Чтобы влюбиться, нужно подать на развод

Когда Хёкджэ со всех сторон окружили взволнованные дети, он только-только закончил делать новые качели на заднем дворе приюта. Несмотря на то, что осень была в самом разгаре, дети всё равно просили новые качали, которые они забросят после первых серьёзных холодов. — Почти готово, почти, только не толпитесь. — Качели подождут! — хором воскликнули дети, две девочки хватили его за руки и потащили в сторону скромного двухэтажного здания, которое являлось домом Хёкджэ вот уже восемь лет. В прошлом году в апреле ему исполнилось восемнадцать, но директор, строгая, но справедливая пожилая женщина, разрешила Хёкджэ остаться, пока он не найдёт жильё и приличную работу. За это Хёкджэ присматривал за детьми, чинил мелкие поломки и красил стены, когда требовалось. Конечно, ему давно уже пора было уехать и начать новую взрослую жизнь, но что-то всегда держало его в приюте, да и лишние рабочие руки всегда были нужны, поэтому никто его не выгонял. Хёкджэ выделили койко-место на чердачке, который он самостоятельно привёл в пригодное для жилья состояние. — Что случилось? — Хёкджэ едва успевал за детьми — двое по-прежнему тащили его впереди, остальные толкали в спину. — Только не говорите, что опять сломали унитаз! — К тебе пришли! — дружно закричали дети, и Хёкджэ едва не влетел в неожиданно возникший перед ним угол. — Ко мне? — Там пришёл дяденька и спросил тебя, — пояснила одна из девочек. — Мы сразу побежали за тобой. — Дяденька? — рассеяно переспросил Хёкджэ, продолжая бежать за детьми по длинному коридору. Топот их ног эхом разносился по всему этажу. Проблема была в том, что за Хёкджэ никто не мог прийти. С одиннадцати лет он постепенно привыкал к тому, что во «внешнем» мире у него никого не осталось, и приют — его новая и единственная семья. Наверное, он бы гораздо быстрее смирился с этим, если бы не воспоминания о соседском мальчишке, с которым они вместе росли с четырёхлетнего возраста. Для Хёкджэ он был единственной ниточкой к той утерянной жизни. Но постепенно думать о нём становилось всё тяжелее и тяжелее, и однажды Хёкджэ с испугом осознал, что привязался к тому мальчишке больше, чем думал. Он до сих пор оставался идеалом чистоты и непосредственности. Когда Хёкджэ рассматривал своё угловатое телосложение в зеркале, своё скучное лицо, он невольно думал о том, что его друг детства, должно быть, уже превращался в красивого мужчину. У него даже имя было красивое… — Донхэ. Дети затормозили на пороге кабинета директора, потому что Хёкджэ замер на месте и не сводил взгляда с гостя, стоявшего вполоборота у старого письменного стола. У мужчины были взъерошенные волосы цвета тёмного шоколада, немного загорелая кожа, он не сильно выделялся своим скромным ростом. Гость держал в руках тёплую куртку и ёжился от холода в тонкой клетчатой рубашке, потому что кабинет директора почти не отапливался. Хёкджэ услышал, как она предложила мужчине одеться, но тот вежливо отказался и посмотрел на часы. Потом он повернулся, и для Хёкджэ этот момент прошёл, словно в замедленной съёмке пресловутой драмы. — Донхэ? — снова неуверенно повторил Хёкджэ, схватывая глазами каждую смутно знакомую черту лица его друга детства. Дети отлипли от него, и директор зашикала на них, выпроваживая из кабинета. — Вы его искали? — спросила она у Донхэ, тот слегка кивнул. — Я не думал, что найду… Тебе ещё год назад исполнилось восемнадцать, но я напал на твой след только в начале осени, шансы найти тебя в приюте были почти нулевыми, — пробормотал Донхэ, переходя на корейский язык. Директор посмотрела на Хёкджэ, пытаясь понять, помнил ли он язык. С одиннадцати лет Хёкджэ почти не с кем было говорить на своем родном языке. Какое-то время к нему приходила пожилая корейская пара, чтобы составить компанию, но всего через год дедушка, Хёкджэ так его называл, скончался, а его жена решила переехать из не очень приветливого штата Нью-Йорк в Кентукки к какой-то старой подруге по колледжу. Хёкджэ ничего не знал о Кентукки, ему только раз довелось попробовать горький растворимый кофе под названием «Кентукки бленд», и с тех пор штат он недолюбливал. Приют находился в небольшом городе Фултон, население двенадцать тысяч человек. Ни город, ни штат Нью-Йорк не являлись Хёкджэ родными. Всю свою сознательную жизнь он, как и Донхэ, прожил в Куинси. Но после череды сменявшихся приютов, Хёкджэ в итоге оказался далеко от дома. — Ты понимаешь меня? — спросил Донхэ снова по-корейски, но уже медленно. Хёкджэ кивнул, потом спохватился и ответил: — Да, конечно. Просто непривычно, — он улыбнулся и встряхнул головой, приводя мысли в порядок. Донхэ всё ещё не мог отвести от него взгляда. Глупо было бы сказать, что Хёкджэ не изменился. Внешне он почти ничем уже не напоминал того мальчика, с которым Донхэ провёл ранние годы детства. Но они всё равно смогли узнать друг друга, наверное, благодаря тем образам, что хранили в памяти. Донхэ казалось, что он ни на день не забывал про Хёкджэ. Момент их прощания перед тем, как работники социальной службы посадили его лучшего и единственного друга в чёрную запылившуюся машину, настолько потряс маленького Донхэ, что он ещё долго не мог забыть даже те ощущения. Все эти годы чувствовал, как дрожали его руки, хватающие Хёкджэ за футболку и пытающиеся отобрать его у суровых людей в форме. Одиннадцатилетний мальчишка против двух взрослых. «Куда они тебя уводят, Хёкки?!», — Донхэ уже во всю рыдал, тогда как его лучший друг пытался сдержаться, но его глаза уже покраснели. «Я не знаю», — мужчина в тёмно-зеленом костюме подхватил Хёкджэ на руки и потащил в машину. «Я найду тебя!», — выпалил Донхэ, что есть мочи, и это было последним разом, когда они виделись. Эту сцену он часто видел в кошмарах. А в хороших снах Хёкджэ возвращался или никуда не уходил, и это были любимые сны Донхэ, даже лучше тех, где он водил самолёт или спасал Землю. Найти Хёкджэ он решил прошедшей весной, когда его жизнь перестала напоминать зигзаг из переездов и семейных проблем. Весной же умер его отец, и это словно стало последней каплей. — Зимой я перебрался в Нью-Йорк, — сказал Донхэ, разбивая на осколки неловкую паузу. — В Большое Яблоко. — Серьёзно? — Отец открыл там небольшой магазин, я до сих пор не понимаю, как ему это удалось. — Я никогда не был в Нью-Йорке, — пробормотал Хёкджэ и непонимающе уставился на протянутую руку Донхэ. — Что? — Поехали со мной, я покажу его тебе. — Я так понимаю, — вклинилась директор, слёгка улыбаясь, — что он хочет забрать тебя с собой, Хёкджэ? — Да, — решительно ответил Донхэ, а Хёкджэ только неуверенно кивнул. . . Донхэ поцеловал его в автобусе, когда они были уже на полпути к Нью-Йорку. Хёкджэ клевал носом, пытаясь разглядеть в вечерней темноте места, мимо которых они проезжали — ведь он впервые ехал куда-то дальше соседнего городка. На самом деле, дорога была ничем не примечательна, но ему было всё равно. Ладонь Донхэ осторожно коснулся подбородка Хёкджэ, разворачивая его лицо, и их губы соприкоснулись на несколько секунд в невинном поцелуе. Потом Донхэ, похрабрев, поцеловал его совсем по-другому: чувственно, долго, но всё равно немного неуверенно. Хёкджэ никто и никогда так не целовал, даже та смелая девушка из города, что несколько раз признавалась ему в любви и отказывалась отступать. Поддавшись Донхэ, Хёкджэ слегка наклонился вперёд, хватаясь за ворот его расстегнутой куртки. Он почувствовал, как Донхэ улыбнулся, и неловко ответил на его поцелуй. Спустя