Любовь

      Вальяжно раскинувшись на диване, Дазай рассматривал тонкие литые узоры бокала в дрожащем огне свечей. Полупрозрачное вино медленно переливалось в сосуде вслед за движениями руки. Поднеся узкое горлышко к губам, Дазай взглянул на юношу, что сидел на другой стороне комнаты.       Рядом с Накахарой сидело несколько девушек, мило беседовавших с ним на тему, явно веселую, судя по их улыбкам и частому смеху, звоном разливавшемуся по залу.       Ухмыльнувшись, Дазай отпил вино и отвернулся.       В дальнем конце зала, у роскошной сцены началось движение. Музыканты занимали свои места, ожидая дирижера. Вот, наконец, и он. Войдя в зал медленной, важной походкой, высокий мужчина в темно-синем кафтане, черных брюках и белоснежной рубашке поднялся на сцену и, встав спиной к слушателям, грациозно взмахнул руками. Через мгновенье заиграла музыка. Вальс разнесся красивой мелодией по огромному танцевальному залу, звеня и рассыпаясь в душах пар дам и кавалеров, выходивших одна за другой в его центр, чтоб закружиться по золотистым плитам в романтическом танце.       Осаму поднялся, пересек зал и, оказавшись возле компании Накахары, чуть склонившись, протянул руку самой красивой девушке.       - Можно пригласить вас на танец?       Легкая улыбка появилась на этом милом лице.       - Конечно.       Девушка положила свою ручку в белой перчатке в руку Осаму и поднялась. Лишь на миг подняв глаза на Накахару, Осаму повел девицу в середину зала.       Чуя, окруженный компанией юных прелестниц, казалось, совсем позабыл об их существовании. Проводя взглядом удаляющуюся фигуру, он постарался вернуться к разговору, но мысли его, к сожалению, оставались возле ушедшего Дазая.       - Когда-нибудь я тоже влюблюсь, - произнесла одна из девушек, - и я очень-очень надеюсь, что это чувство не принесет мне несчастий.       - Ты о чем? - Чуя повернулся к ней.       Поправив светлые волосы, девушка перевела взгляд куда-то в сторону.       - Не у всех счастливые судьбы. И очень часто именно из-за любви.       - Ты имеешь виду тех, кому не ответили взаимностью, Хигути?       - Нет, не совсем. - Она чуть заметно покраснела, - Только мы иногда влюбляемся в тех, в кого нельзя. И тогда обоим это приносит несчастье.       - В этом ты права... - В голосе Накахары едва заметно дрогнул оттенок грусти.       - А вы? - Спросила другая, - Чуя, вы любите кого-нибудь?       Он улыбнулся.       - Возможно.       - Значит "да", - радостно воскликнула Хигути.       - В кого? - Акико подперла рукой щеку, - Расскажите.       - Ну, - смущенно протянул юноша, - это долгая, скучная и вполне банальная история, - Он бодро выпрямился и поднялся, - Как-нибудь в другой раз.       Глядя вслед уходящему парню, Акико покачала головой:       - И когда до него, наконец, дойдет, что скрывать он ничего никогда не может?       Хигути удивленно уставилась на подругу.       - Вы знаете, кто его избранница?       Девушка лишь звонко рассмеялась.       Вальс уже заканчивался, и Дазай, поклонившись Агате Кристи, направился прочь. Юная герцогиня тоже удалилась, решив уединиться где-нибудь подальше от шума и музыки.       Она распахнула окованные серебром двери и вышла на балкон. Прохлада ночи окутала девушку шлейфом свежести, запахом роз, обвивавших плетеные решетки балкона, и... тонкий, едва уловимый запах еще какого-то цветка.       Ступив на мраморный пол, Агата словно скрылась от того мира и тех людей, что остались там, далеко-далеко в бальном зале. Она опустилась на украшенную тончайшим узором в виде ликорисов скамью и, облокотившись на перила, любовалась поднимающейся луной.       Неожиданно сзади послышалась музыка. Играла виолончель. Тихая мелодия словно окутала все пространство, проникая в самые заветные уголки сердца. Струны, из которых смычок в умелых руках опытного музыканта извлекал столь прекрасные звуки, словно бы стали струнами души и сердца юной герцогини, захватив ее ум и чувства, заполнив до самой глубины.       