Forever Love

1. На земле есть вселенская карма, некая справедливость, баланс, который удерживает этот старый и больной мир в равновесии, в целости и сохранности. Фатум, судьба, что угодно, вознаграждение за заслуги и кара за проступки. Некая тонкая нить, расплетенная Ариадной через весь Млечный Путь, эта нить ведет своей стезей всех — слепо верящих, с сердцами, наполненными верой до краев, неверующих вовсе, потемневших и совершенно светлых. Это неважно. Именно поэтому Кунсайт должен был встретить Венеру в ту минуту, когда родился в этом мире в энный раз, когда впервые осознал, кто он такой, что сделал и чего сделать не смог. В последний раз Венера разрубила гордиев узел, расправила крылья и наконец-то взлетела. Приняла смерть, которую он так беззастенчиво и жестоко ей подарил. Кунсайт знает, что вина теперь навсегда с ним, сильнее и горше, чем в Серебряном Тысячелетии, но это и смешно, потому что ему не за что себя винить. Только так можно было наконец-то сломить Серенити, прекратить ее правление. Не над миром; пожалуйста, пусть спасает всех силой своей любви. Но им двоим, остальным, наверное, тоже, это больше не нужно. Кунсайт должен был бы снова встретить Венеру. Но круг разорван. Он не встретит её более никогда. В семнадцать это было бы печально, конец света, правда же. Но ему тридцать восемь. Впервые он понимает, кто он такой, как и всегда, слишком поздно. Он пьет терпкий кофе, обжигает язык, чертыхается и внезапно произносит пару слов на языке, которого не знает. Пугается сам себя, пытается осознать, что же произошло. Сидит, сгорбившись, минуты текут бурной чередой, он их теряет, как и своих пациентов. Вот прямо здесь и сейчас, за соседней стенкой реанимации. У него нет времени думать, он вытирает потные ладони о край формы, снова отправляется за стенку, за страшную черту, где умирают люди. Он вырывает их из лап смерти, тянет прямо за волосы, на живую, вытягивает на белый свет, оставляет здесь жить. Если бы его спросили, он бы сказал, что это гораздо труднее, чем умирать. Вечером, после хорошей сигареты под козырьком больницы, закрываясь от вихря снежинок и холодного ветра, пялясь на зажигающиеся огни города и рождественские гирлянды, Кунсайт понимает, что слова были на венерианском. Вот так просто и совершенно обыденно он вспоминает, как его зовут на самом деле. Сердце меча, первый генерал мертвого королевства. Крутит в замерзших пальцах бейджик. В этом мире Джон Райт неправильное имя. Как и в прошлом, как и во все предыдущие разы, потому что он сам неправильный. Минория научила его венерианскому, и так странно знать, что не с кем ему больше поговорить на мертвом языке. Не осталось в этом мире ни одной женщины с Венеры. Да и мужчин с Марса тоже не осталось. Семнадцатилетний Кунсайт плакал бы, наверное, но тридцативосьмилетний спокоен. Он очень благодарен Венере, ее жертве, понимает, что была она не напрасна. Венера, не будучи человеком, не до конца понимая это, позволила ему жить по-человечески. И это дар, помимо ее любви, самый ценный и трепетный. Его Кунсайт будет хранить вечно. Раз уж не смог сохранить дарительницу. Вина захлестывает с головой, все эти неудачные попытки пойти тем же кругом, поднять её из могилы, эгоистичные и жалкие, конечно. Сколько их было? Тринадцать со смерти Венеры. Кунсайт докуривает сигарету до фильтра, обжигает губы. Он решает, что на этот раз пытаться не будет. Потому что это слишком легко. Его кара, наказание за все долгие прожитые жизни, все смерти, полученные и причиненные, - это жить обычной жизнью настоящего человека. Спасать тех, кого можно. Оплакивать тех, кого придется. Болеть и стариться, обжигать пальцы и чувствовать сладость кофе. Его кара — это жизнь без магии, без волшебной исцеляющей силы Серебряного Кристалла. Его наказание — жить, жить без нее. 2. Жить со знаниями о прошлом действительно тяжело. Как справлялась Венера, Кунсайт не знает. Он перебирает эти нитки жемчуга — самое ценное, что у него есть — нанизывает их на свое беспросветное бытие. И это клиническая депрессия, конечно, потому что он врач, он знает. Но сделать ничего не может и не хочет. Против жизни таблеток нет. И потому Джон Райт ведет себя так же, как и обычно. Он ходит на работу, неизменно пьет шесть чашек эспрессо за день, вытаскивает все новых постояльцев городской больницы с того света. Он курит сигареты с ментолом, оставляя везде пепел и мерзкий запах гари. Его ругают пациенты за излишнюю жесткость, отсутствие эмпатии, его хвалят коллеги за верные руки и быструю реакцию. Балансируя на грани жизни и смерти, он заново учится ходить с тяжелым грузом за спиной, заново учится жить. Кунсайт не может понять только одного, как именно Серенити заставила его разлюбить Венеру. Не так. Не полюбить изначально. Трудно принимать тезис о том, что любовь не всесильна. Столетиями сама Серенити мотивировала любые действия великой любовью. А теперь будто ничего и не осталось. Вот так. В этот раз Кунсайт не уверен, что именно у него осталось к Венере. Это не любовь в чистом виде, такая детская, страстная, это и не теплый терпкий коктейль из нежности и ожидания, который он помнит с прошлых перерождений. Это просто тепло. Оно есть в районе сердца, растет и тлеет, наполняя эту жизнь смыслом. Пусть даже никогда Кунсайту больше не увидеть Венеру. С этим теплом даже можно иногда радоваться мелочам. Можно противостоять горьким воспоминаниям, выбирая хорошие. Все же их больше. Воспоминания, плохие или хорошие, кара это или вознаграждения, нужны ему. Если бы их не было, Кунсайт никогда бы не смог прожить настоящую человеческую жизнь. Воспоминания — это часть огромного завершенного круга, нити его личности. Они должны быть с ним. И конечно же, от них будет нестерпимо больно. А как по-другому? Кунсайт не думает, что встретит кого-то из прошлых жизней в этой. Именно так бы хотела Минория, когда творила свою магию. Им не нужны эти лишние встречи, эти болезненные прикосновения одной реальности к другой. И наверное, Кунсайт не пожелал бы своим такой участи — помнить все и понимать последствия разорванного круга. В ту секунду, когда он думает об этом, сосредоточенно тянет никотин в легкие, служба спасения завозит в реанимацию харкающего кровью мужчину на носилках. У него пробито легкое скорее всего. Кунсайт наблюдает за тем, как текут секунды, вытекают из тела смуглого кучерявого мужчины на носилках. Окурок падает на землю, Кунсайт срывается с места, бежит, оскальзываясь на прозрачном до зеркального блеска полу. И это тоже карма, что они снова встретились. Когда-то давно он позволил ему умереть. Не в этот раз. Кунсайт заставляет Нефрита дышать. Вбивает, ломая ребра, дыхание ему в грудную клетку, вытягивает оттуда, откуда не возвращаются. Он не волшебник, он делает только то, что может сделать человек, чуть-чуть больше. Сшивает края плоти, сводит вместе, штопает рваные раны, вынимает пули — клацают безжизненно по поддону. Но Нефрит будет жить. Он отмывает руки от крови, чистит под ногтями, пытается отделаться от очень и очень нехорошего чувства. Отчего-то он знает, что встреча с Нефритом — это не совпадение. Это начало конца или, быть может, нового круга. А может ли быть такое, что для оставшихся, не вышедших из этой жестокой игры, уготован новый круг, новый крестный ход сквозь строй мечей? Кунсайт приваливается разгоряченным лбом к кафельной стене, стоит вот так, обливается горячим, липким потом. Думает. Великая любовь Эндимиона и Серенити создала монстра. Имя ему — память, имя ему — долг, имя ему — честь бесчестных. Ладно, слишком много слов и пафоса. Кунсайт не трус, но он боится идти к Нефриту. Делает шаг, еще один. Движение, говорят, - это жизнь. Динамика, не статика. И Кунсайт, словно крыса по круглому кольцу в клетке, снова движется к намеченной цели. Только достигнуть ее никогда не сможет. Раньше он думал, что его цель — это Венера. Сейчас понимает, что настоящая цель — это свобода, покой сердца. Эти два чувства он связывал с Венерой. Но и без нее ищет только их. Подумать только, раньше бы и не подумал предать своего принца. В этом перерождении сделал бы все, чтобы не встретить. В белом коридоре снуют люди, у них у всех человеческие потребности и страхи — они хотят жить и быть счастливыми, они хотят не страшиться ничего, не болеть, залечить все раны. Кунсайт знает, что это невозможно. Тело человека ужасно хрупкое, соткано из бесчисленного количества атомов, удерживаемых вместе только настоящей верой. У него же везде вселенские черные дыры, ветер гуляет, потому так трудно держаться, идти, делая шаг за шагом, так трудно думать, что Нефрит такой же, как и он сам. Одинокий, несчастный, вырванный из счастливого неведения кем бы то ни было. Серенити или фатумом. Это не очень важно им сейчас. В своих мыслях Кунсайт не замечает женщину. Только в последний момент акцентирует внимание на ее коротких, топорщащихся волосах, на хрупкой изящной фигуре. Он сталкивается с ней быстро и резко, как метеориты в безвоздушном пространстве. Она ойкает и падает на пол. Кунсайт зол на себя, на свою глупость и мечтательность. Тут же присаживается на корточки рядом, извиняется сбивчиво, подает ей ладонь, чтобы помочь подняться. Доктор Софи Захрини, он знает ее, сдувает со лба непослушную челку, протягивает ему руку. Он берет эту крошечную мягкую ладонь в свою. Поднимает ее на ноги, смотрит в эти синие совершенные глаза. Не успевает ничего сказать. - Привет, Кун, - тихо, ошарашенно произносит Амелия Меркурианская. И глаза ее искрятся звездами, этими слезами узнавания, радости, горя, всего на свете. Кунсайт обнимает Амелию, он видел её глаза столько раз, но вот именно сейчас не понимает, как же жил без них все это время. 