мгновение Хёкджэ казалось, что они никогда не расставались, а поцелуи не были для них чем-то необычным. — Мы почти приехали, — прошептал Донхэ ему на ухо, и Хёкджэ обернулся. Темнота засияла многочисленными огнями — они проезжали по мосту, приближаясь к городу. Хёкджэ прильнул к окну: они проехали какое-то гетто, разукрашенное граффити, вдалеке сияли ночными огнями небоскрёбы Большого Яблока. От вида перехватило дыхание. Донхэ обнял его со спины, и они смотрели на открывавшийся им Нью-Йорк вместе. Автобус остановился в Чайна-тауне. Остановка была такой неприметной, что если бы Хёкджэ понадобилось сесть на один из рейсов китайской компании, он бы запросто прошёл мимо. Вдвоем они пробрались через толпу пассажиров. Все столпились около автобуса, торопясь получить свой багаж и поймать такси. — Где ты живёшь? — На Манхэттене, — ответил Донхэ с широкой улыбкой, пока они спускались по крутым ступенькам в подземку. Хёкджэ так и замер с небольшой сумкой с пожитками в руках, чем вызвал недовольство чернокожего парня за спиной. — Нет, серьёзно? От одного взгляда на схему метро у Хёкджэ закружилась голова. Так что он позволил Донхэ купить ему в автомате проездной и провести его через турникет на платформу. Людей почти не было. Всего несколько человек праздно ковырялись в телефонах и лишь изредка поглядывали то в черноту тоннеля, то на табло оповещения. — Я живу на 116-й улице на Манхэттене в небольшом азиатском квартале. Это скорее бедный, чем богатый квартал. Зато до Центрального парка можно дойти пешком, — пояснил Донхэ. — Так, наш поезд. Запомни, нам подходят буквы A, B, C и D. Из тоннеля с шумом показался поезд с оранжевой буквой D. Хёкджэ взволновано вошёл внутрь и опустился на сиденье. Он столько лет прожил в этом штате, но ни разу не бывал в Нью-Йорке, поэтому всё было для него в новинку. — Волнуешься? — Немного. Хёкджэ покосился на не очень дружелюбную компанию в углу вагона. Они шумно обсуждали какую-то потасовку. На самом деле, Хёкджэ вряд ли можно было назвать человеком из робкого десятка. В детстве он с головой влезал в неприятности, из-за этого его часто ругали родители, а потом и в приюте. Но с возрастом Хёкджэ стал спокойнее. — Тебя они не напрягают? — Нет, — Донхэ удивленно вскинул бровями. — Я же с тобой. А что? Хёкджэ вздрогнул, потому что двое парней отделились от своей компании и направились в их сторону. Остановившись напротив, они начали сверлить Донхэ и Хёкджэ взглядами. — Куда так поздно направляетесь? — Домой, — протянул Донхэ. — Вы из Бронкса? Донхэ помотал головой, и лица парней расплылись в недобрых ухмылках. — Китайцы что ли? — Корейцы. — Какая разница, — фыркнул один из них и наклонился к Донхэ, приблизившись к его лицу вплотную. — У тебя какие-то проблемы? — Нам не нужно никаких проблем, — вскочил с места Хёкджэ. Он заметил, как второй тип поигрывал раскладным ножом в широком кармане куртки. — Мы уже выходим. Длинный перегон между станциями как раз закончился, и показалась остановка. Хёкджэ вытащил Донхэ за руку на платформу и выдохнул. — Ты с чего запаниковал? — Они явно нарывались! Донхэ пожал плечами и посмотрел на табло состояния. Хорошо, что им подходило несколько маршрутов. На 116-й улице находилась станция метро, на которой они и вышли. Хёкджэ с сумкой волочился за Донхэ ещё минут пятнадцать вдоль улицы, пока они не остановились у дома, выкрашенного в красный, как и многие дома в этой части города. Квартирка Донхэ находилась на третьем этаже, и она оказалась очень небольшой, старой, но приличной. Это была студия с крохотной спальней. Но Хёкджэ здесь сразу понравилось. — Где твои родители, Донхэ? — спросил он, опустив сумку на пол и разувшись. — Мама умерла два года назад, после чего мы и переехали сюда с отцом, продав дом в Куинси. Он купил тут готовый бизнес… — Донхэ на секунду замолчал, покусывая нижнюю губу. — Он умер в апреле. — Прости, — Хёкджэ взял его за руку и поцеловал в щёку. Донхэ, однако, решил воспользоваться моментом, чтобы закружить его голову в очередном жарком поцелуе в губы. — Я люблю тебя, — ни с того ни с сего сказал Донхэ, выпуская его хрупкое тело из своих объятий. После этого он спокойно отвернулся и отправился на кухню. Выглядел он счастливым и даже напевал что-то себе под нос. Хёкджэ, помявшись, направился за ним. Он сел за стол, положив голову на руку, и смотрел, как Донхэ с пылающими ушами пытался найти что-нибудь съедобное в холодильнике. — И давно? — Не знаю. Я никогда не переставал о тебе помнить. И однажды понял, что хочу тебя найти и никогда не отпускать. Хёкджэ широко распахнул глаза и смущенно улыбнулся. С ним всё это время творилось то же самое. Будто на самом деле они расставались не на восемь долгих лет, а всего-то на выходные. — У меня осталась вчерашняя пицца, будешь? — Донхэ взял с полки большую тарелку с тремя аппетитными кусками. — А корейской еды нет? Я очень скучал по ней в приюте. — Здесь недалеко есть корейская еда на вынос, но они уже закрыты, — Донхэ взглянул на небольшие электронные часы на холодильнике. — Давай пиццу, — согласился Хёкджэ. . . Они легли спать в одну постель, и Донхэ практически ни на секунду не переставал целовать и ласкать Хёкджэ. Делать всё это с мужчиной было новым и странным для последнего, но ему скорее нравилось, чем нет. Донхэ не делал ничего, что бы испугало его, осторожно и учтиво спрашивая разрешения перед каждым интимным прикосновением. — Ты когда-нибудь занимался сексом? — тихо спросил Донхэ, его прерывистое дыхание щекотало вспотевшую от волнения шею Хёкджэ. — Да, всего пару раз. — С девушкой? — Донхэ погладил его плоский живот, выпирающие косточки, и опустил руку в его пижамные штаны. Хёкджэ кивнул, кусая свой кулак, чтобы не застонать на всю квартиру. Рука Донхэ неожиданно исчезла. Что-то внутри Хёкджэ хотело, чтобы эта рука вернулась и продолжила ласкать его. — Что? — только и смог выговорить Хёкджэ. — У нас ещё полно времени, — Донхэ улыбнулся и прижал его к себе — грудь к груди. Хёкджэ чувствовал почти вставший член Донхэ на своем бедре, но молчал, уткнувшись в его шею. После ванной от Донхэ приятно пахло мужским гелем для душа. Этот запах успокаивал. Проснулся Хёкджэ следующим утром от поцелуев, которыми его лицо, шею и грудь покрывал Донхэ. Он даже не подозревал, что его друг детства мог быть таким непредсказуемым и слегка одержимым. — М-м-м, — застонал Хёкджэ, выдав своё пробуждение. Донхэ поднял на него взгляд, продолжая исследовать языком границу между кожей и резинкой штанов. Усмехнувшись, Донхэ потянул их вниз, заставив Хёкджэ слегка приподнять ноги. Без лишних слов и промедлений, Донхэ обхватил раскрытым ртом появившуюся с утра выпуклость на серых плавках Хёкджэ. Чужое горячее дыхание без проблем проникало через ткань. — Продолжать? — спросил Донхэ, и Хёкджэ кивнул. Плавки были стянуты до колена уже через секунду, словно только и ждали этого момента. Донхэ выбрался из своих пижамных штанов и остался полностью обнаженным. Когда пальцы Донхэ обвили член Хёкджэ, а язык экспериментально ласкал головку и тёмные венки, Хёкджэ не знал, закрыть ему глаза и смотреть до последнего. Но стоило Донхэ погрузить его в свой рот, жаркий как летняя ночь, Хёкджэ запрокинул голову назад на подушку и невольно закрыл глаза. Вдруг Донхэ остановился. — Хёкджэ? — Что? — тихо ответил Хёкджэ, лёжа на подушке и пытаясь сосредоточиться на пальцах Донхэ, перебирающих его яички. — Ты выйдешь за меня? — Что? — снова пробормотал Хёкджэ, с трудом приподнимаясь на локтях. Донхэ серьезно смотрел на него; красные, влажные и блестящие губы мешали Хёкджэ сосредоточиться. — Я спросил, выйдешь ли ты за меня? В этом штате разрешены браки между мужчинами, поэтому я подумал… — Донхэ заметно смутился. — Ты подумал об этом сейчас? Именно в этот момент, между моих ног? — Я думал об этом всю ночь и не мог заснуть, — ответил Донхэ, глупо улыбаясь. — Да. — Да? — Да, я выйду за тебя, — прошептал Хёкджэ, падая обратно на подушку. Донхэ застонал, словно эти слова доставили ему какое-то физическое удовольствие, и снова опустился вниз между ног Хёкджэ, учтиво раздвигая их шире. Донхэ снова взял его в рот с довольным тихим урчанием, как у большого кота. Коленки Хёкджэ предательски дрожали от каждого поглаживая ловких слегка грубоватых пальцев и каждого посасывания на его головке. Наконец, с протяжным стоном он кончил, машинально сжимая волосы Донхэ в руке, но тот не проронил ни одного недовольного звука, принимая всё. — Чёрт, Донхэ… — Я так счастлив, что нашёл тебя, — сказал Донхэ, забираясь к Хёкджэ под одеяло и касаясь губами его волос. — Я тоже, Донхэ. — Мы можем пожениться сегодня. Хёкджэ повернулся на бок и посмотрел на улыбавшегося Донхэ. Такого, каким он и представлял его себе — выросшего в невероятно красивого мужчину, с которым он бы хотел остаться на всю жизнь, как бы глупо и наивно это не звучало. Они были настолько давно знакомы, так долго друг друга искали, что, возможно, не было смысла ждать чего-то ещё, бесконечно откладывать. Правда? Хёкджэ неожиданно захотелось, чтобы они принадлежали друг другу полностью. — Но отпразднуем мы это тонной корейской еды, хорошо? — Я свожу тебя в хороший ресторан! — Донхэ вскочил с постели и начал суетиться по небольшой спальне в поисках подходящей одежды для них обоих. Хёкджэ лежал на кровати и с улыбкой на губах за ним наблюдал. Неужели его жизнь действительно могла так кардинально измениться всего за сутки? Он больше не спал на продуваемом чердаке, больше не был один, и теперь его любили. . . Отец Донхэ купил в Нью-Йорке цветочный магазин, потому что об этом долгое время мечтала его жена. Находился он недалеко от дендрария Центрального парка. Расположение было странным, но магазин как-то выживал из года в год. После смерти отца Донхэ пришлось оставить свою подработку и начать заниматься «семейным бизнесом». Он мало понимал в финансах, но в этом ему помогал старый бухгалтер, друг отца. В магазине Донхэ работал с понедельника по четверг, в пятницу и выходные его подменял мальчишка по имени Генри, учившийся в местной консерватории. Хёкджэ довелось побывать в цветочном магазине всего дважды, когда Донхэ показывал ему Центральный парк. После Бруклинского моста, парк стал самым любимым местом в городе. Хёкджэ смотрел на скромное тонкое кольцо на безымянном пальце и машинально поглаживал его указательным. Обручальные кольца обошлись им всего по 19$ каждое в лавке рядом с мэрией. Хёкджэ улыбнулся, вспомнив какой спонтанной была их «свадьба», закончившаяся в корейском ресторане в центре Манхэттена. С того дня прошло всего одиннадцать дней, и это было самым счастливым временем в жизни Хёкджэ. Они походили на всех тех молодоженов, опьяненных любовью. Вместо свадебного путешествия они поехали на три дня в Атлантик-сити и почти не вылезали из номера в недорогом отеле. Донхэ готов был носить Хёкджэ на руках, если бы тот ему позволил. И Хёкджэ ещё никогда не было так хорошо рядом с кем-то. В Нью-Йорк они вернулись воодушевленными, готовые жить вместе. Для обоих это было серьезным шагом и испытанием. Хёкджэ привык жить в окружении людей, с кучей детей, привык, что они все вместе заботились друг о друге и о месте, где жили; Донхэ же был единственным ребенком в семье, а после кончины обоих родителей, быстро привык жить в одиночестве. Несмотря на это, им было хорошо вместе. Хёкджэ действительно мог называть себя счастливым. Но иногда, по вечерам, Донхэ пропадал. Он целовал Хёкджэ на прощание, но никогда не говорил, куда уходит. Возможно, это ничего не значило, но Хёкджэ каждый раз чувствовал между ними напряжение и недосказанность. — Как поиск работы? — спросил Донхэ с порога, только что вернувшись после одного из своих регулярных «исчезновений». Хёкджэ посмотрел на время — уже полночь. И это всё, что Донхэ мог сказать? Он нахмурился и отвернулся. — Эй, — протянул Донхэ, на ходу снимая носки и оставляя их на полу. — Ничего не нашёл, — ответил Хёкджэ. С работой в Нью-Йорке в это время года было туго. Тем более, сложно что-то найти, когда у тебя нет толкового образования. Хёкджэ умел работать руками, но на Манхэттене большого спроса на это не было. — Будешь есть? — Конечно, — Донхэ уселся за кухонный стол. Пока он ел, Хёкджэ поправил обувь в прихожей и кинул носки в стирку. К порядку его приучили в приюте. Если хоть одна вещь лежала не на своем месте — это грозило завтраком без сладкого, а то и парой унизительных шлепков по ягодицам. Донхэ же не очень следил за порядком и считал, что убрав с глаз несколько вещей, он преображал квартиру. Впрочем, Хёкджэ не жаловался, ему нравилось прибираться — помогало отвлечься. — По телевизору сказали, что на штат надвигается ураган. — Да, я тоже слышал, — откликнулся Донхэ с набитым ртом. — Заделаем окна фанерой, без проблем. — Думаешь? — В прошлом году обошлось. Все так делают. Утром Донхэ бесцеремонно растолкал Хёкджэ и спросил, где его чистые рубашки. Хёкджэ попытался спрятаться под одеяло, но его достали и оттуда. Всем своим весом Донхэ навалился на него сверху и начал покусывать мочку уха. — Поищи в шкафу, не будь ребёнком, — Хёкджэ прикусил губу, чтобы не застонать, иначе поспать ему точно не дадут. — Я всегда кладу их в комод, — слегка раздраженно протянул Донхэ. — Теперь они будут висеть в шкафу. — Айш. Хёкджэ наблюдал, как Донхэ хаотично бегал из комнаты в комнаты и собирался на работу. Невольно, Хёкджэ подумал про себя, что раньше тот таким не был. Донхэ был обычным тихим ребёнком, сколько Хёкджэ его помнил. Сам он в детстве больше походил на типичного сорванца, хотя никогда не делал ничего из ряда вон выходящего. Их матери дружили, так как жили по соседству и больше ухаживали за детьми и домом, чем работали. Дети сразу подружились, несмотря на природную скромность Донхэ и необщительность Хёкджэ. Дружба это удивляла окружающих. А всего через пару лет их уже нельзя было представить друг без друга. В шесть лет они пошли в одну начальную в школу, в семь их записали в одну футбольную секцию. Несмотря на это, друзьями никто из них не обрастал, и это очень волновало их родителей. Мальчикам в их возрасте полагалось дружить со всеми подряд и проводить время с кучей друзей. С возрастом Хёкджэ всё чаще приходилось врать, что он идёт играть в футбол, чтобы не выслушивать мамины нотации о его дружбе с Донхэ. Увильнув из дома, Хёкджэ забирался к другу в комнату через окно на втором этаже. Хотя иногда они действительно ходили играть со всеми остальными в футбол, но всегда были в одной команде. Однако родители продолжали заставлять их заводить новых друзей, поэтому всё чаще Хёкджэ и Донхэ приходилось оставаться у себя дома и общаться с рациями, высунувшись из окна. В один из таких дней они оба сбежали из дома. Родители сразу же подняли панику — двое десятилетних мальчишек пропали. Нашли их вечером на вокзале Куинси. Они сидели на остановке и провожали взглядами многочисленные междугородние автобусы. В тот день они хотели убежать из города на поиски приключений. Хёкджэ до сих пор помнил, как