Мечница

      

Глава 3. О погибших и огне.

                    Стоило мне переступить порог непроницаемой темноты, как тут же я потеряла опору под ногами. Сначала мне показалось, что у меня кончились силы и ноги просто перестали меня держать, но потом я поняла, что я и в самом деле лечу в темноту. Я успела только вскрикнуть, выдавила один из себя один единственный тихий и испуганный звук, сразу потонувший в темноте.       И тут же что-то крепко схватило меня. Вцепилось в ворот кольчуги и потянуло меня назад и вниз, буквально обрушив меня на множество жестких, острых граней. На холодные ступени лестницы. У моих ног и над головой была непроглядная тьма, а за головой, там откуда я пришла — расчерченное черным дымом голубое летнее небо, чей свет словно не мог осветить ни меня, ни то место, где я оказалась.       Снова движение. Резкое и быстрое. На фоне света промелькнул черный силуэт. Руки лиса с раскрытой ладонью описала в воздухе дугу тут же свет померк окончательно. Арка исчезла, снова заблокированная монолитной плитой, которая вернулась на место с тяжелым каменным скрежетом.       Я оказалась погруженной в холодную и кромешную тьму, в которой боялась пошевелиться, но не прошло и секунды, как тишину уничтожил радостный смех лиса, который был где-то рядом:       -Срань господня, это было невероятно!       Я лежала в темноте, чувствовала под собой холодные ступени каменной лестницы, и задыхалась — обожженное кислородом от слишком частого дыхание горло больше не давало сделать мне ни вдоха без боли, а лис всё продолжал радоваться:       -Просто невероятно! Ты была великолепна! Я в жизни такого не видел!       Наверняка мне было бы дело до его похвалы, если бы я не боролась с тем, чтобы не отключиться от усталости… и если бы мне так не жгло руку.       -Шама, -тихо произнесла я, выдавливая из легких с трудом добытый воздух.       -У тебя сгорели оба оберега, а ты всё равно продолжала их валить! Ты вообще понимаешь, что это значит?! Ты смогла передать силу своего духа оружию, сама, без всякого колдовства! Да такого вообще быть не должно!       -Шама…       -Что? -в тишине раздалось короткое и резкое сопение — лис втянул носом воздух. -От тебя кровью пахнет.       Раздался глухой шлепок и на стене слабо засветился отпечаток в форме ладони оборотня, озарив его и меня тусклым оранжевым светом. Когда я смогла различить черты его лица он уже обеспокоенно смотрел на рану на моём запястье — влажное, отражающее свет пятно на том месте, где шест конструкта разорвал наруч. Их было слишком много, и они не оставили мне выбора — после не самого удачного блока мне пришлось подставить руку, чтобы шест не стесал часть моего лица.       -Это не страшно, -сказал лис. -Не волнуйся, с тобой всё будет в порядке. Обещаю.       Я хотела ему верить, очень хотела, но не могла. Он говорил и делал всё слишком быстро для того, кому не о чем беспокоиться. В пару быстрых движений он практически сорвал с меня наруч и оторвал рукав футболки, вылил мне на руку какую-то пахучую жидкость, затем достал из рюкзака кусок бинта, смочил его чем-то другим и приложил к ране. Ничего кроме холода я не почувствовала. Гораздо же больше я забеспокоилась когда он крепко взял меня за руку, достал свой кинжал и занёс его лезвие над моей рукой, будто готовился воткнуть его остриё прямо в рану на моей руке, аккурат между ладонью и локтем.       -Тихо-тихо, -быстро произнёс он, когда я машинально попыталась отнять у него собственную руку. -Сейчас будет немного больно, потерпи.       -Что ты…       Я не успела закончить — лезвие его кинжала начало краснеть и светиться, но не как будто его сунули в печь, а словно у него внутри был сердечник, который с каждой секундой раскалялся всё сильнее и сильнее, и отдавал этот жар остальной стали, которая тоже скоро стала красной и начала освещать каменный свод вокруг нас.       Когда же лезвие сменило цвет с красного на оранжевый, а затем и на белый, мне показалось, что оно стало блестеть, будто было влажным. В следующую секунду на кончике лезвия начала собираться большая и густая капля расплавленного металла, готовая вот-вот упасть мне на руку.       Я снова попыталась вырваться, но лис так крепко держал меня, что я едва смогла сдвинуть руку с места. Всё это время он что-то тихо шептал себе под нос, но я была так заворожена, и напугана, зрелищем раскаляющегося кинжала над моей рукой, что едва обратила на это внимание.       Он замолчал и капля сорвалась с мгновенно остывшего кинжала и упала прямо на мою руку. Она мгновенно прожгла и тут же подожгла к приложенный к ране бинт, а потом тут же впиталась в рану без остатка. И это было действительно больно, и совсем не «немного».       Мне казалось, что моя кровь раскаляется, закипает. Я чувствовала как этот жар расплавленного металла путешествует по моей руке вместе с кровью, раскаляя всю кровь на своём пути не щадя даже самые маленькие сосудики. Я чувствовала как жар шел от руки к сердцу, а от него распространялся по всему остальному телу, и всё что мне оставалось это болезненно и сдавленно шипеть сквозь до боли сжатые зубы. Шевелиться было ужасающе больно, но не шевелиться было невозможно.       Я дергалась, резко и порывисто, как в судороге, дрожала всем телом, шипела и всеми силами старалась не дать появиться ни единой слезе. Пыталась сделать хоть что-то, чтобы унять эту боль, а лис только крепче держал мои руки и прижимал меня к лестнице, чтобы я не билась об неё или стены.       -Знаю — больно, -успокаивающе говорил мне оборотень. -Терпи. Скоро пройдёт.       Не знаю сколько прошло времени. Может быть полчаса, а может всего пара минут, но даже если так, то эти минуты показались мне очень долгими. Когда боль наконец стала отступать и я перестала дергаться лис отпустил меня, но его хватку я еще долго чувствовала в руках и плечах. Вид у него был виноватый, если не испуганный.       -Ну что, отпустило немного? -аккуратно поинтересовался Шама, которого я едва различала при исходящем от отпечатка на стене слабом оранжевом свете.       Я только кивнула и оборотень, видимо удовлетворившись моим ответом, снова запустил руки в свой рюкзак, после чего аккуратно и без всякой спешки забинтовал мою руку. А потом тут же, словно выждав момента, когда я позволила себе расслабиться, без предупреждения вылил на бинт что-то такое, от чего мою руку защипало так, как если бы её окунули в чистый спирт. Такой опыт у меня уже был.       -Ну извини, -попросил прощения оборотень у моих оскаленных от боли зубов.       -Уши бы тебе оборвать, -прошипела я.       -Оставь в покое мои уши. Встать сможешь?       Не дожидаясь моего ответа оборотень перекинул мою здоровую руку через своё плечо и помог мне подняться на ноги.       Мне было очень неловко, но я хотела продолжать на него опираться — мне казалось, что теперь сил у меня было еще меньше, чем когда я была окружена стеной конструктов. Видимо разглядев это желание в моих глазах оборотень продолжил служить мне опорой и вместе со мной начал спускаться по тёмной лестнице. Он же помог мне и заправить мой покалеченный меч за пояс.       Оставленный Шамой отпечаток на стене перестал светиться едва мы отошли от него на пару шагов. Теперь единственным источником света для нас был его кинжал, который он нёс в свободной рук и который вновь светился, но теперь уже слабым, голубовато-молочным светом, которого хватало только чтобы увидеть три ближайшие к нам ступеньки.       Хотя оборотню, который внимательно, но спокойно смотрел в темноту, видимо хватало и этого. Единожды я задумалась о том, что если его слух был таким, каким он его описал, то в темноте глаза ему и вовсе были не нужны. Он мог идти на слух, как летучая мышь, так что, возможно, свет этот предназначался исключительно для меня.       Как только я смогла отвлечься от мыслей о собственном состоянии я нашла силы чуть оглядеться. Всё вокруг нас было сделано из камня, причем будто бы из единого куска, словно само это место было вырезано в скале. Прямая каменная лестница с низком потолком и таким малым расстояниям между стенами, что мы едва не касались их плечами, позволила нам углубиться в землю на несколько десятков метров, прежде чем ступеньки сменились ровным каменным полом.       Лестница вывела нас на утопающую во мраке площадку, где больше не было видно ни стен, ни потолка. Погруженная в темноту, в которой даже собственное дыхание казалось таким предательски громким, что хотелось не дышать, мне было очень неуютно, если не откровенно страшно.       Лис вдруг будто что-то увидел в темноте и аккуратно поставил меня у стены, дав мне облокотиться на неё, а затем вручил свой светящийся кинжал.       -Постой тут минуточку, -почему-то хищно улыбаясь злорадно и тихо произнёс он.       -Что там? -мой голос едва не задрожал, и мне показалось, что лезвие в моей руки стало светиться слабее.       Лис сделал от меня шаг в темноту и в следующую секунду на него обрушился удар до боли знакомого железного посоха. Я не успела ничего сказать, ничего сделать или даже увидеть что-то — так быстро всё произошло. Всё, что я поняла, это что лис держит в своей левой ладони правую ладонь конструкта, которая сжимала посох.       Тут же раздался знакомый, но усиленный каменными сводами душераздирающий крик. Звук был таким громким, что вместо того, чтобы взяться за меч, я зажала готовые взорваться уши и ударила себя по голове рукоятью кинжала.       Конструкт дернулся, безуспешно пытаясь вырваться, и сразу после попытался ударить лиса свободной рукой, но оборотень довольно скаля зубы поймал и её за запястье. Конструкт вдруг замолчал, будто удивленный скоростью реакцией оборотня, а затем я услышала как под хваткой лиса у него хрустят и ломаются пальцы, державшие посох. Лицо конструкта, голого худого мужчины в висевших на нём лохмотьях, искривилось, будто он действительно чувствовал эту боль.       Оборотень вдруг улыбнулся еще шире, с примесью злорадства и садизма, и конструкт загорелся. В один момент, всем телом, словно облитый бензином, мгновенно превратившись в факел в форме человека, осветивший каменную площадку от стены до стены и от пола до потолка. Только благодаря нему я смогла различить, что мы стояли словно на балконе без парапета, который шел по внутренней стене глухого колодца, из которого не было выхода.       Конструкт, с каждой секундой терявший человеческие очертания, начал дергаться еще сильнее, а затем начал стонать и выть, словно и в самом деле он мог чувствовать боль агонии, которую испытывает человек, когда его сжигают заживо.       -Провожающие — на выход, -надменно и хищно произнёс лис, когда конструкт начал затихать.       Он сделал шаг, так чтобы оказаться боком к провалу колодца и в одно движение бросил туда уже практически не дергающегося конструкта, чьи ноги так легко оторвались от пола, словно в нём совсем не было веса. Беззвучно исчезнув в пропасти, конструкт унёс с собой и свет огня, которым он пылал, снова погрузив каменную площадку во мрак. Лишь спустя несколько долгих секунд я услышала тихий и глухой звук удара, говоривший о том, что он достиг дна колодца или его стены. Падал он долго. Посох же его будто растворился в воздухе.       -Вот, -возвращаясь ко мне довольно сказал лис, также довольно отряхивая друг от другая не боящиеся огня ладони, -теперь мы тут одни. Можем спокойно идти дальше.       -А сказать заранее нельзя было?       -Эй, не жадничай, -ехидно заулыбался лис. -Сама душу отвела — дай и мне удовольствие получить.       Я страдальчески закатила глаза и даже поднесла светящееся лезвие к лицу, чтобы он смог разглядеть всю степень моего пренебрежительного отношения к его чувству юмора.       -Тебе бы в театре играть, а не здания строить, -сказал лис, вновь услужливо подставляя мне своё плечо. Я об этом не просила, но и отказываться не собиралась. Ноги казались сделанными из ваты.       Мы ушли не далеко — прошли по «балкону» вдоль стен до противоположной стороны колодца, где виднелся проём, похожий на дверной. Я увидела его еще в тот момент, когда загорелся конструкт. Не смотря на утверждения лиса про то, что «мы тут одни», всё то время, что мы обходили пропасть колодца, он неотрывно смотрел в его сторону.       Когда мы оказались у него лис забрал у меня свой кинжал и протянул руку с ним внутрь, и заставил его светиться сильнее. За проёмом была длинная прямоугольная комната с низким потолком с со множеством идеально распределенных пустых углублений в каменном полу, похожими на неглубокие могилы. В стенах было множество больших крупных отверстий, похожих на огромные окна за которыми была чернота. Между окнами вдоль стены стояли конструкции из гнилого дерева, больше всего напоминающие оружейные стойки. В некоторых из них стояли до боли знакомые мне заточенные с одного конца железные шесты. А в дальнем конце комнаты, лежа на полу, слабо шевелилось что-то, похожее на человека.       Больше же всего моё внимание привлекло другое, и от этого я с трудом отвела глаза, хотя и очень хотела на это не смотреть. В центре комнаты на четырех острых ножках стоял огромный черный котел, подогреваемый низким красным пламенем, которое практически не давало света. А внутри него, в бурлящей серебристой жидкости, погруженных в неё до середины плеча, сидело три человеческих… остава.       Трое мертвецов без кожи расположились в котле, как в джакузи, и сидели смотря в центр котла и друг на друга. Они не были похожи на конструктов. Блестящие, словно влажные, они не имея губ будто улыбались оголенными зубами друг другу, а из обнаженных мышц каплями выделялась кровь, которая затем медленно соскальзывала в кипящую жидкость котла. А еще они казались… свежими, будто их убили и спустили с них кожу буквально несколько минут назад.       -Что… что это такое? -эту фразу мне пришлось буквально проталкивать через сжавшееся горло.       -Не знаю, -серьезно ответил лис, который, кажется, тоже не мог оторвать взгляд от костра. -Какая-то колдовская конструкция, точно не украшение интерьера.       -А что она делает?       -Откуда мне знать? Я таким не занимаюсь. Постой здесь.       Лис опять бросил меня, оставив стоять у дверного проема, а сам медленным и аккуратным шагом вошел в комнату, идя мимо пустых каменных могил. По правде сказать я едва сдержалась, чтобы не схватить его за одежду, или даже за шею. Ни стоять рядом с этой комнатой, ни стоять спиной к пустоте колодца мне совершенно не хотелось, как бы там лис хорошо не слышал.       -Что ты делаешь? -мне очень хотелось это прокричать, но из-за того что каждый звук здесь усиливался эхом каменных сводов, пришло шептать.       Хотя, по правда говоря, шуметь здесь мне было просто страшно. Мне казалось, что заговори я нормальным голосом, и это услышат в самом дальнем конце этого места.       -Хочу разглядеть эту штуку, -тихо отозвался лис. -Не нравится она мне.       Лис практически крадучись подошел к котлу и несколько раз обошел его по кругу, присматриваясь и принюхиваясь к нему, но явно не спешил оказаться к нему слишком близко. Несмотря на то что лис выглядел, впрочем, как и всегда, весьма уверенным в себе и спокойным, я же ощущала себя как на иголках.       Каждую секунду мне казалось, что эти три варящихся в серебре покойника выскочат и с криком побегут на меня, или меня кто-то схватит, подойдя из-за спины, или со дна колодца раздастся какой-нибудь страшный звук. Воображение отказывалось прекращать рисовать толпы конструктов, которые тихо поднимаются к нам по лестнице, ведь как подошел тот, которого сбросил вниз Шама, я даже не услышала. Мерзкие твари, оказывается, умели подкрадываться.       Я занервничала еще сильнее, когда лис попытался опрокинуть котёл, уперевшись в него ногой. Я инстинктивно прошипела ему что-то нечленораздельное и злое, но лис не обращал на меня внимания и с третьей попытки, собравшись с силами, перевернул котёл, из которого на пол, со звуком сырого мяса, повалились три несчастных покойника. Бурлящая в котле жидкость с шипением разлилась по всему полу и попала в вырезанные в камне могилы, но практически сразу исчезла без следа, будто впиталась в камень. Следом также мгновенно исчез и красный огонь, горевший благодаря неизвестно чему. Словно почувствовал, что лишился смысла своего существования и нужды для него больше не было.       Лис, развернувшись в мою сторону, сначала победно улыбнулся мне, но в следующую секунду его улыбка сменилась замешательством и он ожидающе уставился на одно из черных окон в стене.       -Что там? -напряженно, как испуганная змея, прошипела я от двери.       Лис не ответил, только показал мне указательный палец, призывая подождать. Ждать было мучительно тяжело. Я хотела укрыться за краем проёма, но и там, на открытой темной площадке с пропастью в центре, я тоже не чувствовала себя в безопасности.       После необыкновенно долгой минуты из черного окна послышался шум, словно что-то скользило по камням. Я занервничала еще сильнее, воображая щупальце или еще какое-нибудь чудовище, но лис спокойно и терпеливо ждал. Еще через минуту из окна вылетел конструкт, словно ребенок на скорости скатившийся с горки. Его тело сильно ударилось об каменный пол, но практически сразу же он начал неловкие попытки поднять себя на ноги.       Только тогда я поняла, что это было то место, где я бы оказалась, не поймай меня тогда лис. В моей голове вдруг настолько четко родилась картина того, как я лежу здесь, в темноте, разорванная и поломанная, медленно превращающаяся в конструкта, что мне стало дурно.       -Ооо, -со страданием и разочарованием протянул оборотень. -Опять вы.       Не обращая на поднимающегося конструкта внимания лис направился ко мне, и как только мы оба оказались вне комнаты он щелкнул пальцами и каменные стены словно ожили, смыкаясь за нами и закрывая проход в комнату. Когда движение камня прекратилось не осталось ни щели, ни шва, ни единого намека что где-то за этой холодной толщей было какое-то пространство.       -Как ты это сделал? -сказала я пытаясь найти то место, в котором каменные стены сомкнулись и вросли друг в друга.       -Ну я же подобрал ко входной двери ключ, -простодушно пожал плечами оборотень. -Он и ко всем остальным дверям подходит.       -Но я не вижу у тебя никакого ключа.       -Он здесь, -лис дотронулся указательным пальцем до своего виска. -Это образ, как картинка.       -И что это за картинка?       -О, -устало простонал лис и покрутил головой, -лучше тебе не знать.       Расспрашивать его я не стала — только за последнюю минуту я увидела достаточно, чтобы на корню задушить своё любопытство.       Мы вновь продолжили двигаться вдоль стены колодца и когда мы не дошли примерно четверти до того места, через которое попали сюда, ровная площадка оборвалась ступенями. Это был первый шаг вдоль длинной спиральной лестницы, которая вилась по стенам колодца и вела куда-то вниз, в непроглядный мрак.       Мои измученные ноги начали ныть уже на третьем витке лестницы, а конца ей было и не видно. Вспоминая как долго падал конструкт мне было страшно представить сколько еще нам предстоит спускаться, и тем более как тяжело будет подниматься обратно.       Очень быстро лестница стала опасно узкой. Если два человека на ней еще бы разошлись, то третьему пришлось бы идти по самому краю, а никаких перил, отделяющих от падения вниз, по прежнему не было. Спускаясь по ней я успела задуматься о том, что не чувствуй я себя так, будто по мне проехался паровой каток, то я наверное была бы вне себя от возбуждения, ведь я была в самом настоящем подземелье, которое я, в сопровождении колдуна, собиралась ограбить.       Вырезанные в камне проходы, бесконечные лестницы, остатки факелов на стенах в проржавевших держателях, темнота, опасность, заколдованные своды и прочие колдовские штуки. Всё это было как ожившая детская мечта, и я знала много тех, кто точно также мечтал о таком. Тех, кто очень много отдал бы за то, чтобы эта мечта сбылась.       Реальность же подменила мечту кошмаром. Чтобы спускаться по этой лестнице приходилось заставлять себя и вымучивать каждый шаг, и не только потому, что от бесконечных ступенек болели ноги, а потом что на краю сознания всегда черным облаком кружил страх падения, страх темноты, страх встретиться с еще каким-нибудь ужасом, который мог притаиться впереди. И всё же не могу сказать, что я была разочарована, или разбита этим несоответствием моей мечты и действительности, скорее я вынуждена была признать, что была не готова. Нужно было больше всего уметь, больше всего знать, больше тренироваться. И почему-то в голову била мысль — «В следующей раз всё будет лучше. В следующий раз я буду лучше».       -Что это за место вообще? -спросила я, когда мы сделали первую остановку и сели на ступеньки.       Я была рада этой передышке, тем более что её лис предложил сам. Видимо ступеньки осточертели и ему.       -Насколько я понимаю что-то среднее между школой, крепостью и перевалочным пунктом, -с готовностью ответил лис, разминающий икры пальцами. -А еще это тюрьма, даже темница, и что-то типо кладовой. Назовём это красивым словом «твердыня».       -А ты уверен, что хозяева не дома? -аккуратно спросила я.       -А тебе это место кажется не заброшенным?       Лис кивнул головой куда-то вверх указывая на очередной прибитый к стене факел, точнее то, что от него осталось — гнилые щепки лежали в чудом удерживающихся на стене железных вилах, разъедамых ржавчиной.       -Все они давно умерли, и туда им и дорога, -лис повернул голову и презрительно сплюнул в пропасть колодца, куда недавно отправил горящего конструкта. -Может быть даже кто-то из них здесь и лежит. Хотя, насколько я понял, когда этим ребятам крепко присели на хвост они просто оставили это место, как и все остальные.       -Есть и другие такие же… твердыни?       -Точно были, -кивнул лис, -но вот остались ли — не знаю. Может их уничтожили, может они сами со временем растратили все свои силы и рухнули, а может их просто не нашли. По правда сказать я не знаю почему это-то место до сих пор работает. Ничто не вечно, и колдовство тоже.       Размышлять на эту тему мне не нравилось, и я просто кивнула в ответ.       До дна мы добирались долго, даже пришлось сделать еще один привал. Это было похоже на неприятный, неуютный сон, который никак не может закончиться, или поставленный на бесконечный повтор видеоролик. Бесконечная спираль из каменных стен, ступеней и темноты. Ни единой двери, площадки, каких-либо украшений или хоть чего-то, что прервало бы эту сансару, воплотившуюся в лестницу. О том зачем было так углубляться в землю я даже не думала, только заметила, что всё ещё было прохладно, а воздух был практически свежим.       Когда мы добрались до дна я была готова буквально его расцеловать, если бы не понимание, что стоит мне опуститься на колени и поднимусь я только с помощью лиса. Казалось мои мышцы вообще потеряли способность расслабляться. Была и еще одна причина — дно колодца не было ровной каменной площадкой, оно было маленьким, темным и чуть волнующим прудом в котором сгинул конструкт. Ведущая сюда лестница оканчивалась на маленьком островке у стены с очередным проходом вглубь каменной толщи.       За этим проходом начинался мрачный и вызывающий у меня приступы клаустрофобии лабиринт из узких коридоров, потолок некоторых был таким низким, что лис касался его кончиками ушей, отчего начал прижимать их к голове. Я забыла дорогу обратно уже после третьей развилки, на каждой из которых было по четыре или пять выходов. Лис же каждый раз на пару секунд останавливался, словно проникал взглядом через темноту каждого прохода и уверенно выбирал один из них. Наконец, после долгих блужданий по каменным коридорам, в конце одного из них я различила тусклый синеватый свет.       Мы вошли в небольшой круглый зал с высоким потолком и множеством выходов, стены, пол и потолок которого украшала беспорядочная, даже какая-то хаотичная резьба. Не повторяющаяся и ничего не изображающая, меня она наводила на мысль словно какой-то слепой мастер практиковал здесь своё мастерство и никак не мог определиться что же ему изобразить — рисунки, орнамент или надписи.       Всё это наслаивалось друг на друга, шло под невообразимыми углами, начиналось на потолке и заканчивалось на полу, и наоборот. А еще здесь было практически светло. Зал заливал синий, похожий на неоновый свет, хотя я никак не могла увидеть его источник, словно светились сами стены, или даже воздух, потому что ни я, ни лис, не отбрасывали теней. Свет был слабым, едва ли при нём можно было читать даже крупный текст, но это было гораздо лучше кромешней тьмы, которая царила во всех остальных местах.       В центре же зала, и на полу и на потолке, было два каменных шестигранных постамента, чьи острые центры тянулись друг к другу, словно две гигантские каменные иглы готовились к столкновению. Между ними, на высоте моего роста, в воздухе висело нечто маленькое, темное, идеально круглое и ровное, как отшлифованный камень или жемчужина, которая издавала странный, гудящий звук, как работающая машина.       Не знаю почему, но каждый раз когда я смотрела на неё у меня не получалось сфокусировать на ней взгляд. Она постоянно казалось мне размытой, или даже прозрачной, словно половину каждой секунды она не существовала. Ну, а тому, что что-то парит в пространстве я уже даже не удивлялась.       Едва мы вошли в комнату лис остановился и бросил на жемчужину такой внимательный и серьезный взгляд, каким наверное смотрят на неразорвавшуюся мину, которую предстоит обезвредить, и которая может сама взорваться в любой момент.       -Так, -со смесью серьезность и презрительность произнёс лис, -к этой штуке даже близко не подходи.       -Я и не собиралась. А что это?       -Сердце этого места, -еще серьезнее ответил оборотень. -Точнее смесь сердца, мозга и батарейки. Это оно управляет конструктами, и всем остальным тоже.       -Может тогда сломать его?       Мысль о том, что можно убить всех конструктов и всю прочую местную мерзость одним махом мне очень нравилась. Нравилась настолько, что я даже поискала что-нибудь на полу, что можно было бы кинуть в этот камень.       -Всё-то тебе сломать. Чуть позже, -процедил лис.       Оборотень, который только что с видом праздного любопытства рассматривал комнату и прислушивался к темноте, вдруг что-то заметил и прищурился, начав вглядываться в стены. Покрутившись вокруг себя и поводив головой из стороны в сторону он вдруг стал следовать когтистым пальцем за чем-то невидимым мне и перед тем как медленно заговорить сначала беззвучно шевелил губами:       -О, а, в сих твердях, лежит, покоится, э, какая-то часть бурум-бурум-кого? И, Ивана, -медленно произнес лис, будто читал что-то по слогам и переводил на ходу, -перво, первого, главенствующего над… над чем? Над сказом? Да, главенствующего над сказом небытия. Вот.       -Где ты это прочитал? -сказала я пытаясь смотреть на те же места, что и он. -Где это написано?       -Да в общем-то повсюду, -пожал плечами лис еще раз оглядев комнату.       -А сказ небытия это что? Черная книга?       -Ага, -кивнул лис, всё еще изучая стены, -наверняка.       -А что за часть? И что за Иван?       -Не знаю, да и пофиг. Главное, что Ваня сыграл в ящик, туда ему и…       Лис вдруг запнулся, вновь проследил глазами за надписями на стене, потом прочел что-то еще и произнес удивленное и протяжное «ааа».       -“А» что? Что такое? -сказала я, следя за тем как взгляд лиса мечется по комнате.       -Так это наверное тот самый Ваня, -задумчиво произнес оборотень скорее мысля в слух, чем отвечая мне. -Так значит он всё-таки сдох.       -Кто сдох? О ком ты говоришь?       -Был когда-то кто-то по прозвищу Черный Иван, -наконец обратил на меня внимание оборотень. -Точно не скажу, мало об этих молодцах что сохранилось, но среди них он был кем-то очень важным. Может быть это даже был изначальный владелец Черной книги. Я читал, что Симфония, э, это нечто вроде рыцарского ордена, они за всякими тварями гоняются. В общем когда-то давно они много людей потеряли в попытках его завалить. Видимо завалили всё-таки, может быть даже это где-то здесь было.       -А это для нас хорошо? Или плохо?       -Ну, даже не знаю, но думаю лет сто назад это было ну очень позитивное событие. Хотя в любом случае хорошо, что Ваня склеил ласты. Воздух чище будет. Так, предлагаю такой план, -оборотень вдруг резко взбодрился. -Ты сидишь здесь и отдыхаешь, а я пойду посмотрю что еще здесь интересного есть. Никого кроме нас тут нет, так что бояться тебе нечего.       Я очень хотела отдохнуть, но очень не хотела, чтобы он знал насколько. По моему за всю жизни я никогда не была такой уставшей. Мне не хотелось упасть и заснуть, мне хотелось сесть и не двигаться, ничего не делать, не двигать ни единым мускулом, отключить сознание и чтобы ничто меня не беспокоило.       -А я ничего и не боюсь.       Лис посмотрел на меня чуть устало и мне стало стыдно от своих попыток храбиться перед ним. Это место всё еще пугало меня до чертиков, и глубоко внутри я надеялась, что и его тоже, просто что он скрывал это лучше.       -Если что — зови, -ободряюще улыбнулся мне лис.       Когда я попыталась улыбнуться в ответ он подмигнул мне, цокнув языком, и тут же ушел в один из проходов, забрав кинжал, чей свет стал казаться мне уже таким теплым и привычным. Уходя он начал слабо, но не прерывая ритма щелкать пальцами, снова вызвав у меня ассоциацию с летучей мышью.       Оставшись одна я сползла спиной по холодной каменной стене и опустилась на собственную лодыжку, чтобы не отморозить задницу об еще более холодный пол. Первую минуту я еще пыталась наслаждаться передышкой, но когда шаги и щелчки лиса стихли мне стало настолько неуютно, что я практически готова была пойти за ним, расставшись с возможностью отдохнуть.       Не знаю чем так мне нравилась эта комната, может быть из-за черной жемчужины, пускай даже мирно висящей в центре комнаты. Или из-за издаваемого ею практически механического гудения, которое настолько заполнило собой всё вокруг, что мне казалось открой я рот я не смогу услышать собственный голос, но проверить эту мысль я так и не решилась.       Я вытащила из-за пояса свой меч, чтобы не только оценить степень всего с ним произошедшего, но и просто чтобы хоть на что-то отвлечься, вот только сделать это оказалось непросто. Моя правая рука ныла, наполнившись тупой болью от локтя и до кончиков пальцев, и двигалась с большим трудом. Моему же мечу срочно требовался опытный кузнец, если не полная перековка. Смотреть на то, как он пострадал мне было откровенно тяжело, но с другой стороны я испытывала к нему теплую, безмерную благодарность — только благодаря ему я смогла… быть здесь. Только благодаря ему я всё еще дышала.       Через какое-то время лис вернулся, может быть минут через двадцать или больше, но он не задержался и прошел комнату насквозь — вышел из одного прохода и ушел в другой.       -Рухлядь и гниль, -недовольно приговаривал оборотень, будто и не замечая меня. -Одна рухлядь и гниль.       Он как заведенный повторял это и после того, как скрылся во тьме.       Когда я снова осталась одна, то мне показалось, что в какой-то момент я моргнула и закрыла глаза на чуть дольше обычного, а когда открыла их, то уже стояла нагая в комнате столь тёмной, что я едва различала свои ноги и кончики пальцев рук. Свет шел от едва чадащих под потолком сухих трав, чей дым жег моих легкие так, словно я вдохнула жгучий перец.       Раньше всех чувств и всех мыслей пришла паника. Я обернулась, чтобы осмотреться, и этим только причинила себе невероятную боль — я была прикована собственным телом к металлической трубе, чьи концы терялись в темноте. Толщиной с большой палец она пронизала меня насквозь, проникая в меня через спину и выходя из живота.       Я хотела закричать от ужаса, но вместо этого из горла вырвался только сухой тихий хрип. Машинально ощупав шею я почувствовала следы множества шрамов и стяжков, а вместе с этим пришло воспоминание — у меня давно вырезали голосовые связки. Он устал от моего крика. Он больше не радовал его.       Во рту была пустота — с языком я тоже давно простилась. Я много с чем простилась за эти годы. Его не вырезали, его вытянули, вырвали, оставив только кусочек корня. В туже секунду я испытала одно из самых страшных ощущений на свете — хотеть кричать от боли и страха и не мочь издать ни звука.       Новый приступ боли — труба, которой я была проткнута, как бабочка иглой, раскалялась. Она обжигая мои внутренности и била меня в нос запахом моей собственной поджаривающейся кожи. Я попыталась схватиться за неё, но только отдернула руки, когда она обожгла мне пальцы. Я знала — по ней течет раскаленное масло и единственное спасение это бежать, следовать по ней и не иметь возможности от неё отделиться.       Я сделала шаг и испытала новый приступ агонии — пол был такой холодный, что к нему прилипала и отрывалась при ходьбе кожа ступней. И всё же я побежала вперед, с каждым шагом оставляя на полу частичку кожи и мяса, потому что боль от изжаривающей меня изнутри трубы была сильнее.       Я бежала и бежала, а труба, виляющая, извивающаяся, заставлявшая меня опускаться на колени, изворачиваться и подниматься на цыпочки, всё не кончалась. А когда я наконец увидел её окончание, из которого лилось масло, то мне захотелось кричать как никогда до этого — масло струилось в бассейн кипящей серебристой жидкости. Я бежала к собственной смерти. Это была уловка — нужно было бежать назад, превращаться в уголь, но пятиться, там могло быть какое-то спасение.       