Часть 1
22 января 2019 г. в 12:00
Людвигу это казалось сном. Большим, кошмарным. После таких просыпаешься, судорожно хватая воздух, бежишь к графину с водой... После таких весь день преследует легкая дымка паники. После таких...
Но не сон. Ни черта.
Ни черта не сон. Соглашение подписано.
И ничего уже не исправить.
Людвиг смотрел на тех, кого ранил. Признавал свою вину, своего брата. Любимого старшего брата. Порой невыносимого эгоиста. Порой настолько громкого...
Но такого живого в своей силе.
В Гилберте всегда была гордость.
Людвиг бежал, утопая в снегу. Снег был везде, он забился в туфли, под штанины, с неба тоже снег шел. Тучи заволокли. Не найти уже ничего. Не разобрать в этой череде елей.
Только бежать.
Бежать, жадно глотая холодный воздух. Он не мог заболеть.
И прибежал.
И даже перед лицом своей персональной смерти Гилберт стоял. Гордо стоял, задрав острый подбородок, держа руки по швам. Он не думал бежать.
Пальто слетело на холодный снег.
Гилберт был ниже. У Гилберта была повязка на глазу и пустая глазница. Кажется, Наталья выцарапала. Но нельзя ее винить в этом. Нельзя.
И Гилберт одним глазом смотрел в глаза своей персональной смерти. Без привычной улыбки или оскала. Без... Привычной насмешки.
Гилберт не сожалел о том, что сделал. Сделанного не воротишь.
Гилберт не сожалел о том, что так и не победил Ивана. Смысл сожалеть?
Он сожалел только о своей семье. Как бы оно ни было, он любил и Родериха, и Эржебет... Но больше всего любил Запад.
Любил так сильно, что был готов сдохнуть ради его светлого будущего. Сдохнуть, лишь бы у того был шанс. Он растил его. Своего младшего и любимого брата.
Гилберт выставил руку вперед.
- Дай мне минуту. - голос звучал твердо. Брагинский кивнул. Минуту. Ровно.
И Байльшмидт сделал шаг к Людвигу. И еще один. Подошел к нему через сугробы. Содрал с шеи Орден Черного Орла и тому в холодную ладонь вложил.
- Береги себя, Запад. - ласково, на родном языке, прошептал ему Гилберт. - Я люблю тебя, младший.
Перед глазами Людвига пролетела вся жизнь. От того, как Гилберт первый раз посадил в седло... до этого самого момента. Все пронеслось, как кинолента. Каждое объятие, каждое касание. Все. Каждый миг. И Людвиг понял. Гилберт был с ним всегда. Помогал подняться, протягивал руку и отряхивал от пыли и снега.
Старший никогда не кричал. Хотя того же Франциска мог и послать, и по ребрам дать. Людвиг был для Гилберта... Всем. Его наследием. Его жизнью.
И вложил он в Людвига только самое хорошее. То, на что сам был способен.
Людвиг сдерживает слезы. Гилберт гладит его по холодной щеке.
В алых глазах столько всего.
Только об одном Гилберт жалел. Подвигов младшего больше не увидит.
Он вернулся на свое место. Иван уже перепроверил пистолет.
- Стреляй. - сказал он своему палачу.
Звук выстрела ворон разогнал. А Гилберт еще несколько секунд стоял, словно не верил, что пуля его сердце прошибла. Не верил.
И только потом упал.
Снег окрасился в алый.
Людвиг подошел к нему совсем близко. Упал на колени и тело Гилберта к себе прижал. Прижал так, крепко, как только мог. Прижал, уже не сдерживая постыдные слезы. И взвыл, как волк. Раненый, одинокий. Взвыл так громко, что Иван не смог скрыть сочувствия.
Подошел к Людвигу и тяжелую ладонь на его плечо опустил. Сел рядом.
И, кажется, эту боль они делили на двоих.
И снег впитывал в себя ее. И кровь.