Донхэ заставил его пообещать, что они всегда будут вместе, никто их не разлучит. «Конечно», — ответил тогда Хёкджэ. «Я буду заботиться о тебе», — пообещал Донхэ. Они скрепили это важное обещание клятвой на мизинцах, сильнее которой тогда ничего не было. — Почему ты улыбаешься? — Донхэ вдруг прекратил суетиться и уставился на своего мужа, слегка улыбающегося и поглаживающего обручальное кольцо. — Просто вспомнил кое-что. — Не хочешь прогуляться со мной? На самом деле, Хёкджэ не особенно хотел выбираться из дома в отвратительно пасмурную и влажную погоду, но сон пропал. Так что он потянулся и спустил ноги на холодный пол. До цветочного магазина Донхэ с 116-й улицы можно было дойти за тридцать минут пешком или проехать всего две остановки на подземке. На улице бушевал ветер и моросил дождь, а Хёкджэ до сих пор не купил себе зонт. Донхэ накрыл его своим зонтом, когда они вышли из дома, и оба быстро побежали по лужам в сторону подземки. Кроссовки Хёкджэ промокли почти сразу, ещё и на станции с потолка капала вода. — И всегда здесь так? — Каждую осень, — пожал плечами Донхэ. — С ураганом это никак не связано, не бойся. — Не боюсь я. Если завернуть за угол, не доходя до магазина Донхэ, то можно наткнуться на венскую кофейню. Хёкджэ, правда, уже успел избаловать себя Старбаксом, но Донхэ хотел показать ему, где ещё в этом городе люди пьют кофе. В скромном кафе, отделанном крепким деревом коньячного цвета, почти никого не было: парочка за столиком у окна, молодой человек с планшетом в дальнем углу крохотного зала, скучающая официантка и высокий светловолосый бариста. Увидев Донхэ, последний немного оживился. — Мне как обычно и на вынос, Билл, — сказал Донхэ, подойдя к прилавку. — Дважды. — Тяжелая ночка, ммм? — усмехнулся мужчина и показал Донхэ большие пальцы в знак одобрения. К удивлению Хёкджэ, Донхэ это никак не прокомментировал, а только широко улыбнулся и подмигнул. — Мне поменьше сахара, — сказал Хёкджэ, когда бариста начал наполнять стаканчики. Донхэ бросил на него удивительный взгляд, но ничего не сказал и кивнул своему знакомому. — Держи, Донхэ, — Билл с улыбкой протянул два средних стакана с капучино и бумажный пакет с горячей ароматной выпечкой. — Всегда рад тебя здесь видеть, — он подмигнул. Ещё раз взглянув на открытую шею и ключицы Донхэ, бариста быстро облизнул верхнюю губу. Его глаза говорили сами за себя. — Я сюда только ради тебя и захожу, — протянул Донхэ, не сводя с баристы взгляда. Они рассмеялись, и Хёкджэ почувствовал, что ситуация начала его напрягать. Насколько бы невинной не казался разговор со стороны, оценивающий взгляд Билла на Донхэ буквально кричал о плохо скрываемой похоти. Они продолжали заигрывать друг с другом, не обращая никакого внимания ни на затихшего Хёкджэ, ни на появившегося у прилавка посетителя. Из кафе Хёкджэ вышел в дурном настроении. Он сжимал стакан в руке и сверлил взглядом свои кроссовки, вышагивающие по лужам. Донхэ шёл рядом, напевая какую-то песню, но когда они подошли к цветочному магазину, не выдержал: — Что-то не так? — Хм. — Хёкджэ. — Этот твой знакомый… Давно вы общаетесь? Донхэ моргнул и наморщил нос. Ни взгляд Хёкджэ, ни его нарочито пренебрежительный тон ему не понравились. К такому он не привык. — А что не так? — Донхэ достал из кармана ключ и начал открывать железные ставни. Обычно Хёкджэ ему помогал, но в этот раз он отошёл в сторону и продолжал смотреть. — Мне нельзя общаться с другими людьми? — Можно. — Хёкджэ снял крышку со стаканчика и подул на кофе. — Просто… Ты всегда был таким стеснительным. Даже мне в глаза боялся смотреть. А теперь так запросто флиртуешь. Донхэ закрепил ставни и открыл дверь в магазин. Сразу запахло цветами. — Это было восемь лет назад, — ответил он. — И я не флиртовал. Мы просто так шутим. — Он откровенно на тебя пялился. — А я-то здесь причем? У меня было прекрасное настроение, а Билл хороший парень и варит отличный кофе. — Но ты хотя бы мог не делать это на моих глазах?! — Хёкджэ окончательно рассердился, потому что Донхэ даже не пытался понять, что он сделал не так, и почему его супругу это не нравилось. — Это кольцо для тебя что-нибудь значит? — он кивнул головой на его руку. — Это был пустяк, — Донхэ закатил глаза и направился вглубь магазина. Перед открытием нужно было ещё много чего подготовить. Машина со свежими цветами должна была прибыть уже через несколько минут. Хёкджэ вздохнул и покачал головой. Спорить он не собирался. Возможно, раньше они бы сцепились из-за того, что один не смог промолчать, но Хёкджэ давно перестал быть слишком импульсивным. — Я домой. Нужно прибраться и сходить по нескольким объявлениям о работе. — Я думал, ты останешься со мной. — Донхэ заметно обиделся и поджал губы. Он надеялся, что это сработает. Обычно Хёкджэ тут же переставал на него сердиться, даже если виноват был сам Донхэ. — Не в настроении, — сухо сказал Хёкджэ и, поставив недопитый капучино на ближайший столик, вышел из магазина. . . Хёкджэ чувствовал себя неуютно из-за того, что Донхэ его содержал. Его бизнес сложно было назвать таким уж успешным, но на продукты деньги всегда были, долгов по счетам не было. Поэтому Хёкджэ старался больше делать по дому, но чувствовал себя домохозяйкой. Редкому мужчине понравилось бы так себя видеть. Донхэ делал всё только хуже, игнорируя его старания. Ночью он забирался в постель к Хёкджэ и раздевал его, чтобы заняться сексом, даже если тот уже почти уснул, устав после беготни по городу и домашних дел. — Сколько можно? — Хёкджэ сердито схватил носки Донхэ: он с дивана, другой из-под журнального столика. В квартире было настолько много работы, что когда Донхэ вернулся, Хёкджэ с удивлением обнаружил, насколько сильно он увлёкся. — Ты что, никуда не ходил? — Донхэ сбросил ботинки и прошлёпал в мокрых носках на кухню. У него в руках был пакет из ближайшего супермаркета и большая коробка. Хёкджэ посмотрел на оставленные им следы и попытался успокоиться. Получилось. — Забылся, пока прибирал квартиру. Решил сделать тебе приятное. — М, спасибо, — откликнулся Донхэ. — Я купил тебе коробку клубничного молока. Здесь десять пакетов, — он показал на коробку, которую поставил на холодильник. — Достать тебе парочку? — Мне? — Да, в качестве извинений за сегодня. Донхэ на самом деле не считал, что это он — тот, кто должен извиняться, но поведение Хёкджэ его сильно напугало и расстроило этим утром. Вместо чувства безопасности, которое он помнил и которое так ждал, присутствовала только тревога. Поэтому Донхэ решил купить много-много клубничного молока, от которого Хёкджэ раньше сходил с ума. Заказывая в магазине целый пак, Донхэ вспоминал, как они вместе его пили после футбольных тренировок. — Тогда тебе придётся самому его пить. Я терпеть не могу сладкие напитки, да и мне стоит быть осторожнее с сахаром. — Но ты постоянно его пил! Даже у меня забирал! И у мамы своей выпрашивал его каждый день, хотя она не очень одобряла. — Донхэ, давай ты не будешь упоминать моих родителей? — попросил Хёкджэ, сжав ладони в кулаки. — Теперь можешь наслаждаться молоком спокойно, я давно уже такое не пью. — Но… Хорошо, я понял, — Донхэ убрал коробку в холодильник, даже не распаковав. — И сегодня пришёл счёт за электричество и воду. Нам стоит начать экономить. — На чем? — Ты мог бы перестать петь в душе и начать там мыться. И мы могли бы купить два очень тёплых одеяла, и не трогать комнатный термостат, — начал перечислять Хёкджэ, загибая пальцы. Донхэ бросил на него сердитый взгляд