Когда я оглянулась, то увидела, что по игле, красной от моей крови, меня догоняла еще и краснота её каления, так сильно её разогревало это масло, сделанное из таких же, как я. В отчаянии, как загнанное животное, не в силах больше терпеть боль и мыслить трезво, я побежала вперед, сорвалась с иглы и прыгнула в кипящий бассейн с одной мыслью в голове — может быть я смогу выбраться, обвариться на всю жизнь, до неузнаваемости, но выжить.       Едва лишенные кожи пальцы ног коснулись кипящего масла я сразу почувствовала как мясо отделяется от костей, растворяется, оставляя от меня только скелет, который, лишенный связок, распадется на отдельные кости. Шансов спастись не было — я умру раньше, чем погружусь в масло даже по пояс. Мне казалось, что я падаю медленно, что меня трясёт и выворачивает от боли, а я всё пытаюсь кричать и не могу издать ни звука.       -Цыра! Цыра! -прогремел у меня над ухом знакомый голос       Я почувствовал шлепок и как по щеке расползается жар. Практически прямо перед моим лицом был черный нос лиса. Он тряс меня за плечи как тряпичную игрушку, видимо уже давно пытаясь привести меня в чувства.       Я загнанно осмотрелась, вспомнила в каком ужасном месте нахожусь, но еще никогда в жизни так не была рада тому, что это был всего лишь сон.       -Что случилось? -едва выговорила я, сердце так билось, будто я пробежала стометровку.       -Это ты мне скажи, -взволнованно сказал лис, отпуская мои плечи. -Ты кричала во всё горло.       Я помнила совершенно другое, но он не врал — горло болело и охрипло, видимо я действительно долго кричала. А еще болели обе щеки, по которым, кажется, пришелся не один шлепок.       -Я видела… видела как будто мне устроили испытание, или пытку, я не знаю. Я шла по раскаленной трубе, которая проходила сквозь меня, а потом прыгнула в бассейн с серебристым кипящим маслом, как в том котле наверху, и я умерла. Что это было? Только сон, да?       Лис обернулся и недобро посмотрел на жемчужину в центре зала.       -Не думаю, -мрачно произнёс он. -Скорее эта штука решила тебе показать чье-то воспоминание. Кажется я видел комнату которую ты описываешь.       Когда я подумала о его словах и вспомнила этот сон, чьи образы никак не желали покидать мою голову, то поняла, что тело было действительно не моим, а какой-то другой девушки. Вся кожа была покрыта ожогами и шрамами, пальцы рук, не все из которых были на месте, не были похожи на мои, рост и грудь тоже была другой, точнее груди не было совсем, были только шрамы. Много шрамов. А еще вокруг всей её левой руки вилась татуировка в виде змеи.       -Играешь? Играй, играй, -лис будто бы обращался к жемчужине. -Ничего, я с тобой разберусь.       Я тоже посмотрела на жемчужина и мне почудилось, будто я чувствую как она смотрит на меня в ответ. Нащупав на полу левой рукой мелкий камешек я замахнулась, чтобы бросить его прямо в висящий в воздухе черный камень, но за мгновение до броска лис перехватил мою руку.       -Не надо, -отрицательно покачав головой сказал оборотень, чей хвост ударил по полу. -Всему своё время.       Сидевший передо мной на коленях лис снял свой рюкзак, запустил в него руку и после недолгих поисков выудил тонкий каменный диск серого цвета, который был размером с крупную монету. С обеих сторон на диске были грубо вырезаны, скорее даже нацарапаны какие-то знаки. Они были похожи на руны, но каждая из них была вписана в свой круг.       -Вот, держи, -сказал лис и сам вложил диск мне в ладонь. -Если греется — значит эта штука снова пытается с тобой поиграть. Просто сосредоточься и с тобой всё будет в порядке. Представляй себе что-нибудь хорошее. Усики котят, всякое такое.       Я устало усмехнулась, скорее даже фыркнула. Шутка была настолько дурацкая, что заставила меня саркастически улыбнуться, и этим была хороша.       -Ты что-нибудь нашел?       -Пока нет, -пожал плечами лис, явно не настроенный сдаваться. -Вообще не похоже, чтобы это место забросили. Скорее в спешке покинули, но забрали с собой всё, что могли. Но я что-нибудь найду, без вариантов, так что не переживай.       -Я и не переживаю.       Лис подмигнул мне, звонко цокнул языком, легонько шлепнул по руке и снова ушел, оставив меня в одиночестве. По правда сказать мне уже было всё равно найдет он что-нибудь или нет, мне не нужна была никакая награда — полученного опыта и воспоминаний мне хватит на всю жизнь. Больше всего мне хотелось просто уйти отсюда.       К сожалению, стоило мне только перестать слышать удаляющиеся шаги лиса и уже через несколько минут случилось то, о чем он говорил — каменный диск в моей ладони начал нагреваться. Я чувствовала это даже через стальные кольца своей перчатки. Я переложила камень в правую ладонь, а потом, перед тем как показать жемчужине средний палец, взяла в левую руку меч.       -Отвали, -пренебрежительно и зло сказала я бездушному, неподвижно левитирующему круглому камню.       Камень в моей ладони постепенно остыл, но потом нагрелся вновь, еще сильнее, чем раньше. Я неотрывно смотрела на жемчужину и сжимала меч в ладони, пытаясь как-то сосредоточь своё сознание, не терять ощущение реальности, но не была уверена, что и в самом деле делаю хоть что-то. Думать ни о чем хорошем и приятном не получалось в принципе, словно подобные мысли не желали быть со мной в этом месте. Я даже с трудом вспоминала ощущение мягкости своей уютной кровати, где мне сейчас так хотелось оказаться.       Прошла еще минута и камень в моей ладони нагрелся настолько, что стал жечь мне руку, а сразу после я услышала нежный девичий смех. Переборов гордость я выкрикнула имя лиса, но не услышала ни единого звука, словно лишилась слуха. Только чувствовала вибрацию воздуха. Я не успела испугаться своей внезапной глухоте, потому что стоило мне закрыть рот и сразу появилась она — девочка-подросток, похожая на меня, как родная сестра, которая была младше меня лет на десять. Босая, в сарафане из какой-то голубой мешковины, с юбкой чуть ниже колена, с доброй, чуть хитрой и очень уверенно в себе улыбкой. Подросток из старых советских фильмов про добрых и умных детей. Она выглянула из одного прохода, коротко и нежно рассмеялась, на секунду скрылась обратно и показалось уже из противоположного.       В следующей раз она появилась уже стоя от меня в двух шагах. Я вздрогнула всем телом от неожиданности её появления, а она снова нежно, звонко и легкомысленно рассмеялась, как смеются совсем юнные дети, которые так выражают счастье, вот только она смеялась надо мной. Отношения Шамы с огнём меня явно больше не защищали — камень в моей ладони так обжигал кожу, что я едва держалась, чтобы его не выпустить.       -Ты будешь кричать, -закивала головой девочка и снова рассмеялась. -Точно будешь. Вы все кричите.       -Отвали от меня! -выкрикнула я не поднимаясь с пола и направляя на неё свой кривой меч, в этот раз мой голос меня не подвёл.       -Знаешь, что отличает смелых от трусливых? -голос у неё был наивный, добродушный, каким дети рассказывают выдуманные ими истории. -Смелые начинают кричать позже, но кричат во много раз сильнее. Они хрустят громче, когда ломаются. В тебе не останется ничего не сломанного.       -Отвали от меня к чертовой матери! -закричала я и взмахнула перед ней мечом. -Я знаю, что тебя здесь нет!       -А я знаю, что ты уже мертва, -мило улыбнулась девочка переводя взгляд на мою забинтованную руку. -И ты тоже знаешь.       В следующую секунду она уже сидела рядом со мной, в точно такой же позе, как и я, и гладила меня по бинту с выступающими красными пятнами. Едва она появилась рядом со мной я подскочила, чтобы оказаться подальше от неё, но обе ноги свела судорога и я повалилась на пол.       -Ты будешь страдааать, -протянула она, словно забавляла маленького ребенка, а затем снова засмеялась прикрывать рот ладонями.       -Шама!       Каждый раз когда я звала его мне становилось мерзко и горько, потому что я звала его как ребенок зовет взрослого, когда попадает в беду.       -Твой зверек тебя не слышит, -уверенно и лучезарно произнесла девочка, одарив меня невинной улыбкой. -И не поможет тоже. Он-то знает, что тебя не спасти, и теперь просто тянет время.       От её слов моё сердце сдавило холодными тисками.       -Хотя, -задумчиво размышляя продолжила она, с улыбкой глядя мне в глаза и комкая подол своего платья, -он поможет тебе, по своему. Избавит тебя от мучений, когда больше не сможет смотреть на твои страдания.       -Заткнись!       -Это конечно если он не бросит тебя здесь — ведь он же лис, а ты свою полезность уже изжила. Я думаю он сожжет тебя. Как мусор. А ты и есть просто мусор.       Вместе слов я резко изогнулась и ударила её мечом, метив по лицу и груди, но услышала только звук удара меча о камень за её спиной — через её тело лезвие прошло как сквозь мираж. Её и в самом деле здесь не было.       Девочка нахмурилась и надула губы, будто обиженная моей попыткой её убить:       -Если я тебе так не нравлюсь — давай! Возьми и разбей меня! Я перед тобой!       Она резко выкинула руку и со слезами на глазах направила указательный палец на черную жемчужину.       -Давай! -еще громче и требовательнее, разрываемый смертельной детской обидой, закричал призрак       -Так, это что здесь за женский клуб? -раздался знакомый голос полный праведного возмущения.       Шама появился из противоположного конца зала и удивленно замер с недоумением на лице, переводя взгляд то на меня, то на призрака. Сидевшая на полу рядом со мной девочка в голубом сарафане мгновенно исчезла и мгновенно появилась перед ним, сложив руки за спиной и покачиваясь на черных от грязи пятках. Её обиду и слезы как ветром сдуло.       -Ты умрешь здесь, -жизнерадостно и уверенно, даже торжественно сообщила она ему. -Вы все здесь умрёте, как умерли все, кто приходил до вас. А я буду играть с тем, что от вас останется.       -Да-да, побухти мне еще, -устало отмахнулся от неё лис.       Он спокойно прошел сквозь неё, как через туман, и направился ко мне, но она снова исчезла, явно недовольная тем, что он её игнорирует, и снова появилась перед ним.       -Когда я отделю твоё тело от духа и души, то ты…       -Достала, -перебил её Шама.       Лис щелкнул пальцами и моя призрачная копия на долю секунды болезненно и оглушительно вскрикнула, а затем исчезла. Звук щелчка был таким громким, что он трижды вернулась к нам эхом и поднял в воздух лежавшую на полу пыль. Едва призрак пропал и камень в моей руке тут же стал остывать. Мне даже начало казаться, что с её уходом мне стало легче дышать, будто на меня перестал давить какой-то невидимый груз.       -Эй, воительница, ты как, впорядке? -живо поинтересовался у меня лис наклоняясь ко мне и опираясь на свои колени.       Я кивнула в ответ, тихо, но внутренне очень сильно радуясь тому, что это создание наконец замолчало и исчезло.       -Тогда это порадует тебя еще больше, -заулыбался лис. -Смотри, что я нашел.       Шама достал из кармана и показал мне небольшой черный диск с толстыми краями, тоже похожий на монету.       -Что это?       -Как что? -удивился лис навострив уши. -Золото! Просто в грязи. Вот, смотри!       Он зажал черный диск белоснежными острыми зубами и легко согнул его пальцами. Едва выпустив его из зубов и резко вручив мне монету оборотень тут же начал очень смешно морщиться, высовывать длинный язык и отплевываться от того, что попало ему на зуб.       Точнее сказать мне наверняка было бы очень смешно, если бы я не чувствовала себя так паршиво. По телу разливалось неприятное недомогание, а рука казалась опухшей, хотя глаза говорили мне об обратном. В тот момент я думала о том, что если я сумею выбраться отсюда, то переплавлю эту чертову монету на кольцо и никогда с ним не расстанусь, просто как напоминание самой себе о том, что я смогла пережить.       -Эй, точно всё нормально? -уши оборотня озадаченно опустились. -Какая-то ты бледная. Если она тебе что-то наговорила, то ты её не слушай. Работа у неё такая, голову морочить.       -Всё нормально, -сказала я, отводя глаза в сторону.       Оборотень вздохнул и опустился передо мной на одно колено, пытаясь заглянуть мне в лицо:       -Нормально, да? Это на вашем женском языке значит «хреново»?       Я не хотела отвечать, но чувствовала на себя его пристальный взгляд — он ждал ответа.       -Немного.       -Рука?       Снова только кивок в ответ. Я не хотела о ней даже думать. Это было страшно, страшно думать, что в эту самую секунду тебя что-то убивает, а ты ничего не можешь с этим сделать.       Шама вздохнул, задумчиво и недовольно что-то прогудел, как размышляющая над чем-то собака, а потом запустил руку в подсумок на поясе и вытащил оттуда маленький прозрачный пакетик с герметичной застёжкой. Внутри лежал небольшой серо-зеленый засушенный лист, похожий на лавровый, но как если бы его на десяток лет забыли за холодильником. Лис аккуратно достал его, дотрагиваясь до него только когтями, и зажимая его между ними поднёс листик к моему лицу:       -Съешь это, -его голос был практически нежным, -тебе станет получше.       -Что это? -от листа шел неприятный гнилостный запах, а оборотень вообще перестал дышать через нос.       -Ну, думай об этом, как об универсальном противоядии. Выведет любую отраву, шлаки, токсины, даже глистов, если есть.       Оборотень улыбнулся, надеясь развеселить меня своей шуткой, но ему это не удалось.       -Давай, -кивнул он длинным лицом. -Он не очень вкусный, но тебе это нужно.       Я вздохнула и попыталась взять у него лист, но он убрал руку:       -Нет-нет, не брать, только есть. Потом руки не отмоешь.       Он вновь поднёс ко мне лист, но уже ближе, к самым губам. Я безрадостно, как на приеме у врача, приоткрыла рот, но стоило листу только дотронуться до моего языка и я тут же резко отдернула голову.       Мне показалось, что мой язык на мгновение окаменел — еще никогда в жизни я не чувствовала такую отвратительную всепроникающую горечь. В одну секунду мой рот будто наполнился сырой землей, и тут же сработал рвотный рефлекс, а глаза взмокли от слёз. Сразу за ним ребра сдавил спазм — они будто хотели выдавить наружу всё содержимое моего желудка, но с первого раза у них это не получилось.       -Какая гадость! -сказала я, давясь и пытаясь утереть слезы футболкой на тыльной стороне локтя.       -Да, это не бургер, -разочарованно сказал лис. -Я бы сейчас съел бургер.       Его слова вызвали у меня очередной приступ тошноты:       -Давай вот только не о еде сейчас!       -Ладно-ладно. Просто открой рот и закрой глаза, а потом жуй и глотай.       -А просто проглотить его нельзя? -страдальчески спросила я.       -Нет.       Дав себе несколько секунд на подготовку я закрыла глаза и широко открыла рот ожидая своей горькой казни. Лист опустился на мой язык, а палец оборотня поднял мне челюсть, так что я клацнула зубами. В тот момент я была готова поклясться, что во рту у меня оказалось что-то умершее, сгнившее, покрывшееся разнообразной плесенью, а потом сгнившее еще раз. Столь отвратительный вкус я не то что никогда не ощущала, даже не могла вообразить. Каждый раз касаясь моих зубов лист будто выделял сок, столь зловонный и мерзкий, что я буквально чувствовала как он сочится изо рта в нос и горло.       Я не сразу поняла зачем лис сел позади меня и закрыл мой рот моей же ладонью — всего через несколько секунд, как я начала жевать лист, меня вырвало, но закрытый рот, моя рука и усилия лиса не дали выплеснуться содержимому моего желудка наружу. «Так надо, глотай» — приговаривал он. Слепая от слез, задыхающаяся от рвоты я изо всех сил жевала, не раз и не два больно прикусывая язык и внутреннюю поверхность щек. Моё тело постоянно, от головы и до ног, сотрясалось от внезапных и резких спазмов, словно весь организм противился тому, что я пыталась съесть. Порой мне казалось, что я пытаюсь разжевать не маленький листик, а огромный ком гниющего мяса.       -Вода, вода! -промычала я сквозь зажатый своей и его ладонью рот, глотая уже третью порцию собственной рвоты.       -Нельзя воды, терпи, -спокойно ответил лис не ослабляя хватку.       Те несколько минут, что я боролась с отвратительным противоядием показались мне вечностью. Когда же наконец лис отпустил меня я легла на пол и чувствовала в себе еще меньше сил, чем было у меня до этого. Отвратительное чувство тошноты, словно все мои внутренности вращаются и накручиваются друг на друга, прошло только через минут пятнадцать, глаза слезились еще дольше, но потом мне, кажется, действительно стало немного лучше.       -Терпи, легионер — центурионом будешь, -аккуратно похлопал меня по плечу сидящим рядом со мной Шама.       -Да иди ты, -прокашляла я. -И тогда уж не легионер, а гастат.       -Я даже не знаю что это, ботанша.       Снова хлопнув меня по плечу и рассмеявшись оборотень отошел от меня, достал кинжал из ножен и словно стал чертить что-то его остриём в воздухе. Я наблюдала за ним, пока восстанавливала дыхание, и только через несколько минут заметила, что на потолке появляются и практически сразу пропадаю чуть светящиеся белые линии, точь в точь повторяющие его движения кинжалом. Эти живущие не больше секунды линии складывались в символы, похожие на те, что были на каменном диске, который оставил небольшой ожог на моей ладони даже через перчатку, и теперь лежал у меня в кармане.       -Что ты делаешь? -спросила я колдуна.       -Это сюрприз, -загадочно улыбнулся оборотень. -Потом увидишь.       Он еще некоторые время провел за этим занятием, а потом, когда вдруг стены чуть затряслись и с потолка посыпалась пыль и каменная крошка, оборотень удивленно и чуть испуганно ойкнул, каким-то образом стёр несколько символов, словно рисуя их в обратном порядке, и вместо них нанёс другие.       -Так, а теперь последний штрих, -сказала оборотень довольно кивнув и указывая острым когтем указательного пальца на висящую по центру комнаты жемчужину. -Но тут мне понадобится твоя помощь.       Из своего не самого большого и одновременно, судя по всему, бездонного рюкзака оборотень извлек еще одну вещицу и протянул её мне. Это был небольшой, размером с носовой платок, черный и тонкий лист, похожий на графитовую бумагу. В моей руке он не переставая шуршал и казался настолько холодным, что не защищай меня сталь кольчужной перчатки, то наверняка бы прилипал к пальцам.       -Всё просто, -оборотень резко кивнул острым лицом, -я их останавливаю, а ты протягиваешь руку к этой штуке в центре и хватаешь её через эту бумажку. Только сама до неё не дотрагивайся. Лады?       -Останавливаешь кого? -прищурилась я, поднимаясь на нетвердые, слабые ноги.       -А, так ты и их не видишь? -удивился оборотень. -Ну тогда тебя ждёт еще один сюрприз. Приготовься.       Аккуратно взяв в зубы рукоять своего светящегося кинжала Шама подошел к центру комнаты. Оставаясь в паре шагов от жемчужины он тихо, на самой грани моего слуха, что-то произнося себе под нос, а затем расставил руки, словно пытался обхватить что-то огромное и впиться в него когтями. Когда лис набрал полную грудь воздуха и дернулся, напрягаясь всем телом, заполняющее комнату механическое гудение усилилось, превратившись в громкий гул.       Я не сразу поняла, что произошло, даже сначала не поняла что вообще вижу. Мне показалось, что после усилий Шамы черная жемчужина в одно мгновение ощетинилась непроницаемой черной сферой, с метр в диаметре, которая едва не соприкасалась с его когтями. Когда же оборотень резко, с усилием выдохнул через нос, словно силясь поднять что-то очень тяжелое, сфера начала вращаться.       Несмотря на его усилия сфера вращалась всё быстрее и быстрее, а я никак не могла понять как мне предстоит через неё проникнуть. Только спустя минуту я поняла, что скорость вращение сферы не увеличивается, а уменьшается, просто до этого то, из чего был сделан этот черный купол вращалось так быстро, что я не могло это увидеть, а видела только охраняемую им жемчужину.       Вокруг висевшего в центре комнаты камня вращался рой из нескольких сотен маленьких, острых со всех сторон правильных каменных треугольников. Их скорость была такой большой, что поднеси я туда руку и результату позавидовал бы любой миксер.       -Жди, пока не остановятся, -сдавленно и с кинжалом в зубах сказал лис, словно держа тяжелый груз. -До этих штук не дотрагивайся.       Когда наконец рой замер мне пришлось обойти образовавшийся щит по кругу, чтобы найти в нём хоть какую-то брешь. Брешью оказалась небольшая щель, куда я едва-едва смогла просунуть руку.       -Быстрее, -еще тяжелее сказал оборотень на хриплом выдохе. -Дотрагивайся до неё только бумагой.       Я работала левой рукой, на которой всё еще был и наруч и кольчужная перчатка, но его настойчивые предупреждения всё равно заставляли меня напрячься. Стараясь одновременно делать всё как можно быстрее и не дотронуться до острой каменной преграды, я медленно тянула руку к жемчужине, понимая, что мне придется углубиться в щит из камней по самое плечо, чтобы просто дотянуться до неё.       В тот момент, когда мои пальцы уже нависали над черным, отражающим, как мне казалось всё, кроме меня и оборотня, камнем, призрак меня самой вернулся. Она стояла рядом со мной и прижималась своей щекой к моей, как делают дети, когда вдвоём пытаются посмотреть в одну замочную скважину. Не знаю казалось мне или нет, но я ощущала её физически — от неё веяло ледяным холодом, который обжигал моё лицо.       -Знаешь, меня не первый раз забирают отсюда, -игриво промурлыкала она, поднеся губы к моему уху, а потом в её голосе появилась такая холодная и хищная жестокость, что я против воли с силой сжала зубы, -но каждый раз я возвращаюсь обратно. До скорой встречи.       Я не столько схватила жемчужину, сколько просто уступила этим дьявольским нотам её голоса и сжала камень в пальцах. Когда черная бумага прилипла к камню, то синий, заполняющий комнату свет тут же погас, и единственным источником освещения остался кинжал лиса.       -Назад, назад! -быстро прогудел он.       Я едва успела вытащить руку и сделать полшага назад когда рой острых как бритва камней обрушился на пол. Тут же отдернувший руки от остановившейся сферы лис резко схватил меня за короткий рукав кольчуги и вместе с собой буквально потащил меня к самому краю комнаты. Крошечные защищавшие жемчужину камни падали на пол с таким звуком, словно каждый весил не меньше десятка килограмм. Они трескались, разламывались пополам, теряли куски и вгрызались в каменный пол и удерживающий жемчужину постамент, отскакивали друг от друга, едва не долетая до нас. Шум стоял такой, словно с горы сошла лавина из камней.       Едва воцарилась тишина лис тут же забрал у меня камень с ловкостью, достойной карманника. Он бросил на него быстрый, настороженный взгляд, словно разглядывая его сквозь обёртку, и тут же быстро освободил из плена черного листа бумаги буквально уронив его вниз, подставляя под него другую ладонь, покрытую черной, чуть блестящей при свете лезвия кинжала, тряпкой. Череда быстрых, выверенных движений, и камень оказался завёрнут в несколько слоёв черной ткани, которые сверху прочно стягивал толстый ярко-красный шнур, завязанный сложным узлом.       Только когда получившийся кулёк скрылся в подсумке лиса и тишину нарушил звук закрывающейся застёжки-молнии оборотень позволил себе коротко и расслабленно выдохнуть. Мы встретились взглядами. Его глаза смотрели на меня хитро, по лицу медленно расплывалась улыбка, а я была настолько чертовски уставшей, что даже не попыталась улыбнуться в ответ. Хотелось просто закрыть глаза.       -Эй, -игриво сказал лис доставая рукоять кинжала из зубов и подталкивая меня локтем, -мы это сделали. Сделали, понимаешь?       Я кивнула, но ничего не понимала. Ни что мы сделали сейчас, ни что делали до этого.       -Готова идти домой? -еще довольнее сказал лис.       -Ага.       Сама не знаю, что значил мой ответ. У меня было странное, незнакомое мне чувство неопределенности, какой-то подвешенности во времени, в бытие, будто я совершенно не знала в какую сторону сделать следующий шаг, когда в действительности это не имело никакого значения. В один момент мы куда-то шли, а теперь идём обратно.       Может быть так было из-за того, что наше приключение слишком быстро меняло свой ритм. Только вчера я познакомилась с оборотнем и узнала его имя, а на следующее утро мы уже шли куда-то вместе, как старые друзья, а потом, в один момент, привычную мне цивилизацию и такой же привычный дикий лес сменило неизвестное, которое точно также, в один момент, сменило фальшивую безмятежность на войну. Только что я, казалось, сражалась за свою жизнь, а теперь уже иду обратно, чтобы вернуться к жизни прежней.       Странно чувство, хотя может быть именно так и должно всё быть. Я представляла, что всё закончится иначе, более отчётливо, фундаментально, что случится что-то, что разделит всё на «до» и «после». Я ждала падающих стен и башен замка, взрывающегося вулкана, поверженного демона и упавшей на пол с железным шумом тяжелой черной короны, но я никак не ждала, что финалом всего будет черный камень, который так легко лег мне в руку и так легко сошел со своего пьедестала. Да, я помнила последние слова призрака, но лис так расслабленно и весело улыбался, что я перестала придавать им значение.       Без черной жемчужины, парящей над своим каменным пьедесталом, это место стало совсем другим. Внешне ничего не изменилось, но я хорошо это чувствовала. Оно больше не давило на меня, не смотрело на меня сквозь свою каменную плоть, не разносило эхом любой издаваемый мною звук. Теперь это были просто старые, заброшенные каменные катакомбы, единственное богатство которых — былая история и многолетняя пыль. Мне доводилось бывать на заброшенных кладбищах, на закрывшихся заводах, в тоннелях московского метро, и даже в старой ракетной шахте, и теперь, буквально пять минут назад, это место перестало существенно от них отличаться.       Чем дальше мы уходили от комнаты, где когда-то была жемчужина, тем легче мне становилось. Я полировала своё спокойствие мыслями, что сегодня больше уже не будет конструктов и других чудовищ, запугивающих меня призраков и опасных ловушек, что скоро я окажусь дома и об этом месте буду только вспомнить, но когда мы вернулись к колодцу всё во мне содрогнулось.       Мы снова были у гигантской каменной спирали, чья вершина быстро растворялась в темноте, а у основания которой было неподвижный, как лёд, тёмный пруд, который казался мне таким же недобрым, как и раньше. Даже оборотень тяжело вздохнул задирая голову и всматриваясь в темноту.       Подъём наверх показался мне чудовищно сложным, и во много раз более утомительным, чем спуск. Очень скоро я устала так, как будто поднималась в гору. У меня был опыт альпинизма, и скалолазания тоже, я даже поднималась на Эльбрус, пускай и не до конца, но восхождение по этой лестнице показалось мне едва ли не непосильным испытанием.       Каждая ступенька из их бесконечной вереницы требовала усилий волий и мышц, требовала их все, без остатка, и каждая требовала больше, чем предыдущая. Четырежды мы останавливались на отдых и ложились прямо на ступени. Четырежде я понимала, что больше не могу сделать ни шага, и четырежды мой собственный пот вымачивал мою одежду до нитки.       Не знаю, сколько занял подъем, час, два или три. Мне казалось, что времени здесь не существовало вообще, что за этой каменной толщей не было солнца, не было вообще ничего. Временами мне казалось, что пойди я вниз, то не будет и тех залов и коридоров, из которых мы вышли.       Мне вдруг пришло в голову, что ад может быть именно таким. Бесконечная лестница в темноте, у которой нет ни начала, ни конца, и где есть только один выход — прыгнуть вниз и сгинуть во мраке, навсегда.       -Ненавижу это место, -вырвалось из моего сухого горла, когда я лежала на ступеньках и чувствовала как их острые грани впиваются мне в спину, хотя это всё еще было намного лучше, чем стоять на них. -Зачем было рыть так глубоко? Как они вообще спускались и поднимались?       -Не думаю, что они вообще этой лестницей пользовались, -устало и немного безразлично отвечал лис, лежавший на ступенях чуть ниже, практически у моих ног. -Здесь по центру что-то было, какая-то колдовская конструкция. Думаю с помощью неё они спокойно взлетали и опускались, или, может, вода из той лужи поднималась, что-нибудь в этом духе.       -Чего же мы тогда этим не воспользовались? -с трудом выговорила я, стирая с лица разъедающий глаза пот.       -Если бы я делал что-то подобное, -загадочно произнёс оборотень указывая пальцем ввысь, в темноту, словно ему в голову пришла гениальная идея, -то сделал бы так, что к середине пути непрошенные гости отправлялись бы в свободный полёт.       -И откуда ты только такой умный взялся? -прохрипела я, пытаясь справиться с першением в горле.       -Да, я такой, -чрезмерно довольный собой сладко произнес лис.       -Нет, я серьезно. Откуда вы взялись? Я не про тебя конкретно, а вообще. Откуда произошли оборотни?       -Захотела сказку на ночь послушать? -ехидно отозвался он.       -А у тебя что, есть дела получше?       -Мн, -прогудел оборотень после короткого раздумья и несколько раз пробарабанив острыми пальцами по камню. -Когда-то давно, много тысяч лет назад, когда люди были еще дикими, а мир духов был попроще, в ходу у людей был анимизм и тотемизм. Поклонение животным, значит. Там всё было просто — они видели зверей, восхищались их силой, и прочими качествами, и поклонялись им, в надежде получить часть этих сил. И вот среди многих прочих люди особо поклонялись одному очень красивому, юркому, быстроногому и умному зверьку.       -Дай угадай, -язвительно произнесла я. -Лисам?       -Именно! -произнес оборотень голосом довольного учителя. -И в то время это значило очень много. И именно так появился наш бог, которого Большим лисом зовём уже мы.       -У вас есть свой бог? -удивленно спросила я и попыталась приподняться на локтях, чтобы увидеть лицо лиса, потому что в тот момент мне показалось, что он меня просто дурачит.       -Слушай дальше, -продолжил он не без удовольствия, эту сказку он явно любил рассказывать. -И вот когда он, так сказать, окреп, то решил, что пора вознаградить тех, кто ему поклоняется, ну или обзавестись аватарами, чемпионами, что-то в этом духе. И тогда он похитил и изменил душу и дух человеческого ребёнка, который должен был вот-вот родиться, и тот родился оборотнем, но оборотнем не простым, а особенным. Таких, первых из нас, мы называем одухотворенными, и отличие их в том, что они вечные.       -Вечные? В смысле бессмертные?       -Нет, они очень даже смертные, но они не старятся, и, соответственно, не умирают за просто так. Самой старой из тех, кто сейчас жив, кажется за три с половиной тысячи лет, или около того.       -Три тысячи? -удивленно повторила я. -Как она всё еще жива?       -Она очень умная, и осторожная, -произнес оборотень так, словно вспомнил о чем-то очень приятном. -Ну и весьма не безобидная тоже.       -Подожди. То есть получается, что вы все происходите от одного оборотня?       -Не совсем. Большой лис проделывал этот свой фокус не один раз, да и когда мы обращаем новых людей происходит этакое кровосмешение. В принципе, наверное, можно кое-как отследить происхождение каждого из нас, понять кровь какого одухотворенного в жилах течет, но кому это надо? Расовые заморочки это не наша тема.       Услышав слово «обращение» я ощутила, словно оно оставило царапину в моём сознании. Не болезненную, но заметную, от которой всё вокруг тут же начинает краснеть и опухать, и которая постоянно напоминает о себе мягкой, но назойливой болью.       -А какой этот ваш Большой лис? -попыталась я сменить тему.       -Какой? -задумался оборотень. -Ну в он в самом прямом смысле большой лис. Большой, в смысле, как пятиэтажный дом. Хотя он бог, так что может выглядеть как захочет, но в основном он всегда в таком облике. У него есть и человеческий облик, но он у него такой, непростой. Я у него не смог ни понять, ни запомнить ни лица, ни пола. Вот такой вот он затейник.       -Стой, -я приподнялась еще выше, потому что решила, что ослышалась, а лис так и продолжал расслабленно лежать на лестнице и чуть постукивать по ней пышным хвостом. -Ты видел бога?       -Все оборотни видели своего бога, -спокойно ответил он. -Он приветствует всех, кто становится оборотнем, во время обращения, и потом тоже, во время обряда единения. Это не так сложно, как ты думаешь. Вот поговорить с ним — это совсем другое дело. Очень редкий случай.       -Ну, а в остальном какой он? Злой, добрый? Чего он вообще хочет?       -Чего он хочет? -задумался лис и, как мне показалось, немного помрачнел. -Он наш покровитель. Он хочет, чтобы мы были, и чтобы он продолжал быть, через нас. Он нас оберегает, порой даёт советы, или предрекает что-то, но порой позволяет огромным кланам исчезать в один миг, как это было со Всполохом, и как было в каком-нибудь Китае, или Италии. А когда нас становится мало он создает нового одухотворенного, чья задача вроде как восстанавливать наш род, но в действительности у него нет никаких указаний и он может делать что вздумается. Так что отвечая именно на вопрос «чего он хочет» могу сказать только одно — не знаю.       Когда он замолчал мне показалось, что я различила в его голосе напряжение, словно он пытался скрыть обиду, или же опять вспомнил что-то неприятное.       -Ну что, пойдем дальше? -вдруг резко заговорил лис, будто больше моего хотел нарушить тишину. -А то я уже по солнышку соскучился.       Когда оборотень это сказал мне казалось, что я набралась сил и готова снова идти, но в действительно заставить себя подняться на ноги четвертый раз стоило невероятных, титанических усилий. Наверное еще никогда в жизни я чего-то так не хотела, как продолжать подниматься по этим ступенькам и пробиваться сквозь темноту.       Когда же мы наконец увидели площадку, с которой то ли недавно, то ли очень давно начался наш спуск, я физически ощутила как сердце наполняется радостью, словно его опустили во что-то влажное и тягучее, как в теплый мёд. Вид слабого луча солнечного света привел меня практически в восторг, так что даже слезы возникли на глазах, и на секунду я даже забыла как сильно мне хотелось рухнуть на пол.       Каменная плита, служившая дверью в подземелье, почему-то оказалась расколота и превратилась в узкий, расширяющийся ближе к земле разлом, который отказывался повиноваться отрывистым движениям рук лиса. Чтобы пробиться через эту узкую щель мне пришлось снять кольчугу, избавиться от воздуха в груди, ползти и прижиматься к земле, как змея, но вид неба над головой стоил этих усилий.       Никогда еще лесной воздух не казался мне таким сладким, а небо настолько ярким и светлым. А еще не было видно и ни одного конструкта, что сделало этот момент еще лучше.       У лиса же, который был и выше меня ростом и шире в плечах, не получалось пролезть от слова «совсем», даже когда я попыталась вытянуть его за руки. Он даже застрял на несколько секунд, отчего его ненадолго парализовал приступ смеха. Ему удалось пробиться через разлом только приняв свой животный облик, предварительно выкинув на свет заходящего солнца свою одежду и вещи. Да и это удалось ему с трудом, пока я не начала тянуть его за лапы.       Но едва лис высвободился и подставил улыбающуюся морду солнцу, как меня вдруг поразила такая слабость, что я даже не успела понять как оказалась на коленях, а потом и на четвереньках. Следующие десять минут меня без остановки и с такой силой выворачивало наизнанку, что я думала, что спазмы сломают мне рёбра. Меня словно били ногами в живот и в грудь.       Всё это время прикрывающийся хвостом лис держал мне волосы как заботливая подружка и приговаривал что-то, что должно было меня приободрить, или рассмешить. Ни то, ни другое ему не удавалось. Спазмы не прекращались, заставляя меня давиться пустотой, даже когда во мне не осталось ни единой капли желудочного сока.       -Совсем всю форму содержанием запачкала, -раздражающе гудел над ухом оборотень, который считал себя очень смешным. -Ничего, немного осталось, к ночи будем в Москве. Там погостишь пару дней у меня, Снег тебя в два счета на ноги поставит.       Мне уже было всё равно где быть, у кого гостить, и кто и что со мной будет делать, лишь бы не быть здесь.       Когда попытки моего тела скрутить меня в узел закончились лис оделся и помог мне встать на ноги. Только тогда я наконец снова смогла посмотреть на поле битвы, на котором совсем недавно торжествовала.       Когда-то зеленая поляна превратилась в ровный черный ковер из выжженной травы и земли, устилаемый многочисленными изрубленными и обугленными телами. Их было так много, словно здесь состоялось настоящее сражение, война, в которой не осталось победителей. Мне было трудно поверить в то, что всех их, или даже часть, убила я. Их были десятки, если не больше сотни, и я не знала радоваться этому или ужасаться. Лис тоже смотрел на это зрелище обеспокоенно, и один раз бросился на меня странный, мимолетный взгляд, словно задумался о том, безопасно ли ему находиться так близко ко мне.       Мы молча двинулись вперед в том направлении, откуда когда-то пришли сюда, но уйти далеко не смогли. Всего через несколько шагов лис внезапно остановился и громко цокнул языком, как если бы почувствовал резкий приступ зубной боли, вот только его взгляд был прикован к небу над деревьями.       -Что случилось?       Не знаю, зачем я это спросила — я ощутила ответ на свой вопрос раньше, чем успела закончить фразу.       -А хозяева-то дома, -озлобленно, как собака, которая не видит, но слышит приближающегося незваного гостя, ответил оборотень.       Едва его зубы снова сомкнулись в оскал, мне показалось, что небо попыталось ударить землю. Пришедший со всех сторон удар был таким сильным, что я не упала только благодаря тому, что лис, который будто врос ногами в землю, вцепился когтями и скомкал в кулаке мою кольчугу.       Сразу за ударом пришла темнота, как если бы над нами нависла грозовая туча. Вот только небо оставалось чистым. Казалось будто воздух, остывший и потяжелевший, стал пропускать меньше света. Еще больше усиливающийся ветер наполнил всё вокруг свистом и стоном раскачивающихся, сгибающихся и ломающихся дубов. Сначала с ужасающих треском на землю полетели их огромные ветви, затем пали и несколько деревьев, чьи гигантские корни вырывали из земли целые пласты дёрна, подбрасывая его вверх.       -Что это такое?! -прокричала я лису в самое ухо силясь перекричать воющий ветер, хотя не слыша даже собственного голоса.       -Это он, -ответил не прекращающий скалиться и смотреть на что-то невидимое перед нами лис, -Иван.       Когда стало так темно, что небо начало казаться мне черным, ветер начал концентрироваться в одной точке, метрах в пятнадцати от нас. Это было так, словно потоки воздуха плели что-то из прозрачных черных волокон, которые они вырывали из окружающего пространства. Очень скоро это нечто начало приобретать форму человека, от которой веяло той же тяжестью и ужасом, что я ощущала сидя рядом с жемчужиной, только в этот раз эти чувства были многократно сильнее. Что-то огромное и могучее пыталось уместить себя в маленькое человеческое тело.       С трудом сделав пару шагов вперед я достала из-за пояса меч и встала в оборонительную стойку, держа меч перед собой. Какой бы слабой я не была — я пришла сюда драться, и не важно с чем. Если я смогла убить конструктов, которых не пугала даже потеря головы, то смогу убить и это.       -Нет, этот враг тебе не по зубам, -сказал лис вставая передо мной и закрывая меня грудью, а затем еле слышно добавил, -надеюсь мне по зубам.       Меня посетила мерзкая и низменная радость — мне не придётся драться с этой штукой, которая внушала мне страх одним своим присутствием. Я должна была спорить, сопротивляться, но не хотела этого делать, и не делала, и тогда вместе со слабым облегчением и утешением меня начал наполнять стыд — я была бесполезна и мою работу, которую я взялась и теперь боялась делать, будут делать за меня.       Шум ветра стихал, вот только его сила не ослабевала, скорее напротив — процесс плетения человека перед нами превратился в ураган, который вбирал в себя окружающую тьму и передавал её полупрозрачной фигуре.       -Цыра, -донёсся до меня голос лиса сквозь ветер, -возьми левый клык.       -Что?!       -Нож, нож мой левый возьми!       Я не раздумывая подчинилась, убирая свой меч за пояс и хватаясь слабыми руками за рукоять левого кинжала, но то ли из-за моей слабости, то ли из-за чего-то еще, но лезвие покинуло ножны с таким трудом, словно те не хотели расставаться с оружием. Рукоять ножа показалась мне необычно теплой, и словно чуть дрожащей, вибрирующей.       -Когда я скажу — воткнешь его в землю! -прокричал лис сквозь ветер. -Но только когда я скажу! И не дай ему тебя зарезать! И меня тоже.       -Что?! Зарезать?!       Лис не ответил. Вместо этого он вытащил из подсумка склянку с прозрачной жидкостью, откупорил когтем закрывающую её пробку, наполнил её содержимым рот и тут же выплюнул на землю. Жидкость воспламенилась еще не успев коснуться земли, но когда это произошло она превратилась в небольшую, пылащую лужу, которая тут же стала обтекать нас по кругу, образовывая ровное огненное кольцо, языки пламени которого поднимались до высоты моего колена.       -Цыра, и еще кое-что, -напряженно сказал лис отплевываясь огнём, опуская на землю и ставя между ног свой рюкзак и взяв в правую руку оставшийся кинжал. -Чтобы ты не увидела, чтобы не услышала, как бы больно или страшно тебе не было — от меня ни шагу. Выйдешь за огонь и мы оба покойники.       Я только кивнула, даже и не рассчитывая, что он увидит, и тут же словно повторяя моё движение кинжал еле-заметно дернулся в моих руках. Кончик лезвия устремился к моей шее, словно хотел указать на меня, или воткнуться в неё, но я крепко держала его.       Когда ветер стих и пропал черный ураган, на его месте стояло подобие человека. Необыкновенно высокий и лысый мужчина в длинном черном одеянии без рукавов, которое блестело, как от влаги, словно сшитое из сырой нефти. Он был худым, настолько худым, что казалось, что кости его рук и череп были просто обтянуты тонкой болезненной кожей цвета мокрого асфальта. На месте глаз были широкие черные провалы, как и на месте открытого рта, у которого не было ни губ, ни языка, ни зубов.       Лис же стоял так, словно готовился к драке — широко расставленные ноги, бьющий землю у самых моих ног хвост, правая рука держала перехваченный лезвием вниз кинжал, левая была у бедра, будто готовая выхватить из несуществующей поясной кобуры пистолет, зубы оскалены, уши прижаты к голове и направлены назад, как два острых зуба.       -Ну хотя бы его ты можешь застрелить? -неуверенно сказала я, смотря на пистолет в кобуре, который он так ни разу и не применил.       -Он этого даже не заметит, -прогудел лис в ответ.       Едва перестав быть полупрозрачным, словно воплотившись в жизнь окончательно, мужчина, оставаясь неподвижный, как статуя, сложил тонкие длинные пальцы в кулаки и откуда-то из его головы донёсся злобный, отрывистый, как удары плетью, шипящий голос, умножаемый неизвестно откуда взявшимся эхом:       -Грязная тварь! -звук был таким, словно из пещеры на нас шипела взбешенная змея исполинских размеров. -Мерзкая собака! Как смеешь ты осквернять мой дом своим ничтожным колдовством?!       -А что, можно осквернить место, где людей забивали как скот? -издевательски усмехнулся лис едва разжимая оскаленные зубы. -Тогда сочту за комплимент.       Пускай у Ивана не было глаз, но я готова была поклясться, что ощутила на себе его пронзительный, обволакивающий, словно смола, взгляд. Он не просто пронзил меня — он ощупывал меня, изучал, пытливо, жадно, сладострастно, изучал изнутри и снаружи, беспрепятственно проникая сквозь мою одежду и тело лиса. И в этом взгляде я ощущала, как он с любопытством коллекционера и экспериментатора разбирает меня на кусочки. Слой за слоем снимает с меня кожу, отделяет друг от друга мышцы, подрезает сухожилия и связки и отделяет их от костей, вытягивает из меня по одному нервы, вены и артерии, как обнажает мои внутренности и лишая меня человеческого облика раскладывает то, что осталось, по крохотным сосудам, и проделывает всё это не лишая меня жизни, по крайней мере того извращенного подобия, что от неё останется.       -Сегодня был последний день, когда вы не мечтали о смерти, -медленно, спокойно и уверенно, словно вынося приговор, прознёс Иван.       Его голос изменился. Он больше не исходил из его головы — он звучал отовсюду, из окружающей нас тьмы, из неба над головой и из земли под ногами, резонировал в моей голове и во всём теле. Глухой, громыхающий, булькающий звук, словно с нами разговаривало огромное, растянувшееся до самого горизонта болото. Я не оцепенела, только потому что мне приходилось удерживать нож, который намеревался вырваться из моих рук.       -Мечтай об этом сам, -зло ответил лис.       Левая рука оборотня молниеносно проникла в подсумок на поясе и также молниенос взлетела вверх. Освобожденный от сжимавших его когтей в воздухе рассеялся тот самый порошок, из которого тогда, во время моей драки с конструктами, родилась стена огня. Он вновь разорвался тысячей вспышек и тут же устремился вперед, только в этот раз не стеной, а огненным, вспахивающим землю вихрем высотой в два человеческих роста.       Оставляя позади себя полыхающую борозду, вихрь пламени мгновенно достиг и поглотил мужчину в черном одеянии. Едва достигнув своей цели вихрь резко остановился, будто удерживаемый невидимой цепью, и начал вращаться еще быстрее, словно наполняясь голодной яростью и стремясь как можно быстрее перемолоть и изжарить свою жертву.       Жертва же будто даже и не заметила нападения. Простояв несколько секунд в центре бешено крутящегося огненного смерча Иван резко поднял руку вверх, сгибая её в локте, словно отмахнулся от назойливого насекомого, и смерч тут же исчез, будто задушенный внезапно возникшим вакуумом. От одного этого движения по мне прошла новая волна дрожи. В нём было что-то ужасное — слишком оно было быстрым, резким, неестественным. Я не могла этого объяснить, но всё во мне говорило, что живые существа так двигаться не могут.       -Смерть станет вашей самой сокровенной мечтой, -вновь будто произнесло болото, полное гниющих мертвецов.       Иван развел руки с открытыми ладонями в стороны и тьма вокруг нас начала сгущаться. Стемнело так быстро, словно наступило полное солнечное затмение. Практически сразу небо сменилось непроглядной чернотой, через которую едва был заметен солнечный диск, но потом исчез и он. Затем опушка леса исчезла, а потом не осталось ничего кроме нас и едва различимого во тьме Ивана. И его мы видели только потому, что в ответ на наступление тьмы кинжал в руке Шамы начал светить холодным белым светом. Он выставил его прямо перед собой, словно стремясь разрезать им наступающий на нас мрак. Лезвие светилось так сильно, что на него было невозможно смотреть, словно на расстояние метра от меня была крошечная холодная звезда неправильной формы. И даже этого едва хватало чтобы отгородить нас от наступающей со всех сторон тьмы.       Рот Ивана сомкнулся и на его лице зашевелилась тонкая полоска едва различимых губ, наполнив пространство угрожающими, булькающими и рычащими звуками колдовства. Я почувствовала как бесконечная и хаотичная череда слогов и букв сложилась во что-то цельное, во что-то, на что отозвался мир, и тогда же мне показалось что всё вокруг нас словно застонало от боли. Пространство, воздух, скрытое тьмой небо над головой, всё начало скулить и выть. Остатки выгоревшей травы за защитным кругом из огня превратились в прах, земля стала безжизненным песком, а воздух — ядом. Я чувствовала как это нечто, как эта злая, безжалостна сила наступает на нас, давит на выставленную лисом защиту, но он держался, продолжал сопротивляться, и чего-то ждал.       Тогда же нож впервые с такой силой дернулся в моей руке, словно кто-то невидимый сражался со мной за него, тоже вцепившись в его рукоять. Лезвие резко опустилось вниз, словно стремясь ударить кого-то рукоятью, а потом сделало быстрый вертикальный круг между мной и лисом. Движение было столь резким, что не успей я его перехватить и кинжал сломал бы мне пальцы. Кончик его острия задел юбку кольчуги и рассек её и поддоспешник с такой легкостью, будто они были сделаны из гнилых ниток, сделав в них разрез от паха и до бедра. Кинжал хотел резать и колоть, он набирался силы и хотел выплеснуть её, неважно на кого. Это его намерение проникало в меня вместе с теплом от раскаляющейся рукояти.       Почувствовав, что темнота вокруг нас начинает наполняться новой силой, я, прикрываясь шеей лиса от света его кинжала, снова посмотрела на тёмного колдуна и едва поверила тому, что увидела. Глаза на его лице закрылись, сомкнулись и без следа исчезли, словно их никогда и не было, а когда открылись вновь, как гнилы рваные раны, вместо них было два вертикальных рта. Беззубые рты зашевелились и отрывисто двигая тонкими полосками губ начали тоже наполнять тьму какофонией ужасающих звуков, каждый своей собственной.       В тот же момент на его лбу, чуть выше того места, где на серой коже должны были быть брови, открылась еще одна вертикальная рана, и на её месте, словно волдырь, надулся влажный черный шар. Глаз без белка и зрачка.       Тогда же я увидела, как через тьму, вспахивая ставшую прахом землю, к нам быстро двигалось что-то огромное. Словно к нам, не замечая препятствий, неслась невидимая коса, оставляя в мёртвой земле борозду, перед которой высоко вверх волнами поднимался песок.       Сжавшись, больше не в силах контролировать страх, но не выпуская кинжала, я вскрикнула когда невидимая сила достигла нас. Достигла и разбилась о что-то невидимое, о недоступным моему глазу барьер, который поднимался от земли вместе с языками окружающего нас кольца пламени. Лис же вздрогнул. Болезненно, всем телом, словно принял этот удар на себя.       