Вальпургиева ночь

Ярис не каждый год в этом участвует, слишком шумно, слишком людно для него. Хотя нет — людей здесь не бывает. Ведьмы, вампиры, черти, кто угодно — только не люди. И воздух здесь не такой, как в городе. Дышать легче в стократ. Не режут чуткий волчий нюх автомобильные газы или приторные духи одноклассниц. И шабаши можно любить хотя бы за это — не травят больше тебя яды людские. Видимо они опоздали, как всегда. В самый разгар веселья пришли. Вон, уже ведьмы пляшут, что-то невнятное завывая. Суккубы чуть ли не оргии устраивают. И Ярис невольно ищет глазами вампиров. Одного вампира. А в душе надеется, что он сюда не пришёл. Наивный. Ляхтич чуть ли не самый известный тут. Не одного шабаша не пропустил, всегда Вальпургиеву ночь празднует. Его кажется знают все, кто хотя бы раз был здесь. И Марк всех знает. Руки жмёт почти каждому встречному, улыбается вежливо. Ярис кривится каждый раз, глаза закатывает — знает же, что Марк мысленно имел всех присутствующих. Какая уж тут вежливость. Звучный смех раздался почти над ухом. Словно кучка гиен, ей богу, по другому не назвать. Вампиров не так трудно вычислить. Всегда развязные, развратные, глумятся над кем-то вечно. И Ляхтич такой. Сразу не скажешь — вроде славный малый, приличный. Пока пасть свою зубастую не откроет. И думай потом, что лучше — поспорить всё же с ним или придушить сразу гада. Хотя Ярис уверен — второй вариант определённо выигрывает. И сколько бы девчонки о его прелести не рассказывали, Чаклош знал, что Марк тот ещё урод. Не внешне конечно; наружность у него красивая. Слишком. Но морально — страшнее человека, чем Марк Ляхтич нет. Хотя может и есть, но точно не среди подростков. Все вдруг стихают неожиданно, смотрят в одну сторону. Ярис тоже оборачивается, изучает новоприбывшую Василису. О девушке уже давно все наслышаны — дочь самого Огнева как никак. Потихоньку вновь зашевелилась толпа, словно от транса отошла. Все то и дело взгляды на девушку кидают. Марк тоже смотрит. Не то чтобы заинтересованно — как на товар в магазине. Пожалуй, для него все вокруг — товар. И это даже обидно. Марк вдруг голову поворачивает, замечает Яриса наконец. Улыбается криво в знак приветствия, даже рожу какую-то корчит. Своего призрения к волкам он не скрывает. «Блохастые дворовые шавки», — так Марк сказал однажды. Но всё равно, каждый раз он кидает взгляды в их сторону; кривится демонстративно, когда это замечают. И Ярис снова глаза закатывает — ведь помнит, как недавно льнул к нему Ляхтич. «Ничего личного. Мне просто скучно», — говорит Марк каждый раз. И не поймёшь тут, лжёт или взаправду всё так. А Ярису понимать и не особо хочется. Их встреч по выходным достаточно вполне, и неважно, что Марк в это вкладывает. Вновь оживился народ, к костру высокому ведьмы кавалеров потянули. Смех громкий раздаётся, бои потешные толпу развлекают. Ярис почти один остался, ребята из его стаи по сторонам расходятся. Кто-то блюда праздные пробует, кто-то уже за руку с ведьмочкой кружится. Вампиры тоже все разбежались, каждый своим делом занят. Вот только Ляхтич идти плясать не торопится. Костры горят вокруг, и он в их свете кажется призраком, мимолётным видением. Ярис на секунду думает, что Марка Ляхтича действительно не существует — просто галлюцинация. Пока эта галлюцинация не откроет свой поганый рот. — Мне казалось, что в этом месте только две мерзкие вещи, — задумчиво изрёк Марк, переводя взгляд на Яриса, — Теперь вижу, что их три. — Не будь так самокритичен, — не остался в долгу Ярис. Мелкие словесные перепалки стали традицией какой-то. Всегда с них всё начинается и ими же всё заканчивается. А Марк будто его и не услышал вовсе или проигнорировал просто. Всё стоит, да на пляски сатанинские смотрит. За руки ведьмы кружатся, ещё нечесть какая-то. И кажется, что он тоже бы сейчас танцевать сорвался, да нескем. А Ярис так, между делом, думает, что Марк бы в этом костре смотрелся прекрасно. И какое-то садистское удовольствие от мысли, что Ляхтич стоит, объятый пламенем. А у Марка наверное мысли похожие. Взаимность прежде всего. Марк снова рот открывает, сказать опять что-то хочет. А Ярис вот слушать его