3. Они сидят друг напротив друга в больничном кафетерии и ничего не говорят. Кунсайт попросту не знает, как начать этот разговор. Что можно здесь сказать? Он ведь убил Венеру. Меркурий и Венера когда-то были близки. Как и все сенши. Он убил не только их командира, их подругу, первую среди равных. Он убил надежду. Потому что, если подумать, не Серенити была их надеждой, как это заведено, Венера была. Теперь ее нет. - Сколько лет мы не виделись? - спрашивает наконец, Амелия. - Не знаю, - улыбается сухо и не по-настоящему Кунсайт. - Видел тебя три жизни назад. - Какой я была? - спрашивает Ами. В её взгляде много такого, чего Кунсайт не понимает. Женщины, конечно же, загадка. Но в этот раз дело в том, кто она такая, сколько они не виделись и что пережили в этот отрезок времени. - У тебя были светлые волосы, вот все, что я помню, - говорит нехотя. В тот раз все думали, что Ами — Сейлор Венера. Довольно долго. На секунду даже он сам обманулся. В тот раз у них была короткая интрижка. Раза три переспали, пока Кунсайт наконец-то не понял, что она не Венера. Как ни старайся. - Ах это, - беззаботно соглашается Амелия, смеется. Ничего смешного в происходящем нет, но Кунсайт тоже позволяет себе скупой смешок. - Ты был неплох, мне понравилось, - Ами говорит те слова, которые Кунсайт меньше всего ожидает. Просто позволяет себе эту колкость взрослой женщины, которую никогда не позволила бы принцесса Амелия. - Ты хочешь повторить? - в шутку спрашивает Кунсайт. Ами смеется. На этот раз живо и долго. Это не издевка, это лед между ними треснул. И вот тогда он берет ее ладонь в свою, сжимает, подносит к губам и целует каждый палец в отдельности. Со стороны может показаться, что у врачей здесь свидание. На самом деле Кунсайт просто не знает, как сказать ей, что рад, ужасно счастлив видеть её, что это самое главное сейчас. Дело не в воспоминаниях общих, не в том, что когда-то они знали друг друга, хоть это, конечно, и важно. Дело в том, что она сидит напротив и просто смеется. - Ты еще кого-то видел на этот раз? - спрашивает Ами, отсмеявшись. Её глаза горят ярко и красиво. Целые галактики спрятаны между радужкой и зрачком. Жаль, что Зойсайт этого никогда больше не увидит. - Нефрит лежит в реанимации, - тяжело говорит Кунсайт. - Три выстрела в грудь. Вытащил, хоть и тянуть пришлось долго. Не уверен, что узнал меня. Не уверен, что вообще это Нефрит. - Почему же ты не с ним? - удивленно и сердито переспрашивает Ами. Сейчас в ней все больше и больше проявляется от Амелии Меркурианской. У Кунсайта от такого замирает сердце в груди. - Потому что я трус, - легко соглашается он. Ему нечего скрывать от Амелии. Они могли бы быть братом и сестрой, если бы время можно было повернуть вспять, а его части скроить по-другому. - Кунсайт, не неси бред, - улыбается Ами. Это так несвойственно ей, эта реплика могла и должна была принадлежать Венере. Кунсайт хочет что-то ответить, но понимает, что Ами во всем права. Он трус и дурак. Ему так тяжело дается обычная человеческая жизнь, что, пожалуй, он боится внести в нее еще больше трудностей, еще больше воспоминаний. Они встают со своих мест, идут в сторону реанимации. Ведь даже если это новый круг, замкнутая геометрическая линия, из которой им всем не выбраться, лучше пройти его вместе, у них ведь ничего хорошего не осталось, чтобы разбрасываться такими вещами, как дружба, да и память тоже. В послеоперационной палате ужасающая тишина. Постель Нефрита смята, на простынях остались следы крови. А на прикроватном столике лежит красная пышная роза. 4. Принц, конечно же, имеет право на своих верноподданных. Может распоряжаться их жизнью и смертью. Но это слишком. Один брат Кунсайта навсегда в могиле, второй — с Эндимионом. Остался только третий. Но о Джедайте Кунсайту ничего не известно. Он лежит в постели и не может уснуть. Это черное проклятие вновь сосет его сердце изнутри. Он должен что-то сделать, что-то предпринять. И не знает, что именно. В этом мире он человек, у него нет сил бороться, как надо. Вся его магия выветрилась, осталась в прошлых жизнях. Но будучи человеком, он все же не может жить по-человечески. Как же так вышло? - Не спится? - спрашивает Ами, приподнимаясь на одном локте. Её белая грудь с острыми розовыми сосками выделяется в темноте ярким пятном, будто освещена луной. - Все думаю о Нефрите. Что Эндимиону от него нужно, если круг небесных королей разорван? Золотой Кристалл не возродить, это невозможно. Ами садится в постели, простынь на себя не натягивает, совершенно беззастенчиво смотрит на Кунсайта, проводит маленькой ладонью по его лицу. Это приятное прикосновение, и Кунсайт рад, что они повторили опыт из прошлой жизни. - Не знаю, - задумчиво говорит она. - Да если бы и знала, что бы я могла? У меня, как и у тебя, нет сил. Венера разорвала круг, спасибо ей за это огромное, но умерев, она лишила сил всех нас. Дай бог, чтобы то же самое случилось и с Серенити. Но я боюсь, что у нашей светлоликой правительницы припасены козыри в рукаве, и не просто так Эндимион забрал Нефрита. - Что такого в Нефрите? Почему именно он понадобился Сейлор Мун и её принцу? - спрашивает Ами в пустоту. Это риторический вопрос, никто из них ответа на него не знает. - Он прорицатель, - задумчиво говорит Кунсайт. - И это не магия, это талант, который принадлежал ему всегда, сквозь все перерождения. Ами вскакивает с постели в чем мать родила. Она начинает ходить взад и вперед. Практически бежать по этому замкнутому кругу. - Аааа, Серенити, лиса пронырливая, - усмехается Ами, останавливается, заползает по кровати прямо к Кунсайту, седлает его пояс, оказывается на его коленях, очень близко. - Они хотят знать, что же будет дальше, понимаешь, Первый Лорд? - шепчет Ами заговорщически. Она настолько непохожа на себя прошлую, настолько напоминает Венеру, что сердце Кунсайта болезненно дергается в груди. Кунсайт кладет руки ей на талию. Фиксирует в своих руках, смотрит долго и пронзительно. Кажется, будто радужка у Ами золотится. Но это лишь мираж, отблеск от праздничной гирлянды, закрепленной в изголовье кровати. - Они не знают, что произвел разрыв круга, - усмехается он гортанно. - И сил, чтобы узнать, у них нет. Венера не только порвала этот чертов круг, еще она забрала у всех энергию. Ни Серебряного, ни Золотого кристаллов их величествам больше не видать. Ами обнимает Кунсайта, целует в мочку уха. Может быть, им действительно суждено было встретиться в этом мире. Не для себя. Для других. - Нам нужна Рей тогда, - говорит Ами. И Кунсайт улыбается. Им нужен другой прорицатель. Поиски Рей занимают долго. Почти месяц впустую. Ами не сомневается, что Рей все еще при храме. Её вера была крепка, только вера, пожалуй, и держала огонь ее души в узде. Кунсайт теряет надежду. Порой он даже и не знает, на что в этом старом страшном мире можно надеяться. Порой он вообще не понимает, зачем ищет Рей, остальных, что он хочет узнать? Как им всем быть дальше? Куда идти? Что делать? Прорицатели смогли бы углядеть отблески, но им всем они были бы бесполезны. Без магии никто из них не победит. Ами практически живет в квартире Кунсайта. Это получается случайно и совершенно естественно. Наверное, со стороны, если бы их увидели друзья и знакомые из прошлых жизней, это бы смотрелось дико. Ведь все так привыкли, что она принадлежит Зойсайту, а он — Венере. И все-таки совершенно неведомыми дорогами они вдвоем и вместе. Засыпают в одной постели. Смотрят старые фильмы-ситкомы, она курит, и он тоже курит. Раньше Кунсайт не подумал бы, что у меркурианской столько общего с ним. Но, кажется, раньше Кунсайт не знал Амелию по-настоящему. Она ужасно упертая. Если уж поставила цель, будет следовать, найдет путь, чтобы подобраться. Подкрадется тихонько, незаметно, залезет так глубоко, как только сможет. И, пожалуй, в ней нет той бесшабашной беззаботности Минако, которую он любил. Но Ами ему ужасно нравится, этого не отнять. Если бы их миры не сошлись причудливым неправильным способом, он был бы менее живым, менее человеком, чем сейчас. Ами делает его мир лучше. И Кунсайт не знает, что будет, когда они все-таки найдут Рей, что она напророчит им. Её зовут Джоланда в этом мире. Она носит на черных длинных волосах цветастую косынку, в ушах тяжелые золотые серьги, губы красит алым, а ногти черным. И это так гротескно, так ужасающе смешно и неправильно, что Ами не может поверить. В этом мире Рей — гадалка. Растеряла всю свою веру, стала той, которых всегда ненавидела. Шарлатанкой, уличной девкой с колодой карт за поясом. Позолоти ручку, мил человек. И еще большей шуткой является то, что она действительно может видеть будущее, не предсказать, додумывая детали, а увидеть, словно отражение в чистой воде. Джоланда принимает посетителей в старом доме. Ветхом, шатком, на самом последнем этаже, словно ворона в одиноком гнезде. Кунсайт и Ами карабкаются по скрипучим ступеням, она оступается, а он поддерживает. На встречу с судьбой идут именно так, никак иначе. И потом, у них назначено, назад дороги нет. Джоланда открывает дверь, широким жестом приглашает их внутрь. Она улыбается своим пошлым развратным ртом, скалится практически, но оба замечают, что она ничего не