Скачок

Пролог

      Едва слышный шорох пробудил его. Прекрасный звук — стаккато шуршащих листьев, пойманных в игру раннего утреннего ветерка.       То был звук свободы.       Слушая звук, лёжа под влиянием обманчивого зова сна, он заметил, как его тон изменился. То, что поначалу было всего лишь шорохом ветра, теперь сопровождалось редким звуком певчих птиц и, где-то в отдалении, детским смехом.       На мгновение он подумал, что ему почудилось. И впрямь, звук был настолько тих, что он был готов поверить, что это обман слуха. Однако звук повторился вновь, уже громче.       Осторожно и неторопливо он поднялся с тонкого матраса. Его суставы запротестовали, ноя от боли после долгого лежания в таком неудобном месте. Он уже давно принял, что стареет, но было нетрудно признать свой стыд от такой слабости.       Со смертью он ещё мог смириться. Слабость была более сильным ударом для его эго.       Дамблдор сел на краю кровати, а его ноги, несмотря на их длину, едва касались пола. Глаза старика глянули на зарешёченное окно, а сам он улыбнулся тёплому свету, пробивавшемуся сквозь него и падавшему на пол его камеры.       Приподняв свой длинный сломанный нос, Дамблдор удовлетворённо вдохнул воздух ветерка, сквозившего сквозь решётку, неся с собой лёгкий аромат жимолости. Наконец-то настало лето, подумал он. Это принесло ему радость, так как уже давно пора было тому наступить.       Наконец он встал, надев на усталые ноги пару потрёпанных тапочек, чтобы избежать ходьбы по холодному полу. Не спеша он подошёл к окну и выглянул с интересом наружу.       За окном находился Парк Йоханна, растянувшийся до берегов реки Плайсе. Луга были полны рощиц, полнившихся людьми, что наслаждались воскресным солнцем.       С минуту Дамблдор просто стоял, наслаждаясь солнцем, падавшим на лицо, приподняв покрытый щетиной подбородок, и ловя лучи, светившие через решётку.       Сегодня был прекрасный день, чтобы умереть.       Дамблдор постоял пару минут, не двигаясь, пока это ему не наскучило. Он развернулся и прошёлся по комнате, теперь подойдя к низко висящему умывальнику с зеркалом.       Он с сожалением посмотрел, как делал каждое утро, на щетину, покрывавшую его лицо. Незначительное волнение для него, ведь он уже давно принял смерть как неизбежный конец для его заключения. Чего стоила какая-то гордость?       Его голубые глаза совсем не потеряли свой блеск. Они всё ещё сверкали и светились в утреннем свете солнца с тем же напором, как когда-то в его ранние годы. То же самое нельзя было сказать про его лицо.       Двадцать пять лет в заключении не прошли для него бесследно. Его выражение лица, когда-то молодое и немного красивое, теперь было бледным и осунувшимся. Глаза глубоко ввалились и были окружены тёмными кругами. На коже были видны следы пренебрежения, из-за которого на ней появились глубокие морщины, что не должны были бы появиться в противном случае.       Звук шагов, поднимающихся по лестнице в сторону его камеры на вершине башни Новой ратуши, взбудоражили его. Через мгновение их заменил собой стук ключей в дверном замке.       Сейчас должен зайти его тюремщик с чашечкой чая. Эту давно установившуюся практику Дамблдор презирал. Постоянное повторение и распорядок он ненавидел в любом их проявлении. Как раз то, что было наиболее неприятным для него, сидящего в заключении.       Дверь распахнулась, но на пороге стоял, против его ожиданий, не тюремщик.       — Привет, Альбус.       — А, Геллерт, присаживайся, — ответил Дамблдор, словно приветствуя заблудшего ученика.       Мужчина, теперь называвший себя Императором, остался стоять на месте, так что Дамблдор сел на край кровати и внимательно того рассмотрел.       Время было более благосклонно к Гриндевальду, нежели к Дамблдору. Всё же тот не был в заключении двадцать пять лет. Немного золотых волос ещё пробивались посреди серого цвета, а его лицо до сих пор сохраняло свою прежнюю красоту. Однако бьющая отовсюду живость отсутствовала.       