Дикий запад, ночь и два дракона

      Старая деревянная хижина на краю захудалого городишки скрипела, казалось, от каждого дуновения ветра. Снаружи, в ночи, шумело жухлой листвой скрюченное деревце, отбрасывающее колышущиеся тени на пол, кровать и лицо лежащего человека. Духота стояла невыносимая. У человека всё болело от долгого переезда и зудело от липкого пота, покрывавшего всё тело. Капли влаги выступали на коже, катились по телу, раздражая и нервируя, но ему просто не хотелось менять положение и чувстовать, как одежда прилипает к нему, горячая и влажная.       Иногда он просто ненавидел это обличье.       Сон не шёл. Цикады истово стрекотали где-то в кустарниках. Чуткий слух улавливал возню тушканов под окном, вопли пьяниц, вывалившихся из салунов на соседней улице. Всё это, вкупе с духотой, нервировало Джесси. Он чувствовал себя насекомым, увязшим в смоле. Весь дом, казалось, спал… но Гранд знал, чуял, что это не так.       Не торопясь, кряхтя от боли в мышцах, мужчина сел на кровати, спустил ноги на пол, ощутив ступнями неровности половых досок; лениво, бесконечно медленно подтянул на плечо сползшую ткань свободной рубахи, тяжело поднялся — кровать противно скрипнула. Джесси взглянул в окно — свет звёзд и бледноликой луны с переменным успехом пронзал ползущие по небу чёрные тучи, а кроме них на всю округу источником света служил только одинокий фонарь возле салуна.       Мужчина направился к выходу, зачем-то задержавшись у зеркала — крупный силуэт едва ли помещался в нём, отражая человека только до кромки волос. В темноте он себя хорошо видел: измождённого, загорелого, с пересушенной ветрами кожей и прибавившимися за последние несколько месяцев рубцами. Всё было как и всегда, и долго смотреть не стал.       Половицы скрипели под тяжестью тела, так что нечего было и думать о том, чтоб подкрасться незаметно. Джесси эту цель не преследовал — скрытность никогда не была его коньком, — но скрип неприятно резал по ушам, раздражая его только сильнее. Дверь в то, что с натяжкой можно было назвать спальней, была приоткрыта — оттуда тяжело пахло жжёным табаком и присутствием человека.       Гранд остановился у двери, глядя в спину мужчине, облокотившемуся на подоконник. Тот знал, что его одиночество больше таковым не является, но не спешил это комментировать. Джесси казалось, он устал настолько, что даже рот открыть не мог. Но и телепатию он не использовал. Возвращаться в свою комнату не хотелось, потому Гранд всё-таки вошёл внутрь, остановившись у порога.       Филипп устал не меньше их всех вместе взятых, но, несмотря на это, всё-таки не спал. Рядом с ним валялась почти пустая пачка из-под сигарет, он сам едва шевелился, только время от времени поднося руку с зажжённой сигаретой к губам и обратно, выпуская сизый дым через ноздри.       — А, мой мальчик, — лениво, скрипящим, как и всё в этой грёбаной хижине, голосом, наконец пробормотал он, даже не повернувшись.       — Чей же ещё, — хмыкнул Джесси, подходя ближе, бросая взгляд на не разостланную постель, возле которой стоял не разобранный сундук с вещами Филиппа.       — Да, мой. «Малыш», ха-ха, — мужчина наконец повернул голову, насмешливо сощурив глаза и осклабившись.       Джесси пожал плечами, привычно кивнул, якобы оценив эту примитивную шутку, — он был выше Брайда на голову, если не больше, — и встал рядом, повернувшись к окну спиной. Вдалеке, за высоченными скалами каньона, заворчал первый гром, пугая окрестных койотов.       Филипп молча пододвинул пачку с сигаретами в сторону Гранда — тот принял предложение, вытянув одну и мимоходом взглянув на плечо друга — за наглухо застёгнутой узкой рубашкой невозможно было ничего рассмотреть. Джесси подумал, что в такой облегающей одежде находиться здесь просто невозможно, но франтоватый Брайд не мог отказать себе в удовольствии выглядеть безупречно, даже сейчас. Однако, его вовсе не это волновало — под рубашкой плечо и грудь туго перетягивали бинты, скрывая свежие следы нескольких пулевых ранений. За всей этой суматохой он вполне мог забыть позаботиться о них, судя по тому, что даже не сменил дорожный костюм. Джерри это не нравилось. Но его никто не спрашивал. Да и не яйцам учить ящерицу. Мужчина поднёс к губам сигарету обратной стороной, сосредоточенно и коротко дыхнул — кончик моментально воспламенился, вспыхнув оранжевым светом. Тогда Гранд взял сигарету в зубы и приземлился на подоконник. Раскат грома за скалами повторился.       — Думаю, сегодня ночью, наконец, хлынет ливень, — сделав последнюю затяжку, предположил Филипп, выбрасывая окурок в распахнутое окно — тот падающей звездой сверкнул в ночной темноте и затух где-то в кустах.       — Надеюсь, — хрипло проворчал Джесси, хмуря брови и поводя плечами, — эта духота невыносима. Всё словно… застыло в этом спёртом воздухе. Да и мы — тоже.       — Прости?       Гранд взглянул на Филиппа — его глаза заблестели, чёрные в ночной темноте, и что в себе таил этот блеск, мужчина не мог знать наверняка. Он был знаком с Брайдом очень давно, но иногда, казалось, вовсе не знал его: то мужчина был весел и смешлив, и ни одна проблема, ни одна неприятность не могла сломить его, то был задумчив и безучастен ко всему вокруг; иногда он, казалось, пребывал в полнейшем отчаянии, хоть не признался бы в этом даже под страхом смерти, а иногда приходил в такую ярость, что его едва ли можно было усмирить. Вот и сейчас он смотрел на него застывшим взглядом, густые брови чуть приподнялись, тонкие губы сложились в лёгкую улыбку, и кто его знает, что она скрывала. Филипп был измотан, ранен. Джесси не боялся огня, но с этим пламенем не хотел играть.       — Хочу выбраться из этих прерий, каньонов… поближе к полям и лесам. — Спокойно начал пояснять он. — Мы шастаем здесь уже больше двух месяцев. Я здесь как… в огромной душной клетке.       Последняя фраза заставила Брайда, наконец, моргнуть, его пристальный взгляд смягчился, улыбка стала не такой напряжённой. Филипп потянулся рукой к другу, положил ладонь на плечо.       — А… настоящее дитя вечнозелёной Ирландии. Да, мой дорогой, да… Кому как не мне знать, что такое клетка. Я понимаю. Мы все, в каком-то смысле, в клетке. Не можем расправить крылья, жить по-настоящему свободно, вернуться к естественной форме. Что делать, это время, эпоха, налагают свои запреты на нас. Но это ненадолго. Я и сам хочу повидать зелень лесов, и даже горные снега. Скоро мы туда отправимся, мой мальчик. Но дай мне немного времени. Поправиться.       — И только? — Со смешком спросил Джесси.       Филипп сразу понял, что он имеет ввиду. Мадлен вновь покинула его около месяца назад после очередной ссоры. Брайд был вне себя ещё неделю и бросался на каждого, кто смел ляпнуть неосторожное слово, но, в конце концов, успокоился. Как обычно. Женщина же не торопилась возвращаться — как всегда. Всякий знал, что они вновь сойдутся спустя какое-то время, и вот Филипп уже начинал по ней тосковать, что и подтвердилось, когда он хищно прищурился, вытаскивая последнюю в пачке сигарету, и чуть задрал подбородок.       — Не только. Но тебя, — он ткнул сигаретой в сторону Гранда, — это не касается, юноша. Не суй свой хвост в чужое дело.       Джесси ухмыльнулся, примирительно поднял ладони, но не смог сдержать разочарованного вздоха — если было понятно, что раны Филиппа скоро затянутся, то время возвращения Мадлен предугадать было невозможно. А без неё, по всему видать, Брайд уезжать не собирался.       — Не страдай. Обещаю, скоро мы окажемся среди лесов и долов. Я слышал, там есть золотоносные реки, — голос Филиппа стал ниже, словно бы таинственнее, глаза на короткий миг сверкнули тёмным золотом, а зрачки сузились в щёлочки, — вода сама несёт золото с гор, представь себе, мой мальчик. Ну, а если мы заскучаем в глуши, всегда можно найти какой-нибудь банк…       — Быстро же ты заговорил о банках! Мало в тебя свинца спустили?       — Да брось, это мелочь. Досадная случайность, не повторится больше. Зато, скажи, давно ли ты видел столько золота?       — Давненько не видал, — с лёгкой тоской в голосе, мечтательно протянул Джесси, — однако ж мы с собой не больно много прихватили.       — Как я сказал, досадная случайность.       Брайд медленно, явно любуясь самим собой, выдохнул дым через ноздри, прикрыв глаза, снисходительно посмотрел вдаль, откуда ползли тёмные тучи, затмевающие лунный и звёздный свет. Он слегка оживился в присутствии Гранда, словно забыл об усталости, недосыпе и ранении, и теперь явно рисовался, словно плохое самочувствие, каким оно было на самом деле, это так, мелочь, которую он не считает нужным удостоить своим вниманием. Джесси смотрел на него, немного сверху вниз, но сам не чувствовал себя даже равным ему. Филипп наслаждался этим обличьем, брал от него всё, что то могло дать ему. Он никогда не смущался себя настоящего, но иногда, казалось, годы сделали его больше человеком, чем драконом: он наслаждался чтением книг и рисованием, флиртовал с дамами, философствовал с господами; как бы невзначай, но всегда одевался элегантно, как подобает джентльмену и франту. Ему льстило внимание, которое он не должен был привлекать, он упивался им, хоть всякий раз отнекивался, когда его в этом уличали. Стройный, высокий, красивый по человеческим меркам, хоть не слишком молодой на вид, но бесконечно обаятельный, он не имел ни единого шанса затеряться в толпе. Не всегда это играло ему на руку. Сейчас он чах здесь, как и все они — раненый, не имеющий возможности выбраться из этой лачуги, чтобы размять свои крылья или хотя бы прогуляться, лишённый интеллигентного общества, которое столь высоко ценил, и даже общества любимой женщины, которая единственная могла понять его настолько хорошо и полно. Он по-прежнему гордо выкатывал грудь, смотрел важно и, если требовалось, тяжело и строго, но всё чаще Джесси заставал его вот таким — курящим в одиночестве бессонными ночами, не в силах найти хоть какого-то покоя, с поникшими плечами и опущенной головой. Сейчас Гранд уйдёт, и этот красивый бодрый образ снова исчезнет. Он снова останется один, раздавленный тяжёлыми мыслями и темнотой.       Джесси не хотел уходить. Сон окончательно оставил его, хоть он и устал не меньше прочих. Ему просто хотелось остаться здесь, рядом со своим беспутным отцом, чтоб не оставлять его одного, и чтоб самому не оставаться в одиночестве. Рядом с ним он не чувствовал себя запертым в четырёх тесных стенах, рядом с ним, даже таким измотанным, Гранду было спокойнее.       Порыв ветра ворвался в распахнутое настежь окно, резко ударил им в лица. Джесси задохнулся на миг, и тут же жадно задышал — влажным, прохладным воздухом, напоенным запахом прерий. Широкая грудь мужчины стала вздыматься чаще, зрачки расширились, рот раскрылся, обнажая белозубую улыбку. Филиппу ветер тоже был безмерно приятен, но глядя на своего подопечного, он только усмехнулся и снисходительно покачал головой: Гранд был чудовищно огромным драконом и большим, высоким, широкоплечим мужчиной, но всё-таки не более чем ребёнком в его глазах.       Порыв стих, ветер стал задувать сильнее, но не столь резко. Вслед за ним зашумели травы в степи, кустарники и деревце под окнами, затявкали койоты. На сухую, растрескавшуюся землю упало несколько капель воды, затем ещё, и ещё. Дождь щедро хлынул из чёрных туч, ветер доносил брызги воды до двоих мужчин. Джесси, с наслаждением втягивая в себя запах свежести, дождался, пока Брайд докурит сигарету, присядет на подоконник и заберётся на него, вытянув длинные ноги в начищенных до блеска узких сапогах, с которых даже не снял шпоры.       — Я останусь здесь? — Негромко спросил мужчина, глядя на друга.       Тёмные змеиные глаза устремились на Гранда, Филипп неторопливо кивнул, улыбнулся — по-настоящему, без бравады и рисовки.       Гром гремел, молнии сверкали, освещая тёмные земли прерий. Недолгая буря вскоре уляжется, оставив после себя тишину, спокойствие и свежесть, цветущие в поздней ночи.