помнит. Она выжжена этой жизнью, не предыдущими. Ами хватается за руку Кунсайта своими короткими, подстриженными под корень ногтями. У врачей только так и заведено. И Кунсайт понимает этот жест. Вот сейчас, секунду спустя, минутой позже, мгновенье в будущее, они пробудят Рейану Марсианскую ото сна. И это очень тяжелый выбор, как стоит ли спасать смертельно больного человека. Рей живет здесь и сейчас, нужны ли ей эти воспоминания, навязанные, совершенно потаенные. Станет ли ей лучше от них, проще? - Если хотите знать, что Вас ждет в будущем, не разочарую, - смеется Джоланда гортанно, совсем как и Рей прежде, - Вы будете жить долго и счастливо, потому что, хоть так и не скажешь с первого взгляда, но вы созданы друг для друга. Кунсайт и Ами рефлекторно, испуганно расцепляют руки. Не смотрят друг на друга. Их словно застали за чем-то неприличным, неправильным, а потом ещё и высмеяли. Ничего не говорят, молчат целое длинное мгновенье. - Ах, не в этом же дело, - знающе соглашается Джоланда, - ладно, тогда что? - Нам надо знать, что будет дальше не у нас, - мягко говорит Ами. - Мы хотим знать, что будет с Серенити и Эндимионом. - Причудливые имена, - медленно говорит Джоланда, в голосе зарождаются нотки страха, смешанного с гневом. Рей не была трусихой, предпочитала отвечать страху яростью. - Но по именам я не могу ничего сказать, - заканчивает она. - Шар не покажет. - А ты напиши на бумажке их имена и сожги, - ехидно предлагает Кунсайт. Отчего-то он знает, как оно на самом деле происходит у гадалки Джоланды. Также, как и у мико Рей. Она молчит. Не пораженно, совершенно обыденно. Просто стоит посреди комнаты в своих цветастых тряпках, с яркой помадой на губах и ненужной мишурой-кольцами и браслетами на пальцах и запястьях. А потом она подносит длинную спичку к поленьям в камине, и вспыхивает огонь. Она бросает в пламя длинные ленты бумаги, испещренные символами. Те вспыхивают, рождают мириады огненных брызг. Сначала ничего не происходит. Мерно горит в очаге огонь, потрескивают угли, краснеют и пышут жаром. А потом вдруг завитки огня начинают складываться в настоящие картины, вытканные в пламени. Кунсайт и Ами надеятся увидеть в жарком мареве Серенити и Эндимиона, ведь о них они спрашивали. Но их нет. В будущем есть только Венера и Зойсайт. Они смотрят и улыбаются. Так, будто ничего не произошло, будто все еще здесь. Огонь Рей никогда не ошибается, ее предсказания всегда точны. Поэтому ошибки быть не может. - Она хочет их возродить, - безжизненно, сухо сообщает Джоланда. Её глаза расширены, губы дрожат. И Ами понимает, что перед ней уже совсем другая — Рей. Огненная принцесса пустоши, доказавшая, что на Марсе есть жизнь. - Мне жаль, что пришлось вытащить тебя, - Ами сжимает ладонь Рей в своей, - но ты же понимаешь, что по-другому быть не могло, да? Рей смотрит на Ами, переводит взгляд на Кунсайта. Они сидят плечом к плечу. Рядом. И это щемящее чувство натянутой струной между ними. Рей всегда хорошо умела чувствовать своих подруг. Но вот сейчас что-то путаное, то ли чужое, то ли ужасно близкое у нее на сердце, не может разобраться, что же пошло не так. Все, наверное. - Ми? - начинает она вопросительно, но Ами останавливает её, прикладывает палец к губам. - Тссс, огненная, успеется. Наша забота теперь другая. - Какая? - эхом переспрашивает Рей. Повисает ужасающее, мертвое молчание. А потом Кунсайт прочищает горло, спокойно, совершенно равнодушно даже произносит: - Не позволить Серенити пробудить Мину и Зоя. Они бы этого не хотели. Ами смаргивает набежавшие слезы, падают серебряными кристаллами на ее обнаженные запястья. Не выдерживает — утыкается ему в плечо мокрым лицом. 5. - Ми, ты уверена в том, что делаешь? - спрашивает Рей. Ами сидит у нее на подоконнике, курит в открытую форточку крепкую сигарету, что-то из смеси табака и цветочной пыльцы. Она закинула ноги на противоположную стену, просто сидит и курит, ничего не говорит. Кунсайт вернулся в больницу, у него дежурство. Как и в старые времена, ему нужно что-то такое простое, человеческое, что-то, что не позволит ему потерять себя. Ами же плевать, это видно. Её цель другая. Монаршии особы. И неясно, из-за чего именно такая ярость беспросветная, решительность, комок нервов. Может из-за Зойсайта или всего, через что Софи Захрини пришлось пройти в каждом из миров. Рей знает одно точно — Ами никогда не была вот такой, первой. Эта роль всегда подходила только Минако. И так странно, что Верховную в этом мире заменила именно Ами. Рей когда-то завидовала положению первой, надеялась, что тоже удостоится чести. Это было давно, сейчас ей по-сестрински жаль Ами, но поменяться с ней местами она не желает. Кто-то должен был заменить Верховную. Так пусть это будет Амелия Меркурианская. В этом исковерканном, полумертвом мире совсем без магии и такое могло случиться. - А что не так? - наконец разлепляет Ами запекшиеся губы. - Кунсайт, он... ведь не твой и не тот, - растерянно сообщает Рей. - Очень даже тот самый, - хмуро сообщает Ами. В свете свечей ее волосы отливают тяжелым черным золотом. - А те, кто бы мог возразить, давно в могиле, не вернутся уже никогда, - добавляет растерянно, ей будто жаль саму себя. Точнее даже жаль себя прежнюю, принцессу самой маленькой из планет солнечной системы, влюбившуюся в самого красивого из земных генералов. Потому что эта любовь принадлежит совсем другой эпохе, ее цикл, бурное цветение, словно у цветков сакуры, закончилось, не случится больше никогда. Ами — не Амелия. Она решила по-другому. Не-Амелии очень подходит Кунсайт. - Но ведь будущее показало нам совсем другое, - упорствует Рей, она привыкла доверять чутью, сейчас оно подсказывает, что Ами обманывает саму себя, прячется за ширмой своего псевдо-лидерства, неподъемной ноши, которую сама же и взяла на плечи. - Будущее изменчиво, - замечает Ами справедливо, легко спрыгивает с подоконника, тянется всем телом, - а кроме того, с чего ты взяла, что Минако и Зой вернутся прежними, если их вернуть? А самое главное, как? Ты не думала, Рей, как она, не имея Серебряного Кристалла, может их возродить?! - губы Ами дрожат. Рей задумывается на секунду, а потом тяжело сглатывает. Ведь ответ очень прост. Металлия знала его. И Серенити тоже его знает. Вернуть усопших можно демонами. Если очень сильно захотеть, то не понадобится сила Серебряного Кристалла, если очень сильно захотеть, то не нужна будет и чистая, исцеляющая сила любви. Потому что будет достаточно черной силы ненависти, желания победить, отменить заклинание Минако, переиграть ее, вызвать из бездны ада и заставить попросить прощения у монарших особ. Серенити могла бы так поступить. Слишком многое ведь поставлено на карту. - Ты серьезно? - Рей сама не понимает, что шепчет, перебирает четки не слушающимися пальцами — давно не доставала пылившуюся в комоде безделушку. Из розового плотного камня, красивые и гладкие, без единого изъяна. Эти четки три тысячелетия назад подарил ей Джедайт в знак любви и верности, как обещание, что вернется. Не вернулся. - У Серенити нет больше вариантов, у нее нет ни Золотого, ни Серебряного кристаллов. Венера обеспечила себе настоящий покой, сделала так, чтобы вернуться на круг никто из нас больше не мог. Это был ее нам подарок, от чистого сердца, от большого золотистого камня, зашитого в ее груди. Предназначался в венец мессии, пошел в счет наших кармических долгов перед лунной династией. Да только не учла Верховная одного. Есть ведь еще Черный Кристалл. Со времен старого Токио неизвестно, что с ним. Вот и проверим. Рей никогда не признается в этом, что ей страшно. Но она сидит перед огнем, и ей ужасно холодно. Она чувствует себя замерзшей в жарко натопленной комнате. Мурашки бегут по коже, заставляют волоски подниматься от одной только мысли, что где-то на другом конце города прекрасная волоокая Серенити, ее старая подружка Усаги Цукино, лунный кролик, продумывает, как лучше можно было бы расквитаться с сенши за предательство — свободный выбор, желание быть собой. Рей напрягает все свое существо, смотрит на кончики пальцев с ярко-алыми ногтями, желает, чтобы на них вспыхнуло пламя, не обжигающее, но греющее, способное даровать врагам очищение, а друзьям защиту, но ничего не происходит. Вечный огонь остается молчалив, красная планета суха и безжизненна. Рей закрывает глаза. Ами улыбается. Это так жалко и бесполезно, что просто нужно отпустить, просто быть людьми в полном смысле этого слова, если уж Серенити не может. 6. Кунсайт понимает, что даже если Черный Кристалл сохранился, находится он в Темном Королевстве. По идее. Темное Королевство было разрушено до основания во времена Третьей войны с Металлией, а Черный Кристалл был разбит на тысячи осколков. По иронии, уничтожила его именно Ами. А создал Нефрит. Кунсайт не верит в совпадения, но он и не фаталист. Приятно верить, что судьба занесла их в этот временной промежуток с имеющейся расстановкой сил именно для того, чтобы Нефрит нашел Черный Кристалл, а Ами вновь его разрушила. Но правда в том, что все это может оказаться лишь игрой фантазии, последней надеждой утопающего. Кунсайт не знает, что будет, если Черный Кристалл сможет призвать Венеру. Что он будет делать. И этот выбор, эта дилемма разрывает его сознание. Он жаждет вновь, хотя бы один раз, увидеть Венеру. И в то же время боится этой встречи. Потому что человеком она не будет. Она будет демоном. Черный Кристалл работает одинаково для людей и богов, превращает их в слуг Металлии, пусть хозяйки уже давно и не существует. Сил Венеры не хватит для того, чтобы побороть черные чары, в этом Кунсайт уверен. Потому что его сил не хватило. Его магии было недостаточно против Черного Кристалла, именно поэтому он стал демоном, хоть и сопротивлялся, бился до последнего вздоха человека, до первого выдоха демона. Кунсайт понимает, что это как раз-таки карма, ответ судьбы через много столетий, его истинное наказание, - почувствовать то, что чувствовала его невеста тысячи лет назад, - предательство, обиду, боль, ни с чем не сравнимую боль. Они теперь поменялись местами. С этими невеселыми мыслями Кунсайт лежит в постели и не может уснуть. Встает, идет на кухню, оставляя белую, словно мраморную Ами среди простыней и подушек, спать, видеть цветные сны совсем о других мирах и пределах, жить этой тайной жизнью принцессы без короны. Кунсайт сидит за столом, сгорбившись, курит одну за другой и думает об этом странном и совершенно неправильном мире, в котором у него нет сил. В прямом и переносном смысле. Смотрит на свои пальцы, щелкает ими впустую, не ждет результата. Его, конечно же, и нет. Раньше он умел генерировать лед играючи, шутя, когда хотел позлить Венеру или просто охладить напиток в своем стакане. Так странно знать, что именно она лишила его этой способности. Продуманная месть за все кубики за шиворот футболки. Жалеет ли Кунсайт вот именно об этом? В эту секунду жалеет, потому что раньше Кунсайт умел управлять пространством, искривлять его. Эта способность очень бы пригодилась, чтобы попасть в Темное Королевство. Тонкие руки Ами ложатся на его шею, обнимают, хватают в замок. Это не больно, это даже нежно. Она склоняет голову ему на плечо, волосы смешно щекочут ключицу. В этом мире у нее локоны чуть длиннее, чем раньше, до плеч. Кунсайту нравится эта перемена. Что сказать, ему нравится вся Ами, какая есть. В ней нет ничего от его прежней любви — ни идеальной фигуры, ни светлого непослушного локона челки, которую Венера вечно сдувала со лба. Они совершенно непохожи. Но человеку Кунсайту, более не первому генералу Эндимиона, без титулов и особенных умений, очень подходит человек Ами, более не меркурианская принцесса и не камень в венце Серенити. И наверное, еще вот поэтому Кунсайт боится возрождения Венеры. Он так привык жить без нее, научился так хорошо и слаженно, что не уверен, что сможет вновь пойти их дорогой рука об руку. Потому что вот сейчас другие руки греют и жалеют его. - Ты боишься? - спрашивает Ами, легко перемещается к нему на колени. Она хорошо читает его, как открытую книгу. Потому что сама тоже боится, очень сильно. Ами Мицуно, не имея памяти, была знакома в ближнем бою с демоном Зойсайтом. Сейчас, помня каждый миг, каждую секунду их вместе, она страшно боится, что не сможет противостоять ему также хорошо, как и раньше. - А ты? - вопросом на вопрос отвечает Кунсайт. Он человек, и он слаб, он не знает, как не бояться грядущего, как не бояться встретить тех, кого в своем сердце похоронил, как не бояться умереть. Ами оказывается на его коленях, закидывает тонкие лодыжки на стол, помещается в кольце его рук идеально. - Конечно, - легко соглашается она. Больше всего на свете я боюсь, что Зойсайт более не будет прежним или, даже если будет, не сможет принять меня вот такой, - она делает неопределенный жест рукой, но Кунсайт ее прекрасно понимает, - не сможет простить мне мои человеческие слабости, мою жизнь без него, не сможет простить тебя, - она почти нежно прикасается к щеке Кунсайта, делает крошечную немного театральную паузу. - Ты хочешь, чтобы она возродилась? - Я не знаю, - и это правда. - Венера так долго боролась, так долго шла, чтобы прийти именно в этот момент, чтобы мы с тобой были свободны, понимаешь, чтобы могли вот как сейчас сидеть, пусть и вдвоем, пусть навсегда без них. Но это ведь было ее осознанное желание. Разве мы имеем право быть против, препятствовать выбранному им покою? - Зойсайт не выбирал этого, - сухо сообщает Ами, - его убили. - Если бы не выбирал, он бы возродился, Ми, понимаешь? - спрашивает Кунсайт устало и смотрит прямо в ее синие глаза, ужасно далекие, как летнее прекрасно небо. В этих глазах отражается вся скорбь столетий, все невыплаканные абсолютно человеческие слезы. - Я знаю, - наконец она себя пересиливает. Это признание очень дорого стоит. Потому что Меркурий не хотелось бы верить в то, что для разрыва круга требовалась смерть сенши и шиттену. По одному от каждого. Это так глупо и грустно. Они ведь все думали, что нужна была любовь. - Как давно ты догадался? - спрашивает она, а сама не смотрит, склонила голову ему на грудь. - Только что понял,- улыбается Кунсайт. Его сковывают эти мысли. Венера выбрала себе пару, только в этот раз не его. В этот раз она разделила самое последнее блаженство — смерть — с другим, позволив своему земному возлюбленному жить долго и счастливо. Это такой щедрый дар, что Кунсайт не уверен, что способен должным образом оценить его, принять. Но он обязан, потому что такими дарами не разбрасываются. Он поднимает двумя пальцами заплаканное лицо Ами, смотрит в ее далекие и красивые глаза. Он любит ее, совершенно не так, как любил Венеру, но не менее сильно. Зойсайт и Венера совершили невозможное, прекрасное, самое последнее волшебство. Никто не имеет права лишать их вот этого шанса. Вместе или врозь, неважно. Эта лебединая песня, этот огонь надежды Серенити не забрать. Ни за что. - Мы не можем проиграть, понимаешь ли, цветок Незабудки, - говорит Кунсайт и совершенно не смеется. Её прозвище придумано не им, но теперь он должен произносить его, защищать этот хрупкий крошечный цветочек, потому что Зой хотел бы этого. Может быть, именно поэтому он сейчас не один, а с Ами. - Мы должны победить, потому что Минако и Зой заслуживают покоя, вот это точно, заслуживают памяти, но не возрождения. Они бы этого не хотели. Ами обнимает Кунсайта за шею, порывисто, душно, целует его обветренные на токийском ветру губы. Да. Она согласна. 7. Ами знает, что вход в Темное Королевство раньше располагался в магазинчике кимоно. Сейчас на его месте огромный бизнес-центр. И это отражает все, что изменилось в их жизнях за столько лет. Нет больше старого, хоть и красивого, осталось лишь новое, блестящее хромом и металлом. И это нормально. Ами думает о том, будет ли эта жизнь последней, по-настоящему, если Серенити не удастся вызвать Венеру и Зойсайта с того света себе в услужение. Ами толкает дверь-вертушку, входит в большой светлый холл. Первое, что ей бросается в глаза, - Литавра на ресепшн. Это так просто и так неправильно, что у Ами наворачиваются слезы. Не бывает просто совпадений, не в их жизненном цикле, не среди бессмертных, даже бывших. Ами подходит свободно, ей не нужно таиться, даже если Юпитер и не помнит её. Вот, где настоящие условности. Память — оружие, очень жестокое и очень верное, но еще память — это их настоящая магия, возможность вспомнить свою семью даже сквозь время. Ами немного волнуется, когда смотрит на Литу, но волнение отступает, когда она видит у нее на шее старое украшение — бархатку с пойманной звездой на ней. Сохранила. Немного жаль ту, которой жалость не требуется. Так Ами понимает, что тоже все еще помнит ту Литу. Ту самую. - Привет, - говорит она, подойдя поближе. Литавра поднимает голову и долго, пристально смотрит на собеседницу. Ами знает, что это начало конца, самый край, за который падать не нужно, понимает, что Литавра ведет нормальную жизнь, ей не требуются вот эти старые знакомства, без них хорошо. У нее очень усталый взгляд. Такой усталости не бывает у девочек на ресепшен, зато бывает у мертвых принцесс. - Зачем ты здесь? - сходу спрашивает Литавра. Ей нечем крыть, не осталось больше ни грома, ни молний. - Тоже, наверное, пришла, просить меня о чем-то? Только вот, знаешь, я больше ни на чьей стороне. Я сама по себе. Минако свою вечную жизнь похерила ради этого, понимаешь? Серенити уже побывала здесь. Ами понимает. Просила, светлая, умоляла пойти вместе с ней. Не смогла уговорить. Почему же? Сердце Ами сжимается. Она не вправе задавать этот вопрос, но должна. - Но у них Нефрит, - тонко и так жалко цепляется Ами за соломину, уже зная ответ Литавры. - Это ничего не меняет. Ни тебе, ни им я не скажу, где вход в Темное Королевство. Ты помнишь, сколько лет Минако хранила тайну при себе? Сколько раз она отказывалась от себя ради нас? Так может и нам пришел черед отказаться от чего-то важного, но не жизненно необходимого? Ради того, что она всех нас спасла? - Литавра говорит так спокойно и величаво. Она могла бы быть королевой здесь и сейчас, но довольствуется ролью секретарши. Она могла бы получить Нефрита, его любовь в этой жизни, легко и просто. Но не делает, потому что их сестринство дороже. Литавра уважает решение Венеры, ее последнюю волю больше, чем приказ самой Серенити. Ами восхищается ею, ненавидит себя за слабость, но делает все равно по-своему. - Ты знаешь, чего именно жаждет Серенити? - спрашивает Ами, у нее трясутся губы. От ярости, от собственного бессилия. У них больше нет времени на добро и справедливость. Единственное, что у них осталось, - это они сами. Нужно разыграть эти карты верно, продать свои души подороже. - Конечно, - усмехается Лита и пожимает плечами. - Она хочет возродить Минако, она хочет закрыть круг, чтобы все было как прежде, по-старому. Но Серебряного Кристалла у нее нет, как и Золотого