Геллерт Гриндевальд необычайно повзрослел.       Дамблдор отвёл глаза от старого друга и стал глядеть в окно. Он сглотнул и стал напевать еле слышную мелодию.       — Что я могу для тебя сделать, старый друг? — наконец спросил тот.       — Дай мне оправдание, — ответил чуть добродушно Гриндевальд.       Дамблдор повернул голову и посмотрел на него мгновение, прежде чем улыбнуться.       — Геллерт, мне никогда не понять, как работает твой разум, — сказал он.       Гриндевальд начал говорить, но Дамблдор прервал его, даже теперь доказывая, что он, заключённый, был авторитетней того.       — Я не буду тебя оправдывать, — едко ответил он. — Так как твои действия непростительны.       Гриндевальд глубоко покраснел, выдавая своё раздражение.       — Даже перед лицом смерти ты всё так же горд, Альбус, — рявкнул он. — Разве ты не можешь забыть о своих принципах даже на мгновение?       — Нет, — упорно ответил Дамблдор.       — Даже чтобы спасти свою жизнь?       Дамблдор удивлённо посмотрел на того, затем весело рассмеялся.       — Я не страшусь смерти, — недоверчиво сказал он. — Наоборот, осмелюсь сказать, что мне она даже по нраву.       Гриндевальд долго смотрел на своего старого друга, пока гнев в его глазах не обратился в глубокую печаль. Дамблдор лишь смотрел на того совершенно невозмутимым взглядом.       — Тогда хотя бы прости меня, — сказал Гриндевальд.       — Ты же знаешь, что я так и сделаю.       Гриндевальд повернулся, чтобы уйти, но Дамблдор позвал его.       — Геллерт.       Тот повернулся, надежда блеснула в его глазах, но она рассеялась, стоило тому увидеть твёрдое выражение лица Дамблдора.       — Ты умрёшь, — тихо сказал он. — Я это предвидел.       Всё существо Гриндевальда изменилось в тот же миг, он стал выше и выпрямился, сжал челюсть, и глаза его угрожающе сверкнули.       — О? — произнёс он, с гневом в голосе.       — Да, — ответил Дамблдор тем же не угрожающим тоном. — И ради твоего же блага, я надеюсь, что тебя убьют во сне, а не унизят так, как ты унизил меня.       Геллерт Гриндевальд поглядел на него, а затем рассмеялся.       — Ты не пророк, — усмехнулся он.       — Мне и не надо им быть, — ответил Дамблдор. — Ты сам создашь своего худшего врага. Ты и сам знаешь, что среди людей, которых ты угнетаешь, один восстанет и примет бой. Это лишь дело времени.       Гриндевальд тяжело принял эти слова, почти явно покачнувшись от них. Затем он нахмурил лицо снова и усмехнулся Дамблдору.       — И я убью их всех. Каждого, одного за другим, — ответил он.       Дамблдор снова засмеялся, но в этот раз это был холодный, полный жалости смех.       — Мне стоило знать, какой же ты дурак, Геллерт, — хихикнул он. — Тогда бы я не проиграл в нашей дуэли.       Гриндевальд вытащил свою палочку, и направил её на Дамблдора, тяжело дыша от гнева.       Всё его тело тряслось от несдерживаемой ярости. На мгновение Дамблдору показалось, что тот убьёт его на месте, но через некоторое время тот опустил палочку и убрал её обратно. Его щёки занялись слабым румянцем из-за смущения от такого явного подстрекания.       — Встретимся через час, Альбус, — сказал он и отвернулся, на миг остановившись на пороге. — Я пришлю людей тебя забрать.       Сказав это, он ушёл, захлопнув и заперев за собой дверь. Дамблдор посмотрел на дверь, немного надеясь, что тот вернётся. Затем, вздохнув, он лёг на кровать и посмотрел на каменный потолок.       Сейчас в Хогвартсе, в первые дни лета, дети будут сидеть возле озера. Будут бросать зачарованные камни или гоняться за снитчем над водой, низко летя, касаясь ногами поверхности воды.       После войны Дамблдор собирался вернуться в Хогвартс, посвятить свою жизнь обучению будущего мира, направлять их, чтобы предотвратить то, кем он стал сам. Через менее, чем три года он бы получил должность директора и привёл в действие давно задуманные планы обучения в жизнь.       — Даже самые продуманные планы склонны разваливаться, — пробормотал он вслух.       Мгновение спустя он снова услышал лязг ключей. Дамблдор встал, немного надеясь, что Гриндевальд вернётся. Когда дверь открылась, внутрь зашёл не Гриндевальд, а его тюремщик, неся с собой большую кружку чая.       Дамблдор улыбнулся.       — Как твоё здоровье сегодня, Альфард? — добродушно спросил он.       — Намного лучше твоего, — дерзко ответил тот, подмигнув Дамблдору. — Я принёс тебе парочку дополнительных печенек.       — Присоединишься ко мне?       — Как и всегда, — усмехнулся Альфард, подавая Дамблдору кружку и садясь рядом с ним на кровать. — А как твои делишки?       — Так, понемногу, — ответил Дамблдор, с удовольствием потягивая чай. — Хотя стоит заметить, что Геллерт планирует убить меня сегодня.       — Это да, я слышал, — сказал Альфард, растеряв всю свою весёлость после этих слов. — Но всегда это к тому и бежало, верно, м?       — Не так долго я и продержался, как мне бы того хотелось, — сказал Дамблдор с улыбкой на лице.       Повисла тишина, пока Дамблдор не начал разговор снова.       — Извиняюсь, где мои манеры. Как твоя семья поживает? — спросил он.       Альфард засмеялся, словно Дамблдор спросил что-то смешное.       — Вальпурга всё ещё та же толстая и жалкая баба, — радостно отметил он. — Сигнус всё-таки женился на Друэлле Розье. О, и Сириус в сентябре поступает в Хогвартс.       — Тот самый, кто поджёг Ориона? — радостно спросил Дамблдор.       — Верно, — ответил Альфард. — Весёлый он озорник, мальчишка этот.       Альфард посидел с Дамблдором некоторое время, болтая ни о чём. Тот же внимательно слушал, думая о странном мужичонке.       Со стороны того ни разу не было заметно ни злости, ни даже недоброжелательности. В первый день заключения, он принёс Дамблдору чашку чая и поговорил с ним ни о чём, и это продолжалось и поныне. После долгих лет они сколотили прочную дружбу, где Альфард приносил ему новости внешнего мира в обмен на благодарного слушателя.       До своего заключения, Дамблдор знал Альфарда Блэка только по слухам, зная, что молодой человек учился в Дурмстранге. Но то, что он знал о нём, говорило о том, что того не стоило недооценивать, ведь на километры вокруг было не сыскать более жёсткого и умелого в обращении с палочкой человека.       Если, конечно, истории о Томе Риддле не были правдивы.       Вскоре к ним присоединились ещё двое волшебников, каждого из которых Дамблдор хорошо знал, проведя много времени в заключении. Те были одеты в официальные мантии и выглядели угрюмо. Он добро улыбнулся им, пока мужчины вели его вниз по спиральной лестнице.       Каждый шаг приводил ближе к его судьбе, и небольшое чувство опаски прокралось в душу Дамблдора. Маленький, но заметный страх. Однако на лице его была улыбка, которая дотянулась до кончиков его рта, и он начал посмеиваться.       Альфард посмотрел на него, словно тот был сумасшедший. Дамблдор весело покачал головой.       — Мне боязно, — признался он. — Похоже, что моя жизнь всё же не была напрасной.       Они остановились внизу лестницы, где царила почти непроглядная тьма. Дамблдор едва видел большие дубовые двери, отделявшие его от эшафота. Глубоко вдохнув, он повернулся к Альфарду в последний раз и положил на его плечо руку.       — Прощай, воистину я не надеялся, что найду такого прекрасного друга.       Его тюремщик осклабился, но Дамблдор видел в его глазах сдерживаемые слёзы.       — Как насчёт такого, который не отправит тебя на висельницу.       — Каждому суждено умереть, Альфард, для этого нет исключений, — ответил Дамблдор и развернулся, радость в его глазах. — Всё–таки я не так и хорошо обращался со своими друзьями.       С этими словами Дамблдор распахнул двери и вышел под лучи яркого солнца.