Семьдесят семь

На потолке ровно семьдесят семь панелей — идеальные квадраты, занимающие все пространство между четырьмя стенами. Ты пересчитываешь их девять раз, изучаешь маленькие отверстия, через которые крепится звукоизоляция. Мысль о необходимости заглушить шум, раздающийся в этой комнате, заставляет тебя съежиться. Есть и еще одна причина съежиться — он. В отличие от твоего, сон Драко спокоен. Только за последний час ты раз десять перевернулась с боку на бок, пытаясь отыскать более удобную позу — такую, при которой вы не будете соприкасаться. Но ему без разницы — он все равно не проснулся. Даже когда ты отодвинулась, почувствовав теплое дыхание у себя на шее, или вздрогнула, услышав его неразборчивый шепот во сне, или сделала пятнадцатый вдох, в десятый раз пересчитав панели. Ты делаешь шестнадцатый вдох и снова пытаешься вырваться из его объятий. Но не можешь. Он слишком крепко тебя держит. И что еще хуже — когда его голова покоится на твоей подушке, а он сам прижимается грудью к твоей спине, ты думаешь лишь об одном: «Мы идеально сочетаемся». «Нет! — мысленно кричишь ты. — Ни черта не сочетаемся!» Это лишь очередное утро после ужасной ошибки, которую ты продолжаешь совершать снова и снова; ошибки, от которой не можешь удержаться. Подожди. Это ложь. В твоих силах все прекратить, и ты не теряешь надежды когда-нибудь решиться на это. Это тоже ложь. Ты не хочешь ничего прекращать, но при этом убеждена, что дальше так продолжаться не может. Мерлин, ты не такая. Ты не из тех, кто занимается случайным сексом с таким бабником, как Драко Малфой. Черт, ты вообще не из тех, кто хоть что-то делает случайно, потому что рано или поздно подобное неминуемо выбьет почву из-под ног. Спустя совсем немного времени все это станет тебе небезразлично. В том числе и Драко. Ты всей душой желаешь, чтобы он стал исключением, однако этому не бывать. И вот ты встречаешь в этой постели очередное утро и ненавидишь себя. Ты ненавидишь себя за многое, только его ненавидишь еще больше, потому что он тебе дорог. Ты испытываешь к нему что-то, но запрещаешь себе увлекаться подобными мыслями. Только не тогда, когда правда смотрит тебе прямо в глаза. Да, он может быть тебе небезразличен, но это не взаимно. Последние шесть месяцев ты потратила на то, чтобы убедить себя в обратном. Тебе нужно оправдание сексу с ним, не столько для других, сколько для самой себя. Правда заключается в том, что ты для него ничего не значишь, и лицемерка внутри тебя до потери пульса будет возражать этому, потому что в притворстве есть своя прелесть. Оно продолжает упорствовать, отметая все нестыковки с реальностью. И тебе это известно. Но когда он смотрит на тебя с ухмылкой, словно говоря: «Поверить не могу, что это происходит на самом деле», когда целует тебя в порыве, прикасается губами к шее, потому что знает, что у тебя слабость именно к этим поцелуям, так легко забыть, что все это ложь. Когда он не спеша раздевает тебя, медленно стягивая предмет за предметом, смакует тебя, так трудно поверить, что ты для него ничего не значишь. Наконец, оборачиваешься. Часы на ночном столике показывают двадцать минут девятого. Вздыхаешь. Пора уходить. На этот раз ты успешно высвобождаешься из его объятий. Встаешь с постели, отыскиваешь одежду. Но стоит допустить мысль о том, что сможешь незамеченной улизнуть домой, стоит взяться за дверную ручку, как ты слышишь скрип кровати. Драко проснулся. Он прочищает горло и спрашивает: — Куда-то собралась? Сердце сжимается в груди. Тебя поймали. Бросаешь на него взгляд через плечо, напустив на себя безразличный вид. — Вообще-то да. — Куда? Этот разговор тебе знаком. За последние шесть месяцев он повторялся множество раз и всегда заканчивался твоим уходом. Поэтому ты спокойно выдаешь отработанный ответ: — Домой. Но Драко удивляет тебя всего одним словом: — Почему? Ты окидываешь его изучающим взглядом, ищешь какой-нибудь знак, что он спрашивает тебя не о том, о чем ты подумала. Но он спрашивает именно об этом, и ты не знаешь, что ответить. Этот разговор не должен был состояться. Ты лишь очередная зарубка на его кровати. Он не обязан доказывать обратное. Ты приглаживаешь волосы и, заикаясь, произносишь: — Но... Ты... Я не хочу играть в твои игры, Драко. Это правда, в которой ты не признавалась никому, кроме себя. Кажется, твой ответ задел его, и ты не понимаешь причину. Если кому и должно быть больно, то только тебе. Тебе! Ведь это ты для него ничего не значишь! Это ты посмела мечтать о невозможном! Это ты спишь с тем, кто никогда не был предан одной женщине дольше двух дней. — Кто сказал, что я играю в игры, Грейнджер? Скрещиваешь руки на груди и бросаешь на него подозрительный взгляд. — Разве нет? Но... Он потирает затылок, вздыхает. — Я устал смотреть, как ты уходишь. В этот миг истинная правда озаряет тебя. Он честен. Ты для него не игрушка и не способ скоротать время, и это не очередное утро после случайного секса. Больше не будет никакого утра после ошибок, по крайней мере, не для него. Ты значишь для него больше, чем все остальные. Именно ты. Вот так просто все, что ты считала правдой о Драко Малфое, оказывается вымыслом. Ты не знаешь его, и, возможно, в этом только твоя вина. Возможно, ты была слишком занята подсчетом потолочных панелей, внутренними спорами и соблюдением дистанции, чтобы понять, почему он в действительности так крепко обнимал тебя — почему он всегда крепко обнимал тебя. Правда ошеломляет тебя. — Останься, — из его уст это звучит так, словно он впервые произносит какое-то иностранное слово. Ты все еще не можешь поверить. — Остаться? — Да. Это последний раз, когда потолочные панели в его спальне приходят тебе на ум.