нет, спасибо Зою, ей требуется Черный. - Именно, и нам нужно ее остановить, - говорит Ами устало. Она оценила жертву Литавры, она ценит ее каждую секунду. Но ведь Серенити не маленькая девочка — ей не нужна помощь и подсказки не нужны. Если ей понадобится, она найдет вход в Темное Королевство сама. И никто остановить её не сможет, даже громовержица. - Как вы сможете ее остановить? У вас нет на это сил. Вы, как и я, пустые. Не принцессы, не сейлор-воины, эта эпоха закончилась, Минако тоже постаралась, - горько говорит Литавра. Ей жаль своих сил, но она рада, что круг разорван. И, быть может, не в этой жизни, но в следующей точно, она снова сможет быть с Нефритом. Она хочет этой простой жизни. И это эгоистично, что никто больше ее не достоин. - У Серенити тоже не осталось прежних сил. Единственный, кто сможет восстановить Черный Кристалл, так это Нефрит, твой нареченный. Он создал его, ему же и собирать звездную пыль, - Ами использует свой последний козырь, но уже знает, что проиграла. Не видать им в союзниках гордую и по-своему справедливую Литавру. Просто потому что она очень устала. - Нефрит создал Черный Кристалл с помощью своей демонской магии. Сейчас у него нет никакой, все ваши игры, все ваши междоусобные войны жалки и напрасны. Нельзя вернуть того, что потеряно, нельзя склеить Хрустальный Грааль — Минако разбила его на тысячи осколков, и слава богу. Ами разворачивается и идет прочь. Минория покоится с миром в земле, тело её гниет, кости точат черви, но она все же не мертва. У нее, как и встарь у богини Венеры, остались верные слуги, почитатели, умерев, она живет и правит жесткой рукой все события и все временные линии. Ами вздыхает. Как хорошо, что она не Венера. 8. Видеть Джедайта рядом с Рей гротескно, но ведь именно в эту точку все они шли. В точку полного не возврата, полной, как ночная луна, памяти. Ами сидит на татами, поджала ноги, чувствует пальцы Кунсайта на лодыжке. А что, если Лита была права, и им не победить? Тогда все старания, все страдания напрасны. Зойсайт, в ореоле ржавого золота волос, поднимется из могилы, посмотрит на нее, и может, она не откажет ему. Берет Кунсайта за руку сама, сжимает. Была бы она с ним, если бы Зойсайт пробудился? А если бы Зой был демоном? Так много вопросов, ответов честных на них, конечно же, нет. - Вход в Темное Королевство на двадцать третьем этаже. Портал там же, где и раньше, но он ведь блуждающий, не всегда остается на том же самом месте, хоть и привязан к локации, - произносит Джедайт, и это все, что им нужно было знать. Эта маленькое преимущество над Серенити, а может, и нет. Может быть, Серенити сама уже вскрыла каждую комнату на каждом этаже, отыскала-таки вход. - Очень хорошо, - соглашается Ами. В ее голосе нет больше печали, нет фантомных болей о прошлом. Её голос неожиданно становится радостным. Она долго не была в битве, ей хочется этой первой крови. Да и за Минако, в конце концов, кто-то должен отомстить. - Как вы собираетесь ее остановить? - спрашивает Джедайт. В прошлых жизнях он был ближе к богу, чем все прочие. К настоящему Богу, не Серенити. На этот раз, конечно же, все перемешалось. Джедайт отрастил золотистые волосы. Джедайт проколол ухо. У Джедайта под рубашкой дорогого, но аляповатого костюма, змеится цветная татуировка. Джедайт не из хороших парней. Но взгляд у него все тот же. - Мы убьем ее, - спокойно произносит Ами и, не давая никому из присутствующих опомниться, добавляет, - ты же знаешь, где нам достать оружие, а, лорд? - обращается она исключительно к Джедайту, потому что все в нем, весь облик, говорит о том, что он хорошо знает. Кунсайт хочет что-то сказать, Рей просто сидит и молчит, руки сложены на коленях. Это первый раз на памяти Ами, чтобы она была так спокойна, чтобы она вообще была с Джедайтом. Так сразу, так быстро. Сердце не остыло, такое же горячее, но разум подсказывает Рей, что, очень может быть, вскоре ее снова возьмут на поводок, а значит, надо наслаждаться отмеренным. Джедайт текуче поднимается со своего места. Подходит к Ами и, глядя только на нее, произносит тонкими белыми губами: - Нам надо поговорить, - переводит дыхание, - миледи, - добавляет нехотя, будто не в восторге от себя самого. Кунсайт снова хочет что-то сказать, осадить ученика, но Ами не позволяет ему, накрывает своей ладонью его, поднимается, идет за Джедайтом. Они курят в полной тишине, ночной воздух Токио застревает в легких, от ярких огней слезятся глаза. Ами знает, какие вопросы Джедайт будет задавать. И это правильно. Много жизней назад, когда именно он был близок к богу настоящему, они тоже так беседовали. В этот раз пощады от Джедайта Ами не ждет. - Ты правда хочешь её убить? - спрашивает Джедайт. Это равнодушный вопрос, абсолютно без осуждения или поддержки. Просто вопрос старого боевого товарища. - Конечно, если мне придется, - ответ также прост, как и вопрос. Джедайт смотрит очень внимательно. - Так просто? - Здесь нет ничего сложного, - спокойно парирует Ами, - ты же понимаешь, что выхода просто другого нет. Джедайт молчит, загоняет никотин в легкие, дышит спертым загазованным воздухом, выпуская в него еще немного ненужного сизого дыма. - Ты знаешь эту старую историю? Как Рей оттягивала тетиву до уха, и что именно в эту секунду я влюбился в нее. Увидел, такую воинствующую, такую красивую, такую Рей, понял, что она всегда будет только моей? - Знаю, красивая, жаль не правдивая только, - усмехается Ами, память — это оружие, вот правда. - Почему? - спрашивает Джедайт. - Потому что вас познакомила Минако, - отвечает Ами задумчиво. Смотрит на город. А Джедайт смотрит на Ами. Её волосы в свете неона отливают золотом, глаза большие, слишком синие для этих мест. Он хватает ее за руки, фиксирует, разворачивает к себе и жестко спрашивает, почти что шипит: - Миледи, никто кроме нас с Рей этого не знал, и никто бы не рассказал другим. Так кто же вы такая? Ами оценивает. Ами знает, что это плохая идея, но она не может Джедайту врать вот сейчас. Он им нужен. А Рей действительно познакомила с Джедайтом именно Минако. Потому что очень хорошо и очень близко знала его сама. Давно, тысячелетия назад, до знакомства с Первым Лордом. - А ты не догадываешься? - усмехается она высоко и дерзко, жестоко, вымученно, как умеет смеяться только первая красавица всей галактики. - Венера, - пораженно произносит Джедайт. И его удивление не притворно. Он действительно не ждал, что все повернется вот так. На секунду ему показалось, что Ами что-то скрывает, не более. Ами же на секунду жалеет, что не сдюжила, поддалась глупой уловке. Ладно же. - Венеру нельзя поднять из мертвых, потому что она уже здесь, - спокойно говорит Ами. И это правда. Она испытывает терпкое облегчение с легкой кислинкой разочарования и обреченности. Самое главное и важное, что Джедайт сейчас может сделать для нее, - не рассказывать Кунсайту. Ему не надо знать. - Как ты это сделала? -Джедайт держит ее в объятьях, но уже не жестко, доминантно, а мягко и трепетно обнимает свою давнюю подругу, любовницу, которая свела его с любимой. Известно, что венерианцы были великими сводниками, потворствовали любви в любой ее форме. Именно так и повстречались впервые третий генерал Терры и Рейана Марсианская. Благодаря сводничеству Венеры, которой наскучил холодный, скупой на эмоции адъютант Эндимиона. Иронично, что взамен она получила короля льда. - Никак, - говорит Венера, пожимает дерганно не своими плечами. Закуривает новую, стоит выдувает дым в ночной воздух, признает свое поражение. - Я не разорвала круг, - произносит, и слова становятся правдой. Мы с Зоем очень хотели, и это, наверное, было бы возможно, только я не знаю, как именно это можно сделать. Серенити, ее воля, подняла меня с того света, вырвала мою душу из вечного покоя. Джед, знал бы ты, как я была там счастлива, знал бы ты! - Венера останавливается вновь, смотрит на него своими бездонными синими глазами, и Джедайт понимает, что здесь она не по своей воле, здесь она несчастна, - когда мою душу крюком потянули вновь наверх, я не смогла сопротивляться, я ответила на зов. И я знала, что должна выиграть немного времени для вас, еще немного, чуть-чуть нормальной жизни. Я же заварила всю эту кашу, дала так много невыполнимых обещаний, мне их и претворять в жизнь. Даже ценой собственной. Я попросила у Ами помощи. Попросила мне одолжить ее тело, чтобы Серенити не могла меня узнать. Древние обряды они такие, требуют лишь капельку крови. Ами позволила. Я заняла ее место, а она — мое, там, рядом с Зойсайтом. Когда Серенити поднимет меня, она возродит Ами и Зоя. И тогда нас снова будет восемь, мы снова будем им служить, как и прежде. Секрет прост — круг порвать нельзя. Джедайт молчит. Очень долго не смотрит на нее. А потом, когда тяжелый камень очередного бремени дает снова вздохнуть, он спрашивает: - Ты знаешь, почему у нас нет магии? - Этот вопрос, на самом деле, гораздо важнее того, почему Венера здесь. Почему она не верит во все то, во что верила раньше, почему она потеряла надежду и саму себя. - Я не знаю, - честно отвечает она. - Быть может, это наказание нам всем за распри. Я бы хотела быть столь всемогущей, чтобы прекратить эту давнюю вражду, лишить всех нас магии, без нее было бы легче, но я не могу, нет у меня таких сил, ни у кого нет. Знаешь, Джед, что я поняла там, за гранью? - он молчит, смотрит на Венеру в теле Меркурия, наслаждается этим душераздирающим зрелищем. Как две звезды, сошедшиеся