Предательский кинжал снова ожил и начал медленно, неотвратимо подниматься вверх, словно хотел остриём пронзить нависшую над нами тьму. Остановить его мне стоило огромным сих, как и не подняться вместе с ним над землёй.       Рассекая тьму и вспахивая землю до нас добралось еще одно лезвие невидимой косы, затем второе, третье, и каждый такой удар заставлял лиса вздрагивать. Я всё ждала, когда он что-то сделает, ждала, что ударит в ответ, но вместо это я услышала только его шепот, который я каким-то образом различала в этом ужасном шуме:       -Смотрите на меня. Смотрите, больше ни о чем не прошу. Двадцать пятый, двадцать третий, двадцатый.       Удары сыпались на нас один за другим, с ровным, неизменным ритмом, словно где-то во тьме стояли три великана-косаря, которые наносили нам удары и потом ненадолго замирали, пока вновь заносили свои косы.       -Девятнадцатый, семнадцатый, четырнадцатый, тринадцатый, -продолжал шептать лис всё усиливающимся голосом.       Кожа на ладонях Ивана разорвалась, словно у него открылось два извращенных, гниющих стигмата. Едва раны перестали кровоточить тягучей черной жидкостью на их месте образовались еще два рта, и количество наносимых нам ударов возросло.       -Одиннадцатый, десятый, девятый.       В ту же секунду весь левый рукав куртки лиса разорвало в клочья. Покрывавшая его руку ткань разлетелась на тут же испарившиеся нити, словно какая-то сила рвалась из его руки наружу.       -Восьмой, седьмой, шестой.       В одно мгновение его рука, от кончиков когтей и до плеча, преобразилась. Вместо красноватого меха и кожи его руку теперь покрывала жесткая, обсидианово-черная корка, словно камень на котором росли редкие, но длинные и выпуклые образования, больше всего похожие на большие змеиные чешуйки. Это была та самая рука об которую тогда в лесу, словно о каменную стену, разбился мой текстолитовый меч.       Словно в ответ на это тьма содрогнулась и сгустилась, и руки Ивана умножились. Из-за его рук, длинных, покрытых болезненной серой кожей, как у заморенного голодом мертвеца, показалось две новые пары. Они не выросли, не отделились от имеющейся пары, а просто появились из пространства, сделав его похожим на индийского бога, или же на уродливого, висящего на невидимой нити черного паука. И на ладони каждой новой руки был еще один не прекращающий кричать беззубый рот.       Кинжал в моих руках, словно выждав момент, когда я потеряю бдительность, сделал еще одно колесо в попытке сломать мне пальцы. И в этот раз он не только практически вывихнул мне обе ладони, но еще и снова разрезал кольчугу и оставил мне длинный порез на бедре. Это было так быстро, а лезвие было таким острым, что я едва почувствовала боль. Только увидела, как штанина начала мокнуть и окрашиваться в красный цвет.       Издав звук, словно подавив болезненный рык, Шама выставил руку с раскрытой каменной ладонью перед собой, будто держа в ней невидимую сферу. Чешуйки на его руке поднялись, обнажив идущие вглубь его тела черные провалы, и те засветились, как если бы вместо крови у него был огонь.       -Пятый, четвертый. Третий, -продолжил перечислять лис уже набравшим полную силу голосом. -Смотрите! Смотрите на меня!       В невидимом центре, где должны были сойтись когти его каменной ладони, родилась белоснежная, ослепительно-яркая искра, словно над его рукой парила частичка полуденного солнца. Та самая искра, которая взорвалась словно бомба, приземлившись мне на руки.       Шесть рук Ивана пришли в движение и от этого зрелища у меня сбилось дыхание. В их безостановочном, не знавшем инерции движении была ужасающая механическая синхронность, словно я смотрела на бездушный, не знающий жалости, но всё же живой и очень голодный до крови комбайн, готовы перемолоть всё, до чего сможет дотянуться. Неподвижный, и одновременно не замирающий ни на мгновение, с методичностью не знающей усталости и ошибок машины он складывая руки в странные фигуры, а пальцы в мудры, удваивая летящие на нас удара и заставляя тьму давить на нас с еще большей силой.       -Эта битва, этот огонь, -яростно кричал лис в обволакивающую нас тьму, перекрикивая вой наступающей на нас тьмы, -моя кровь, моя боль — ради вас!       Пропасти под чешуйками его руки засветились еще сильнее, а затем из них струями вырвались пики огня, как пламя из живого двигателя, и тогда же парящая над его ладонью искра выросла, словно наевшись этого пламени, став больше теннисного мяча.       -Смотрите! Смотрите на меня! И я сокрушу его в вашу честь!       И они пришли. Пришли все до единого из тех, кого он звал. Я не видела их, но почувствовала, как эти даже не существа, но сущности явились и уставились на него из небытия десятками самых разнообразных глаз, жадно предвкушая предстоящее зрелище и готовые обрушить на него свою ярость, если оно окажется их недостойно. Я не увидела, но почувствовала как злой и болезненный оскал лиса превратился в торжествующую зубастую улыбку, и тогда же он вонзил свои черные когти в белую сферу.       Время замерло. Всё вокруг на бесконечный и кротчайший миг стало белым, словно ночное небо пронзила молния невероятной силы шторма. Яркий, идеально белый свет быстрее чем за мгновение разогнал тьму, и последнее, что я заметила, перед тем, как он подменил собой всё, это как на опушке леса стволы деревьев отделились от земли.       Это было знакомое чувство. Тоже самое я испытала, когда искра взорвалась у меня в руках. Чувство силы, которая не навредила мне, хотя должна была разорвать на куски. Только в этот раз я ощущала силу, которая, не будь она милосердна ко мне, должна была меня испарить. Даже извивающийся в моих руках нож притих, словно тоже был одновременно зачарован и испуган этим ощущением.       Когда свет пропал, или же когда ко мне вернулось зрение, я поняла, что вновь нахожусь в бушующем океане пламени. Огонь был повсюду. Горела земля за защищающим нас кругом, превратившись в раскаленный песок. Полыхали и летали, словно сделанные из легкой фанеры, почерневные и обугленные стволы могучих дубов без единого листа. Горела левая рука лиса. Полыхала вся, целиком, и словно дирижировала чем-то, медленно что-то раскручивала и удерживала в движение и одновременно на своём месте.       Подняв голову я поняла, что я стояла в самом центре перевернутого огромного огненного урагана, чей тонкий и извивающийся острый хвост уходил высоко в небо, и движения которого подчинялись движениям пылающей каменной руки Шамы. И ураган этот пел. Пел хором десятков сильных, кричащих в унисон голосов.       Одно из множества летающих на границе урагана обугленных деревьев сменило свою траекторию и устремилось к Ивану. Оно летело в него как черная, тлеющая стрела, и не долетев до него всего лишь метр разбилось обо что-то невидимое, тут же обратившись в тысячи мгновенно исчезнувших в огне щепок.       -Неважно сколько огня ты призовешь — он тебе не поможет, -прозвучал знакомый ужасающий голос, силящийся перекричать вой урагана огня, но прозвучал он тяжело, словно пытаясь игнорировать боль. -Огонь потухнет. Свет иссякнет. Тьма останется.       -Всё, что я захочу, обратится в пепел! -яростно закричал лис в ответ. -И ты тоже обратишься!       Нас больше не атаковали невидимые косы, а руки Ивана больше не двигались с ужасающей синхронностью. Теперь они будто удерживали что-то, словно давали на края невидимой сферы, в которой он находился. Девять беззубых гнилых ртов больше не пытались перекричать друг друга, теперь все они в унисон словно читали мантру, которая была похожая на протяжный и болезненный горловой стон. И всё же он всё еще был невредим. Из наступления перешел в оборону, но был по прежнему жив и полон желания уничтожить нас самым ужасным из доступных ему способов. Я прочитала эти мысли, лишь единожды заглянув в черный глаз на его лбу.       -Ваши страдания будут легендарны, -агонизируя простонала земля, служившая Ивану голосом, -и им не будет конца.       Я почувствовала как колдовская сила хлынула из лиса новым потоком и была отдана на съедение огню. В ту же секунду земля под нашими ногами, обращенная огнём в песок, заискрилась и превратилась в гладкую зеркальную поверхность, став подобием катка, где вместо льда было стекло.       Еще один всплеск силы и родившееся у наших ног зеркало треснуло издав столь громкий и зубодробительный звук, с которым, должно быть, от массива ледника откалывается глыба, готовая стать огромным айсбергом. В одно мгновение ровная и гладкая как поверхность покрылась мириадом трещин и прыснула вверх искрящимися потоками стеклянных осколков, которые блестели и переливались как бриллиантовая пыль. Десятки ослепительных, радужных потоков начали подниматься, извиваться и кружиться над землей, формируя какие-то новые, вытянутые формы.       Иглы, это были иглы. Их были десятки, если не сотни. Огромные, острые, толщиной и длиной с мою руку, и каждая из них, даже еще не успев сформироваться до конца, была направлена острием на защищающего себя от бушующего пламени колдуна. Множась они поднимались над землей медленно, угрожающие, как готовящиеся к броску кобры, в каждом своём движении подчиненные руке лиса.       Когти оборотня сомкнулись в столь быстром и резком движение, словно он хотел раздавить что-то в своей ладони, и в то же мгновение стеклянные иглы одна за другой начали срываться с места как стрелы, выпущенные из невидимых луков. Разрезая воздух с ужасающим звуком ни одна не пролетела мимо цели, но практически ни одна не достигла её. Десятками они разбивались о невидимую защиту колдуна, превращаясь в искрящиеся всеми цветами крошечные осколки, и лишь единицам каким-то образом удавалось пробиться, но те, что достигали своей цели, наносили своей цели страшные увечья. Всего несколько долетевших до него стеклянных игл вырвали из его тела пару больших кусков, оторвали плечо вместе с тремя руками, ногу ниже колена, две из них пробили насквозь его лицо, и еще пять застряли в его теле, как оставленные в жертве копья.       И даже после всего этого он остался стоять. Он не издал ни звука, не потерял ни капли крови, даже не пошатнулся. Неподвижный, не прекращающий читать оставшимися ртами свою мантру, будто даже не знающий, что такое боль, но готовый причинить все её существующие формы.       -Не будет конца, -повторил Иван свою угрозу голосом, не ослабевшим ни на йоту.       Лис зло оскалился и тут же огонь, покрывавший его руку, заполыхал с новой яростной силой, а цвет лезвия его кинжала сменился на желто-красный, начав напоминать раскаленный метал, по которому плавали острова из окалины. Словно в подтверждение этого сходства с кончика острия лезвия, направленного к земле, сорвалась капля расплавленного металла. За ней еще одна, и еще, и так пока капли не начали сливаться в поток.       Кинжал в моих руках яростно дернулся и в этот раз я не смогла с ним совладать. Он сделал финт и кончик острия ударил по спине лиса, разрезая его куртку от лопатки до поясницы, на которой тут же начало образовываться мокрое черно-красное пятно.       -Прости-прости-прости! -залепетала я и с новой силой вцепилась в бешенной извивающееся оружие.       Шама этой раны будто и не заметил. Он не отрываясь смотрел на перешедшего в оборону колдуна, но я чувствовала, что весь он, вся его сила и внимание были сосредоточены на потоке раскаленных капель, которые, достигая земли, сливались в длинный извилистый ручей, прокладывающий себе дорогу вокруг нас. А еще я чувствовала, что для его формирования лису требуется всё больше и больше сил, и что источник этой силой иссякает.       -Ударь его, -прозвучало у меня в голове.       Повинуясь неясному инстинкту я повернула голову назад и увидела у себя за спиной человека в длинном черному костюме и цилиндре, строгое, но не злое лицо которого напоминало мне лицо Ивана, из которого сейчас торчало две огромных стеклянных иглы.       -Ударь его, прямо в сердце. И я отпущу тебя, -произнес мужчина, мягкий, но властный звук голоса которого игнорировал вой вихря. -Ему не одержать победы надо мной. Он слабеет, и скоро сдастся. Ты знаешь это. Но тебе нет нужды умирать здесь. Нет нужды страдать. Ударь — и я отпущу тебя.       Словно подчиняясь его воле, или же двигаемый моими руками, кинжал, который я до боли сжимала в костях пальцев, вздрогнул. Он с неотвратимой силой, словно машина, которой было совершенно безразлично сколь сильно я сопротивлялась, поплыл по воздуху и подставил своё остриё к спине оборотня, почему-то целясь под правую лопатку, где всё и так уже было в крови.       -Не слушай его! -изо всех сил закричал оборотень всё еще дирижирующий огненным вихрем и смотревший на меня вполоборота головы. -Он ни за что не выпустит тебя! Не верь ему!       Лезвие ножа вновь заскользило к спине лиса, и была в этом движение удивительно приятная мягкость и легкость. Всё в нём говорило, что стоит мне только подтолкнуть его и всё закончится. Больше не будет ни опасности, ни ужаса, ни сражений, а я окажусь в безопасности и тепле своего дома. В своей, ставшей мне родной, небольшой комнате, полной любимых вещей, где я успела провести столь много приятных часов…       Не знаю почему и не знаю как, но я очнулась от этих мыслей только когда остриё кинжала в моих руках уже проткнуло куртку Шамы и по лезвию тонкой струйкой текла лисья кровь, окрашивая мои руки в красный цвет.       -Одно усилие и ты свободна, -прозвучало в моей голове. -Свободна навсегда.       -Цыра! -практически умоляюще кричал лис. -Цыра, очнись! Цыра, он убьет нас!       Сжав зубы и еще сильнее сжимаясь пальцами рукоять, чувствуя что еще чуть-чуть и мои кости начнут ломаться, я потянула его назад, с ужасом ощущая насколько глубоко внутрь успело зайти лезвие.       -Тогда ты будешь гнить вместе с ним.       Голос в моей голове прозвучал не зло, не разочарованно, а наоборот — довольно. Будто он радовался, что его победа в этом сражении не будет такой легкой.       Я поняла, что всё это время делал лис, только когда ручей из раскаленного металла сделал вокруг нас очередной круг и замер. Только лишившись предательского лезвия в своей спине оборотень наконец смог сосредоточиться на том, что задумал. Поток капель, слетающих с лезвия его кинжала, усилился и стал сплошным, соединив его оружие с ручьем, превратив рукоять кинжала в рукоять хлыста из раскаленного до желтезны стали.       Лис перехватил кинжал несуществующим лезвием вперед, резко поднял руку и огненный хлыст взвился над нами в огромной спирали, еще сильнее закручивая огненный ураган. Одно резкое движение, один взмах, один оборот, один резрезающий воздух щелчок, и конец хлыста устремился к колдуну.       Я ожидала, что удар хлыста разобьет его защиту, собьет его с ног, или сломает его руки, или разобьет все кости в его груди. Вместе этого, едва коснувшись его головы он ни на мгновение не замедляясь продолжил стремиться к земле. Огненный хлыст даже не рассекал его, а разрывал тело колдуна на части, раскидывая куски во все стороны и обращая в кровавое месиво даже то, чего не коснулся вовсе.       Когда же хлыст коснулся земли, то передо мной словно ожила сцены из старых фильмов о войне, та в которой до земли долетела авиационная бомба. Раздался оглушающий взрыв всколыхнувший и землю, и подменивший собой воздух огненный ураган. Всё вокруг содрогнулось от этого страшного удара. И тогда же ввысь ударил исполинский фонтан из черного песка и камней.       А потом, всего через пару секунд, и хлыст и огненный ураган угасли, сначала обратившись в лоскуты пламени, словно догорающий последние секунды своей жизни газ, а затем и исчезли вовсе. Я чувствовала — у лиса не было больше сил поддерживать их существование. У него едва были силы, чтобы устоять на ногах. Остался только защищающий нас круг огня, но и он был едва виден.       Когда же поднятая взрывом земля и пыль осели, то у меня не нашлось человеческих слов, чтобы выразить то облегчение и радость, которые я испытала. Всё, что я смогла, это издать на выдохе странный радостный звук, ни то смешок, ни то восторженный всхлип — на том месте, где был многорукий колдун осталась только глубокая воронка обожженной земли. Такая, которая бывает после взрыва настоящей бомбы. Остались только мы, усеянная стеклом раскаленная земля, окружающий нас лесной пожар и затянутое черным дымом небо.       Наслаждаться этим мешало только одно — нож, с которым я изо всех сил пыталась справиться, и не думал прекратить свои попытки освободиться. Вот только теперь он вёл себя по другому — нацелив мне в живот остриё он медленно отдалялся от меня, словно невидимый убийца заводил руку назад, чтобы потом нанести удар, и я ничего не могла с этим поделать. А еще я чувствовала, что настроение ножа изменилось. Он больше не хотел резни, не хотел разделять на части всё подряд. Теперь он хотел только одного — убить меня. И не просто убить, а воткнуться в меня так глубоко, как сможет, и выпотрошить, как рыбу. Нож хотел, чтобы я увидела свои внутренности, хотел, чтобы я увидела, как сама устроена изнутри.       