не собирается, перебивает тут же: — Знаешь, как тебя на кол посадить хочется? А Марк в ответ лишь смеётся тихо. Потому что знает. Знает, что Ярис засыпает, думая, как разорвёт Ляхтича на куски. А Марк засыпает, думая, что даст ему такой шанс. — Бысто бегаешь, пёсик? — вдруг спрашивает Марк с вызовом смотря на Чаклоша. И Ярис не успевает ответить ни «да», ни «иди к чёрту со своими тупыми вопросами». Потому Марк вдруг срывается с места. Ярис думает, что нужно остаться, постоять. Пусть Ляхтич сам по лесу носится. И опять слушает не себя — Ляхтича. Бежит следом, кто быстрее. Деревья мелькают перед глазами, когда они, покинув поле, оказываются в чаще. Ярис даже не заметил, в какой момент успел обратиться. Марк видимо этого тоже не заметил. Дёрнулся, когда увидел рядом с собой не лицо знакомое, а волчью морду. Тормозит резко. Да так, что Ярис чуть ли не налетает на Ляхтича от неожиданности. — Неплохо для дворняжки, — выдыхает Марк. Ярис видит — он устал. Чаклош и сам устал. Они почти весь лес пробежали. — Ну, спасибо, — фыркает Ярис, как только обратно превращается. В лесу тихо. Зеленью приятно пахнет, Ярис даже глаза блаженно прикрывает. Хорошее местечко. Озеро совсем близко. Стоит глаза открыть, а Марк уже у воды рубашку скидывает. — Надеюсь, ты решил утопиться, — негромко комментирует Ярис. Он и вправду на это надеется. Вот только к несчастью, знает — скучать он будет по Марку. Сильно. Какая нелепость. А тот уже разделся до белья, воду пальцами пробует. Вечер, холодная наверное. Марк для этого сюда притащился? Серьезно, Ляхтич? Ярис между тем, глаз от чужой спины оторвать не может. Каждый позвонок виден, каждая косточка. И не знаешь, чего больше хочется — пальцами по спине этой провести или сломать к чертям собачьим её. — Пойдёшь? — Марк кивает на воду, помолчав добовляет: — Тёплая. Почти. «Почти», — Ярис мысленно фыркает. Марк тоже почти тёплый. Чуть выше нуля. Чаклош отрицательно качает головой. Нет, он туда не полезет. Марк только плечами пожимает. И вот уже рябь прошла по поверхности. Ляхтич ему чем-то русалку напоминает. Как запоет сейчас, и потонет Ярис в этом озере проклятом. — Смотри, чтобы тебя рыбы не сожрали, — наконец говорит Ярис, когда замирает Марк в воде. — Спасибо за заботу, Чаклош, — саркастически выдыхает Марк, губы в своей самой противной улыбке растягивая. — Всегда пожалуйста. И что-то в голове ломается. Наверное мозг шлёт на три весёлые буквы. Плюешь на всё внезапно. И вот уже две рубашки на земле валяются. Ярис плечами передёргивает, забавно так от холода ежась, когда в воду ступает наконец. И хочется игнорировать эту хищную улыбку, которую Марк дарит ему нечасто. А если дарит — беги лучше. Далеко и быстро. Но Ярис только вперёд подаётся, ближе к Марку. А ведь пришли. Смотрели сначала друг на друга, словно на мусор под окном, не более. А теперь стоят одни, по пояс в воде холодной. И борятся оба с соблазном. И утопить им хочется друг дружку, и ногтями по спине чужой провести. И не знаешь, о чём мечтаешь больше. — Давай, — Марк кладет ладонь чужую себе на плечо, — Что ты будешь делать? Смотрит с вызовом. Знает, что Ярис решить не может. Убить или притянуть к себе Марка. Притянуть, а потом убить. Отлично. Губы у Ляхтича кстати холодные, не то чтобы Ярис об этом думал много. Так, вспоминал пару раз. Марк жмётся плотнее. Целует так, словно сожрать Чаклоша хочет. Неудивительно, не напрягает уже даже. Ярис привык. Чувствуешь на себе тонкие пальцы, ледяные от воды. То и дело по шеи проходятся, наровя сжать её, выдавить жизнь. И Ярис ничуть не удивится, если завтра найдут здесь его труп. Отрывается от чужих губ наконец; кусает слегка шею, плечи Марка. Наблюдает завороженно, как капли воды вниз по стройному телу стекают. И наверное, шабаши можно любить хотя бы за это — прячась от глаз посторонних, целуешь наконец его. Долго до одури, параллельно царапины, раны друг на друге оставляя. Знают оба, что завтра уже встанет всё, как всегда. Словно ничего и не было. Словно не они встречаются где-нибудь украткой по выходным, словно не они страсти каждый раз придаются. Словно не они любят горячо друг друга и так же горячо ненавидят.