и вышел из кухни, громко топая ногами. Хёкджэ выдохнул. Ему нужно было привыкнуть к такому Донхэ. Иногда он вёл себя по-ребячески, будто так и остался в том десятилетнем возрасте. Хёкджэ неожиданно для самого себя осознал, что всю жизнь, пока он рос, ему хотелось, чтобы кто-то о нём заботился, потому что в приюте на его плечах всегда было много дел, а так же воспитание детей младше него. Когда Хёкджэ думал о Донхэ, то всегда представлял, как тот едва ли не носит его на руках, потому что он обещал это, когда им было всего десять лет. — Что ж, — пробормотал Хёкджэ, поднимаясь из-за стола, — я определенно слишком много витал в облаках. Когда он проходил мимо ванной, чтобы прилечь в спальне, то услышал, как Донхэ опять самозабвенно пел в душе на корейском языке какую-то глупую песню. . . — Власти города рекомендуют жителям эвакуироваться в безопасные зоны. Ураган Сэнди может обрушиться на Нью-Йорк уже в понедельник. Хороший повод, чтобы навестить своих родственников в других штатах, — ведущая программы новостей широко улыбнулась в камеру. — Теперь к другим новостям— Хёкджэ снова переключил своё внимание на газету с объявлениями. Он обвёл красным маркером несколько адресов, по которым хотел сходить. Большинство из этих предложений были о работе официантом, но после полутора недель поисков выбирать было не из чего. — Не собираетесь уезжать из города в выходные? — спросил кто-то. Хёкджэ поднял взгляд на молодого человека, оказавшегося у его столика в кафе. — Почему? — Просматриваете объявления, словно послезавтра не конец света, — незнакомец отодвинул стул напротив и без приглашения сел. Он был красив, это Хёкджэ сразу отметил про себя: высокий, хорошо сложенный, каштанового цвета волосы модно подстрижены, невероятно располагающее к себе своей красотой лицо. На мужчине был явно хороший иссиня-черный костюм, в руках он держал плащ. И Хёкджэ не мог не заметить на его запястье блестящие часы. Он видел такие в витрине дорогого магазина. — Это мой первый ураган в городе. — Но я бы всё-таки не советовал пренебрегать эвакуацией. Хотя на всех выездах сейчас творится сущий ад. — Могу представить. — Хёкджэ улыбнулся и почесал нос пальцем с кольцом. Взгляд мужчины сфокусировался на кольце, но вместо того, чтобы сбежать, он подозвал официанта. — Кофе и десерт за мой счёт. — У меня есть муж, — сказал Хёкджэ, и слова эти странно и непривычно звучали на его языке — ещё ни разу не произносил их вслух. — Но ты почему-то не выглядишь счастливым, — спокойно отреагировал незнакомец, не моргнув и глазом. — Не хочу никого обидеть, конечно. Только мое наблюдение. Официант быстро принёс заказ, потому что в кафе больше никого не было: одни люди запирали дома и уезжали из города, другие просто не хотели показываться на улицу в такую погоду, прохожие торопились быстрее оказаться под родной крышей. Но даже в такой ситуации, Нью-Йорк все ещё походил на большой муравейник. Туристам, очевидно, меньше всего хотелось отсиживаться в гостиницах. Хёкджэ тихо выпил кофе и съел черничный чизкейк. Молодой человек в это время ему не мешал и ничего не говорил, только попросил номер телефона, когда они вышли из кафе на промозглую погоду. — Можешь не давать, ты не обязан мне за чашку кофе и пирог, — рассмеялся незнакомец, так и не представившись. — Я не из таких мужчин, если что. Всего лишь захотел угостить единственного человека со мной в кафе. Хёкджэ кивнул и смутился: — У меня нет телефона. Честно. — Как так вышло? — Я безработный и только-только из приюта. — От чего-то Хёкджэ было неловко признаваться в этом, словно он врал. Настолько его слова походили на плохо продуманную ложь. — Видимо, не судьба? Хёкджэ улыбнулся и протянул руку для пожатия. Домой он вернулся в скверном настроении — все места из объявлений оказались закрыты «до конца шторма», что не предвиделось ещё несколько дней. Так как я пятницу Донхэ не работал полный день, то он уже был дома — играл в видеоигру на приставке, обложившись чипсами и клубничным молоком. — Привет. — Привет, — Хёкджэ прошёл на кухню и замер. На столе и в раковине скопилась посуда за два дня. Всего в доме имелось лишь по два экземпляра тарелок и столовых приборов, и все это теперь было свалено в раковину. — Донхэ? — А? — Я готовлю, ты — моешь посуду. Мы же так договаривались? Почему на кухне такой беспорядок? — Я забыл. — Серьёзно? — Хёкджэ, не устраивай из-за такой мелочи целую трагедию, — Донхэ поставил игру на паузу и появился на кухне. — Я устал, а ты весь день был дома… — Ты целыми днями дома, — Донхэ раздраженно повёл плечом. — Я тоже хочу отдохнуть. Посуду помою завтра с утра. У меня сегодня вечером дела. — Какие дела? — нахмурился Хёкджэ. — Я так сегодня набегался и думал, что мы просто посидим вечером вместе около телевизора… — Хватит меня расспрашивать, и хватит ныть! Это я здесь больше всех устал! — Отлично! — вскрикнул Хёкджэ и швырнул подвернувшейся грязной ложкой в Донхэ, но тот, к удивлению обоих, увернулся. — Отлично! — свирепо ответил Донхэ и отправился переодеваться. Через двадцать минут он выходил из дома почти с облегчением. Не такой ему представлялась семейная жизнь. Если честно, то он всегда мечтал о таком браке, какой был у его родителей. Но с Хёкджэ… всё почему-то не складывалось. Всю субботу они не разговаривали, хотя Донхэ предпринял неловкую попытку заняться утренним сексом. Хёкджэ столкнул его с кровати и свернулся в позу эмбриона под одеялом, дав понять, что проблема между ними не решена. Все телеканалы наперебой призывали всех к немедленной эвакуации. Ураган Сэнди обещал быть серьёзным бедствием. Хёкджэ резал овощи на кухне и слушал новости, пока Донхэ хмуро сидел на диване. Утром он ходил в магазин и почти ничего не принёс — всё ещё в пятницу смели с полок. Воды в бутылках, конечно, не оказалось — её расхватывали первой, поэтому Донхэ пришлось купить последние бутылки газированной минеральной воды и пак сладкой газировки. Тогда Хёкджэ набрал в пустые ёмкости воду из-под крана. На всякий случай, может пригодиться для мытья посуды или в туалете. В воскресенье вообще никто не собирался работать, все магазины повесили объявления о выходном. Но в шкафу были кое-какие консервы и крупы, так что от голода они не умрут, хотя медлить с закупкой еды было глупо. — Может, нам тоже уехать? — спросил Хёкджэ, и это были первые слова, пророненные между ними с пятничного вечера. Диктор рассказывал, что люди спешно покидают свои дома, хотя многие всё равно остаются в городе, опасаясь мародёров. Хёкджэ был уверен, что квартире Донхэ ничего не грозило — красть всё равно толком было нечего. — Просто закроем окна фанерой, и ничего не случится, — Донхэ даже не взглянул на него. — Займусь этим прямо сейчас. Хёкджэ стоял посреди гостиной, наблюдая за неуклюжей работой Донхэ. Сам бы он справился намного лучше, но вряд ли бы Донхэ сейчас позволил себе помогать. В конце концов, не выдержав, Хёкджэ вернулся на кухню. Чем-то обедать сегодня надо было. — Я сегодня с утра встретил одного странного типа, — неожиданно сказал Донхэ за обедом. Он заметно устал, но закончил укреплять окна. — Да? Что в нём было странного? — Он ошивался у нашего дома и, завидев меня, спросил, не знаю ли я, в какой квартире живёт азиат лет двадцати по имени Хёктэ. — Хёктэ? — Я думаю, он говорил о тебе, просто перепутал имя. Занятно. Хёкджэ едва не подавился куском курицы. Должно быть, тот типа из кафе следовал за ним до дома! А он даже не заметил. — Хотел передать тебе цветы. Герберы, — Донхэ ковырялся вилкой в тарелке и делал вид, что это жутко интересно. — Ты любишь герберы? — Да, люблю, — Хёкджэ посмотрел прямо на него. Он действительно любил эти цветы больше других, потому что у его матери была небольшая оранжерея, где она выращивала герберы среди прочих цветов и растений. Но герберы были самими яркими. — Я не знал, — тихо пробормотал Донхэ. — На языке цветов означают невинность и вечную любовь. — Повезло этому Хёктэ, — попытался отшутиться Хёкджэ, но Донхэ поднял на него тяжёлый взгляд. — Это не то, что ты думаешь. Я даже не знаю его имени. — Хорошо, — только и сказал Донхэ. — Хорошо? — А что ты от меня ещё хочешь услышать? Они снова замолчали. . . Нью-Йорк готовился встретить Сэнди по полной программе, хотя никто не ожидал, что ураган окажется настолько сильным. Уже в воскресенье утром было рискованно выходить на улицу. Общественный транспорт переставал работать уже к вечеру. Станции метро изрядно подтопило. Донхэ всё равно отказывался уезжать. — Это глупо! — пытался убедить его Хёкджэ. — Уже поздно куда-то ехать, мы только окажемся у него на пути, — парировал Донхэ. — Почему ты такой упрямый? — Потому что нам некуда ехать, Хёкджэ. И я не хочу оставлять квартиру и магазин. Это Нью-Йорк, тут могут вынести даже кухонный гарнитур. Хёкджэ перевёл дух и отвёл взгляд от безразличной фигуры Донхэ, развалившейся на диване. Ему даже подумалось, что стоило дать тому парню из кафе хотя бы свой электронный адрес. Но Хёкджэ тут же отогнал от себя эти мысли. — Давай хотя бы приберёмся? Я опять нашёл твои носки на кухне. — Я их как раз искал, — протянул Донхэ. — Я серьезно, — Хёкджэ не хотелось ссориться из-за такой тривиальной вещи, как разбросанные носки, потому что это смахивало на старые ситкомы. Донхэ выключил звук телевизора и скрестил руки на груди: — Это моя квартира, где хочу, там и раздеваюсь, — выпалил он и с вызовом посмотрел в глаза своему супругу. — Ты не в том положении, чтобы говорить мне, что делать. Честно говоря, я думал, ты более покладистый! Хёкджэ словно ударили битой под дых. В животе всё сжалось. Он сделал несколько шагов назад, в сторону прихожей и выдавил из себя: — Понятно. Донхэ тут же понял, что перегнул палку. Он вскочил с места и попытался помешать Хёкджэ надеть кроссовки, хватая его за руки. — Я не это имел в виду, Хёкджэ! Честное слово. Я просто… — Да, ты просто, — Хёкджэ выдернул свою руку и слегка толкнул Донхэ в грудь. — Что нам делать с этим всем, Донхэ? Я думал, что всё наладится, но с каждым днём всё только хуже. И знаешь, что хуже всего? Что тебе плевать. — Мне не плевать, — прошептал Донхэ. — Я не хотел этого говорить… — Я вернусь в Куинси, а дальше — как получится, — Хёкджэ завязал шнурки и выпрямился. Донхэ не сводил с него испуганного взгляда. — Я не могу быть с тобой, пока ты ненавидишь меня за то, что я не тот, в кого ты влюбился много лет назад. Я даже не уверен, что сам люблю именно тебя, а не того, кем ты должен был стать в моих глупых мечтах. — Не говори так… — Но ведь это правда. Мы два незнакомца, живущих под одной крышей, — Хёкджэ медленно и неуверенно снял кольцо с пальца и положил его в раскрытую ладонь Донхэ. Тот даже не понимал, что происходит, и смотрел на маленькое колечко невидящим взглядом. — Я не понимаю… — Я знаю, как ты хотел бы, чтобы я оставался тем одиннадцатилетним сорванцом, готовым за тебя броситься на любого противника и потом лежать в гипсе, — он попытался улыбнуться, вспомнив ту историю, — и любящим клубничное молоко. И, Господи, насколько я ещё отличаюсь от того, что ты представлял? Я давно уже не вижу в тебе той радости, с которой ты надел это кольцо мне на палец. — Хёкджэ, я— — Мне нужно бежать, метро сегодня закрывают в семь часов, — Хёкджэ схватил с вешалки свою новую красную куртку, купленную, впрочем, на деньги Донхэ, и вылетел из квартиры. Донхэ остался стоять у открытой двери, рассматривая кольцо на раскрытой ладони. . . До этого дня Хёкджэ не знал, что такое по-настоящему дерьмовая погода. Первым делом он наступил в глубокую лужу у дома, затем сильный ветер плеснул ему в лицо водой. Кутаясь в куртку, он побежал в сторону метро. На улице не было ни души. Странно, в Нью-Йорке редко такое встретишь, даже во время чрезвычайной ситуации, объявленной в городе. Когда он подбежал к станции подземки, его встретили чугунные ворота на замке. Хёкджэ глупо подёргал их несколько раз, надеясь на чудо. — Сегодня с утра все ближайшие станции синей ветки полностью затопило, — хрипло сказал какой-то бомж, промокший насквозь. Видимо, один из тех, кто обитает на станциях, а теперь оказался в «верхнем мире». — Так что закрыли всё подчистую. — Не может быть, — пробормотал Хёкджэ. — Иди домой, чувак. — У меня нет дома, — невольно вырвалось у Хёкджэ, и бомж сочувственно покачал головой. И как ему теперь добираться до Чайна-тауна? Хёкджэ всё ещё плохо знал город, и всегда пользовался только синей веткой. Сэнди вот-вот должен был прийти в город во всей своей красе, и Хёкджэ вряд ли успел бы добраться до другой ветки пешком, не зная района. Он вспомнил, что Донхэ как-то упомянул о хостеле на 103-ей улице, и проверил наличность в кармане — три мокрые купюры десять долларов и одна двадцатка. На сутки должно было хватить? Хёкджэ не очень был знаком с местными ценами. На 110-й улице у Хёкджэ начало сбиваться дыхание. Тяжело было идти против ветра с дождём в насквозь промокших кроссовках. Он остановился, чтобы передохнуть, и проезжавшая мимо машина обдала его водой из луж на дороге. — Твою мать! — что есть мочи прокричал Хёкджэ и задрожал от холода и отчаяния. Силы покинули его в ту минуту, когда он вспомнил разговор Донхэ. Рыдая, Хёкджэ опустился на колени прямо посреди улицы, окруженный переломанными деревьями и грязной дождевой водой. Ветер усилился. По улице пронесло несколько рекламных плакатов. На противоположной стороне улицы скрипели деревья и опасно покачивались. Одно из них с хрустом накренилось, бросив на Хёкджэ тень. Словно испуганное животное, Хёкджэ замер на месте, не зная, что ему делать. В голове даже мелькнула мысль, что не стоит дергаться, лучше остаться на месте и принять то, что уготовила ему судьба. Иногда надо принять то, что ты не достоин стать счастливее. Просто потому, что не сможешь. — Вернемся домой? — вдруг спросил голос Донхэ, и Хёкджэ почувствовал, что его мокрую и холодную руку кто-то потянул за собой. Меньше всего он ожидал, что Донхэ покинет квартиру ради него. — Что ты здесь делаешь? — Ты умрёшь под как-нибудь деревом, если пойдёшь дальше. — Я не хочу возвращаться. Всё кончено. — Ты можешь сбежать, когда Сэнди стихнет, — возразил Донхэ и снова потянул Хёкджэ за собой. — А сейчас нам лучше вернуться, пока не поздно. Ты единственный безумец в этом районе, не заметил? Хёкджэ едва успел принять душ, пока не отключили воду. Окна были заделаны, поэтому они не видели, что творилось на улице, но все каналы показывали обстановку на островах и просили тех, кто не успел покинуть город, оставаться в своих домах. — Видишь? — поддел Донхэ. Насквозь продрогший Хёкджэ дрожал, укутанный в одеяло, и сидел на диване рядом с ним. Он чувствовал себя глупо, пустившись в бега навстречу сильному урагану. В репортажах показывали, как деревья валились на дороги и прохожую часть, разбивали окна в квартирах и магазинах. К вечеру Манхэттен затопило на несколько метров, и стихия не собиралась успокаиваться. Хёкджэ чувствовал себя настолько истощенным, что просто валялся на диване и не двигался. Донхэ сидел на полу. — Я бы хотел, чтобы ураган никогда не стихал, — вдруг сказал он, и Хёкджэ приоткрыл один глаз. — Тогда бы у нас был шанс разрешить нашу проблему. — Мы бы умерли от голода. — Но не злились бы друг на друга. — Давно ты такой романтик? — Хёкджэ вяло улыбнулся. — Вообще— Донхэ не успел договорить, потому что стихия за окном взревела и ударила с новой силой. В гостиной вышибло оконное стекло вместе с фанерами. От ветра в комнате воцарился настоящий хаос. А через ещё несколько секунд везде погас свет, затих телевизор. В доме напротив творилось то же самое. — Я починю! — Донхэ вскочил на ноги и начал поднимать фанеры с пола. — Принеси молоток. Хёкджэ вернулся с молотком, и на этот раз они заделали окно вместе. Но ветер продолжал громко стучать по фанере, словно просясь внутрь. Пол гостиной был усыпан осколками стекла, с журнального столика и полок на стене все снесло на середину комнаты. — Ты в порядке? — спросил Донхэ, и Хёкджэ кивнул. Зато у Донхэ на плече сильно кровоточил длинный порез. — Нужно найти свечи. — И антисептик. Хёкджэ чувствовал себя глупо, придирчиво расставляя ароматические свечи Донхэ в спальне, словно они готовились к романтическому вечеру. А романтичного в бушующей за окном стихии и ледяной квартире было мало. — Не знал, что ты фанат ароматических свечей. — А что? Это глупо? Хёкджэ пожал плечами: — Это похоже на тебя. Донхэ улыбнулся и забрался на кровать к Хёкджэ. Они оба были полностью одеты и пытались согреться в своих свитерах. На плече Донхэ под рукавом выступала линия толстого слоя бинта. — Болит? — Немного, — Донхэ поморщился, коснувшись плеча. — Но это ни в какое сравнение не идёт с тем случаем, когда ты сломал плечо, пытаясь забраться ко мне в спальню через окно. Хёкджэ скривился и замахал руками: — Только не вспоминай об этом. Мне до сих пор больно, — он демонстративно помял плечо. Случай произошел всего за пару месяцев по гибели его родителей. Он тогда здорово с ними повздорил, и был заперт в своей спальне. Это его, конечно, не остановило. — Похоже, что мы действительно поторопились, да? — неуверенно начал Донхэ. — Влюбленные в других людей, мы сыграли свадьбу двух незнакомцев. — Мы просто не готовы, Донхэ. Многие пары не выдерживают совместной жизни, потому что ожидают от неё совсем другое. — Иногда фантазии об идеальном браке разбиваются о разбросанные носки. Они нервно рассмеялись, на их лицах, слабо освещаемых свечами, играли жуткие тени. Вдруг Донхэ потянулся вперед и осторожно поцеловал Хёкджэ в губы, пробегая пальцами по его бледнокожей шее. — Мы сегодня расстались… Что ты делаешь? — тихо спросил Хёкджэ, останавливая его руку. — Не знаю, — честно ответил Донхэ, обхватывая его за плечи и опуская на кровать. — Даже если мы незнакомцы, всё можно исправить. Хёкджэ слабо кивнул, чувствуя, как тяжелеют его веки, словно его тело только и ждало момента, когда голова коснётся подушки. Он смутно слышал, как Донхэ что-то говорил, но не разобрал ни слова. . . Хёкджэ проснулся через несколько часов, не понимая, какое было время суток. В комнате по-прежнему было темно, свечи на прикроватных тумбочках потухли. Донхэ обнимал его за талию. Не считая первой ночи, они ни разу так не спали вместе. — Эй, — Хёкджэ склонился над ухом Донхэ. — Вставай. Донхэ зашевелился, но глаза не открыл. Как лунатик, он встал и направился в ванную, но вышел оттуда уже через полминуты, протирая глаза. — Воды нет. — И света тоже, — кивнул Хёкджэ. На газовой плите они приготовили на завтрак спагетти, потому что запас макарон в шкафу Донхэ оказался самым впечатляющим. На столе горели свечи. Донхэ настроил свой плеер на радиоволну и подключил его к колонкам. На каждой волне говорили только об ущербе, нанесенном Сэнди, и ураган пока не думал затихать. Манхэттен, Бронкс и Бруклин почти полностью остались без света, воды, в некоторых районах невозможно было выйти из дома без резиновой лодки. — Ты так жадно ешь, — заметил Донхэ, и Хёкджэ замер с вилкой у рта. — Правда? Привычка, — он пожал плечами и продолжил есть. — Это мило. — Спасибо, — с набитым ртом пробормотал Хёкджэ, удивляясь сомнительному комплименту. Ел он, действительно, всегда быстро и до последней крошки, ибо в приюте иначе было нельзя. — Как думаешь, надолго мы тут застряли? — Ещё на пару дней. — Хёкджэ уже доел свои макароны, пока Донхэ продолжал о чем-то думать и лениво есть. — Мы же вместе видели, что творится на нашей улице. Как и ещё несколько соседей, утром они вышли из квартиры, чтобы посмотреть на улицу через окно на этаже. 116-я улица походила на небольшую речку, посреди дороги лежало большое дерево, упавшее сразу на несколько машин. По стону соседа-китайца можно было догадаться, что одна из них принадлежала ему. — Этого хватит, чтобы узнать друг друга по-настоящему? Хёкджэ отодвинул пустую тарелку в сторону и посмотрел Донхэ в глаза. Возможно, стоило ещё раз попытаться? Они не сделали друг другу ничего плохого, просто позволили своим ожиданиями и пустым мечтам провести себя за нос. — Куда ты иногда исчезаешь по вечерам? — Хёкджэ решил начать первым. — А, это… — Донхэ замялся. Хёкджэ поджал губы, уже не надеясь на ответ. — Здесь недалеко есть паб, и мне там разрешают выступать по несколько раз в неделю. Я пою… с гитарой. Я не профессионал, но людям нравится. — Ты шутишь. Донхэ помотал головой. — Я думал, ты встречаешься с Биллом… Почему так сложно было сказать мне, чем ты занимаешься? — Я стесняюсь, ладно? — уши Донхэ сильно покраснели, он начал стучать вилкой по тарелке. — И тебе никогда не нравилось, как я пою. — Но ты жутко фальшивил! — воскликнул Хёкджэ и рассмеялся. Донхэ с самого детства любил петь, но получалось скверно, даже его лучший друг не всегда был в силах выстоять до конца песни. — Мои уши сворачивались в трубочку от твоих серенад. — Вот и я о том же, — уязвлено ответил Донхэ. — Но, к твоему сведению, Хёкджэ, после ломки голоса я начал брать уроки вокала. На меня после выступлений теперь девушки вешаются. — А ты, смотрю, гордишься, — сощурился Хёкджэ. Донхэ кивнул и выпятил грудь. — И сколько у тебя было девушек? — Одна. — А парней? — Тоже один. — И каким он был? — Хёкджэ просто не мог не задать этот вопрос, он буквально сам слетел с языка. — Он был похож на тебя, — тихо ответил Донхэ. — На того, каким я тебя представлял. Хёкджэ сцепил пальцы в замок и попытался улыбнуться, словно неосторожные слова Донхэ его не задели. Лучше бы он остановился на первом вопросе или попросил Донхэ спеть. — Но знаешь, Хёкджэ, — Донхэ попытался взять его за руку, но Хёкджэ невольно её отдернул, — у нас ничего не получилось. И я думаю, идеал, который я себе нарисовал, не выдержал испытания в реальной жизни. — Он был всем, что ты хотел, так? — Да, но этого оказалось недостаточно. Только ты, только ты тот, кто был нужен мне все Это время. Хёкджэ встал из-за стола первым. Он неуверенно помялся, и спросил: — Хочешь, перевяжу тебе плечо? Новости по радио не радовали весь день. За окном, закрытым фанерой, бушевала стихия, и иногда становилось не по себе от мысли, что она могла ворваться в квартиру. Отсутствие света делало обстановку ещё мрачнее. После ужина Донхэ помыл посуду запасенной водой и вытер пол на кухне, под его стулом, как обычно, было много крошек. Вымотавшись только из-за этого, он понял, почему Хёкджэ так на него злился. Зато ни одного носка за пределами бельевой корзины не обнаружилось. О чем Донхэ громко заявил, появившись в спальне, где Хёкджэ при слабом мерцании свечек