вдалеке небо содрогнулось от раската грома. Гобеленовая сумка с глухим шлепком упала на землю, а Матильда вдруг приподнялась на мыски, стыдливо чмокнула Дадли в щеку и закрыла рукой глаза, поникнув плечами. Дадли замер в героической позе истукана. Сверкнула молния, небо умиленно всхлипнуло и разрыдалось. — Ты, это... — приободрившись, Дадли, сам того не ожидая, отвел её руки от лица, — пойдшзавтсомнолять? — Прости, что? — Это, — он многозначительно развел руками, — завтра? То есть, в смысле, э... Ну, понимаешь, типа, как бы... пойдешь гулять со мной завтра? Матильда подняла на него глаза и с улыбкой кивнула. Влажные волосы липли к ее лицу, бант поник. Дадли вдруг хлопнул себя на лбу, да так сильно, что Матильда испуганно вздрогнула, а потом стянул с себя ветровку и натянул над девушкой, словно брезент, оставшись в футболке с эмблемой группы The Exploited. — У меня зонт есть... — она тихо рассмеялась. — Вдруг ты улетишь на нем, как Мэри Поппинс, — набрав в грудь побольше воздуха, протараторил Дадли и сам себе удивился. — Она была волшебницей, — Матильда грустно улыбнулась. — И ты тоже... волшебница, — скороговоркой произнес Дадли, чуть не подавившись языком на последнем слове. Девушка остановилась, серьезно посмотрев на него, глаза ее блеснули. Аккуратные коттеджи с постриженными зелеными лужайками кокетливо подмигнули друг другу из-под лиловых кудрей глициний.