Она не поворачивалась, продолжая слушать, не сводя мечтательного взгляда с ночного светила, что едва поднялось над деревьями сада. Ей и не хотелось обернуться. Достаточно было лишь слышать игру, чтобы понять - музыка и любовь - явления иногда тесно взаимосвязанные. Говорят, что музыка идет из души, если это так, то, влюбившись в музыку, можно влюбиться и в душу, породившую на свет эти чудесные звуки.       Но вот мелодия закончилась, и Агата обернулась.       В нескольких метрах от нее, скрытый под свисающими ветвями роз, сидел юноша, склонившись над инструментом.       - Мисс Кристи, - тихо произнес он, - простите, если потревожил вас.       Она словно застыла в мире своих чувств. Но оцепенение соскользнуло, словно тончайшая вуаль, и девушка взяла себя в руки. Тихим, нежным голосом она ответила:       - Нет, вы совсем мне не помешали. Мне понравилась ваша музыка.       - Благодарю, но должен признаться - она не моя. Автор этого чудесного произведения мой учитель. Он сейчас на сцене, он дирижер.       - Так вы из тех музыкантов, которых пригласили к нам на бал? - Восхищенно воскликнула Агата, - Говорят, что вы одни из лучших в мире!       - Возможно.       Отложив инструмент в сторону, юноша поднялся и вышел из тени розовых ветвей.       Сердце Агаты забилось, ожидая вот-вот увидеть этого человека, к которому, кажется, возникло и крепнет какое-то нежное чувство. Юноша - высокий, но очень худой, вышел на свет луны, и Агата лишь разочаровано вздохнула. На лице, обрамленном длинными черными волосами, оказалась маска, серебряное обрамление которой блестело холодными искрами в полутьме.       Подойдя ближе, он поцеловал ее руку и сел рядом. От него пахло камелией. Такой едва ощутимый, но приятный аромат...       - Могу я узнать, как ваше имя? - Спросила Агата, не вынимая тонкой ручки из изящной руки музыканта.       - Пусть это пока останется секретом, мисс Кристи.       - Но вы же знаете, как зовут меня. Почему вы сами желаете остаться неизвестным?       Он пожал плечами, наконец, отпуская ее руку.       - К чему вам маска? - Не унималась девушка, - Я хочу увидеть ваше лицо.       Она потянулась к нему, желая снять ненужный элемент костюма, но он мягко остановил ее, прижав узкую ладошку к щеке.       - Мое лицо вам не знакомо. Может, пусть оно пока так и остается?       Она легко высвободила руку.       - Как угодно. Так вы приехали из Франции. Из Парижа?       - Да. Мы выступали там какое-то время.       - А где вы жили до этого?       - Далеко от сюда.       Она чуть заметно надула губки.       - А откуда вы меня знаете?       Из зала послышались возбужденные и заинтересованные чем-то голоса гостей. На балкон, нарушая их тихое одиночество, вбежал один из музыкантов, что играл на флейте во время танца.       - Идем! Скорее! - Крикнул он юноше и вбежал обратно.       - Прости, милая леди, - он снова коснулся губами тонких пальчиков, - мне пора идти.       - Но... Ты вернешься?       - Разумеется.       Подавшись вперед, он запечатлел на губах юной красавицы мимолетный поцелуй и быстрым шагом вышел в зал, оставив покрасневшую от смущения девицу одну.       Едва он вошел в освещенный зал, толпа встретила его аплодисментами, и он, спокойно взойдя на сцену, принял поданный ему инструмент и, опустившись на стул, приготовился играть.       Но, словно выжидая чего-то, он томил толпу еще несколько секунд. И, наконец, в зале появилась Агата.       Сейчас же, словно по приказу, заиграли две скрипки, начиная вступление. Через несколько секунд послышалась флейта. И едва взгляд виолончелиста встретился с влюбленным взглядом Агаты Кристи, он вступил в композицию плавной, чувствительной мелодией, словно и контрастирующей, и одновременно ведущей остальные инструменты.       Прижав руки к груди, девушка затаила дыхание, прислушиваясь к игре, в которой и скрипки, и флейта оставались словно аккомпанементом, а виолончель - единственным голосом, сутью всей мелодии, доносящей до сердец ту теплоту, тот восхищенный трепет, от которого дыхание замирало в легких, а в груди тысячами огней разливалась нежность.       Играя, юноша не поднимал головы, но вот уже звучат завершающие ноты прекрасной мелодии, собравшиеся в зале, томимые в ожидании последнего звука, готовые взорваться сотней аплодисментов, едва он стихнет, устремили взгляды на юношу в центре сцены. Из-под маски не было видно лица, но тонкие, плотно сомкнутые губы, наклон головы, вся поза говорила о внутреннем спокойном средоточии и чувстве, которое он вкладывал в свою музыку.       