на небосклоне, как совершенно разные вселенные, прошитые общей иглой Млечного пути. Они обе прекрасны, но все-таки вместе им не быть никогда. - На той стороне нет ничего, кроме покоя, кроме понимания себя и других. Там я пребывала тысячи лет, может быть, и поняла одну очень простую и верную вещь. Кем бы мы ни были, что бы ни делала с нами Серенити, мы все равно останемся семьей, людьми, чью связь невозможно порвать. Пока Серена жива, мы будем служить ей, как бы я ни хотела иного. Поэтому единственный путь для нас — это смерть Серенити. Нужно положить этому конец. - Что будет потом? - спрашивает Джедайт. Он уже знает ответ, но не хочет ему верить, не хочет принять такую простую вещь, как смерть. Слишком долго он жил без нее. - Потом я вернусь туда, откуда пришла. А вы будете жить дальше. Без нее и без меня. И это единственное настоящее, хорошее, что я могу для вас сделать. Для моих друзей, для моей семьи. Если Серена не может отпустить вас по-хорошему, если недостаточно великой жертвы любви для этого, такой жертвой станет смерть. Мы с Серенити сестры, мы начало и конец друг друга. Нам к свету самая дорога. - Ты ведь лукавишь, миледи, - устало качает головой Джедайт. Это еще больнее, чем казалось. Ами дергает плечами, тянет шею, будто хочет что-то разглядеть в ночной тьме, а потом смеется громко и задорно, совсем как прежняя Минако. - Милорд, ты слишком хорошо меня знаешь, это даже лестно. Конечно, я лукавлю. Я просто не хочу больше жить в этом мире, веришь? Я так устала бороться, идти по этой вечной дороге битого стекла. Ведь эти осколки — от его разбитого сердца, - объяснений не надо, Венера говорит о Кунсайте. Джедайт не слишком сентиментален, но искренность Венеры болезненна и жестока до предела. Он не знает, что бы чувствовал, если бы подобное сказала ему Рей. - Вы связаны клятвой, миледи, - наконец, произносит он и сам понимает, какая же глупость. Он знал Венеру четырнадцатилетней девчонкой, он был влюблен в нее жарко и страстно, пока не встретил свою марсианку. И вот теперь для первой любви у него даже не находится настоящих добрых слов. - Милорд, - смеется Венера, принимая игру, - я не хочу преуменьшать твоих чувств, но ты даже не понимаешь, что для меня принять это решение. Я ведь люблю Кунсайта сильнее и больше всего на свете. Невозможно назвать что-то дороже его. Но это решение верное. Он человек и достоин человеческой жизни. Если я останусь жить, может быть, и Серена останется. И тогда все будет по-прежнему. Он снова будет страдать. Вы все будете. Я этого не хочу. И сама больше не хочу страдать. Вы хотите верить в то, что я порвала круг. Так помоги же мне сделать это по-настоящему. - Что ты хочешь от меня? - Джедайт знает, что это плохое решение, но он его уже принял. Венера тянется и гладит его по щеке. Это прощальный жест. - Храни мою тайну, она станет твоей. Как и тайна нашего с тобой прошлого. Никому не говори, а главное, Кунсайту. Когда подойдет время, и я уйду назад, он не должен знать, что я хоть недолго, но снова была рядом с ним. Джедайт только кивает. Горько и бездумно. 9. На двадцать третьем этаже очень тихо. Потому что ночь спустилась на город. Токио спит, словно сказочный тигр, дикий зверь, и снится ему прыжок в бесконечность, снится ему вечная неоновая охота за собственным хвостом. Ами стоит около лифтовой шахты. Рядом — Кунсайт. Венера трогает его за руку. Это прощание будет очень долгим, потому что этот роман был очень коротким. Всей ее жизни. Она знает, что ей не стоит раздумывать, не стоит колебаться. Она должна просто освободить Кунсайта, позволить ему хоть раз в жизни, без титулов и условностей, без жестких требований и ограничений, побыть настоящим человеком. Пить кофе по утрам и водить любимую марку машины, смотреть футбольные матчи, нежиться в постели с красивой женщиной, путешествовать всласть, зарабатывая головную боль и джетлег от межконтинентальных перелетов, смеяться вдоволь, надеть на палец любимой кольцо, впервые узнать, что будет отцом, кататься с детьми на роликах и покупать им мороженое. Рядом с Венерой всего этого не будет. Потому что Венера — всего лишь камень в венце Серенити, самый главный камень, без которого ржавый механизм Хрустального Грааля, червивое сердце мессии не заработает. Поэтому она так нужна своей принцессе, как и все они. У Ами в каждом кармане по пистолету. Оттягивают приятно хлопчатобумажную ткань. Она не может больше вызвать Хрустальный меч, потому к спине в больших ножнах прилажена катана. Венера по-настоящему собирается убить принцессу. Потому что нет больше во вселенной опасности для них. Только она — их сестра, их мать, их повелительница. Без нее, само собой, будет лучше. Чуть поодаль стоят Джедайт и Рей. За руку, конечно. Никогда прежде огненные не сходились так быстро и яростно. Ами до сих пор не может привыкнуть. Ужасно-прекрасное совпадение. Ами так рада ему. Не хватает только Литавры, но она не придет. Не в этот раз. Венера только надеется, что после этой битвы, по-человечески кровавой и жуткой, Лита сможет снова стать счастливой. Это будет хорошо. - Что нужно сделать? - спрашивает Рей опасливо. Ами слишком долго стоит над шахтой лифта и смотрит вниз. Под ними двадцать три этажа. Без сверх-способностей это нелегко. - Шагнуть, - спокойно констатирует Кунсайт. Он не боится. Это выбор. И он сделан. Кунсайт сжимает ладонь Ами в своих руках. С того дня, когда он ее вновь встретил ее в этом мире, прошло месяцев шесть, наверное. Но для него это целая жизнь. Нормальная человеческая жизнь. Он ценит этот дар Минории, любит эту чужую холодную и расчетливую женщину рядом с ним. Он давно уже понял, что это не Ами, конечно. Что-то при перерождении пошло не так, и на землю пришла не Ами Меркурианская, совсем другая. Если бы в мире оставалось хотя бы чуть-чуть магии, он мог бы поклясться, что это Венера. Но чудес с ними больше не случается. Это просто другой человек, новый, непознанный. Наверное, если бы Кунсайт рассказывал все это Венере, ему было бы стыдно, потому что за время ее отсутствия он полюбил другую женщину в теле Ами. Сейчас им вместе предстоит прыгнуть в бездну. Она держит его за руку, а он сжимает ее ладонь. Это последнее вместе ничуть не хуже его прощания с Венерой, не лучше тоже, это одинаково. И эта простая истина иглой продевает сердце — он одинаково сильно любит свою единственную нареченную и совершенно чужую, новую женщину из этого непростого мира. Наверное, ему все-таки не стыдно. Когда Кунсайт приходит к этой мысли, он просто тянет Ами за руку и шагает в бездну шахты лифта. Думает, что не проснется больше, но полета нет. Он падает на землю, увлекает Ами за собой, блокирует своим телом ее удар об землю. Он ведь должен защищать ее. Всегда должен. Они поднимаются на ноги, рядом с земли встают Рей и Джедайт. Темное Королевство именно такое, каким его запомнил Кунсайт. По развалинам гуляет холодный северный ветер, дико завывает в центре ледяной пустыни. Надломленные колонны его бывшего замка торчат, словно гнилые стариковские зубы. Вековая пыль собралась на балюстраде, ведущей к главным воротам. Они выломаны, конечно. Сенши постарались. Но не те, что приходили сюда сотни лет назад. Это свежие раны. - Она здесь, - спокойно говорит Рей. Она ощущает себя так, будто вновь оказалась в Серебряном Тысячелетии. Только они идут не к Металлии на расправу, нет, они мечтают увидеть свою сестру, мессию света и любви, ту, что обрекла их всех на жизнь без любви. - Я знаю, - также спокойно говорит Ами. Ей нечего терять, не за что цепляться. Эта точка, в которую они все шли с самого начала. Венера оборачивается, смотрит на Кунсайта долго и трепетно. Раньше она думала, что ее жизнь — это вечное служение Серенити, ее защита, спасение света в темном царстве, потом вдруг передумала, решила посвятить все свое существование лишь ему — своей большой любви, потому что ведь любовь — и есть свет. А сейчас, много веков и жизней спустя Венера понимает лишь одно. Ее работа — защищать любовь, потому что она — ее воплощение, ее самый главный страж. И да, наверное, именно поэтому она никогда не сможет насладиться этой любовью, быть счастливой и наполненной этой любовью. Когда-то конечное счастье, жили они долго и умерли в один день, было очень важным завершением пути Венеры, сейчас это не стоит ничего, разменная монета. Венера готова обменять свое счастье, свою любовь на счастье других. Не только Кунсайта, нет, Рей и Джедайта, Ами и Зойсайта, Литавры и Нефрита, даже Серенити и Эндимиона, если она сможет их спасти. Венера знает, что это не жертва никакая, благодарность и вечная память ей не нужны, это так, как и должно быть, это её первый свободный выбор. Когда она согласилась на смерть от руки Кунсайта, это было так вымученно, ужасно пафосно, неправильно в общем. Она шла на смерть, потому что не знала, как поступить иначе, прикрывалась великой любовью, как гробь прикрывают знаменем, она делала все лишь для себя, напоказ. Сейчас же настало время настоящих действий, подарков, наверное. Её дар для всех — это вечный покой, туда же уйдет и она сама. И вот тогда наступит долго и счастливо, без терзаний, без вечных страданий и вечной стези, закольцованной, по кругу. И она не станет никому об этом рассказывать, не будет готовиться к смерти и переживать, заламывая руки. Она просто войдет за грань и останется там навсегда. В бывшем тронном зале Берилл свежо и холодно. Серенити сидит на троне, словно белое