Мне вдруг показалось, что лис начал заваливаться на меня — я стояла к нему боком и его спина на несколько секунд уперлась мне в плечо.       -Цыра, -тяжело произнёс, или скорее выдохнул лис, будто задыхаясь после долго, изматывающего бега.       -Что?! -мне было не до него — всё моё внимание было сосредоточено на кинжале, который готовился нанести мне удар и игнорировал все мои попытки хоть как-то его остановить.       -Цыра, -снова позвал он, будто не слышал меня. -Если огонь погаснет — беги. Поняла? Беги до самой реки и дальше, сколько сможешь. За тобой он не погонится, ты ему не нужна.       -Что?! -по моей спине пробежал холодок страха. -От кого бежать? Ты же его убил!       -Его нельзя убить, -еще тяжелее ответил лис. -Он бессмертный.       «Бессмертный». От одного этого слова всё во мне сжалось, но прочувствовать это я не успела, потому что уже в следующую секунду произошло нечто иное, новое, что-то такое, чего еще не было сегодня, даже учитывая все те чудеса, и все те ужасы, что я уже увидела.       Мне показалось, что что-то у меня внутри застонало от боли, словно саму душу скрутило судорогой от неестественности происходящего. Земля и воздух каким-то непостижимым образом пришли в движение, из ниоткуда появился и тут же исчез огонь, облака дыма от пожара начали струиться по небу в обратную сторону, словно впитывались обратно в пылающие деревья.       А затем случилось нечто такое что я едва смогла осознать — в том месте, где меньше минуты назад был колдун словно начало искривляться пространство и время, будто кто-то отматывал назад фильм и всё возвращалось на то место, где было. Песок, земля, камни, пепел, всё по крупинке с неестественной скоростью вернулось на свои места, не оставив от воронки и следа, а затем, по кусочку, из капель крови и обрывков плоти, собрал себя и колдун.       Мне хотелось выть, как должно быть хотелось этого человеку, чья шея уже была зажата деревянными тисками и теперь ждала падения лезвия гильотины. У меня было ощущение, что я снова переживаю уже виденный ранее ночной кошмар. Иван снова стоял перед нами. Невредимый, неподвижный, но излучающий силу и ужас, как коварный горный пик.       Пускай он даже был теперь в другом облике, в том самом, в котором он явился мне лично — крепкий и высокий мужчина, одетый в черное по моде середины девятнадцатого века. Он не казался злым, жестоким или сумасшедшим, скорее наоборот — это был высокий, крепкий и широкоплечий мужчина с умными глазами на точеном и даже красивом лицо, которое было обрамлено мужественной широкой челюстью. Всем своим видом он олицетворял высокородность, статность и ум, но почему-то от его едва заметной, самодовольной, хищной и голодной улыбки мне хотелось плакать. Он смотрел на нас с интересом, даже с уважением, но с тем уважением, с которым смотрят на жертву, за которой было интересно гнаться, и которую пришло время есть.       -И ты, шавка, смеешь упрекнуть меня в бойне? -изображая искреннюю оскорбленность, усмехнулся колдун в черном фраке, манерно складывая руки под широкой грудью, вот только за театральностью едва скрывалась злоба.       Колдун больше не говорил с нами через землю своим замогильным голосом чудовища, которое было похоронено глубоко под нами. Он обладал сильным и звучным голосом оратора, который привык вдохновлять речами и повелевать толпой. Ровно как и с легкой руки приговаривать к смерти.       -Что ты отдал за неё? -сказал он смотря на каменную руку лиса. -Скольких сжег заживо, чтобы эти мелкие божки бежали к тебе, как дрессированные, по первому твоему зову?       -Будь уверен, -всё так же тяжело, но не скрывая злости ответил лис, -тебя я тоже сожгу. Может не сразу. По кусочку за раз, но сожгу.       Колдун весело усмехнулся, будто не смог подавить кашель, и его лицо растянулось в широкой, радостной улыбке, полной ровных белоснежных зубов. Улыбка становилось шире, смешок постепенно перерос в тихий, радостный, даже счастливый и сотрясающий его хохот, но от которого веяло скрытым безумием и яростью.       -Ты хорош, шавка, -весело сказал колдун грозя лису указательным пальцем, -признаю, даже очень хорош. Мало кто держался так долго как ты, к тому же в одиночку. Все кто были до тебя кстати здесь, с нами, у нас с тобой под ногами.       Его лицо вдруг изменилось, за одно мгновение лишившись всякого выражения, словно одна картинка сменила другую. Одновременно смолкли и все звуки. Стало так тихо, что я слышала как бьется, отбивая нечеловеческим ритм, сердце лиса, не говоря о моём собственном. Было так тихо, что я слышала как разбиваются о землю капли крови соскальзывающие с лезвия удаляющегося от меня ножа.       Казалось время замедлилось, практически остановилась. Летящие по воздуху черные острова дыма нерешительно застыли, а танцующие и пожирающие оставшиеся деревья языки пламени очень нехотя исполняли свой танец.       Лицо колдуна ожило, словно начало закипать как смола телесного цвета, и начало покрываться пузырями и волнами, как если бы под ним, в глубине черепа, разгорался огонь.       -Но неужели ты думаешь, -произнесла каждая клеточка тела колдуна полным ярости и отвращением голосом, -хотя бы на секунду допускаешь, что ты можешь одолеть меня? МЕНЯ?! БОГА ТЬМЫ!       Его голос прогремел с такой силой, с какой, наверное, взрывается вулкан. Земля и дым вздрогнули, дожирающий деревья огонь попытался отстраниться, а мои голова, грудь и барабанные перепонки на мгновение наполнились такой болью, которую можно назвать только агонией. На несколько долгих мгновений звон в моих ушах стал единственным звуком, который я слышала.       От защищающего нас круга огня остались только водящий вокруг нас хоровод блеклые искры.       -Нет, не думаю, -слабым, полным горечи голосом, словно признавая своё поражение, ответил лис после нескольких секунд молчания, -но думаю, что ты, очень привязан к этому месту.       Впервые я увидела на лице колдуна замешательство, удивление. Шок, смешанный с отвращением, словно ребенок разгадал загадку заданную взрослым, на которую тот и сам не знал ответа. И тут же, словно отвечая на слова лиса, мир вокруг нас обернулся непроглядной тьмой.       -Сейчас, Цыра, давай! -закричал лис расставляя руки и наполняя защищающий нас огненный круг новой силой.       Для меня же не было никакого сейчас, и дать мне тоже было нечего. Нож продолжал удаляться от меня, готовясь к броску, и совершенно не обращал внимание ни на мои попыткики его хоть как-то замедлить, ни на колдуна, готового обратить его в пыль вместе с нами.       Тьма скрутилась в миллиард жгутов, которые обратились миллионом черных копий, каждое из которых было направлено на нас. Колдун решил убить нас тем же оружием, что лис пытался убить его.       Вновь окружившую нас тишину разорвал один единственный звук, одно единственное слово, сорвавшееся с губ колдуна, как приговор — «умрите». Словно услышав его все сотканные из тьмы копья устремились к нам, готовые стереть с лица земли даже то место, где мы стоим. И тогда же, в тот же самый момент, мечтающий обо мне нож в моих руках решил, что он убьет меня раньше, чем это сделает Иван и его колдовство.       Он замедлилась всего на мгновение, на крохотную долю секунды, перед тем, как броситься на меня, и сделав это он устремился ко мне со скоростью пули. Не знаю, как, каким чудом я избежала этого удара. Я не чувствовала в себе таких сил, даже больше — знала, что их нет, что их едва хватает не выпустить этот проклятый кинжал из рук. И всё же я смогла, пускай и не до конца.       Я почувствовала как пролетающее мимо меня лезвие с жадностью и пылающей ко мне ненавистью беспрепятственно вспарывает кольчугу, подкольчужник, футболку. И мой живот. И почему-то в этот момент я думала не о боли, которой практически не чувствовала, и не о том умру я от этой раны или нет, а том, что об открытых купальниках я могу забыть. Что воспоминание об этом дне я пронесу на себе всю оставшуюся жизнь.       Когда оборотень вновь изо всех сил выкрикнул моё имя я обеими руками вцепилась в рукоять пролетающего мимо меня кинжала, чье лезвие теперь было красным и от моей крови, и вместе с ним упала на землю, со всей оставшейся в моих руках силой вгоняя его в единственную непрежденную колдовством землю.       Мне показалось, что где-то глубоко внизу произошел взрыв. Он не издал ни звука, но я ощутила как в толще земли высвободилась огромная, разрушительная мощь, которая тут же устремилась к поверхности. Только тогда родился грохот. Вместе с ним окружающая нас земля просела, поднялась и просела вновь. Из земли, там где были входы-ловушки, предназначенные для конструктов и несчастных непрошенных гостей, забили фонтаны из песка, грязи и камней, один из которых приземлился у самой моей головы. Центр поляны, где был ход в твердыню Братства, обрушился с невероятным грохотом, образовав зияющий провал, к которому, словно к центру воронки, вели покатые склоны.       Тьма расступилась, готовые разорвать нас копья, так легко преодолевшие оберегающий нас огнь, не долетели до нас каких-то полметра и стали дымом, прошедшим сквозь нас и не причинив нам вреда. Остался только колдун, который обескураженно смотрел то на оборотня, то на меня, то на свои руки, которые с каждой секундой становились всё более прозрачными и всё больше теряли очертания.       Казалось будто распадающийся на клочки дыма, с искаженным злобой и одновременно спокойным лицом, колдун произнес что-то, словно обещание, но так и не смог издать ни звука.       -Проваливай в ту дыру, из которой вылез, -саркастичным, но полным усталости голосом произнёс лис, сумевший всё-таки выдавить из себя надменную улыбку. -Тоже мне «бог тьмы».       Иван произнёс еще одну беззвучную фразу, а затем окончательно потерял человеческие очертания, превратившись в большое, полупрозрачное облако черного дыма. Лис неотрывно следил за возносящейся вверх чернотой, пока она не поднялась на высоту макушек деревьев и не начала улетучиваться куда-то на восток, сливаясь с дымом лесного пожара и окончательно исчезая из виду.       Едва облако исчезло оборотень набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул через сжатые зубы, будто готовясь к очередному усилию, а затем поднял над головой свою каменную руку. Он закрыл глаза и начал беззвучно произносить что-то едва заметно шевеля губами. Пальцы поднятой вверх руки резко сомкнулись со звуком упавшей груды камней и огонь поедавший окружающие нас остатки леса вздрогнул, как от резкого порыва ветра.       Не поднимаясь с земли я смотрела на это и вновь с трудом верила своим глазам — огонь отделился от деревьев и земли, становился текучим, как вода, и нессё к нам со скоростью потока горной реки. Когда же эта воющая и бушующая красная, рыжая, желтая и синяя масса добралась до нас, она стала закручиваться вокруг руки лиса в огненный вихрь, чьй острый пик устремилось в небо пламенным копьем, которое, казалось, едва не достает до облаков.       Когда огонь иссяк, то в лесу, куда бы я не посмотрела, не осталось ни единого языка пламени, ни одного тлеющего уголька или искры. Начатый Шамой лесной пожар словно умер, оставив после себя только дым, редкими и слабыми черными струями поднимающийся над обугленными деревьями и почерневшей землёй.       Но стоило столбу пламени иссякнуть, то вместе с ним будто иссякли и силы оборотня. Он выронил кинжал, сделал несколько неловких шагов в сторону и начал заваливаться на бок, и только в самый последний момент смог удержать равновесие и вместо того, чтобы упасть опустился на одно колено.       Шипя и булькая от боли сквозь сжатые зубы, он дрожал всем телом и пытался схватиться за свою каменную левую руку когтями правой, но будто боялся к ней прикоснуться, словно она была обнаженной раной, и только сжимал и разжимал над ней дрожащие когти. Из-под провалов под чешуйками уже давно не шел огонь, но теперь из них начала течь кровь, и течь обильно. Словно раскаленная она бурлила и пузырилась, а над ней поднимались едва заметные потоки пара.       Перевернувшись на спину и прижимая ладонью кровоточащую рану на животе, я посмотрела на оборотня, и только чтобы увидеть его перекошенное от боли лицо, и обнаженные, до скрежета давящие друг на друга зубы. Он стонал от боли и одновременно изо всех сил старался этого не делать.       -Эй, -произнесла я и едва узнала свой слабый голос, -ты как?       -Я в порядке, -на быстром вдохе и не разжимая зубов прошипел оборотень.       -У тебя кровь идёт…       -Я сказал — я в порядке! -злобно ответил лис и резко повернул ко мне голову.       В груди у меня что-то ёкнуло. Впервые с нашей первой встречи я видела его таким. Оскаленные зубы казались острыми, как ножи, глаза блестели злостью. Он будто готов был разорвать меня, стой я немного ближе к нему, или будь у него чуть больше сил.       А затем мне вдруг показалось это настолько забавным, что я бы наверное улыбнулась, будь на то силы. Стонать от боли, и скрывать это изо всех сил. Убеждать всех, и даже себя самого, что всё в порядке, и истекать кровью. Прогнать от себя даже тех, кто хочет тебе помочь, но не признаваться в своей слабости. Это было так по-человечески, и так по-мужски.       Лис отвернулся от меня. Резко, словно стыдливо или испуганно прячась. Его кровоточащая рука теперь просто безвольно свисала вдоль туловища, словно он потерял над ней контроль. Чешуйки медленно опускались, закрывая уходящие вглубь руки провалы, но даже из-под них продолжала идти кровь, которая медленно стекала по его руке и капала на выжженную землю.       В слабом рывке поднявшись на ноги и издав еще один болезненный стон, лис осмотрелся и поднял оброненный им кинжал, неловким движением спрятав его в ножны на пояснице. Он нервно осмотрелся, словно хотел убедиться, что мы одни, а затем опустился возле меня на колено, изучая мой окровавленный живот и избегая смотреть мне в глаза.       Из лежавшего рядом рюкзака он вытащил моток бинта, но размотать одной рукой не смог и просто дал его мне в руку:       -На, прижми, только не очень сильно, -сказал лис через всё еще сжатые зубы и чуть дрожащим и шипящим голосом.       Не дожидаясь ни моего ответа, ни реакции лис поднялся и протянул мне руку, желая помочь мне подняться. Когда я помедлила он в пару быстрых движений поманил меня собирающимися в кулак пальцами:       -Вставай, -устало и отрывисто прогудел оборотень, -нам нельзя здесь оставаться. Он ведь может найти способ вернуться.       Мысль о том, что Иван всё жив, заставила меня собраться с силами и протянуть руку лису. Когда моя ладонь оказался в его когтях и он потянул меня за руку, то из меня тут же вырвался громкий стон, скорее задавленный крик от приступа рези в животе.       -С тобой всё будет в порядке, -практически зло сказал лис, словно я была ребенком, который ушиб палец, но страдал от этого так, будто сломал ногу. -Это просто глубокий порез. Пойдём.       Выпустив меня из своей хватки и сделав нетвердый шаг, лис, трясущейся от напряжения рукой, сначала закинул за спину свой рюкзак, а затем вытащил из земли свой второй, едва не убивший меня кинжал. На долю секунду он вспыхнул, очищаясь от земли и моей крови, и оборотень, болезненно поморщившись, спрятал его за спину, вернув его к его близнецу.       Я же в это время ценой немалых и болезненный усилий вытащила свой меч из земли и запихнула его за пояс. Ножен у меня не было — я выбросила их еще тогда, когда лис открывал дверь в подземелье, так что если их не испепелил огонь, то они провалились под землю. И пускай теперь меч бы в них даже не вошел, но бросать его я точно не собиралась. Я слишком многим была ему обязана.       -Пошли, -снова поторопил меня оборотень и не дожидаясь моего ответа направился к краю поляны, почему-то чуть прихрамывая.       Я поплелась за ним, с трудом переставляя ноги и смотря на его спину, и метущий землю, покрывающийся копотью и грязью хвост. Этот момент я представляла себе совсем другим. Мы выжили. Кажется даже выжили там, где не должны были. Мы победили, но я не чувствовала никакой победы. Не было радости, не было ликования, не было желания праздновать эту победу и залить её алкоголем. Было желание всё это забыть, как пришедший в реальность лихорадочный ночной кошмар.       