Вот и конец, последний легкий взмах смычка, последние дрожание струн, упруго отскакивающее от стен в повисшей тишине, вот и последний звук, медленно затихший и исчезнувший, прекративший свое существование, завершив собою закончившуюся композицию.       Юноша поднял лицо, до сих пор опущенное, к слушателям. За маской Агата различала ярко-фиолетовые глаза, чей взгляд устремлен был лишь на нее. Сердце в груди снова забилось, задрожали руки. Любовь ли это? Девушка была уверена, что да. А если же она и ошибалась, то знала наверняка - тогда любви, не такой, другой, ей и не надо.       Отложив инструмент в сторону, юноша поднялся, спустился со сцены и, минуя рукоплещущих дам и кавалеров, опустился перед Агатой на колени. Взяв ее тонкую ручку в свою, он торжественно произнес:       - Я, герцог Фёдор Достоевский, прошу вашей руки и вашего сердца, мисс Агата Кристи. Я люблю вас! Так каков ваш ответ?       Дамы и девицы, едва сдерживая вздохи умиления, восхищенно смотрели на эту сцену, в глубине души желая оказаться на месте юной герцогини.       Уняв дрожь и переполняющие сердце эмоции, девушка, наконец, вернула дар речи.       - Я, - ее голос снова едва не дрогнул, - согласна. Я стану вашей женой.       Легким движением он снял маску и поднялся, являя невесте тонкие черты своего красивого лица. И улыбался, глядя во влюбленные глаза юной герцогини, что смотрели так восхищенно и, вместе с тем, чуть удивленно.       Закончилось несколько танцев, и влюбленные, наконец, смогли укрыться ото всех на балконе.       Глядя на них, Чуя невольно усмехнулся, вот только в этой улыбке грусти и тоски читалось больше, чем радости в глазах юной невесты, которую жених утягивает в поцелуй.       - Чуя, - послышался сзади знакомый голос, - подглядывать нехорошо.       Чужие руки легли на плечи юноши и развернули к себе. Взгляд Накахары - столь злобный, горящий пламенем внутренних противоречивых чувств, встретился с привычно холодными, пустыми глазами Дазая. Тот чуть наклонился вперед.       - Пошли, оставим их вдвоем.       И, не говоря больше ни слова, развернулся и зашагал в глубь коридора. Он прекрасно знал, что Чуя последует за ним. И не ошибся. Отойдя достаточно далеко, чтобы никто не смог их услышать, Осаму остановился.       - Мы одни, - произнес он, словно самому себе.       - Ты чего-то хотел? - Голос Накахары чуть заметно дрогнул, - Говори уже.       Осаму вздохнул.       - Милый, - он скрестил руки на груди, оперевшись плечом о стенку, - ты так боишься остаться наедине со мной?       От этих слов сердце юноши забилось быстрее.       - С чего ты взял?       - Боишься.       Осаму сделал шаг вперед, и Накахара машинально отстранился.       - Или тебе неприятно мое общество? Мои, - он мягко взял узкую ладошку в свою, -       прикосновения?       - Что ты делаешь? - Накахара сделал движение, чтобы выдернуть руку, но Осаму потянул на себя, увлекая в объятия.       Обхватив лицо парня руками, Дазай заставил взглянуть себе в глаза, провел ладонями по щекам вверх, растрепав волосы, и, вернувшись, сомкнул пальцы у губ.       - Чуя, милый, ты действительно не понимаешь, НАСКОЛЬКО это заметно?       Обуреваемый чувствами, Чуя застыл, боясь сказать хоть что-то. В карих глазах, всегда холодный и пустых, сейчас светилось такое же чувство, что и в голубых глазах Накахары. Робко положив руку на щеку Осаму, Чуя все-таки собрался с силами, чтобы произнести хоть что-то, а не стоять в оцепенении.       - И как давно ты знаешь? - Голос снова дрогнул, будто внутри что-то ломалось.       - Ох, милый... Изначально!       - Что? - Юноша едва не закричал, - Но как?       Улыбнувшись, Дазай опустился на колено.       - Ты хочешь быть со мной? - Он прижал его руки к лицу и коснулся их губами, - Ответь мне сейчас? Прошу.       - Я... Я не зна... Да! - Накахара, сдаваясь чувству, обхватил шею парня руками, - Да, черт возьми! Хочу!       - Почему? - Осаму улыбнулся своей нагло-довольной улыбкой. - Потому что я люб... - выдохнув это на одном дыхании, юноша все-таки запнулся, - я люблю тебя, - закончил он тише.       