изваяние. Нет, она не облачена в ангельские одежды, даже фуку она теперь вызвать не может. Но её аккуратного костюма достаточно, чтобы признать в ней королеву. По правую руку от нее стоит Эндимион, он выглядит глупо и не к месту, в смокинге и при бабочке. По левую руку колени преклонил Нефрит. Естественно, не добровольно. Венеру и Серенити разделяет лишь тронный зал, посреди которого расположен колодец — старое вместилище Металлии, теперь же пустое и покинутое. Это место пахнет смертью, но в этом же месте началась их длинная, неправдоподобно затянутая история, потому здесь все и закончится. - Привет, Серена, - говорит Ами, а во рту сухо. Страх невозможно спрятать за словами, а она боится, конечно же. Трепещет перед волооким взором своей настоящей правительницы, на зов которой и явилась Венера, не смогла ослушаться. - Привет, меркурианская, привет и Вам, лорды, Рейана, - голос Серенити, как и прежде, внушает лишь благость и добрые мысли, перед его обладательницей хочется раболепствовать, ползать на коленях, хочется отдать ей все, что есть. Но это мираж, фантомный поводок, за который Серенити способна дергать своих сенши и без магии. - Отпусти его, - жалобно просит Рей, - пожалуйста, Уса. От Огненной никто не ждал такого унижения, никто не поверил бы, что она способна просить. Но она делает, потому что ничьей смерти сегодня не хочет. - Не могу, мико, - отвечает Серенити и, кажется, ей действительно грустно, по-настоящему. Это не притворство, не попытка расположить к себе бывших подруг, это горькое знание, вся боль мира, как и положено мессии света. - Понимаете, любимые, мне нужен Серебряный Кристалл, нужна ваша помощь, в которой вы мне отказываете много жизней лишь потому что пренебрегли своим долгом, честью, обязанностями, которые сами же на себя и взяли. Вы как маленькие дети, то хотите играть в войну, то не желаете прикладывать даже малейшие усилия. Я ведь тоже не выбирала свою судьбу, не хотела умирать за этот старый и не такой уж прекрасный мир, как ни посмотри. Но я должна это делать. - Почему? - спрашивает Венера и напряженно смотрит на Серенити. Ей очень нужно знать ответ, потому что от него зависит их дальнейшая жизнь, весь мир, быть может, зависит. - Потому что больше некому, Ами, - спокойно отвечает Серенити. Она вбивает гвозди в крышку их общего гроба, сама не зная того. Скажи она, как раньше, что хочет спасти всех невинных, что каждый важен в этой долгой, вечной войне, что можно спасти всех, если очень сильно пожелать того своим большим чистым сердцем, даже сенши, даже лордов, все было бы по-другому. Но для Серенити это лишь ее обязанность, также навязанная, но воспринимаемая очень серьезно. Значит, так тому и быть. Ами достает пистолет, сначала один, потом второй, прицеливается. Она не умеет хорошо стрелять, но Венера мастерски обращалась с оружием давно, в других жизнях. Джедайт присоединяется к ней. Он умеет это также хорошо сейчас. В прицеле отражается довольное лицо Серенити. Она не удивлена и не напугана. Она ждала такого развития событий. Раньше щелкнула бы пальцами, но сейчас встает, идет совершенно спокойно под прицелами армейских винтовок Джедайта, не боится. Выводит из-за полуразрушенного трона Литавру, закованную в наручники. Ами вскрикивает, но тут же подавляет свой возглас. Это глупо. Этого следовало ожидать. Серенити нужна гарантия, пушечное мясо, которое можно пустить на заклание, если понадобится. В этой войне нельзя не выбирать сторону. Эндимион держит Литавру за запястья, ставит её так близко от Нефрита, что дотянуться им друг до друга невозможно. В спину её упирается короткий нож. И это так иронично, так по-королевски и так предсказуемо, что Венера удивляется своему простодушию, пронесенному сквозь столетия войны. Она должна была догадаться, предупредить, спасти. Не сделала, сейчас жизни ее друзей висят на волоске благодаря ей. - Если ты выстрелишь, мы убьем ее, - и это справедливо, Кунсайт не удивлен такому повороту событий. Может, чуточку разочарован в своем ученике, но чего он ждал от того, кого сам намеревался убить, все еще готов воплотить план в жизнь, если подвернется возможность? Эндимион ведь по крови человек, действует он совершенно по-человечески. - Нефрит, пожалуйста, помоги нам, - предлагает Серенити. Звездочет вымученно смотрит на свою королеву, улыбается. Это ведь не просьба, это приказ. И он не сможет быть также спокоен, как и Литавра, отказавшаяся помогать сенши, потому что на кону не вечная жизнь без любви - на кону вечная жизнь без нее. Венера передергивает плечами. Если бы они только знали, как хорошо там, за гранью, в настоящей вечности покое. Так хорошо, что и возвращаться не захочется. Даже к любимым, даже к Кунсайту. - Нефрит, не надо, - эти слова произносит уже Литавра, Ами не успевает ничего сказать, - они бы этого не хотели. Нефрит вымученно ухмыляется, встает с колен. Он выше Серенити на две головы, но выглядит подданным, рабом, не свободным. И это ответ на все вопросы. Он смотрит на Литавру из-под опущенных ресниц, решение дается ему с трудом. Он знает, что Литавра права, что эти уступки, эти жалкие попытки спасти тех, кого спасти нельзя, ни к чему не приведут, что рано или поздно они вновь попадутся на уловку двадцать два, будут пытаться уклониться от исполнения призрачного долга, а Серенити будет стараться навязать им свои правила игры. Нефрит не генерирует кристалл из воздуха, не произносит заклятий. Он просто достает его из кармана — целый и невредимый, будто всегда хранил его там. А может, так оно и было. Быть может, стоило только протянуть руку, и кристалл появлялся для своего творца. Венера не знает правду, но она и не важна. Нефрит вымученно улыбается, как шут при милостивом справедливом короле, прелестной и добросердечной королеве, кивает головой и произносит: - Из бездны пространства, из черной ночи времен, я своей волей призываю, придите ко мне, служите мне, не ослушайтесь меня, Минория Венерианская, Зойсайт Огненный. Черный Кристалл взмывает вверх. Рей пораженно ахает. Не осталось больше в мире ни грамма магии, только эта. Венера вырывает ладонь из руки Кунсайта, складывает молитвенно, по нежному овалу Ами бегут слёзы, а она произносит тихо, почти не слышно: «Венера, Венера, пожалуйста, прошу, помоги мне». 10. В теперешнем мире не осталось больше магии. Так говорят. Венец мессии не венчает голову Серенити, у Эндимиона не осталось Золотого Кристалла, никто из сенши не способен воспользоваться энергией своих планет, а земные генералы более не владеют силой стихий. В этом мире гуляет по закоулкам сухой ветер безнадеги, потому что надежды нет, если только черный кристалл, орудие демонов, которое может использовать к своей выгоде истинно светлая. Венера верит, что богиня поможет ей, молится жарко и доверчиво, закрывает глаза, просит страдальчески об услуге. Но чуда не происходит. Она открывает глаза, а перед ней стоят Минория и Зойсайт. Это так странно видеть себя со стороны, смотреть в эти синие глаза, как в зеркало, но не видеть отражение души. Не потому что её душа застряла в теле Ами, нет, а потому, что эти двое вернулись не людьми, а демонами. И эти синие далекие глаза не принадлежат ей и никогда не принадлежали. Магии не осталось в этом мире, но магия есть в мире другом, откуда и пришли девушка, так похожая на Минорию, и мужчина, так напоминающий Зойсайта. Глаза Серенити загораются, источник ее силы так близко, лишь протяни руку. Она улыбается почти как раньше, не самодовольно, не слишком по-взрослому, она улыбается счастливо. И может быть, именно в эту минуту Венера понимает, что дело не в Серенити, мечтающей быть мессией, источником чистой силы, дело в них самих, желающих оставаться людьми. Нефрит покачивается, еле держится на ногах, но улыбается упрямо и горделиво. Он поворачивается к своим творениям, смотрит на кукольное личико не-Венеры, на вечно подростковое слишком красивое лицо не-Зойсайта, легко, без задней мысли и трепета говорит, указывая на Серенити: - Убейте её. Их головы, словно на шарнирах, поворачиваются к Серенити. Они смотрят пустыми глазами-головешками, губы раздвигаются в улыбках. Они не люди, они демоны, и они обладают той самой магией, которой им всем так не хватало. Первой оттаивает Рей, она несется наперерез демонам, не имея настоящего оружия против них, но желая спасти Серенити. Родовая память или же жалость к бывшей подруге, не дает ей послать Серенити на смерть. Только что Рей собиралась вместе со всеми перерубить катаной горло своей бывшей правительнице, через секунду готова грудью лечь, чтобы защитить её от мести лже Минории и Зойсайта. Ами знает, что убить их Рей не сможет. Не потому даже, что сил не хватит, а потому, что где-то далеко за темными и пустыми глазами демонов живут души Зоя и Мины, а точнее Ами. Все происходит очень быстро, Венере кажется, что это слишком медленно. Для нее секунды застывают, движения нет. Она просто смотрит кино в замедленной съемке. Как Рей обнажает катану, а Джедайт пытается прикрыть её собой. Его рубашка распахивается, рисунок красного дракона змеится по шее и груди. Как Эндимион живым щитом закрывает Серенити. Как Нефрит спешно хватает Литавру за руку и уводит её с пьедестала трона. Как демонические Минория и Зойсайт плетут на пальцах черную энергию смерти. Венера чувствует себя очень маленькой. У нее нет сил, чтобы отразить эту атаку, чтобы спасти их всех. У нее нет сил даже чтобы попробовать. Она поворачивается к