Всё это начало казаться мне забегом, в котором я превозмогая всё, даже то, что превозмочь не надеялась, сумела добежать до финишной черты. Вот только меня никто не встречал на финише, не было аплодисментов, взлетавших в воздух блёсток, награды или венка победителя. Сразу за финишной чертой ужасающей стометровки словно начался марафон, о длительности которого никто не спешил мне сообщить.       Мне хотелось домой. Забраться в нору, зализать раны и дождаться того момента, когда об этом кошмарном дне я смогу вспоминать с улыбкой. Рана же моя действительно оказалась не опасной — кровоточила сильно, но это действительно был просто глубокий и длинный порез, к тому же с очень ровными краями. У меня в жизни были травмы и серьезнее, но пренебрежительное отношение лиса все равно меня немного задело. Впрочем, сам он кровоточил гораздо сильнее меня.       Покинув поляну и пройдя по выгоревшей опушке мы довольно быстро попали в часть леса до которой огонь добраться не успел. Мы даже нашли брошенный мною рюкзак, вот только за это время так больше и не сказали друг другу ни слова. Лис заговорил первым:       -Ты меня извини за то что я, ну, огрызнулся на тебя, -нехотя, словно через силу произнес оборотень, как не желавший извиняться ребенок. -Я иногда бываю… неприятным.       -Проехали. Думаю у нас у обоих был не лучший день, -я попыталась усмехнуться, но вышло плохо, было больше похоже на кашель, который болью отдавался во всём теле, и особенно в животе.       -Как твой живот? -участливо поинтересовался оборотень и скосил на него глаза, посмотрев на меня вполоборота головы и направив в мою сторону ухо.       -Болит, -мне не страшно было в этом признаться, гораздо страшнее для меня было с болью не справиться. -Но пройдет, бывало и хуже. Я хотела спросить…       Мой голос неожиданно ослаб и сорвался, словно меня схватили за горло:       -Он же… больше не вернётся, да?       -Не должен, -серьезно, но не очень уверенно ответил лис.       -Но он ведь всё-таки не умер, да? Окончательно не умер?       -Нет, -теперь в его голосе была уверенность, и уверенно очень нехорошая.       -Что он вообще такое?       -Не знаю. Он как… оторванный от тела дух, который может воплощаться, или… Не знаю как объяснить, -оборотень отвечал загнанно, словно этот вопрос действительно для него много значил, а он не знал на него ответа. -Не представляю как вообще такое можно с собой сделать. Если бы я это не видел, то ни за чтобы не поверил, что такое возможно. Помню ты спрашивала что в Черной книге? Ну так вот тебе пример.       Мы больше не говорили. Мне не хотелось это обсуждать, даже вспоминать не хотелось, да и сил на это тоже не было, по крайней мере у меня. К лису же постепенно возвращались силы. Сначала из-под чешуек на руке перестала течь кровь, а затем, в какой-то момент, его рука приняла свой первоначальный облик, хоть и продолжала бессильно болтаться, как неживая.       А вот мои силы, напротив, только иссякали. Никогда еще мой меч, кольчуга, одежда и обувь не казались мне такими тяжелыми. Через какое-то время приходилось делать усилие, чтобы просто сделать шаг, как и не замечать боль в руке, которая казалась самой тяжелой частью тела и тянула к земле так, словно в ней была не кровь, а свинец. Всё во мне молило об остановке, о привале, но гораздо больше мне хотелось оказаться как можно дальше от этого места.       После того как я очередной раз снизила темп лис очередной раз предложил забрать у меня рюкзак, который, казалось, весил уже не меньше тонны. Он спрашивал не впервые, но в этот раз явно не был намерен терпеть отказ, а я не стала спорить. Потом он забрал у меня кольчугу. Потом, после небольшого спора, я отдала ему и меч. А вскоре я уже просто шла опираясь на него всем телом. Скорее даже волочила ноги.       Когда я поняла, что еще немного и у меня уже не будет сил даже просто сделать шаг, я предложила ему ненадолго остановиться под одним из ветвистых дубов. Теперь уже не спорил он.       Он поставил меня у дерева, как пьяную, чтобы я не упала, и пока он услужливо одной рукой раскатывал мой спальник и мягкую туристическую пенку, меня заняла внезапно, как холодный ветер, ворвавшаяся в мою голову мысль — «Если я сейчас лягу, то уже больше не встану. Если я остановлюсь сейчас, то здесь я и умру».       От этой мысли всё внутри похолодело, словно я стояла по пояс в ледяной воде. Горло сжималось так, что я не могла произнести ни слова, словно на нём снова была когтистая рука лиса, как тогда, давно, в том лесу у моего дома, до которого теперь были не сотни, а тысячи километров, но стоило прозвучать предложению лечь и я не смогла отказаться, потому что я перестала отличать усталость от боли.       Лежа на земле я пыталась рассмотреть небо через крону дуба. Я наслаждалась покоем, отсутствие нагрузки и необходимости куда-то идти и что-то делать, и одновременно была максимальна далека от понятия наслаждение. Да и покоя, наверное, тоже. Даже лежа я не чувствовала, что отдыхаю. Лис сидел рядом со мной, словно доктор, опустившись на колени. В какой-то момент он развел рядом костер, а я этого даже и не заметила. Только обратила на него внимание, когда затрещали искры.       Он буквально ухаживал за мной. Помог мне лечь, без него бы я и это сделать не смогла, обработал рану на животе, спрашивал нужно ли мне что-нибудь, а потом просто сидел рядом и напряженно читал что-то в своём телефоне. Будто листал книгу, в которой отчаянно пытался что-то найти. И судя по его лицу, всё что он находил, было не тем, что он искал.       -Откуда у тебя эта рука?       Не знаю, зачем я это спросила. Мне не хотелось говорить, но хотелось отвлечься от мысли, что я увядаю. Я чувствовала это, и была уверена, что и он тоже это чувствует. Я видела это в его сосредоточенном и практически печальном взгляде, который неотрывно меня изучал, как только отрывался от телефона. Он словно искал во мне неполадку, которую можно исправить.       Лис ответил не сразу. Он вздохнул и посмотрел куда-то за горизонт, будто совсем не хотел об этом говорить, а то вообще вспоминать, но отказывать мне всё-таки не стал:       -Как-то раз мои друзья попали в беду, и мне нужно было им помочь, -тяжело произнес он, посмотрев на свою руку, к которой практически вернулась подвижность, но которую он предпочитал не беспокоить. -Но помочь я не мог — не было сил. Потом я нашел где эту силу взять, но у неё была цена. У всего всегда есть цена. Я заплатил. Остальное не важно.       -И ты правда сжег кого-то ради неё?       -Тебе бы они не понравились, -после недолгого молчания ответил Шама, который старательно избегал моего взгляда. -Давай не будем об этом. Это было давно и мне не хочется это вспоминать.       Больше мы не говорили. Или я не помню, как мы говорили, потому что я не запомнила и как наступила ночь. А еще всё было так, как и обещал живщий в черном камне призрак — я мучалась. Мне не было больно, но было так плохо, что я… страдала. Другого слова для такого состояния я не знала.       Внутри у меня всё леденело, а снаружи меня будто обливали кипятком. Я не могла спокойно лежать, я не могла спокойно вдохнуть или выдохнуть, не могла есть или пить. В какой-то момент меня начало выворачивало. Наизнанку, наверное каждые пять минут. Все суставы, все кости болели, постоянно сводило мышцы. Мне постоянно казалось, что по мне что-то ползет или перебирает тонкими, острыми, как иголки, лапками, словно по мне бегали сколопендры. Несколько раз я открывала глаза и на секунду видела, словно из моей пораненной руки растут мерзкого вида грибы. Каждый раз я стряхивала их с руки и они болезненно отрывались от неё, словно пустив корни, и только потом я понимала, что это мне просто кажется.       Лис старался мне помочь. Он снова давал мне съесть и выпить какие-то мерзкие вещи, которые моё тело практически сразу отвергало. Читал надо мной какие-то заклинания, даже рисовал на мне то моей кровью, то даже своей кровью, но всё было тщетно. На короткие, но сладкие мгновения, то, что мучило меня, покидало моё тело, словно засыпало, но потом возвращалось вновь.       Порой я начинала видеть и слышать странные вещи. Шепчущиеся друг с другом голоса, летающие по небу большие голубые светлячки, как ночь становилась то светлее, то темнее. В один момент мне даже показалось, что оборотень с кем-то говорит, даже кричит:       -Ну и чего вы здесь все собрались, как бараны? Вы свободны! Валите на хрен!       Тогда я открыла глаза и на секунду на пустой поляне мне привиделась огромная толпа серых человеческих силуэтов которые окружили нас и будто чего-то молчаливо ждали. Или просто смотрели на нас.       -Ты же говорил… Что всё пройдет, -тихим шепотом произнесла я, когда на короткое время нашла в себе силы, чтобы хоть что-то сказать. -Что-то, что ты тогда сделал, поможет.       Я не хотела этого говорить, и не хотела его ни в чем обвинять. Это была просто слабость. Мне даже вспомнились его слова, когда мы говорили об убитом им зайце — «Плоть слаба». Я знала, что сама согласилась на всё это, и что он отговаривал меня, и что предупреждал о том, что может случиться, и всё же эта слабость пробила себе дорогу. Мне было плохо. Мне было страшно и обидно. Обидно, что моё приключение, о котором я так мечтала, обрывалось так. Что я перебила полчище ходячих мертвецов, выстояла, пускай и за чужой спиной, перед Иваном, и теперь просто умирала под этим чертовым деревом. Мне хотелось плакать, но я изо всех сил не хотела показывать ему мои слёзы.       -Я, -лис запнулся, впервые с трудом подбирая слова и избегая смотреть мне в глаза, -Я всё исправлю, обещаю. С тобой всё будет в порядке. Эй, -лис фальшиво улыбнулся и легонько толкнул меня кулаком в бедро. -Ты что, здесь помирать собралась? Вот еще. Давай не раскисай, надо просто перетерпеть.       -Эй, -позвала я лиса, потому что в какой-то момент совсем перестала его видеть и даже понимать где он находится.       -Что? -мгновенно отозвался оборотень.       -Кем был тот враг, что вас победил? Тогда, давно.       -Ты правда хочешь об этом поговорить? -натужно ответил он.       -Мне не о чем больше говорить.       Какое-то время лис молчал. Может быть минуту, может быть час, а может и вовсе ответил сразу. К этому моменту я уже утратила чувство времени.       -Человеком, -голос лиса прозвучал тяжело и задумчиво. -Просто человеком, который посчитал, что раз героев нет, то им должен был стать он сам.       -И что он сделал? -мне казалось, что я видела звезды, хотя от них меня укрывала крона дерева, и всё же я видела их, необъятная россыпь белых и голубых точек среди черноты.       -Он пришел к Всполоху и сказал, что они достаточно попили человеческой крови, и чтобы они убирались, -лис усмехнулся, но не весело, скорее иронично, с горчинкой и сожалением. -Они ответили, что уважают его смелость, но что лучше убраться ему, и всё будет хорошо. Но он не желал отступать, и решил ударить первым. И бросил бомбу в их карету. Двое погибли, двое покалечились. Наверное думал, что это убедит их уйти, или испугает. Он ведь тоже был не последним человеком. Умный, богатый, решительный. Простой торговец, но который никогда не боялся драки. Он готовился к войне. Готовился защищать собственность, и нападать тоже. Нагнал людей, вооружил, обучил. А они просто подожгли его дом. Подожгли, пока он в нём спал. Он выжил, а его семья нет. Не знаю, что тогда случилось, но в ту ночь человеком он быть перестал, и с тем что из него получилось, или с тем, что от него осталось, Всполох уже справиться не смог.       -А что с ним стало потом?       -Потом? Потом он еще долго следил, что в «его стране» не было ни одного из нас, нигде. И в этом он преуспел.       -Так и чем всё кончилось? Что с ним стало?       -Он давно умер, -медленно, будто эти слова были тяжелыми камнями, ответил оборотень.       Может это было в следующий момент, может быть нет, не знаю, я часто словно засыпала на какое-то время, словно проваливалась в беспамятство. Когда я очередной раз очнулась я видела как лис держал и чуть приподнимал мою руку, к которой по воздуху, словно вода, струился огонь из разведенного прямо рядом со мной костра. Огонь обвивал мою руку, проникал в мою кожу и вырывался из неё дугами, слово солнечная корона, но я ничего не чувствовала. Я вообще едва ощущала собственную руку.       -Может… её просто отрезать? -скрипя сердцем и зубами тихо произнесла я.       Эти слова давно крутились у меня на языке, но каждый раз когда я собиралась их произнести зубы сами собой смыкались, едва не прикусывая мне язык. Я не представляла себе жизнь без одной руки, тем более без правой. Это был мой кошмар и страшный сон, о котором я боялась даже подумать, но умирать я хотела еще меньше.       Лис посмотрел мне в глаза и по его взгляду я поняла, что он прочувствовал всю глубину моего отчаяния, и чего мне стоило произнести эти слова.       -Это не поможет, -медленно произнес он, и вместе с его словами тянущийся от нового костра огонь отступил от моей руки. -Я всё сделаю, не волнуйся.       Я снова провалилась в беспамятство и снова очнулась, когда, видимо, почувствовала, как лис уходит. Я открыла глаза и увидела, как он действительно удаляется в темноту.       -Не бросай меня здесь, -сорвалось у меня с языка.       Лис обернулся и мне стало непереносимо стыдно и горько. Я хотела попросить, может быть даже потребовать, а вышла мольба.       -Да я не бросаю. Ты что? -он чуть улыбнулся, видимо это должно было меня приободрить. -Хочу набрать для тебя немного воды, тут неподалеку ручей есть.       -У меня в сумке есть вода, -сказала я и собственный язык показался мне суше наждачной бумаги.       -Ты давно её выпила, -виновато ответил лис.       Не помню, что было после. Помню, как снова очнулась от того, что меня что-то беспокоило, что-то дергало и не давало мне быть в беспамятстве. Когда я открыла глаза, то увидела лиса. Он раздевал меня. Медленно стаскивал с меня футболку, поднимая вверх мои руки.       -Что ты делаешь? -даже я едва расслышала свой голос.       Лис не ответил. Я хотела попытаться отбиться от него, но едва могла шевелить руками. Я протестовала не потому, что он меня обнажал, у меня уже не было сил бояться наготы, а потому что его глаза были полный какой-то страшной, холодной решимости.       Я моргнула. Просто закрыла и открыла глаза, но в следующее мгновение на мне уже не было ничего. Я лежала на спальнике без одежды, а рядом сидел лис с бесстрастным лицом. И посыпал моё тело синими кристаллами. Сапфировой солью. Похоронным порохом.       Я чувствовала каждую упавшую на меня частичку, словно это были булыжники. Они были холодные и острые, и каждая впивалась в тело как ледяная игла. Я слышала, как они падают, и это было словно слышать, как твою могилу, свежую, еще сырую, присыпают землёй.       Я снова моргнула, а когда открыла глаза, то он уже держал меня на руках, а у меня не было даже сил поднять свисающие плетьми руки. Я отвела глаза от лица лиса и увидела, что на поляне перед нами были разведены одиннадцать костров. Они были расставлены так, словно находились в углах странной геометрической фигуры, в центре которой было усеянное алыми углями пепелище.       -Пожалуйста, не надо! -я старалась прокричать это изо всех сил, но получился лишь слабый, едва различимый шепот. -Я еще могу справиться!       -Нет, -медленно покачал головой оборотень, -не можешь. Прости.       -Пожалуйста, -произнесла я одними губами.       Лис меня не слушал, даже не смотрел на меня. Медленным шагом, тоже обнаженный, он приближался к пепелищу, неся меня руках. Оказавшись в центре костров он аккуратно перехватил меня под спину обеими руками и поднял высоко над собой, держа меня одними пальцами.       Его громкий, раскатистый, требовательный голос заполнил собой окружающую нас темноту, тишину которой нарушало только потрескивание искр. Он зачитывал что-то, но то были не слова, а сливающиеся в какофонию звуки, даже часть которых я не могла запомнить. Сложные, извивающиеся, шипящие как змеи, и рычащие, как дикие звери, они стремительно проникали в мою голову и тут же стремились её покинуть, словно созданные не для моего слуха, или не для моего разума.       Огни высоких, с человеческий рост, костров, которые тянулись к небу словно пламенные кинжалы, дрогнули, а затем от каждого костра к соседнему потянулась струящиеся по земле огненные реки, которые сформировали причудливую геометрическую фигуру. А потом, в едином порыве, пламя от каждого из них устремилось к лису, и ко мне.       Одно мгновение и огонь охватил моё тело, и начал пожирать его. Я почувствовала, как он впивается в меня мириадом тончайших игл, которые не упускают ни единой клетки моего тела, и закричала. Закричала от боли, от единственного чувства, которое у меня осталось, а затем я стала поднимаются к небу вместе с тем единственным, что от меня осталось — вместе с раскаленным, безжизненным пеплом.