Улыбнувшись шире, Дазай притянул парня к себе и, оставив меж губами всего несколько миллиметров, выдохнул:       - Тогда поцелуй меня. Сам. Вспыхнув, Накахара подался вперед и, притягивая юношу к себе, поцеловал с той страстью,       что присуща любящим после долгой разлуки. Но Осаму быстро перенял инициативу, поднялся и, прижав парня к стене своим телом, сам начал целовать желанные губы.       Наконец отстранившись, Осаму скользнул руками по талии и прижал парня к себе. Не отрывая взгляда от голубых глаз любимого, наслаждаясь тем, что тот смущался от этого лишь сильнее, Дазай наклонился к самому лицу и прошептал:       - Пойдем.       Не рискнув задавать глупых вопросов, Накахара лишь кивнул и пошел рядом. Осаму шагал быстрой, уверенной походкой, зная, куда ведет юношу, хотя одинаковые коридоры, похожие залы и тьма, окружающая замок, не запоминались, мгновенно улетучиваясь из память Чуи, бывавшего в доме графа Огая не так уж часто, и не бывавшего в этой части дома вообще ни разу.       Наконец Дазай остановился перед тяжелой дверью, обитой железными прутьями и тонкими позолоченными узорами в виде виноградной лозы. Приложив палец к губам, Осаму толкнул дверь, открывая их взору маленький сад.       - Красиво, - прошептал юноша, оглядевшись.       Здесь действительно очень красиво. Гроздья темного красного винограда свисали с самого потолка, покрытого паутинкой решетки. Миниатюрный фонтанчик, приютившийся в углу создавал приятный фон, разрушая тишину ночи. Возле небольшой крытой беседки раскинулись клумбы. Подойдя ближе, Чуя разглядел цветы. Разных оттенков розы даже в темноте выделялись своей яркостью, позволяя различать все их прекрасные цвета.       - Смотри, - Осаму отодвинул серебряную перегородку, сделанную столь искусным мастером, что она казалась верхушкой из всех прекраснейших людских творений: тончайшие витые прутья сплетались в чудную конструкцию, резные листья, явно от розы, были покрыты тонким слоем золота и блестели на лунном свете, скользящим из раскрытого огромного окна в платиновой раме, переливаясь радугой от алмазной крошки, подмешанной в позолоту.       Чуя наклонился. За перегородкой, окруженная огромными листьями какого-то экзотического растения, цвела роза. Огромный роскошный, почти идеальный цветок раскинул свои лепестки на несколько сантиметров; крупный, изящный стебель, покрытый свисающими ярко-зелеными листами, олицетворял собой живое воплощение красоты и здоровья растения. Пусть и при ночном свете луны, но цвет розы угадывался без труда: сапфир! Не синяя, ни голубая, ни темная, именно ярко-сапфирового оттенка, того оттенка, которым сверкают эти камни на груди у юной красавицы или в перстне опытного маршала.       - Вау! Такое чудо...       В ответ на восклицание любимого, Осаму протянул руку с зеркалом, поднятым с маленького столика, и показал юноше его отражение. Красивое лицо, светящееся в этот момент радостью и воодушевлением, проявилось из тьмы рядом с розой и, словно бы, затмило ее прелесть.       Притянув юношу к себе, Дазай коснулся губами шеи, не торопясь распустил волосы, удерживаемые лентой, коснулся рыжих прядей, вплетая пальцы, массируя кожу. Чуе нравились эти нежные прикосновения, нравилось присутствие Осаму столь близко, нравилась эти открытость, ясность и признание.       - Чуя... - Дазай серьезно взглянул в голубые глаза юноши, - Чуя, я люблю тебя.       Вроде и ожидая этих слов, но Накахара вновь почувствовал, как сердце срывается с места. Он потянулся за поцелуем, не замечая, как Осаму медленно подталкивает их в сторону беседки, оплетенной дождем из алых камелий. Он понял намерения Дазая, лишь когда оказался опрокинут на мягкое сиденье, такое широкое, что они оба с легкостью помещались на нем. Уместившись между раздвинутых ног, Осаму навалился на него, словно придавливая к мягким подушкам, целуя в губы, снимая одежду и позволяя снимать свою.       Впереди оставались вся ночь и вся жизнь. Оба знали, что никто не сможет помешать им быть вместе, оба были счастливы в этот момент близости, не сомневаясь в чувствах друг друга.