Кунсайту, смотрит на его красивое лицо. Это последние минуты вместе, ведь скоро им умирать. Кунсайт смотрит на нее в ответ. У него из носа течет кровь, а глаза далекие, пустые, снежно-голубые. Венера вскрикивает. Этого не может быть. Они стоят друг напротив друга. Вокруг замирает время и пространство. Останавливается по мановению его руки. - Девочка-любовь, - сетует Кунсайт, гладя ее чужие, шелковистые волосы. В его голосе слышатся усталые, отеческие нотки, - зачем ты так со мной? Ты мстишь мне за нелюбовь? - Глупый, я не могу тебе мстить за это, как мог ты сопротивляться чарам Серенити? - Венера обнимает его за шею, утыкается в острую ключицу, так хорошо рядом с ним снова быть собой, так радостно, что ему удалось её узнать, так жаль, что им снова придется расстаться. - Мог, конечно, но не справился, - отвечает Кунсайт, - я убил тебя, я искал тебя, я нашел тебя и снова тебя потеряю. Ведь ты снова уйдешь, да? - этот вопрос немного детский, никогда Кунсайт так не разговаривал с ней, но она понимает, что это надежда так плотно пустила корни в его сердце, не дает вздохнуть, он так привык к тому, что они вечные, всегда перерождаются, что ему больно и непривычно знать, что она уйдет и больше никогда уже не вернется. Хорошо лишь то, что у них есть время попрощаться. - Я должна попробовать еще раз, ради тебя, ради них, - говорит Венера, целует его в последний раз в губы, легко, почти не касается. Но этого достаточно, чтобы запомнить навсегда. Не глазами, так сердцем. Кунсайт смотрит на Минорию в чужом теле, взирает на Венеру-демона. Это так неправильно, он не хочет этому верить. Сердце — не точный механизм, оно сбоит и болит в груди, когда тяжко. И ему тяжело как никогда прежде. Но он уверен, что раз Минория пришла сюда не по своей воле, нужно позволить ей закончить то, что она начала, завершить этот широкий круг, позволить ей наконец-то спать спокойно, без надежды на пробуждение. И поэтому он отпускает из своих рук Минорию Венерианскую, сжимает ее запястье в последний раз, время отмирает, возвращается на свой круг. - Венера, дай мне сил, - вот все, что говорит Минако. Потому что этого достаточно. Не мольбами, не слезами, не верой и не надеждой Минория призывает силу. Своей бескрайней любовью. Ко всем людям вокруг нее, сражающимся, злобным и ожесточенным, грустным и потерявшим себя, к своей семье. На груди Минории формируется причудливый кроваво-золотистый цветок — венец ее мессии, золотистые косы отрастают, падают на плечи, глаза голубеют, приобретают чистый небесный оттенок. Она снова стала собой. Всегда ею была, только не знала, как сказать об этом. Она подходит к Серенити, пока идет, платье, ступени склепа, орошаются ее кровью. Это конец, все понимают. Зойсайт и Ами держатся за руки, их глаза снова стали нормальными, - зелеными и синими. Рей, занесшая катану для удара, опускает ее. Джедайт нервно дышит через рот, не может отдышаться. Литавра и Нефрит жмутся один к другому, словно замерзшие дети. Она смотрит на всех и каждого, кивает головой. Она пришла ради этого. Серенити позвала ее, так хотела, чтобы они снова были вместе. Так пусть же будет так. Минако смотрит в последний раз на Кунсайта и улыбается. Не о чем жалеть. Эндимион пытается вновь закрыть Серенити, но мессии света помощь не нужна. Она выходит из-за спины мужа, смотрит на Венеру долго и торжественно. - Ты все-таки пришла, - говорит тихонько. - Конечно, твое высочество, а как же иначе? - улыбается Венера, а кровь капает на пол с глухим звуком. - Как тебе удалось пробудить магию? - спрашивает пораженно Серенити, рассматривая кроваво-золотистый камень, зависший у Сердца Венеры. Она не отвечает. Продолжает улыбаться, по-сестрински, жалостливо, глубоко вдыхает, просто говорит: - Возьми его, он твой, всегда был только твоим. Серенити кивает головой, принимает дар. Когда ее пальцы прикасаются к камню, она чувствует тепло, чувствует разрастающуюся радость в груди, такую огромную, всеобъемлющую, ей невозможно противиться и невозможно подавить ее. Серенити снова чувствует себя маленькой девочкой Усаги Цукино, которая хочет только есть пирожные и играть в автоматы, ей не надо быть принцессой. И это так хорошо, просто чудесно. За это чувство она готова умереть. А значит, так тому и быть. Эпилог. У Кеншина есть лучший друг — Мамору Джиба. Он знает его всю жизнь. Ему было десять, а Мамору — шесть, они познакомились на занятиях по дзюдо. Кеншин на правах старшего обучал, а Мамору принимал удары стойко, как оловянный солдатик. Когда Джиба пошел в школу, он выбрал ту, где учился Кеншин, хоть и нужно было ехать туда на велосипеде целых пять кварталов. Это совсем неважно, потому что Кен уже тогда был его лучшим другом. Сейчас Мамору учится на третьем курсе токийского технологического института, ему двадцать лет. Кеншин университет закончил, трудится в корпорации отца. Они видятся не очень часто, потому как у всех свои дела и заботы. Иногда пропускают по паре стаканчиков саке за дружеской беседой — о новых фильмах, прочитанных книгах, о красивых девчонках и быстрых машинах. Эти дни особенно хороши, потому что в эти дни Мамору чувствует, что он не один. Иногда к ним присоединяются его университетские товарищи — Аден и Фудо или старый друг Кеншина — Аренк. У Мамору в этот день важный экзамен по тригонометрии. Он встает спозаранку, мчится в университет, дрожащими руками вытягивает билет. Отвечает, конечно же, на отлично. У Мамору все в порядке с оценками. Но дело же не в этом. Кеншин приезжает за ним на новой тачке, блестящей хромом и металлом, такой крутой, что Мамору не удерживает восхищенного «вау». Машину подарил отец, но это неважно. На такой тачке все девчонки Токио будут принадлежать только им. Они едут по городу, не могут выбрать, где лучше всего отпраздновать повышение Кеншина и отличную сдачу экзамена Мамору. Впопыхах набирают всем своим друзьям. Аренк тут же готов присоединиться — он вольный художник, времени у него валом, да и выпить он не дурак. Аден заперт дома за не очень хорошее поведение, опять притащил новую подружку переночевать к родителям, но обещает выбраться, как только предки уснут. У Фудо много работы по храму, где он служит с юношества, но Мамору удается уговорить его увещеваниями и немного угрозами. Кеншин ненавидит караоке, это девичья забава, он считает себя слишком взрослым для этого, но все же соглашается. Аден любит караоке до ужаса, Кеншин ему симпатизирует. Аден — рыжий вихрастый мальчишка, самый младший из них, ему едва исполнилось девятнадцать. Мамору, чего греха таить, не требуется больше помощь старшего, он все умеет сам, даже лучше своего учителя, а вот за Аденом нужен глаз да глаз. Иногда Кеншин думает, что вот такого сына он бы хотел иметь, если когда-то у него будет сын. Но это вряд ли. Кеншин не задерживается рядом с женщинами, считает их глупыми, мелочными и развратными, не годящимися в матери его будущему сыну. Арэнк говорит, что просто Кен не встретил ту самую, хотя не ему давать советы, сам повеса еще тот. Но Кеншин знает, что вряд ли и встретит, скучно все это. В караоке накурено, стайки хихикающих школьниц вертятся то тут, то там. Они хорошенькие, но слишком наивные и неопытные. Кеншину они не интересны. Чего уж, неинтересны они и Мамору. Вдвоем они выходят покурить на улицу. Стоят под козырьком, глотают легкими холодный терпкий дым, молчат, пялятся на неоновые громадины Токио. Любимое место, любимое время. Ко входу вприпрыжку подбегают новенькие — сестры, наверное. Обе светловолосые, румяные, синеглазые. У одной — смешные очень длинные оданго, у другой — светлые распущенные волосы, приподнятые на затылке красной лентой-бантиком. Хорошенькие школьницы из старших классов. Кеншин морщится, провожая их хрупкие фигуры взглядом. А они хохочут, держатся за руки, смеются и шепчутся о мелочах. Та, что с бантом, оборачивается, смотрит на Кеншина в упор. У нее синие, по-летнему красивые глаза, вздернутый идеальный нос. Она сама вся удивительно красива. Кеншину она не интересна, но он не может на нее наглядеться. Рядом с ним вздыхает Мамору, безбожно пялящийся на вторую сестру. А потом девчонки скрываются в фойе. Кеншин стоит, словно громом пораженный. Он готов поклясться, что когда-то уже видел эти синие глаза, эти косы цвета спелых колосьев пшеницы, только не может понять, где именно. Встряхивает головой, глотает комок в горле. Они докуривают, вновь входят в тесное помещение. Блондинка с красным бантом стоит на сцене. - Привет! - говорит она, - Я — Минако Айно, мне шестнадцать лет, и я очень люблю петь. Ему нужно всего лишь восемь минут и тридцать восемь секунд, чтобы влюбиться в нее. В песню и в девушку. Голос у нее чистый, красивый, очень знакомый. Ладони Кеншина холодеют от этой мелодии, становятся ледяными. Он не может ничего с собой поделать. Когда песня заканчивается, под бурные аплодисменты подруг она спускается со сцены. Идет не к ним, но к нему. Останавливается, скрещивает руки на груди, смотрит пристально, изучает. - Мне кажется, я знаю тебя откуда-то, как тебя зовут? - Кеншин, - отвечает он, чувствует себя под ее взглядом неуютно. - Сердце меча, как красиво, -нараспев произносит Минако, - потанцуем, Кеншин? И он не отказывает. Берет ее ладони в свои, сжимает, чувствует, как кожа теплеет, будто оттаивает. Смотрит на их сплетенные пальцы. Ему кажется, что они полны солнечного света, неотмирного сияния. Смотрит в глаза Минако. Она улыбается. Он улыбается в ответ.