пытался что-то прочитать. — Что у тебя там? — Я нашёл это в тумбочке, — не поднимая взгляда, ответил Хёкджэ. — У этой песни красивый текст, она твоя? Донхэ подошёл ближе и сел на кровать рядом с ним, матрац под ними слегка продавился. Хёкджэ держал в руках черновики песен, которые Донхэ хранил в прикроватной тумбочке, потому что вдохновение часто посещало его ночью или рано утром. — Моя. — Можешь спеть? — едва слышно попросил Хёкджэ, но Донхэ его услышал и кивнул. Он наклонился вперед и начал тихо петь на неровный, давно придуманный мотив свою старую песню. Он всё ещё помнил слова, хотя написал её несколько лет назад, но так и не решился выбросить наработки. Никому прежде, из тех, кто видел текст, песня не нравилась. — Я рад, что мы оказались в этой ловушке, и получили второй шанс. — Этих слов не было в песне, — улыбнулся Хёкджэ, слегка отстраняясь от горячего дыхания Донхэ рядом с его ухом. — Но мне она нравится. Я бы мог её сыграть… У нас в приюте стояло старое пианино, оно постоянно расстраивалось, но я старался учиться каждый день, но потом наша учительница музыки уволилась. А я только-только начал учиться у неё игре на гитаре. В приютах почти не платят, понимаешь? — Я могу продолжить учить тебя, — предложил Донхэ и ткнул себя в грудь. — Перед тобой выпускник музыкальной школы. — Да ладно? — Хёкджэ заморгал, не поверив своим ушам. Родители Донхэ очень долго пытались запихнуть сына в музыкальную школу, но тот никак не мог усидеть на месте, и ему не нравился ни один инструмент. — Музыка помогала мне, после случившегося с тобой, — Донхэ говорил медленно и водил пальцем по простыне. Тогда ему было настолько тяжело, что даже сейчас было неприятно вспоминать. — В общем, я увлекся музыкой так сильно, что без труда окончил ту жуткую музыкальную школу, мимо которой мы часто ходили на футбольное поле. В кладовке Донхэ оказался запылившаяся жёлтая гитара в тканевом чехле. Ее на какой-то распродаже купил для сына отец. Не предел мечтаний, но Хёкджэ с энтузиазмом отнёсся к идее. Всё равно им некуда было пойти, и нечем было заняться. Донхэ воодушевился, потому что они наконец-то нашли первую точку соприкосновения. Какое-то время они потратили на её настройку. Гитара долго отказывалась звучать подобающе. Они провели в холодной гостиной целый день, пытаясь придумать незамысловатую мелодию на песню Донхэ. Но вместо того, чтобы продвинуться в этом направлении, они играли друг другу любимые композиции. — А спой эту! — с улыбкой просил Хёкджэ и начинал играть какую-нибудь старую мелодию, словно застрявший в начале века человек. И, наверное, кому-то другому его вкус показался бы странным и устаревшим, но не Донхэ. Оказалось, что всё это время они любили одни и те же песни. — Мне нравится твой голос, — признался Хёкджэ. Невольно он подумал, что хотел бы засыпать под голос Донхэ бесконечное число ночей. Если бы только у них всё получилось. Хёкджэ играл неплохо, но очень неровно — сказывалось отсутствие практики. Поэтому Донхэ предложил сыграть вместе с ним. Хёкджэ ничего не сказал, но когда его супруг попытался положить свою ладонь поверх его, отстранился. — Ты всё ещё злишься на меня? — устало и бесцветным голосом спросил Донхэ. Он уже не знал, что можно было сделать в их ситуации. — А ты? — Хёкджэ отложил гитару в сторону и развернулся к Донхэ. — Ты каждый раз напрягался, когда приходил домой, и я чувствовал, что ты с радостью уходишь. Что сделал не так? Я старался, как только мог. — Мне жаль, честно. Я был идиотом, — Донхэ заерзал на месте. — Ты всегда выглядел таким несчастным, и я не мог находиться рядом. — Ты идиот, — согласился Хёкджэ. — У нас всё хорошо? — с надеждой в голосе спросил Донхэ, пытаясь в полумраке разглядеть его выражение лица. — Я не знаю. Хёкджэ встал и направился в спальню. Донхэ оставалось только тенью последовать за ним. . . Утром по радио сообщили, что электричество и воду в некоторых районах восстановят к вечеру. Ураган Сэнди всё ещё продолжал наносить городу миллиардный ущерб, вырывая деревья с корнем и затапливая улицы, но специалисты ожидали скорейшего улучшения ситуации. — Скорейшее улучшение, — передразнил Хёкджэ и широко зевнул. Он проснулся час назад, но так и не смог выбраться из постели, ощущая себя полностью разбитым. Совсем не вовремя подскочила температура. Донхэ напичкал его какими-то таблетками, и после них голова заболела только сильнее. Вместо того чтобы второй день проводить на кухне в холодной комнате, они решили греться под одеялами в спальне, где от окна почти не дуло. Донхэ принёс консервированные фрукты в тарелке, вилки, поставил радио на тумбочку. Периодически они проверяли новости по нему или в интернете в телефоне Донхэ. — Генри с утра похвастался, что у них в районе всё уже восстановили. — Как мило с его стороны, — хмыкнул Хёкджэ, ворочаясь в постели от безделья. — Никогда не подозревал о нашей зависимости от электричества. Сегодня разрядятся плеер с телефоном, и мы вообще будем отрезаны от цивилизации. — Тебе уже лучше? — Немного. — Хёкджэ потрогал свой лоб и благодарно улыбнулся. Весь день Донхэ крутился вокруг него и менял ему прохладный компресс. — Просто с ума схожу, когда нечем заняться. В приюте всегда была работа. А зимой, когда снаружи почти нечем было заняться, я лепил посуду из глины на своем чердаке… — Я не знал, что ты умеешь, — восхищенно протянул Донхэ. — Дома как раз не хватает посуды. — Хёкджэ сердито ткнул его кулаком в здоровое плечо. — Ты ещё многого обо мне не знаешь. — И мне это нравится. — Донхэ поставил тарелку на тумбочку и скользнул под одеяло. Хёкджэ вопросительно смотрел на него. — Узнавать кого-то заново, может, тяжело, но приятно. — Думаешь, во второй раз у нас всё получится? Донхэ быстро закивал головой. Он так старался исправить ситуацию, что Хёкджэ стало стыдно за самого себя и свою реакцию несколькими днями раньше. Возможно, они действительно просто поторопились со свадьбой, и кольца на их пальцах словно связывали их по рукам и ногам, задавливая обязательствами, к которым девятнадцатилетние мальчишки не были готовы. — Я готов влюбиться в тебя, кем бы ты ни был, Хёкджэ, — Донхэ поцеловал его губы, осторожно, как тогда, в первый раз, и забрался под его одеяло, чтобы быть ближе. Хёкджэ, к облегчению Донхэ, не отодвинулся, а наоборот — обнял и начал целовать его нос, влажные губы, шею. Они переплели пальцы, и Донхэ ещё ни в одну ночь не чувствовал себя настолько близко к Хёкджэ, даже когда был полностью погружен в него. — Я всё ещё думаю, что было бы лучше, если бы Сэнди никогда не стихал, тогда мы дольше сможем оставаться вдвоем, — пробормотал Донхэ. В этот момент ему было наплевать на сильный ветер, гонявший по улицам ветки и ломавший деревья, стучавший им в окна, плевать на затопленный город, словно их это не касалось. Он хотел, чтобы Хёкджэ думал так же. — Ли Донхэ, — вдруг зашептал Хёкджэ, поднимая взгляд от его медленно вздымавшейся груди. — Д-да? — пробормотал Донхэ. Он был против того, чтобы Хёкджэ останавливался, но и портить момент, когда всё только стало налаживаться, было глупо. — Ли Донхэ, — Хёкджэ вздохнул и коснулся его кольца на пальце, — ты разведешься со мной? — Это так неожиданно, — начал кривляться Донхэ, но получив тычок в живот, сделал глубокий вдох и кивнул. — Да, я разведусь с тобой, Ли Хёкджэ. Если ты обещаешь выйти за меня снова, когда мы оба будем готовы. — Обещаю, — Хёкджэ приподнялся на руках над ним и протянул оттопыренный мизинчик, Донхэ, смеясь, обхватил его своим.